ID работы: 8434952

Я решусь и...

Другие виды отношений
R
Завершён
40
автор
Размер:
26 страниц, 3 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
40 Нравится 19 Отзывы 14 В сборник Скачать

Часть 2. Я заранее прощаю; ты, напротив - ненавидишь

Настройки текста
      Утро второго дня после мятежа Люцифера.       Где-то среди облаков.       На Небесах впервые с самого начала Творения стояла тягучая тишина. Казалось, клубившиеся облака жадно впитывают последние звуки, испугавшись, что никогда уже не раздастся привычный перезвон Божественной музыки. Ангелы — от архангелов и до серафимов — предпочитали не обсуждать мятеж вслух: каждый погрузился в собственные мысли.       Наверное, у каждого из них было свое мнение на этот счет. Вот только после недавних событий говорить об этом вслух, не зная мнения Богини и Главного офиса, не хотел никто. Каким бы преданным ты не был, случайно сболтнуть лишнего и неправильного не хотелось: рядовые ангелы понятия не имели, что произошло с прогневившими Всеведающую мятежниками.        Между тем, Главный офис пусть и отмалчивался по поводу ужасных событий, заставивших Небеса содрогнуться, но не бездействовал. Трем серафимам, вынужденно взявшим на себя ответственность за каждое божье создание в эти смутные дни, приходилось решать множество возникших после мятежа проблем. Никто на Небесах не должен был испытывать страха или смятения: все шло согласно Непостижимому Замыслу. Любые эмоции и сомнения — удобная лазейка для крамольных мыслей. Преданным детям Ее следовало смиренно ждать дальнейших указаний, а не рассуждать. Три фигуры в длинных белоснежных балахонах должны были стать опорой Ее воли. Столпами всего Небесного порядка в это печальное время.        Хотя, конечно же, оплакивать сбившихся с пути и павших мятежных братьев позволялось.        — Я не рассуждаю о предательствах, — вымученно вздохнул Азазель, складывая холеные крылья, и по-человечески устало потер глаза. — Меня беспокоит, что архангел так легко швыряет копье в ангела. Не уверен, что другие это хорошо воспримут. Только новых волнений нам всем не хватало.        Стоявшая перед советом серафимов Михаил рассеянно моргала. Что за «другие»? Ангелы? Какие еще волнения?        — Он не был ангелом, этот херувим предал нашу Мать, — яростно возразил Метатрон и сложил руки в замок. — Милостивая сама позволила поступить с отступником должным образом. Обязанность каждого, кто Ей предан, принять это и повиноваться. Несогласные же падут.        Михаил рассеянно скользила взглядом по сероватым облакам. Херувима звали Лигур. И святое огненное копье опалило его крылья. Но серафимов не интересуют имена падших.        — Формально, тогда Лигур еще оставался ангелом, — рассеянно пожал плечами Азазель, поглаживая бороду. — И что, так и сказала: мол, Михаил, иди и потыкай копьем своего друга-херувима?        — Она вручила оружие, — гордо провозгласил Рафаил, переглянувшись с Метатроном. — Это очевидно.        Азазель тряхнул головой и выставил ладони вперед:        — Бог с вами. Убедили. Просто до ангелов донесите, что такой поступок — не повод для осуждения, а богоугодное действие, — он перевел взгляд к Михаил. — Эй, ты в порядке?        Тишина. Оглушающая и пустая. Перед Михаил рассуждали о ее же судьбе три высочайших серафима, вот только она их почти не понимала. Слова и фразы казались чужими, точно возникали в не слишком светлых и беззаботных грезах. Следить за чужими мыслями и вовсе было невыносимо.        — Я исполняла волю Богини, — глухо отозвалась Михаил. — Я преданно служу ей.        Метатрон широко улыбнулся:        — Архангелы в эти горестные дни показали себя с лучшей стороны. Что Михаил, что Гавриил сделали ровно то, что требовалось от Ее воинов, — он прищурился, покосившись на внимательно слушающего Азазеля. — Поведение серафимов же меня разочаровало…        — О, конечно, — вдруг расплылся в приторной улыбке Азазель и шагнул к Михаил: та явно с трудом держалась на ногах, постоянно покачиваясь. — Славно, что поступки каждого судит Всеведающая, а не вы или я. Пожалуй, Она тоже разочарована, и не только в павших: нам Она тоже не являлась. Письма с указаниями еще не доказывают, что Она гневается только на мятежников.        Богиня исчезла. Она не желает всех их видеть. Они ее недостойны. Но… Разве каждый не поступил так, как должен был?        — Сомневаешься в нашей беспристрастности? — нахмурился Рафаил, с достоинством поправляя балахон. Волны праведности и благодати мерцающей дымкой поползли по Небесам, когда он с явным удовольствием расправил светящиеся крылья. Слова о исчезнувшей с их глаз Богине Рафаил просто пропустил мимо ушей, как что-то незначительное.        Азазель придержал за плечи снова покачнувшуюся Михаил: та заторможенно повернула голову, непонимающе уставившись на чужие руки. Из не слишком аккуратной прически выбивались волосы, наползая в глаза: неподобающе для ангела. Материальное тело — храм, который не терпит беспорядка.        — Ни в коем случае, — предельно четко произнес Азазель, подхватывая выпавшее из крыльев Михаил перо. — Только думаю, что Небеса кажутся слишком счастливыми для тех, чьи братья повергнуты в проклятое пламя. Нам даже не известна их участь.        Не знают. Чего там знать. Она их не поддержала, она их предала, каждого из мятежников. Или нет? Разве смогла бы она убедить их лучше лживого Люцифера? Быть может, они сами желали разрушения? Разве пытались они договориться? Разве не отвергли милость Богини?        Но даже тогда вина Михаил очевидна. Она не попыталась отговорить Лигура. Он всегда казался разумным, неужели он бы не согласился, подбери она правильные доводы? Она старалась недостаточно. Ей нет прощения. Лигура не спасти. Он хуже, чем мертв. Весь его свет уничтожен. Конечно, Богиня обещала, что никто не погибнет, но речь шла только о происходящем на Небесах. Но что там, внизу? Он слаб, он наверняка лишился сил, его крылья сгорели, и он среди этих… Полных ненависти тварей, которые подняли мятеж. Омерзительных предателей. Вероломных, коварных созданий, врагов, желающих лишь разрушать. Затмить солнце, породить хаос и развалины — вот что всегда было их целью. Они готовы были уничтожить их общую Мать, Создательницу, так что помещает им избавиться от одного мятежного херувима? И теперь даже не херувима. Что мог сделать Лигур против Люцифера или Вельзевул в лучшие времена? Что он может теперь, кроме как исчезнуть?        Михаил прикрыла покрасневшие глаза, так предательски наполнившиеся влагой.        Разве она не сделала все, чего от нее требовала Богиня? Где же ее милость? Почему все случилось именно так, разве Всевидящая не знала, чем завершится мятеж? Разве не мог Лигур раскаяться? Неужели боль должна очистить их всех? Беспрерывная терзающая боль, разрывающее эфирное тело горе, вызванное преданной любовью к своим братьям.       Облако согревающей благодати вдруг окутало Михаил: перья затрепетали, чувствуя прикосновение святого и подобающего.        Сердце — нет, сама ангельская суть, — больше не тлело: подпитываемое силами серафимов, оно пылало праведным гневом. Именно мятежники сотворили все эти ужасы с Лигуром. Они подтолкнули его сойти с правильного пути. Они направили огненное копье. Они, эти твари, заслужили любой участи, что уготовила Богиня. И однажды каждому из мятежников справедливо воздастся за коварство и нечестивость.        Дрожащими пальцами Михаил заправила прилипшую к щеке прядь за ухо, случайно оцарапывая кожу сломанным ногтем. Предоставит ли Богиня хоть кому-то еще один шанс? Убережет ли тех, кто, повинуясь зову собственной чести, не смог оставить запутавшихся друзей, которые так вероломно его обманывали? Так ли велика его вина? Могла ли Михаил надеяться, что в ее павших братьях осталось хоть немного ангельского? Был ли у Лигура шанс выжить?        Невыносимо.        Азазель и не думал отходить: даром, что будучи одним из трех высочайших Небесных серафимов, он должен был выступать ее судьей. Хотя нет, не так. Судья на Небесах один — Богиня. Серафимы же, как стоящие ближе всех к Всевидящей и Милостивой, оставались лишь проводниками Ее воли. Их разум и сила позволяли лучше всех остальных приблизиться к пониманию стремлений и замыслов Богини.        — Ты заблуждаешься. Никто из нас не счастлив, Азазель, — проникновенно заговорил Рафаил, обводя нарочито-печальным взглядом облака. — Каждый разделяет твою скорбь. Сколько их, лучших серафимов, присоединилось к лжецу? А херувимов? Наши потери велики. Все мое существо терзает боль. Одна только мысль, что даже Асмодей оказался таким своевольным и вероломным. Он был умнейшим среди всех нас, и такое предательство, у самого Престола…        Никто не вспомнит темноволосого херувима с грубоватым голосом. Никто на Небесах не назовет имени, не будет оплакивать. Зыбучие пески на земле и воспоминание о развеянном в назидание за непослушание птицеящере — вот все, что останется. Зато поступок архангела, швырнувшего огненное копье в своего брата, долгие столетия будет у всех на устах.        