Преамбула

      Раздев Хамфри, Арнольд ложится рядом, почти полностью обнажённый, и обвивает руками его плечи. Щекоча волосками, раздвигает ногой его колени. Кончиками пальцев ведёт вниз по его груди, по вздрогнувшему от прикосновения животу. Приподнявшись на локте, Арнольд вжимается, трётся членом, натянувшим хлопковую ткань белых трусов, о бедро друга. Одновременно целует в губы, не очень уверенно запуская язык ему в рот. Это оказывается так здорово, что оба почти забывают дышать.       Арнольд отвлекается, чтобы стащить и бросить на пол майку и стянуть трусы. Зачерпнув вазелина из небольшой баночки, купленной полчаса назад в аптеке, с тщательностью смазывает свой недлинный толстый член (багряная головка которого тут же роняет крупную прозрачную каплю предсеменной жидкости), а затем анальное отверстие Хамфри, помассировав скользким пальцем снаружи и внутри. Потом Арнольд сжимает лодыжки Хамфри, заставляя согнуть ноги и развести их шире. Подхватывает под колени, поднимая выше, пока Хамфри не подтягивает их к груди.       Арнольд осторожно устраивается сверху. Помогая себе рукой, пытается ввести член. Хамфри инстинктивно сжимается, но Арнольд не обращает на это большого внимания: медленно протискивается, пока не прижимается потяжелевшей мошонкой к напрягшимся ягодицам. Огладив их, чуть подаётся назад, чтобы потом снова коротко толкнуться в девственный проход. И опять.       Болезненные ощущения заставляют Хамфри вцепиться Арнольду в плечи:       — Подожди… постой, — умоляет он, — жжётся…       Его пенис тем не менее быстро наливается твёрдостью из-за трения о торс лежащего на нём Арнольда, продолжающего мерно вспахивать его зад.       — Тише, — успокаивающе шепчет в ответ Арнольд. — Постарайся расслабиться.       Хамфри послушно старается. Но у него получается отвлечься, только когда Арнольд всё-таки останавливается, берёт его лицо в ладони и целует покрытый испариной лоб, нахмуренные брови, крепко зажмуренные веки и мокрые ресницы, пылающие щёки и, наконец, чуть припухшие и потемневшие от прикусываний губы.        Некоторое время Хамфри наслаждается глубоким нежным поцелуем. Потом обжигающе горячий член Арнольда снова начинает двигаться внутри. Он то медленно выходит на полдюйма, то опять проникает до упора. Ощущения теперь не то чтобы неприятные, но Хамфри с непривычки неудобно, тело затекает, ноги будто покалывает сотнями маленьких иголочек. Он извивается под Арнольдом, устраиваясь удобнее на подсунутой под поясницу подушке, и крепче обхватывает коленями его талию. Арнольд, постепенно ускоряясь, продолжает таранить его, уткнувшись лицом ему в шею, постанывая с каждым коротким толчком бёдрами, напряжённый, взмокший от пота, пахнущий мылом и мускусом. Юные любовники сжимают друг друга в объятиях всё яростней, то двигаясь в унисон, то сбиваясь с ритма. С каждой фрикцией слышатся звонкие шлепки плоти о плоть, шумные вздохи и негромкие вскрики, тут же заглушаемые поцелуями, мерное поскрипывание пружин неудобно узкой и жёсткой студенческой кровати.       Боль от пенетрации, не исчезая до конца, постепенно притупляется. Начиная ощущать призрачное удовольствие, Хамфри активнее двигается под Арнольдом, вскидывая бёдра ему навстречу. Теперь Хамфри хочется отдаваться так, чтобы возлюбленный брал его глубже, быстрее... скорее сделал его своим: полностью овладел им, чтобы вместе до конца познать тайну интимной близости… Словно понимая его сокровенные мысли, Арнольд немного меняет позу, подхватив Хамфри за лодыжки и задирая их выше, устраивая его сильные длинные ноги у себя на плечах, резче и глубже вонзаясь в него. Хамфри ахает — Арнольд теперь с каждой фрикцией заставляет что-то сладко сжиматься и трепетать там, внутри. Ухватившись за изголовье кровати, Арнольд нависает сверху, внимательно всматривается любовнику в запрокинутое лицо. Без очков взгляд его пронзительно зелёных глаз кажется мягче и теплее.        Арнольд почти полностью вытаскивает свой член, только чтобы одним резким движением ввести его обратно. Хамфри из-под полуопущенных ресниц с благоговением любуется его крепко сбитым торсом капитана крикетной команды, смотрит на сокращающиеся мышцы широких плеч и груди, тронутой тёмной порослью. Ему нравится сила, с которой бёдра Арнольда ударяются о его, нравится ощущать вес разгорячённого тела, его терпкий мужественный запах, смешанный с горько-сладким ароматом одеколона и запахом пыльных книг его спальни. Нравится стальная твёрдость фаллоса, с которой Арнольд в плавном размеренном темпе имеет его. Он то скользит внутрь, то наружу, не вынимая головку, снова внутрь и наружу… Хамфри так хорошо, что, кажется, ещё чуть-чуть и он потеряет сознание: наверное, вот так должен ощущаться божественный экстаз — он почти что слышит музыку. Хамфри вдруг ясно видит себя и Арнольда со стороны, будто его душа, как в рассказах о спиритических сеансах, на миг покинула тело. В этой картине двоих, тесно переплетающихся в пылу любовной страсти на постели, в том, чем они заняты, нет ничего отвратительного или грязного, — в противоположность всему тому, что он слышал об этом предмете в грубых шутках, которыми обменивались некоторые одноклассники в Винчестер-колледже, или в туманных предостережениях преподавателей… Или тому, что он когда-то тайком выискал и вычитал в медицинских книгах отца: что это извращение психики, от которого несчастных гомосексуалистов лечат ударами электрического тока, химической кастрацией, или — в особо запущенных случаях — иссекая скальпелем определённый участок коры головного мозга… Сейчас, в объятиях Арнольда, под его обжигающими поцелуями, у Хамфри едва не текут слёзы облегчения оттого, что страх, вина и стыд больше не терзают его. Остались только невероятный восторг и пылкая благодарность, и желание заниматься этим с Арнольдом как можно чаще, пока он не уехал.        