###
Спустя год испытательного срока все в участке приняли Чонгука как родного, и Чон поладил с каждым полицейским. Рядом с Тэхёном он не по своей воле узнавал кто с кем и в каких позах, прикрывая ладонями уши от нежелания знать подробности личной жизни товарищей. Ким Тэхён — очень болтливый и приставучий заместитель Хосока. Всё обо всех знает, даже то, чего не следует. Чудо, что он продвинулся до такого звания со своей любовью совать нос в чужие дела. Но когда Чонгуку чисто случайно довелось увидеть, как детектив Ким раскрыл дело с серийным убийцей, то понял: Тэ — гений. Он даже лучше Хосока и мог бы вполне занять его место. И он тут же сообщил это другу. — Я не гонюсь за повышением. Зарплата хорошая, меня все устраивает, и... — чавкает Ким чачжанменом, который делит с младшим курсантом из-за акции «двойная порция по цене обычной», — генерал так просто Хосока не отпустит, — загадочно проговорил Ким, заинтриговав собеседника. — Почему это? — Чонгук застывает с палочками с лапшой у рта и вопросительно смотрит на товарища. Тэхён готовится раскрыть самую шокирующую сплетню отдела, которую он никому не рассказывал. Такое кому-попало не расскажешь. Если Юнги или Хосок (хотя ему то что?) узнают, то прощай так полюбившийся полицейский участок. Но Чонгуку точно можно доверять, и Юнги для Чона вроде как не просто высший по статусу, а старый знакомый. Тэхён подвинулся к нему поближе и посмотрел по сторонам, проверяя зону слышимости на наличие особ, греющих уши неподалёку. Но в этом не было необходимости, поскольку в помещении они одни. Видимо, старая привычка. — Шеф спит с генералом, — вполголоса поведал ему Ким. — Ты в этом уверен? — аппетит стал пропадать, как и настроение. Чонгук хмурит брови, задумавшись, а после хватается за голову и ерошит чёрные волосы.— Айщ! Я не могу представить шефа, раздвигающего ноги! Фу, Тэхён!— парень скорчил недовольно лицо, попутно отодвигая от себя тарелку с едой. — А с чего ты взял, что это Хосок подставляет свой зад? — заместитель ухмыляется. — Такой талантливый детектив и два плюс два сложить не можешь? — Вытянул вперёд руку, показывая пальцами цифру «2». — Откуда тебе это известно? — Чонгук, как истинный полицейский, искал доказательства и причину такой уверенности Тэхена в своих словах. — Это случилось за месяц до твоего прихода, — начал Ким. — Тогда Хосок только-только стал главой бюро уголовного расследования, а я его заместителем. Он тогда постоянно бегал к Юнги «по делу», и вся ответственность переходила на меня. Я тогда души в нем не чаял, хоть и не симпатизировал, но Хосок хороший детектив, и мне пришлось с этим мириться, — Тэхён закатил глаза. — Как-то раз Шеф опять свалил к Юнги, а мне поступило заявление, и я решил посоветоваться с Хосоком. Пошёл я, значит, в кабинет генерала, а, когда открыл дверь, увидел его на рабочем столе под шефом. Я тогда чуть на пол не завалился, — эмоционально жестикулируя, Ким закончил выкладывать факты и наблюдал за реакцией друга. Чонгук молча пялился в одну точку, переваривая сказанное Кимом. Как он мог не догадаться? То, что рассказал Тэхён, —это та недостающая часть пазла, которая лежит перед носом, но Чон как будто специально ее не замечает. Теперь он может оценить картину. Все сходится: холостой симпатичный генерал и не менее привлекательный и одинокий детектив каждый день вместе, и каждый день Хосок бегает к Юнги. Сейчас слова Кима не кажутся ему такими абсурдными. Курсант поднимает голову в сторону друга, в тот момент как его окликают: — Эй, Чонгук... — Тэхен уже начинает волноваться. — Это их дело, — младший перебил хёна и воздержался от лишних комментариев. Чон не любит обсуждать людей за их спинами — это низко, и ему, как полицейскому, нельзя разглашать личную информацию. — Да, ты прав, — чувствуя неловкость, парни смотрели на стену, не пересекаясь взглядами. Ким опустил глаза на недоеденный чачжанмён и посмотрел на Чонгука.— Будешь доедать,— тыкнул указательным пальцем в сторону порции. — Нет, — ответил Чон. Ким молча выбросил лапшу быстрого приготовления в мусорное ведро.###