Ей будут припоминать это до скончания времен.        Пространство перед Михаил поплыло: влажный, удушливый воздух будто загустел, превращаясь в пушистые комья хлопка. Но только на мгновение: новое, теперь уже обжигающее прикосновение чужой благодати к вискам привело в чувство. Азазель с силой сдавил плечо Михаил, удерживая от позорнейшего для архангела падения — прямо посреди облаков.        — Мы второй день это обсуждаем, — пожал он плечами, обращаясь к важно задравшим носы Рафаилу и Метатрону. — Мы давно решили, что виновных на Небесах не осталось, сошлись на мысли, что следует наградить отличившихся. Планов все равно нет, ждем исхода третьего дня и новых указаний. Признаться, чем стоять здесь, разумнее пойти к остальным и успокоить наконец. Мир не рухнул, какой бы кошмар нам всем не пришлось пережить.        — Иди, — кивнул Метатрон и хлопнул сияющими крыльями: Михаил поморщилась от обжигающего глаза света. — Небеса не могут оставаться безучастны к горестям своих праведных братьев. Успокоим их, верно. Михаил, мы обещаем, тебя ждет награда. Твой поступок достоин похвалы, а не осуждения, не терзай себя попусту. Ты достойнейший архангел…        Достойнейший. Поступила верно. Исполнила волю Богини. Так почему же тогда ей сейчас так паршиво?        Михаил и не поняла толком, когда Азазель потянул ее за собой, уводя прочь от улыбающихся серафимов.        Разве можно скорбеть, улыбаясь? Или они счастливы, что значительная часть ангелов осталась на Небесах? Но… Сколько их, других, отступило от законов Богини? Разве это не должно было ужасать творения света? Так почему они счастливы и безмятежны?        -…спуститься. Будет возможность взглянуть, как они там, — говорил ей на ухо Азазель. — Не думаю, что это приятное зрелище, но так куда проще смириться с произошедшим.        — Что? — непонимающе переспросила Михаил. Ступни тонули в мягком облаке, ноги почти не слушались. Безумно хотелось сесть — и не шевелиться больше. Никогда.        — Через три дня нескольким ангелам будет предписано спуститься, чтобы сообщить волю нашим мятежникам, — терпеливо повторил Азазель. — Не нашим, конечно, но… Не важно. Может случиться всякое, потому туда отпустят только преданнейших и сильнейших. Ты хочешь спуститься?        — Я не вхожу в число сильнейших, — глухо заметила Михаил, остановившись.        Азазель встряхнул ее за плечи:        — Зато из преданнейших, — он изучающим взглядом скользнул по лицу Михаил. — Тебе это нужно. Я устрою так, что ты пойдешь с ними. Приди в себя, у тебя не так много времени. Твой внешний вид никуда не годится, о буре в эфирной составляющей я вообще промолчу.        — Вы сомневаетесь во мне? — глухо отозвалась Михаил. Конечно: только глупец решит, что она не жалеет о содеянном.        Богиня, но она должна была, разве у нее был выбор? Крылья — святое, но разве лучше было бы ударить в грудь, наотмашь, рискуя уничтожить херувима?        — Нет, конечно же нет, — быстро возразил Азазель, отпуская ее плечи. Крылья его нервно дернулись, точно даже подобное предположение его ужасало. — Там те, кто был нашими друзьями, мы создавали вселенную вместе, это объединяет. И… Я понимаю тебя. Моих подчиненных среди павших хватает. Я до сих пор думаю, что это моя вина. Стоило быть внимательнее… Одна Вельзевул чего стоит, такой талант, и пала одной из первых. Может, Всевидящая в этот раз была слишком категорична…        От знакомого имени Михаил вздрогнула, делая шаг назад.        — Вы ошибаетесь, — упавшим голосом заявила она. — Там нет моих друзей. Они нас предали, они виновны, Богиня так решила. Никто не смеет рассуждать о выбранном Ею наказании. Ее воля — наш непреложный закон. Те, кто не согласен, упали с Небес. Или упадут. Однажды.        Вельзевул. Все крутится вокруг Вельзевул, даже сейчас. Никого не беспокоит, что случилось с Лигуром.        Михаил, едва не запинаясь, побрела прочь.        — Ты и в самом деле преданнейший архангел, — бросил ей вслед Азазель, грустно усмехнувшись. — Создательница должна тобой гордиться.

