Визит

Дорогу к больнице Святого Мунго Невилл знал лучше, чем свои пять пальцев. Туда он ходил совсем ребёнком. Приход сюда, ещё с тех давних пор, волновал Лонгботтома больше любой гербологии. Пациенты, включая его родителей, были непредсказуемы, и если раньше он боялся этих смен в настроении, то теперь привык. Он навещал их с непередаваемой грустью, осознавая всю глубину своей потери. Что ещё Невилл чувствовал по приходу-так это непередаваемую злость к людям, разрушившим мир многих, его мир. Бабушка всегда верила, что ему нужно знать всю правду, чистую, как бриллиант, и такую же ослепляющую, болезненную. Скрывать ее было бы неуважением памяти покойных родителей. Он ненавидел Беллатрису Лестрейндж. Ненавидел больше, чем боялся Снейпа, и это, для тринадцатилетнего Лонгботтома, было значимым. Теперь Невилл стал мужчиной. Он, обычно, шёл туда в одиночестве. Нет, не из-за чувства долга, как это делала его бабушка. Из-за элементарной нужды в них, в его родителях. Там он слушал мамин, как это со вздохом называла Августа, бред. Но ему всегда казалось, что Алиса хочет что-то сказать, донести, но просто не могла. Там он праздновал Дни Рождения - свои и родителей. Как-то Лонгботтом признался Рону, что там, среди больных, ему лучше всего. Рон, который никогда не отличался чуткостью, лишь посмеялся, сказав, что лучше проводить время с разумными существами, чем с вечно бредящими статуями. Каждый понедельник, едва часы пробьют три, он появлялся в больнице. Он думал, что его появление улучшает состояние родителей, и, хоть он и выдавал ожидаемое за действительное, у Фрэнка появлялся странный блеск в глазах, словно он понимал, что он кого-то ждёт, кто-то навестит его. «Привет, пап» - с улыбкой сказал Невилл. Глаза отца оторвались от точки в потолке, он взглянул на сына. Невилл принял это за приветствие.Он пододвинул стул к кровати мамы, достал из сумки коробку обычных маггловских конфет и положил ее на прикроватную тумбочку. Нежно взяв Алису за руку и несильно зажав ее между своих ладоней, он взглянул на мать. «Привет, мама». Она никак не отреагировала ни на свою руку, покоящуюся на коленях сына, ни на его приветствие. Даже не посмотрела в его сторону. Лишь издала какое-то довольное гудение, сильно обрадовавшее Невилла. Он начал рассказ о прошедшей неделе, о прилежных учениках, которые ему понравились, о тех, кто выводил его из себя. Рассказал о том, как Гарри и Джинни любят ребёнка, Джеймса Сириуса Поттера, который уже вовсю бегает по дому и сбивает всех с ног. Рассказал о повышении от МакГонаголл, которая, с бьющей через край гордостью, назначила его деканом Гриффиндора. Он хотел отказаться - какой из него декан? Но та, настояв, пообещала, что будет помогать в новом деле, чем успокоила молодого профессора. Он обратился к отцу, рассказывая о своей девушке. Этот разговор вышел менее оживленным, но Лонгботтома это не беспокоило. Пока Невилл говорил, он с папой обошёл комнату, любуясь растениями. Невилл однажды принёс цветы, и Фрэнк, взяв их, медленно положил рядом с Алисой, на ее кровать. Кингсли Шеклболт, друг Фрэнка ещё со времён школы, вспомнил, что Фрэнк всегда дарил цветы Алисе. С тех пор Невилл неизменно приносил букеты в палату, ставшую самой красочной и благоухающей во всем Мунго. Когда пришло время возвращаться в Хогвартс, он попрощался. Молодой профессор гербологии уже собирался уйти, однако Алиса встала с кровати и, подойдя к двери, закрыла ее собой. Он попытался протиснуться, но она не пустила. «Что?» - спросил Невилл. Он размышлял, было ли это осознанным действием с ее стороны. Если да, то что она собиралась сделать? Его мама развернула одну из конфет, принесенных им, и положила в рот. Обертку она сложила вдвое по диагонали и загнула края. Получился пятиугольник, напоминавший сердце. Протянула ему, глядя прямо в глаза. Мягко смеясь, Невилл бережно положил фантик в сумку. Он наклонился и поцеловал ее в лоб. «Спасибо, мама».