После обеденного перерыва (если десять минут поедания лапши в комнате отдыха, чтобы никто не подслушал супер секретный разговор, можно назвать «обеденным перерывом») Тэхён куда-то сматывается, а перед глазами, как ни кстати, это «вечно улыбающееся солнце». Хосок улыбается всегда, в любой ситуации проскользнет его ухмылка. Чонгук неосознанно начинает думать, что, когда он нагибает Юнги, он тоже улыбается. И как теперь работать с этим человеком? А что, если шеф и его нагнёт? «Нееет, если кто и нагнет, то только я его» — подумал Чон и расправил широкие плечи, выставив вперед накаченную грудь. — Здесь девчонок нет. Перед кем ты тут красуешься? — Хосок поддевает курсанта, делая глоток горячего крепкого чая. — Рядом с твоим домом бабулька одна пожаловалась. Успокой её, скажи, чтобы дверь кому-попало не открывала, и топай сразу домой. Глаза мне тут мозолишь своей грудью, — договаривает Хосок и тут же исчезает из виду, не дав даже слово вставить. Он уже год работает полицейским в качестве курсанта, и скоро его испытательный срок закончится, а шеф так и продолжает давать ему несерьёзные задания. Тэхёна скорее всего отправили на засекреченное задание, вот тот не пикнул и ушёл. Чонгук знает, что способен на большее. После сказанного Тэхёном, Чонгук понял: Хосок продажный. А в Юнги он разочаровался. Чон с убийством сталкивается впервые. Кто же мог знать, что бабушка жаловалась не на шумных соседей, а наоборот… Криминалисты сиюминутно прибыли на место преступления и принялись фотографировать труп, а после искать причину смерти и физические повреждения. — Чхве Севон, двадцать восемь лет, – определил Чонгук по водительскому удостоверению в кармане куртки трупа, перешагивая небольшую лужу крови. — Квартира принадлежит ему же, — слышится из соседней комнаты, — я проверил документы, и живет он один. — Проверьте диван и кровать на наличие биологических следов, — детектив отвечает молодому криминалисту, которому, кажется, и восемнадцати нет. Как может человек, которому за двадцать пять, выглядеть как школьник?! Он что, айдол? — Мужское семя и на кровати, и на диване, — на его просьбу отозвалась блондинка с зализанным хвостом, — крови нет. — Вы можете определить, кому оно принадлежит? — Ты думаешь, он будет приводить домой парня? — изгибает бровь блондинка. — Убийца – мужчина, так что мы должны проверить все варианты. — Кто чем болеет, тот о том и.. — Можно, пожалуйста, по-серьёзней? Убийца, как и сказал Чонгук, – мужчина, к тому же неопытный или испугался и сбежал, даже след от ботинка оставил и потожировые на ручке двери. И посмотрите, какой он здоровый. Девушка не смогла бы его завалить и разбить губу, — криминалист лет сорока повернул голову трупа, чтобы осмотреть затылок на наличие ушибов.— Севон очень удачно ударился затылком об угол тумбочки при падении —мгновенная смерть. — Вы сказали, что убийца испугался и убежал. Может быть, что он не хотел этого делать? А просто хотел ограбить или у него и вовсе не было плохих намерений? — Этого я сказать не смогу, но взлома не было. Чхве либо сам его впустил, либо убийца зашёл вместе с ним. Я склоняюсь ко второму варианту, так как на нём куртка, ботинки и водительские права к тому же прихватил. Молоденький паренёк взял отпечатки пальцев и потожировые с ручки и поверхности двери. Дверь была открыта, и криминалист вышел в подъезд, чтобы не загромождать место в коридоре квартиры. — Что вы здесь делаете? — сосед из квартиры напротив с черным мусорным мешком в руках стоит в дверном проёме. Он поставил пакет с мусором, скрестив руки на груди. — Я из полиции, следователь Чон Чонгук. Мы расследуем дело об убийстве Чхве Севона, — брюнет, услышав чужой голос, протиснулся через многолюдный, к тому же узкий коридор и вышел за его приделы. Чонгук предоставил ордер и оглядел мужчину: он был в обычной домашней одежде и тапочках со светло русыми волосами, невысокого роста. «Он был бы намного симпатичнее без этой хмурой мины» — подумал следователь. — У-убийства… — блондин напрягся сильнее прежнего и с размаху хлопнул входной дверью, забыв про мусорный пакет.Полиция