***

      За границами времени и пространства, но где-то среди звезд.        Азазель ошибался. В действительности Богиня в эти дни и не думала никем гордиться. И ничем. Ничего не приносило Ей радости — или даже освежающего приятного предвкушения грядущих событий, как это было раньше.        Не пытаясь рассуждать о чем-то серьезном, Она лишь к утру второго дня после мятежа сумела утереть слезы. Горе не утихало, но теперь будто переместилось: тлеющими углями оно буквально выжигало Ее изнутри, едким дымом отчаяния располалось даже в полузабытые уголки сознания.        Богиня без особой цели смотрела на райский сад, где, предоставленные самой себе, воодушевленно ругались Адам и Лилит. Кто бы мог подумать, что человека удастся совершенно случайно одарить таким страстным темпераментом. Жаль, конечно, что Адам с Лилит совершенно друг другу не подходят. Лилит его или загрызет, как разъяренная клыкастая зверюга, или же просто задавит собственной волей.        В расстроенном сознании Богини на этот счет вяло спорили две мысли. Можно было создать для Адама и Лилит новых людей: более подходящих по характеру. А можно было просто сжечь весь мир. Напрочь. До основания. С ангелами, с падшими, что сейчас корчились на берегах проклятого озера, с многочисленным зверьем и этим вариантом вселенной. Начать все с чистого листа. И теперь думать несколько раз, прежде чем наделять разумных существ малейшей свободой выбора.        Вот только…        Всеведающая Богиня слезы-то с трудом вытерла. А создавать что-то или разрушать… Нет, у нее решительно не было на такое сил. Пусть идет как идет.

