the promise

[— как на одной твоей щеке солнце умудряется ласкать ямочку, а на другой ты позволяешь тени играть со шрамом?]       Даня, не Данила, любил большие чашки, странные-странные, с узорами; шоколад горячий, чтобы горло потом обжигало; солнце в дождь, ведь это так прекрасно, — видеть радугу. Дане, не Даниле, хотелось быть полезным. Даню, не Данилу, любило самое большое счастье в его жизни, —       Миша Игнатов.       Даня — маленький котенок, трущийся о ногу хозяина, потому что предан. Он никогда не покинет и не оставит, не бросит в трудную минуту. Прижмется маленьким смирным любеночком к груди, свернется комочком и будет греть где-то под сердцем, потому что Даня, не Данила, — теплое солнышко, которое даже обжечь не может, ведь слишком детское и доброе, незагаженное правдой жизни. Оно греет, и греет, и греет, а взамен ничего не просит, потому что солнце любит всех и каждого, но Африку любит больше, вот и Миша — его Африка.       Это Даня, не Данила, шепчет по утрам куда-то в ключицу «просыпайся, Мишань» и целует нежно в висок. Это он варит кофе (себе черный без сахара строго в турке и из пакетика Мише, потому что тот так любит), не Данила. Он даже, черт побери, знает, какой именно запах Игнатов обожает, запах травы скошенной.       Это Даня, не Данила, взъерошивает перед выходом из дома волосы Мише, не потому что плохо лежат, а потому что это придает ему удачу. Это он обнимает первым Мишу после ссоры, не Данила.       Это Даня ходит на все матчи Игнатова и смазано целует после поражения, подбадривая и приговаривая, что все будет хорошо, не Данила. Он вообще всегда с Мишей рядом, словно хвостик, прирос уже навеки и, наверное, не отпадет никогда.       Даня старше Миши на смешные два месяца, меньше даже, но такое ощущение, что он уже прожил жизнь и Игнатова, недотепу, научить и предостеречь от всего пытается.       Это Даня заставляет Мишаню своего ненаглядного жить, не Данила.       Когда Даню на просмотр позвали, он сперва к Мишане прижимаясь тепло и по-лисьи щекотно, шептал, что это всего лишь просмотр и не покинет он Игнатова никогда. Мол, переведут и его в основу скоро, с горящим мальчишечьим взглядом смеялся и говорил Даня, не Данила, запуская пятерню в непослушные волосы Миши, которые уже насквозь пропитаны самим Даней.       Когда команда добро дала на переход, контракт был согласован, подпись одна оставалась, Даня, не Данила, колебался, словно китайский болванчик, потому что Мишаньку своего бросить одного не мог, обещал ведь, да и красно-белые свои, родные, любимые самые… Это было самое трудное решение в его жизни.       Но жизнь это не Дани, а Данилы.       Данила, не Даня, вообще внимания на чашки не обращал, ему плевать на посуду и в нее хотелось если честно. А горячий шоколад он и вовсе ненавидел, от одного вида сладкого тошнило, да и радуга после дождя совершенно обыкновенная. Даниле, не Дане, было все равно на свое место в этом мире, главное, чтобы ему было комфортно. Данилу не любил никто.       Даже Миша Игнатов.       Данила — настоящий волк, выбившийся из стаи, который не вернётся в нее уже никогда, потому что одиночка. Он ни за что на свете не будет защищать кого-то в ущерб себе. Укусит, разворотит и все, наигрался. Данила — черная дыра, всепоглощающая и неблагодарная, которая не любит никого, потому что ей это попросту не нужно, ведь главное — сожрать, заглотить и забыть, словно удав мышь, так вот, мышь —       Миша Игнатов.       Это Данила не отвечает на звонки Миши, трахая очередную фигуристую дурочку с третьим размером. Это он отталкивает Игнатова каждый раз, как только тот тянется за поцелуем, ибо Даниле это к херам собачьим не сдалось.       Это Данила поворачивается спиной к Мише каждый раз, когда Игнатов покидает квартиру. Это он, Данила, устраивает те самые ссоры, после которых Мишаня запирается в комнате, потому что боится.       Данилу боится, потому что он, —       самый настоящий тиран.       Это Данила, не Даня, после каждого победного матча Игнатова говорит ему, что плох он был от кончиков своих волос в отвратительной взъерошенной укладке до горящих от усталости ног.       Это Данила — причина, почему Миша не хочет жить.       Когда Данилу на просмотр позвали, он Мише вообще ничего не сказал. А зачем ему знать?       Когда команда добро дала на переход, контракт был согласован, подпись одна оставалась, Данила ее разом поставил, не потратив и секунды на раздумья, потому что он — дурацкий эгоист, плевать хотевший на окружающих, а ведь рядом был только Мишка: пес, который хоть и Данилу, не Даню, не любил вообще, но предан был по-настоящему.

***

      — Михаил, всвязи с последними печальными новостями об одном из Ваших знакомых… в юности вы были близки с Данилой Прошляковым, — аккуратно начал интервьюер, — он был Вашим товарищем по команде и дру…       — Лучшим другом, — улыбнулся Игнатов, умело пряча за сиянием лица правду. — Поверьте, я знаю, кем был Даня.       — После оставленного Вами комментария под его прощальной фотографией, сообщающей об уходе из стана красно-белых, где вы написали…       — «Удачи, брат», — опуская голову ниже, проговорил Миша.       — Да, удивительно, — улыбнулся интервьюер и, помедлив полсекунды, вернулся к работе. — Так вот, с того момента не было зафиксировано ни одного случая Вашего взаимодействия. Общались ли вы после перехода Данилы?       — Нет, — речь Игнатова с каждой фразой становилась все тише и печальнее, — мы с Даней не общались с того самого дня, как он покинул команду. Странно, что вы спрашиваете это спустя столько лет, когда уже случилось это.       — Но тем не менее Вы знаете, что с ним произошло. Как Вы относитесь к случившемуся? — задал очередной вопрос мужчина, имея под словом «случившееся» трагическую передозировку Прошлякова.       — Как я могу относится к этому? Это была его жизнь, и он имел полное право распоряжаться ею, как хочет, — Миша поднял голову и посмотрел прямо в глаза интервьюера. — И он распорядился. Давайте переведем тему.       — Конечно-конечно, — засуетился мужчина, — но прошу Вас, ответьте, на еще один вопрос, связанный с Данилой.       — Даней, — поправил интервьюера Михаил.       — Почему же вы всегда называете его Даней? — в искреннем удивлении вскинул руки мужчина, задающий вопросы.       — Потому что мой лучший друг, — делая странный акцент на слове «лучший» отрезал Игнатов, — Даня, а не Данила.       — Так вот, вопрос, — не став продолжать предыдущую тему пробормотал мужчина, — в одном из ваших парных интервью, которое было снято еще в вашей юности, Данила, простите, Даня сказал, что всегда будет с Вами рядом. Он вас обманул, получается это так?       — Нет, — покачал головой Миша, поднимаясь с кресла и с шумом покидая студию.       Ведь он был рядом,       Даня, не Данила,       в больших чашках, горячем шоколаде и самой прекрасной радуге после дождя.