Через минуту в дверь постучали. — Гражданин, откройте, мне нужно задать вам пару вопросов, — Чонгук говорит ровным и не слишком требовательным тоном. Дверь открывается и Чон видит не того хмурого блондина, а грустного и поникшего. Детектив замечает, как мужчина провожает взглядом бывшего соседа в черном мешке на носилках. С испугом и слезами на глазах. Чонгук силён в законах и их поддержании, но не в успокаивании людей. Там нет четко указанных правил, как оказать моральную поддержку. А ему ведь ещё придётся беседовать с родней погибшего! — Можно пройти? — они оба запинались у порога, пока все эксперты не покинули дом. — А, да, конечно. Блондин проходит на небольшую кухню и ставит чайник. — Нет-нет, не нужно! Я не долго, — он поворачивает голову на голос и мокрыми глазками, непонимающе таращится на следователя. Ещё один, только этот детсадовец. — А, да? Простите… может сока? — Спасибо за гостеприимство, но я откажусь. Присядьте, как мне к вам обращаться? — Чонгук старается как можно тактичнее задавать вопросы, чтобы окончательно не подорвать его эмоциональное состояние. — Пак Чимин. Можно просто Чимин. — Хорошо, Чимин, что вы знаете о Чхве Севоне? Вы близки? — Он мой сосед. Живет… жил, — на глаза снова навернулись слёзы. Брюнет подал ему стакан воды, и Пак продолжил: — он жил здесь два года. Добрый… его все знали. Наша соседка, бабушка Ли, очень любила Севона. — А вы не знаете, где работал погибший? — Чонгук достал из внутреннего кармана куртки блокнот и начал что-то в нем отмечать. — Мм… — он попытался вспомнить, упоминал ли его бывший сосед свою работу, но все их случайные диалоги основывались на самом Чимине. Блондин никогда не интересовался жизнью Севона. — Нет. К слову не приходилось спрашивать, но мы часто сталкивались во время обеда между сменами. — Что на счет врагов или любовников? — Я не знаю таких подробностей. Мы просто соседи. Я почти ничего о нём не знаю, — Пак вздрагивал из-за недавней истерики. Всё произошло так неожиданно, и он никак не мог помочь. Ненавязчивая мелодия рингтона телефона прерывает их на середине диалога. Детектив, попросив прощения, сунул руку в один из карманов и, достав смартфон, ответил на важный звонок. — Слушаю. Хорошо, скоро буду, — кладёт трубку и снова переключает всё внимание на Чимина. — Мне нужно встретиться с родственниками погибшего. Пожалуйста, подпишите подписку о невыезде. — Вы меня подозреваете? — Это моя работа, — отчеканил полицейский, закончив с оформлением документа, и покинул квартиру.###
— Чёрт, встречаться с родственниками Севона было сложнее, чем я думал. Их депрессивное состояние передалось и мне, — вздыхает Чон и садится за руль. Одно успокаивает: сейчас он зайдёт домой и никто его трогать не будет. Брюнет бросил взгляд на наручные часы — без пяти шесть. Рабочий день ещё не закончен, но шеф ведь сам его отпустил. Поедет он домой, ага. Телефон запиликал и завибрировал, уведомляя о новом сообщении. Чонгук ненавидит вибрацию, поэтому поставил её на контакт шефа. Морально подготовиться, так сказать. 17:56 Шеф: «Следователь Чон, планы поменялись, ты едешь в участок». Хосок ждал его в коридоре, зная, что Чонгук всегда ходит одним путём. — Соскучились по моей груди, шеф? — выдавил из себя последние силы, чтобы сварганить шутку и не видеть строгого Хосока. Хосок не в настроении еще хуже ухмыляющегося Хосока. Потому что первый готов покрывать трёхэтажным матом виновников его плохого настроения. — Не берись за дело, которое не сможешь раскрыть, — видимо, у Чона старшего тоже день не задался, но шеф держит себя в руках — даже голос не повысил. Опять кто-то напортачил, но Чонгука ругать нельзя — сегодня он молодец, только по головке погладить. — Вы сами дали мне его, — Хосок сегодня сам себе противоречит: то отпускаю тебя после задания, то обратно в участок, то на тебе задание, то нет, ты не сможешь его раскрыть. — Ты, курсант, оторвал кусок, который не сможешь проглотить. Думаешь ты такой же профессионал, как Тэхён? Человек отнял жизнь у другого и сейчас разгуливает на свободе, пока ты тычешься как слепой котенок, — Чон сделал паузу и вспомнил, что все в бюро заняты и строго отчеканил: — если заведёшь следствие в тупик — уволю. — Почему вы ведёте себя со мной как с оболтусом? Я сам всего добился в отличие от вас, — нервы Чонгука сдали . Он покорно терпел это на протяжении года, но сегодня сил нет