***

      Утро шестого дня после мятежа Люцифера.       Одно из облаков архангелов.        В тишине, наполненной лишь чужими редкими всхлипываниями — не пристало даже горюющему ангелу шумно и явно выражать эмоции — Михаил брела по самому краю облака. Небеса несколько дней оставались закрытыми, не позволяя даже созданиям света перемещаться на землю. Более того, даже возможность наблюдать за происходящим внизу оказалась заблокирована. Все смотровые площадки заволокло серым густым туманом, затмевающим даже ангельское зрение. Лишь на третий день после мятежа Богиня — так и не появившись лично — развеяла туман и позволила ангелам перемещаться. У всех появилась возможность взглянуть на страдания Падших, а у избранных — как и обещал Азазель — побывать на переговорах. И ужаснуться тому, во что превратился Люцифер. Такая огромная сила — и такая невероятная ненависть, смешанная со всепоглощающей тьмой.        Рафаил на переговорах не солгал. Небеса в самом деле оплакивали каждого Падшего, пусть и не слишком явно. Бесшумно и каждый внутри себя, по большей части. Три дня до — и множество дней после. Наверное, где-то в глубине из эфирных тел скорбь останется на все шесть тысяч лет существования мира.        Небеса боялись того, что произошло. Воля Богини — уничтожить мир в пламени через несколько тысячелетий и столкнуть в новой битве ангелов и демонов — оказалась оглашена. И какой глубокой не была печаль ангелов по мятежникам, сочувствия к врагам испытывать они не могли. Не имели права.        Нельзя сопереживать врагу. Они осознанно выбрали свой путь, оттолкнув протянутую руку Милостивой и Всеведающей.        Метатрон слово сдержал: никто из ангелов не посмел открыто заявить Михаил, что осуждает содеянное ею. Но… Взгляды. Вздохи. Движения. Шепотки. Великая Богиня… Невозможно не заметить этого молчаливого осуждения.        Михаил же — каждый раз, стоило ей заметить что-то подобное, — лишь поднимала подбородок выше. Она поступила правильно. Она верой и правдой служила Богине, и если у остальных не хватало смелости поступать верно, прикрываясь моралью — это только их проблемы.        Все равно никто не поймет. Всем плевать на Лигура: им интересны только его крылья. Даже если он все еще жив, теперь он лишь один из многочисленных врагов. Еще один лжец и предатель.        Никто не знает, что с ним сейчас. Что там в Преисподней происходит, может, проклятые безумцы уже разодрали его на нити эфирной материи.        Михаил раз за разом запрещала себе о таком думать. Способа узнать наверняка все равно не было, а спуститься и спросить — самоубийство. Не письма же отправлять в Ад, да и кому? Кто ей ответит? Хастур?        На краю облака Михаил и наткнулась на Гавриила. Архангел явно прятался здесь от других, и на то были свои причины. С самого начала его благородный жест — отговорить обреченную — все восприняли с восторгом и уважением. Что уж и говорить: провалившаяся попытка Вельзевул причинить Гавриилу вред сделала из него почти героя. Всеобщего любимца, не иначе.        Сам же Гавриил на все рукопожатия и добрые слова лишь смущенно прятал взгляд. Точно не понимал, что вокруг происходит. Может, ударился, когда его отшвырнули с дороги — тогда, во время мятежа. Когда же в ответ на очередные полные восхищения речи Гавриил попытался выяснить, что конкретно случилось у Престола, пришел черед смущаться уже для его собеседника.        Восторженный, добрейший архангел — и немного глуповатый в своей наивности — Гавриил возникшей неловкости не заметил, продолжая расспросы, и собеседник спешно сбежал. Донимать архангела стали меньше, хотя и не отстали насовсем.        Но после слишком удачных для Гавриила переговоров с Падшими дурная компания восторженных и восхищающихся ангелов вокруг него снова выросла. То, как на второй план во время встречи отодвинули серафима Рафаила, понравилось многим. В конце концов, ожидаемо: по сравнению с Гавриилом, который улыбался буквально каждому встречному, гордая и надменная физиономия серафима, считающего себя важным, была сродни ведру ледяной воды на голову. Немудрено, что на Небесах — полушепотом, конечно, и безумно осторожно — посмеивались над тем, как Рафаила поставили на место (то, что это сделали Падшие, никого особенно не волновало).        