Через несколько минут Арнольд замирает на мгновение, с глухим стоном сжимая бёдра друга особенно крепко. После серии последних исступлённых фрикций, досуха опустошив яйца, он падает без сил, на несколько мгновений совершенно оглушённый мощным оргазмом. Прижимая своим весом к постели, медленно двигает бёдрами из стороны в сторону, напоследок дотрахивая не сразу теряющим твёрдость членом. Просовывает ладонь между их тел и обхватывает до боли возбуждённый член Хамфри, тут же подтекающий каплями предэякулята ему в руку. Арнольд двигает кистью всего несколько раз — больше и не нужно. По гладкому, как шёлк, стволу до нежнейшей головки вверх. Обратно вниз к влажным от пота жёстким завиткам волос, окружающим основание. Ласкает напрягшуюся мошонку. Повторяет. Чуть сжимает кулак, и его ладонь вдруг становится мокрой: Хамфри кончает как никогда до этого, забрызгивая жемчужными нитями живот и грудь, продолжая толкаться в руку Арнольда, накрыв его пальцы своими, пока полностью не иссякает.       Они тут же засыпают, не размыкая объятий. Обмякший член Арнольда всё ещё почти полностью задвинут между ягодиц Хамфри, в его залитый семенем натруженный анус.        Когда через три четверти часа они просыпаются, Арнольд рассеянно целует Хамфри в его длинный прямой нос и называет своим дорогим храбрым мальчиком, хотя сам старше всего-то на полтора года. Потянувшись, поднимается с постели и, пробормотав «Надеюсь, с девчонкой не хуже!..», подходит к крохотной раковине в углу комнаты, чтобы умыться и аккуратно ополоснуть прохладной водой до красноты раздражённый член. Закончив, возвращается с мокрым полотенцем к Хамфри и помогает ему стереть с тела подсыхающие следы их занятия сексом.        Зацелованный и заласканный, счастливый оттого, что наконец произошло то, чего он так хотел (и в то же время так боялся), Хамфри чувствует себя на седьмом небе. У него не получается сдержаться, чтобы снова не сказать Арнольду запретное между ними с некоторых пор слово на Л. Хамфри влюблён так пылко и безнадёжно, как только может впервые влюбиться мечтательный восемнадцатилетний юноша в рассудительного старшего товарища, который в свои девятнадцать с половиной кажется ему почти что совсем взрослым мужчиной. Хамфри повезло: выведав у него эту мучительную тайну, Арнольд отнёсся к ней вполне снисходительно и не лишил его своей дружбы и покровительства.       — Боже, Хамфри, вот уж глупо. Но не волнуйся, это скоро пройдёт, потому как это неправильно, — ласково журит его Арнольд.       Хамфри не может и не хочет с ним согласиться: для него в этом чувстве нет ничего неправильного.       Он с горячностью возражает:       — А как же священный отряд Фив, о котором мы читали? А ещё Патрокл и Ахилл, Александр и Гефестион, Антиной с Адрианом, Нисус и Эвриалус… Давид и Ионафан?.. — Библейские мифы ему нравятся наряду с античными как предмет истории литературы. Всё же свои мысли об Иисусе и его «возлюбленном ученике» он не решается высказать вслух, пусть и полностью растерял религиозную веру к пятнадцати годам.       Хамфри затрудняется со следующим примером прекрасной любви юношей и мужчин, и тогда Арнольд с ироничной, но одновременно и нежной улыбкой поправляет его непослушные, растрепавшиеся кудри и подсказывает:       — Мастер Бейли и казначей колледжа?..       И они хохочут, как сумасшедшие (разве может между главами Бэйли, которым, к тому же, наверное, уже за сорок, возникнуть агапэ и эрос?), так что кровать трясётся, а в стену тут же начинает сердито стучать успевший вернуться, пока они дремали, сосед Арнольда, советуя им заткнуться. Арнольд только фыркает и в ответ тоже колотит в стену, а Хамфри утыкается лицом в подушку, чувствуя, что вот-вот умрёт от смеха.        Арнольд покинет колледж совсем скоро, уже через месяц, после последнего экзамена, и одна мысль об этом заставляет сердце Хамфри тоскливо сжиматься. Арнольд обещал регулярно писать ему, как только устроится в Лондоне, и всегда, не откладывая надолго, отвечать на его письма, но Хамфри чувствует всё время, когда рядом, что мыслями Арнольд уже где-то очень далеко и от него, и от всего Бейли-колледжа: где-то в своих блестящих планах на будущее... Но если бы кто-нибудь сказал им, что после того, как Арнольд покинет Оксфорд, в следующий раз они увидятся лишь через семнадцать лет — на встрече выпускников, Хамфри бы не поверил. В конце концов, для него сейчас семнадцать лет если не вечность, то целая жизнь.