никаких, и курсант выскажет всё. Чтоб ему пусто было. — Да? Думаешь, я не вижу, как Юнги к тебе относится? Нравится член вылизывать? — у Хосока стопроцентное зрение, но на глазах его темные очки. Видел, как соседи неформально общались, как Чонгук делился своим обедом, ругая генерала за то, что тот ничего не ест. Видел, как изредка они приходили вместе на работу, случайно столкнувшись у подъезда. И как Юнги был блажен после визита донсена. Обычный человек не заметит, но Хосок, проводивший с ним столько бурных ночей в отеле и его кабинете, может различить каждую микро-эмоцию холодного генерала. «Он не был счастлив со мной» Юнги никогда не будет относиться к нему по-особенному. Хосок никогда не сможет стать надеждой Мин Юнги. Слова старшего бьют обухом по голове. Он на несколько секунд дар речи потерял. Неужели темные очки так его слепят? Чонгук рассмеяться готов: он и Юнги хён? — Шеф, вы ревнуете? — Чонгук изгибает бровь. — Хён ко мне как к сыну относится. И я не завожу романы на работе. — Да пошёл ты… домой! — Эх, если бы… Чимин вытирает мокрые после душа волосы и укутывается в белый махровый халат. Из головы не вылетает красавчик-следователь, и блондин даже не пытается сдерживать шальные фантазии. Как он, прикованный наручниками, которые у полицейского всегда при себе, выгибается дугой под мощным телом. Как Чонгук прижимает его к стене и оставляет на красивом теле свои отметины. Звонок в дверь отрывает его от пошлых фантазий, и хозяин квартиры, фыркнув, идет к двери в одном халате. Открывать он в таком виде не будет – посмотрит в глазок и прогонит нежданных гостей. Кто в такой час приходит без предупреждений? — Кто? — Пак спрашивает прежде, чем посмотреть в глазок. Объект его фантазий появляется поздно вечером у двери его квартиры. Чимин не знает радоваться ему или биться головой об стену. — Полиция. Щелчок замка — и дверь открывается. Чон готов подавиться воздухом: Чимин в одном белом халате с мокрыми волосами и легким румянцем. Чистый, расслабленный после душа и в одном чертовом халате, поданный на блюдечке. — В прошлый раз я не успел задать некоторые вопросы. Я, наверное, не вовремя? — следователь не ждет, когда его пропустят, и перешагивает порог. Он оказывается в небольшой скромной квартирке, в которой нос щекочет приятный аромат геля для душа. — Я собирался ложиться спать, но вы бы не стали приходить, если бы это было не срочно? Проходите, — Чимин снова ведёт его на кухню и предлагает чай. Чон не отказывается. Он хорошенько вымотался и проголодался за весь день. — В четыре часа дня вы были дома. Где вы работаете? — Чонгук переходит сразу к делу и наблюдает, как Чим ставит чайник и роется в шкафчиках. — Я работаю учителем современных танцев для подростков, арендую помещение под крышей торгового центра. Вчера я взял больничный, — Пак упорно пытается найти какую-нибудь вкусняшку на высоких полках, вставая на носочки из-за низкого роста. — Вы чем-то болеете? — Чимин не выглядел больным. Тогда зачем ему брать больничный? — Переусердствовал с растяжкой, потянул бедро. Сейчас почти не болит, если не поднимать высоко ногу, — теперь старший нагнулся, чтобы проверить, нет ли пряников на нижней полке. — Понятно. В день убийства вы тоже были на больничном? — Нет-нет, я был на работе, арендодатель может подтвердить. — Я проверю, — Чонгук сделал паузу и задал личный вопрос: — Пак, вы состояли в отношениях с мужчиной? — Следователь, это точно нужно для расследования? — Чим поворачивается к Чонгуку и подходит с чашкой горячего чая к столу. Блондин не смотрит в глаза гостю и слабо кивает. — Экспертиза подтвердила наличие ДНК чужого мужчины в постели Севона, — брюнет резко дёргает Чимина на себя, усаживая на свои бёдра, как на глаза попадаются странные царапины на шее Пака. — Это был ты? — руки младшего опускаются на шикарную задницу Пака, которой он так провокационно повиливал. — Что вы себе позволяете?! — о как же он об этом мечтал: допрос с пристрастием на коленях самого сексуального полицейского. — Не делай вид, что не соблазнял меня. Я сегодня очень устал, а ты испытываешь последние капли моего терпения, — младший придвинул подозреваемого к себе вплотную и впился