Занятно, но после тех переговоров — а вернее, после его встречи с шумной толпой противоречиво веселящихся и скорбящих ангелов — Гавриила никто не видел почти сутки. На земле, конечно, никто не искал, да и вообще проверять не подумал. Ну что такого, захотелось ему, да и сидит где-нибудь в райском саду. Подобное не порицалось. А на самом деле, вот оно что: доблестный архангел прячется от других скорбящих и радующихся по краям облаков. С парой броненосцев.        Стоп. Откуда на Небесах броненосцы?        Михаил задумчиво осмотрелась и, не удосужившись даже поздороваться, уселась рядом. Какая ей разница. Она — за всей своей правильностью и уверенностью в действиях — до сих пор терзает себя вопросом, что произошло с одним из Падших.        Броненосец пискнул, запрыгивая Михаил на колени. Еще мгновение — и зверек беспардонно разлегся прямо на ее ногах, развесив большие уши.        — Поздравляю с новой должностью, — потерянно произнес Гавриил, через силу улыбаясь. — Тебе доверяют.        — Тебе тоже. И с повышением, — глухо отозвалась Михаил. — Не обязательно говорить, если не хочешь.        Гавриил почесал броненосца за ухом, рассеянно пожимая плечами:        — Я всегда говорил, еще до мятежа, — он повернулся к Михаил. — Так другим проще отвлечься. Не хочу менять привычки, это работает. А сидеть в тишине не помогает. Размышлять о случившемся — тоже. Перед глазами до сих пор стоит то, что с ними случилось.        Обожженная плоть, разодранные лица, сломанные кости. Кровь и розоватая пена на губах. Гниющие зеленоватые язвы. Пепел от сожженных черных перьев. Грязь, пыль и камни.        И все это — даже если не вспоминать, как теперь выглядит Люцифер.        — Ни к чему теперь жалеть, — грубовато бросила Михаил, нервно дернувшись. — Богиня выбрала единственно верный выход, мягкость и излишнее милосердие недопустимы. Не накажи она их, на Небесах не поняли бы, насколько серьезны их грехи. Они бы сделали с нами то же самое, если не хуже. Она бы сделала. А ты возишься с ее броненосцами.        С нескрываемым презрением Михаил фыркнула и принялась гладить до невозможности наглое животное: броненосец, довольно морщась, перевернулся на спину.        Гавриил поднял голову, уставившись куда-то дальше на небо. О ком шла речь, он прекрасно понял. Как и причины подобных недомолвок: не стоило лишний раз называть известное всем имя. Это бы не одобрили вышестоящие ангелы, как и весь разговор.        — Творения ни в чем не виноваты. До битвы еще целых шесть тысяч лет. Война и вражда могут быть разными, а воля Богини по поводу грядущей работы нам с определенностью не известна. План-то общий. К слову, — неожиданно повернулся он к Михаил, совершенно ее смущая, — ты заберешь у них свое копье, или оно само вернется к тебе?        — Я не могу пойти и просто забрать, — осторожно начала Михаил, не замечая, как броненосец елозит спиной по ее коленям.        — Почему? — недоумевающе перебил ее Гавриил. — Вещь принадлежит Небесам, уверен, если демонам объяснить…        — Они будут нам не рады, — мягко произнесла Михаил, изо всех сил стараясь смотреть на Гавриила дружелюбно, а не как на идиота. — Или ты считаешь, что с тобой все в порядке, потому что она специально ударила вполсилы?        Гавриил нервно дернулся, напугав броненосца, и глупо улыбнулся:        — Конечно же нет! — воскликнул он и помотал головой. — На это была воля Богини, вот и все. Но план-то она велела реализовывать вместе, верно?        Ошеломленная Михаил не смогла произнести и слова, только сдавленно ухнула.        Он абсолютный идиот. Или же невероятно хитрая зараза, которой может позавидовать даже Асмодей, провернувший жутчайшее вероломство под носом Богини. Но, зная Гавриила, Михаил склонялась к первому предположению.        Но был и еще один вариант. Возможно, Гавриил искал повод увидеть Вельзевул еще раз.        Господи прости. Даже звучит глупо до невозможности. С другой стороны…        Конечно же, они спускаются не к демонам. Негоже архангелам брататься с врагами. Они хотят всего лишь вернуть принадлежащее Небесам копье. Именно так.