в выглядывающую из халата ключицу. Блондин повозмущался ради приличия и вскоре запустил в черные отросшие волосы короткие пальцы и подвиливал оголёнными бедрами. Чимин плавится в его сильных руках и тихо постанывает от трения вставшего члена о приятные ворсинки халата. Чонгук грубо сминает пухлые губы в поцелуе, надавливая на затылок левой рукой. Правой он пытается развязать пояс мешающего халата, и Пак помогает ему в этом. Халат с глухим звуком падает с нешироких плеч на пол, не оставляя и намёка на одежду. Чонгук рассматривает натренированное и отточенное танцами тело, как скульптуру, высеченную из драгоценного камня. Красивый, сексуальный, добрый, ранимый и такой доступный. Он опускает взгляд на вставший, аккуратный, небольшого размера член. У Чона крыша поехала. Он полицейский при исполнении, и на нём главный подозреваемый. Но рабочие часы уже закончились. Он свободный молодой парень, да и блондин на его бёдрах, забирающийся руками под его водолазку, не шибко против происходящего. Чимин целует за ухом и царапает кубики пресса под черной тканью. Чонгук слегка отодвигает старшего, чтобы самому снять мешающую вещь с накаченного тела. В штанах давно тесно. Полицейский расслабил ремень и расстегнул ширинку, чтобы не давило. — Пойдём в спальню или прямо тут? — Чимин говорит в самые губы, скользя руками по торсу младшего. — В спальню. У тебя же бедро болит, — он ловко подхватывает блондина и тот обвивает Чона ногами. Следователь легко нашёл спальню и тут же повалил партнера на кровать. Полностью избавившись от одежды, брюнет взял оба члена и начал водить по ним рукой. Чимин извивался и выгибался под ним, выстанывая его имя. И это от простой лишь дрочки. У Чонгука с парнями опыта ноль без палочки, но брюнет справляется лучше любой профессиональной шлюхи, потому что знает мужское тело. Блондин полностью отдается в руки человека, встретившегося пару часов назад, не скупясь на громкие стоны. Чимин не похож на парня «легкого поведения». Мысль о том, что он может так легко лечь под первого встречного, заставляет Чона усилить хватку и до боли сжать член старшего. Прижимая хозяина квартиры к постели своим телом, он оставлял синяки на боках и расцветающие засосы на шее. Но Паку не позволяет оставлять отметин. — Почему? У тебя… ах… кто-то есть? — Чонгук сильно надавил большим пальцем на головку Пака. Специально паршивец. — Нет. Начальство будет задавать вопросы. Мне не нужны проблемы, — значит ему можно, а Чимину нельзя? Он бы возразил, но перспектива ругаться в постели ему не очень нравится. — Чонгук, у меня в тумбочке смазка, — брюнет следит за указательным пальцем старшего и тянется к прикроватной тумбочке. Он достаёт полупустой лубрикант и хмыкает. — Часто пользуешься этим? — Чонгук смотрит на растерявшегося парня и выливает на пальцы холодную жидкость. — Сейчас сложно найти гею постоянного партнера! — возмущается Пак. — Особенно в моём возрасте… — уже тише добавляет он. — Ты лакомый кусочек для любого натурала, — он вводит указательный палец наполовину. Нежные стенки туго обхватывают его. Значит, у него давно никого не было и, встречайся он с Севоном, не был бы таким узким. Но Чонгук не собирается так просто сводить его со счетов, в первую очередь с личных. Младший раздвигает его ноги ещё шире и толкается двумя пальцами, собираясь добавить третий. — И поэтому ты раздвигаешь передо мной ноги? Потрахаться не с кем? — зло рыкает Чон и тремя пальцами ощутимо проезжается по простате. Полностью отдавшийся ощущениям Чимин хватается за плечи младшего и сжимает их, вертя головой. — Н-нет! Чонгук, Ах! — одним резким движением следователь входит до основания. — Хватит болтать. — Останься у меня, уже поздно, — Чим говорит только что вышедшему Чонгуку из душа. Младший в одном набедренном полотенце устало потирает переносицу и смотрит время на дисплее телефона — пять минут третьего. — У тебя был тяжёлый день. Не нагружай себя ещё сильнее. Чон кивает и снимает с себя полотенце, ложась на пустую половину постели лицом к блондину. — Сам-то как? Болит? — Нет. Самое интересное начнется завтра, — говорит Пак и наблюдает, как веки Чони опускаются на уставшие глаза, и укутывает плотнее