***

       Где-то и одновременно нигде, далеко и близко, затерянная среди межзвездного пространства Богиня замерла в ожидании.        Что-то бесконечно важное происходило на земле, которую сейчас лишь слабо озарял мерцающий лунный свет. Там, внизу, у входа в Преисподнюю, демоны и ангелы говорили друг с другом, не получив на то разрешения. Придумав благовидный повод.        Имей Богиня материальное тело, она бы сейчас прикусила губу от волнения. Восхваляя своих невероятных, прекрасных, своевольных до омерзения детей, она мысленно пообещала, что если Лигур и Михаил смогут обойти эту надуманную вражду, она простит Падшего. Если он хоть немного жалеет о содеянном, Она собственным чудом очистит его крылья, вернет потерянные, позволит вновь стать херувимом и отправиться на Небеса.        Она помилует его. Это откроет дорогу к прощению каждому, кто пожелает обратиться к свету. Все снова будет также прекрасно, как и в первые дни Творения…

***

       — Майк, какого черта тебя сюда принесло? — прямо спросил Лигур, дождавшись, когда за воротами Преисподней скроется не только Вельзевул, но и Хастур. Ни капли учтивости, понимания или даже ненависти на лице: одна невозможная усталость. — Копье не отдадут, сама слышала.        — Я… Я рада, что ты жив, — с трудом выдавила Михаил, переминаясь с ноги на ногу.        На смену счастью пришло недоумение. Почему он не злится? Почему он не пытается отомстить, хотя бы ударить? Не может такого быть, что Лигуру в Преисподней позволили продолжить с ней мирно общаться. Они же враги, по всему только что сказанному Хастуром и Вельзевул понятно, а она еще и предатель в его глазах…        — Опасные слова. Навряд ли вам положено такому радоваться, — равнодушно заметил Лигур. — Одним лживым демоном больше. Мне в этом смысле легче, мои рассуждения никто не контролирует. Поздравить с назначением? Не мог же Метатрон оставить тебя без награды.        Спокойный голос Лигура вновь пробуждал в Михаил отвратительное ощущение обжигающего стыда.        — Я говорила с Богиней, копье не должно было тебя уничтожить, — Михаил попыталась оправдаться, но голос совершенно не слушался, сбиваясь на шепот.        — Не уничтожило, — равнодушно кивнул Лигур. — Я жив. Крылья потрепало. Надо было уворачиваться, а не стоять столбом. Ты убедилась, что Она тебя не обманула. А теперь уходи, Майк. Кроме Вельзевул и Хастура здесь полно демонов, которые тебя загрызут и мои возражения не послушают.        Михаил побледнела, судорожно сдавливая собственное запястье:        — Ты зол. Я не хотела…        — Хотела, — легко возразил Лигур. — И я хотел. Я же сказал, что приму твой выбор. Идиот, конечно. Но на тебя не злюсь. Откровенно говоря, мне уже плевать.        Михаил чувствовала, что закипает. Она виновата, она просит прощения — не прямо, конечно, но выражает сожаление насколько это вообще возможно между ангелом и демоном, извечными врагами, почему Лигур никак не реагирует? Почему ему все равно?        — Но ты должен, — просипела она, внутренне сжимаясь. — Ты должен злиться, иначе… Ты же демон, тебя лишили крыльев из-за меня.        Лигур вздрогнул и скрипнул зубами.        — Мы враги, так тебе удобнее думать? — глухо спросил он и, приподняв верхнюю губу, покосился на иссиня-черные небеса, обвешанные многочисленными огнями далеких звезд. — Тебе будет проще, если бы я тебя ненавидел, так? Тогда извинения ни к чему, можно было бы просто ждать апокалипсиса?        Михаил с достоинством выпрямилась, принимая оскорбленный вид:        — Мне вообще не следовало приходить…        — Вот именно, — холодно перебил ее Лигур. — Хотела успокоить совесть? Пожалуйста. Вот он я. Не жалею о своем Падении. А еще не желаю на тебя злиться, что оскорбляет твое ощущение праведности. Все, чего я сейчас хочу — чтобы меня оставили в покое. Шесть тысяч лет — и вся эта чепуха закончится. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы тогда ты ударила не по крыльям. Весь этот балаган мне дьявольски надоел. Никто не играет по правилам, только перетягивают эту книжонку с чертовым Планом. Проваливай.        Михаил мысленно поблагодарила Богиню за царящую на земле темноту: незачем было Лигуру видеть, как сильно она побледнела. Да и выступившие на глазах слезы — тоже. Зря она себя обманывала. Он не раскаивается и не сожалеет о содеянном. Ничего с ним в Преисподней не случится. Он такой же, как и все остальные демоны. Лишь еще один враг.        — Ты виноват, — до отчаяния тихо произнесла она. Горло будто перетянули удавкой: дышать архангелу необходимости не было, но эфирная энергия все равно двигалась по телу. Сейчас же ее потоки застыли, вязкой неподвижной субстанцией окутывая шею. — Ты сам пошел за Люцифером, хотя знал, что тот не прав. Если бы не это, мы оба сейчас сидели на Небесах.        — Я виноват, — позабыв недавний ледяной тон, легко согласился Лигур и заложил руки за спину. В темноте показалось, что его глаза торжествующе сверкнули. Наваждение, конечно: взгляд Лигура так и остался тусклым и лишенным жизни. — Я предатель. Тебе легче?        — Я убью тебя однажды, — Михаил закусила губу, неловко потянувшись к Лигуру. Тот дернул плечами, явно сдерживаясь, чтобы не выпустить покалеченные крылья. — В конце времен. Я глупо ошиблась. Больше не стану.        — Ангелы не лгут, так? Исправим все ошибки в последней битве. Нужно только дожить, — хмыкнул Лигур и устало улыбнулся, коротко прикоснувшись к запястью Михаил. Кожу обожгло докрасна: похоже, его эфирное тело тоже не слишком-то подчинялось после Падения. Лигур виновато одернул руку, когда Михаил чуть поморщилась. Небольшую отметину — там, где проглядывали синеватые вены, — неприятно саднило. — Не мучай себя, архангел, ты правильно поступаешь.        Михаил посмотрела наверх и облизнула пересохшие губы, одергивая рукава балахона. Он был ангелом. Он был ее другом. И когда она швырнула копье — тоже.        — Я не могу извиниться, — наконец произнесла Михаил. От одной совершенно простой и искренней фразы внезапно стало легче.        — Переживу как-нибудь, — делано нахмурился Лигур, поднимая голову. Черные небеса озарил яркий всполох: две падающие звезды рассекли тьму и, догорев, растаяли в холодном ночном воздухе. — Когда ваши изобретут что-нибудь убийственное для нашего племени, обязательно скажи. Придется вести себя осторожнее. И не приходи больше к вратам Преисподней, тебя внизу ненавидят.        — Как и наверху, — сжала кулаки Михаил и прикрыла глаза.        — Во-первых, не так сильно, как у нас, — рассеянно отозвался Лигур и широко улыбнулся, хитро прищурившись. — А во-вторых, когда тебя это волновало? Давай, Майк, проваливай уже. Хочу в последней битве сражаться с начальником небесных батальонов, а не рядовым ангелочком.        Гордо выпрямив спину, Михаил улыбнулась. То, что она сейчас ощущала, описать словами не получилось бы. Такое яркое, целостное, правильное, да и чувство вины в кои-веки ее отпустило. Конечно же, это была ненависть. Разве мог праведный ангел испытывать к врагу из Преисподней что-то еще?        Прежде, чем развернуться и пойти к стоявшему поодаль Гавриилу, Михаил скользнула пальцами по обожженной коже.

***

       Где-то далеко, в глубинах вселенной Богиня от отчаяния заставила взорваться одну из многочисленных звезд. Мерцающее облако разошлось изящными завитками, нисколько не успокаивая.        Они так цеплялись за свою надуманную вражду, с чего они взяли, что Ей так нужно их противостояние? К чему вся эта драматичность, зачем вся эта бессмысленная глупость с обещаниями уничтожить? Неужели сложно поступиться малым и наконец-то смириться с правдой? Они же оба прекрасно понимают, что между ними происходит, с чего они взяли, что обманывать самих себя — не осуждаемая Ею ложь?        Неужели Ее гордые дети так невыносимы, что просто не могут раскаяться?        Разочаровываться всегда больно, даже Создательнице. Она в них верила. В Лигура и Михаил. Они казались умнее.        Но, раз уж на то их воля, и раз уж Лигур утратил интерес к жизни, придется припасти для него особую роль — в аккурат к заявленному Апокалипсису. Принесет пользу по-другому.

***

      Девятый день после мятежа Люцифера.       Личное облако Гласа Божьего, хранителя Воли Богини       (на период отсутствия последней на Небесах)        -…заниматься своими делами, а не развлекаться, — отмахнулась Михаил от Уриил, потянувшей ее петь гимны, и одернула длинные рукава балахона: отметина на запястье так никуда и не делась. Свести ее с материального тела — вопрос одного крохотного чуда и пары мгновений, но…       Не следовало архангелам тратить чудеса на всякую чепуху. Нужно готовить Небеса к Войне, нужно приглядывать за людьми, разбираться в Ее Замысле, чтобы не приведи Светлейшая, ненароком не ошибиться.        — Михаил! — окликнул ее Метатрон, что-то показывавший в бумагах смутно знакомому архангелу: невысокому, лысоватому, немного пухловатому для солдата. Тот, в свою очередь, широко улыбался. — Окажешь любезность, на пару минут.        Михаил ответила вежливой улыбкой.        — Доброго дня, — вздернув подбородок повыше, предельно четко произнес архангел, будто задался целью не ошибиться ни с одним звуком.        — Доброго и светлого, — по-деловому кивнула Михаил, заправляя за ухо выбившуюся из прически вьющуюся прядь. — Что-то важное?        Метатрон испытывающе посмотрел на нее, прищурился и свернул бумаги.        — Да, — кивнул он наконец. — Знакомься, это Сандальфон. После мятежа у нас недостаток профессионалов, привлекаем всех, кто во времена творения хорошо себя зарекомендовал. Гавриил занят другим, и этого архангела я поручаю тебе. Возьмитесь пока за обустройство материков. Не хватало еще, чтобы Ад хвалился, будто на земле все сотворено руками Сатаны. Научи Сандальфона всему, что знаешь. Люди недолго будут пребывать в райском саду, рано или поздно им придется заселять землю. Нам следует подготовиться заранее.        Михаил благодарно улыбнулась и вежливо указала Сандальфону дорогу. Незачем терять время. Работы предостаточно.        Может, и не зря было все это? Может, таково ее предназначение, согласно Великому плану? Метатрон ей доверял. Серафимы из главного офиса считали ее преданнейшим и способнейшим архангелом. Кто знает, чего она однажды сможет добиться.        До скончания времен оставалось немногим меньше шести тысяч лет.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.