в одеяло своего маленького полицейского. Чонгук просыпается, тычась носом в оголённое плечо и рукой поперёк груди Пака. Он не сразу понимает, где и с кем находится. Чон сел на кровати и посмотрел в сторону мирно сопящего блондина — в голове сразу проносятся красочные картинки их бурной ночи. Он падает обратно на свою подушку и прикрывает ладонями лицо. Пальцы перебираются на голову и сжимают волосы у корней. Он действительно это сделал! Чонгук резко принимает сидячее положение и всматривается в умиротворённое и немного детское лицо с покусанными, приоткрытыми губами. Гук возится с одеялом, что очень не нравится спящему комочку, который переворачивается на бок, сведя бровки. — Наверное, больно… — брюнет ложится обратно, мягко обнимая со спины, чтобы не сделать больно. Подозревать его не хочется от слова совсем. Чимина хочется обнимать, оберегать, любить. Чонгук смотрит в окно напротив кровати и прислушивается к шуму проснувшегося города. Стоп. Время. Он подрывается с кровати, вспоминая, что не поставил будильник. В комнате нет часов, а телефон где-то в кармане джинс, которые еще нужно найти. Джинсы валялись недалеко от кровати, а водолазка, вроде как, осталась на кухне. Телефон нашёлся там же. — Девять пятнадцать!? Мне в восемь нужно было быть в отделе поведенческого анализа! — он подрывается в комнату к Паку и трясёт того за плечо. Блондин лишь морщится и отворачивает голову. Даже если разбудить хозяина квартиры, дверь за ним он все равно закрыть не сможет. Чонгук быстро покидает квартиру. — Профессор Ким! — он окликает заждавшегося профессора Ким Сокджина, сидящего в лаборатории за компьютером. — Простите, это в первый и последний раз. — Здравствуйте, следователь Чон. Я надеюсь на это, пройдёмте, — мужчина лет тридцати пяти в белом халате с приятной внешностью направляется к другому компьютеру. На противоположной стене высвечиваются слайды с фотографиями бледного и затвердевшего тела Чхве Севона на кушетке крупным планом. — Смерть, как вы уже знаете, наступила вследствие удара затылком об угол тумбочки в районе от двух до трёх часов дня. Но перед этим жертве был нанесен удар в солнечное сплетение, так же синяки на запястье, — мужчина перелистывает слайд, — здесь разбита губа, а с внутренней стороны она прокушена. — Другим человеком, — догадывается Чон. — Именно. Под ногтями остались частички кожи. Преступник практически везде оставил своё ДНК. Вычислить его не составит проблем. Перейдём к одежде. На нём немного потрёпанная куртка в пыли. — Да он работает на складе грузчиком с перерывом на обед с часу до двух. Разбирает стройматериалы. Если смерть наступила в районе этого же времени… — произносит свои мысли вслух. — Тебе нужно взять отпечатки пальцев и ДНК у подозреваемых, а там дело за малым. — Хорошо. Спасибо за информацию. Недолго думая, Чон сразу же направляется в аптеку. Купив обезболивающую мазь и новую смазку, следователь вернулся в то место, которое покинул утром. Он чувствовал вину перед Чимином, которая грызла и терзала его весь день. Чонгук беспардонно ворвался в чужой дом, отымел его хозяина и ушел, ничего не сказав. Воспользовался и ушёл, бросил как использованную вещь. Чимин не заслуживает такого отношения. — Чонгук? Что-то случилось? — Пак открыл дверь в поношенной, привычной домашней одежде. Визиты следователя вызывали в нём смешанные чувства: частые встречи окрыляли одинокое сердце, приятный баритон ласкал слух, а внешность — сражала на повал. Но одно не давало ему покое, скребло и терзало. Потому что Чимин по уши в дер… любви. Любви в своего главного врага. — Привет, — он и не заметил, как они перешли на «ты». Та ночь внесла свою лепту, но на самом деле, только развела мутную воду, — нет. Я к тебе. Хотел извиниться, что ушёл, ничего не сказав. Тебе, наверное, было неприятно. — Нет, все нормально у тебя же работа. И мы не в таких отношениях… — у него не «все нормально», особенно с сердцем, головой и ещё одним местом. Сердце больно сжалось в тисках, когда Пак обнаружил остывшую, пустую половинку кровати. Голова раскалывалась от вопросов. Чонгук не дурак, должен был сразу его вычислить, а он всё топчется на месте. Чимин ждал ответа. Ответа Гука. Но он молчал. Хоть это и не было вопросом. Чёрт, знал бы он, как убивает Чимина эта недосказанность. Он решает плыть по течению, нет — так нет. Чимина уже ничто не спасёт. — Я купил тебе… не знаю, что может помочь от боли, поэтому купил обезболивающую мазь и смазку… эм, у тебя почти закончилась… вчера… я.. Чим стоял красный, как помидор, он даже чувствовал, как от него исходит тепло. Блондин до жути милый и похож на своего трёхцветного кота, которого младший не замечал. Пака хочется обнять, успокоить или же смутить ещё больше, из-за чего он будет вырываться из объятий и дуть пухлые губки. Но он ясно дал понять: они «не в тех отношениях». — Н-не стоило. Ты только за этим пришёл? — Чим всё же принял пакет. Зря он покупал что ли? — Нет, мне нужно взять твои отпечатки пальцев и показания у других жильцов, — Чонгук принялся снимать обувь и куртку, аккуратно положив небольшую черную сумку на пол. — Почему ты думаешь, что это кто-то из соседей? Может это затаившие обиду родственники или коллеги по работе? — Я встречался с его родственниками. Они сказали, что, как только Севон уехал учиться в большой город, он не связывался с ними. Его отец умер год назад. Из близких остались только мать и младшая сестра. Они ничего толком о его жизни не знают, — он сделал паузу, чтобы вытащить среднего размера прибор, похожий на тонометр. — А на работу его я ещё съезжу. — Может помочь? Я всех в этом доме знаю, — Чимин смотрит на освоившегося в чужой квартире детектива. Чонгук своевольно проходит на кухню с этим прибором еще каким-то пакетом, усаживаясь за стол. — Было бы неплохо. Чим усаживается напротив и смотрит, как брюнет настраивает свою штуковинку. — Приложи каждый палец поочереди, — говорит Чон и поднимет глаза на хозяина квартиры. Следит за его реакцией. Чимин смотрит на прибор, название которого ему так и неизвестно. Это конец. Он явно обляпал всю квартиру своими отпечатками, не проходя дальше порога. Сдался бы давно, написал бы чистосердечное. Но он невиновен. Он не хотел убивать! Не хотел, чёрт побери! — Ты меня подозреваешь? — Пак поднимает взгляд с прибора на его обладателя. Чонгуку сложно прочитать это выражение лица мужчины: на нем отчаяние, надежда и… раскаянье? — Это моя работа, — хах, работа. Он подписал пожизненный приговор быть одиноким, когда связал свою жизнь с законом, а Чимин — никогда не быть любимым. «А на что ты надеялся?» — хмыкает Пак и прикладывает каждый палец. — Где мы? — Чимин задает вопрос Гуку, но тот до сих пор говорит по телефону. Он оглядывает незнакомую улицу и продолжает стоять как ребёнок, ждущий маму, когда она наболтается со старой знакомой, которую они встретили по пути в магазин. Чимин пожалел, что вызвался волонтером опрашивать соседей. Он вспоминает, как неловко мялся за спиной у следователя и слушал удивлённые возгласы, а иногда ловил перепуганные взгляды. Ничего толком они не выяснили, но одна девушка, примерно возраста Чонгука или даже моложе, рассказала: — Я всегда считала его странным. Эта его фальшивая улыбка совершенно ему не подходит, как маска не по размеру. Я не знаю, как объяснить, но в нём было что-то отталкивающее. Кто бы он ни был, Севон больше смахивает на преступника, чем на жертву. — Почему вы так думаете? — Как-то я возвращалась с универа и он зашёл в подъезд за мной с молоденьким пареньком в обнимку, кажется, ему и восемнадцати не было. Выглядел как шлюха. Я тогда быстро забежала в квартиру. Порядочные люди так точно не делают. Мне кажется, тот парнишка его и прихлопнул! — отшутилась девушка. О, как же она была близка. — А вы на кого учитесь? — На полицейского! Хаха! — Буду рад сотрудничать, — пожал руку, — спасибо за информацию, до свидания. Они вышли из подъезда. Чонгук переваривал информацию, глянув на притихшего Пака. — Что с тобой? — Я не знал, что он такой. — Какой? Гей? — Распутный. — Мне нужно отдать приборы профессору. Подожди в машине. Пак, как ему и велели, ждёт в черной машине, марка которой ему неизвестна. Блондин не понимает, почему он здесь. Чонгук мог оставить его дома и поехать по своим делам один. Но это как-то становиться не важным, потому что Чон скоро придёт, и ненужные мысли уйдут, не сказав «до свидания». Но как бы Чимин не пытался стереть с себя клеймо убийцы, которое пожирает его изнутри и не даёт спокойно существовать, оно никуда не пропадёт. Оно будет с ним до конца, он не сможет смыть кровь со своих рук. За стеклом мелькнула знакомая фигура. Чим замер от предвкушения, как маленький ребёнок перед открытием новогоднего подарка. Дверь с водительской стороны открылась и Пак перевёл взгляд на следователя, задавая взглядом задавая вопрос. — Мне ещё понадобится твоя помощь, — безэмоционально произнес Гук и выехал со служебной парковки. Всю дорогу оба не проронили ни слова. Чимин бы спросил, куда они едут, но тишина была настолько напряжённой, что язык не поворачивается. Он украдкой поглядывал на сосредоточенный на дороге профиль и на Чонгука в целом. Чимин не прикасался к нему целую вечность. Руки так и просятся зачесать спадающие на глаза волосы, помассировать напряжённые плечи, обвить ими шею и никогда не отпускать, а не вот это всё. Пака поглотили мысли и он не заметил, как машина остановилась. На землю его вернул приятный голос, обладатель которого галантно открыл дверь для задумавшегося пассажира. — Чимин, мы приехали, — говорит Гук и направляется в сторону отеля «One love». Чимин в прострации выходит и поздно замечает, куда его ведут. — Чонгук, стой, у меня нет на это денег, — Чимин догнал детектива и дернул того за руку, чтобы посмотреть в глаза, чтобы на него обратили внимание. — Мы за делом. Этот отель находится ближе всех к твоему дому. Севон мог его посещать, — спокойным голосом отвечает брюнет, но в глаза не смотрит. Чимин не стал спорить насчет того, зачем вообще это нужно. Пускай делает, что хочет. Зайдя в отель, Чим присел на диван и стал листать ленту новостей, пока Чон говорит с девушкой на ресепшене. В мире шоу бизнеса не происходило ничего интересного. Кто-то с кем-то разошёлся, кто-то кому-то изменил – обычные вещи в отношениях, преувеличенные жадными до новой сенсации репортерами. Пф, его жизнь стала намного интересней какой-то любовной истории с двумя айдолами, и не менее трагичней их будущей карьеры. Гук снова зовёт его, и Пак покорно идёт за младшим. Знать бы, что у Чонгука в голове. Знал бы, Чимин, что только он в его голове. Чон приложил ключ-карту, пропуская его в стерильное помещение. Ни одной пылинки и пятнышка, натёртые до блеска полы и двухместная кровать с белым, как снег, бельём. Тут до Чимина дошло. Они здесь не за делом… Блондина резко толкают и прижимают к ближайшей стене. Чужие губы грубо впиваются в шею, оставляя укусы и засосы. Чимин теряется от такого напора. — Я так долго терпел, думал, завалю тебя прямо в машине, — сквозь поцелуи говорит Чон, расстегивая пряжку ремня Чимина. Старший окончательно запутался. Он стоит, как не в своём теле — ни оттолкнуть, ни притянуть, чем и пользуется брюнет. Бежевая рубашка Пака давно лежала на полу, и у Чонгука почти получилось отправить туда же чужие джинсы, остановившись на середине бедра. — Что происходит, Чонгук!? — придя в себя, сознание потребовало объяснений. Чимин грубо отталкивает от себя вцепившиеся мертвой хваткой в его тело чужие руки. К горлу подкатывает неприятный ком, а от обиды всё в нутрии неприятно съёживается. — Я хочу тебя, — голос Чонгука такой же безразличный, каким был до этого. Такой же холодный, как и чувства. Желание такое же горячие, как пылающая от удара хлыста кожа. «Тебя просто используют, Пак Чимин» — слышит он у себя в голове. Слова и поведение Гука только тому подтверждение. Как глупо было надеяться, что кому-то нужен Пак Чимин с душой и характером, а не просто красивые бёдра и талия. — Вот как, — усмешка, — а я – нет, — Пак оттолкнулся от стены и натянул штаны, подбирая с пола рубашку. В ответ молчание. Чонгук на него даже не смотрит. Пак, хмыкая, накидывает на себя рубашку, планируя застегнуть ее по пути, и направляется к двери. Уголки губ из усмешки падают вниз, искажая красивое лицо, а взгяд застилает туманная пелена из слёз. Его останавливает рука — нет, не рука, а он сам. Это прикосновение совсем другое, не такое, как было до этого. Оно тёплое, не требующее, но заставляющее обернуться, показать свою слабость. Чимин резко толкает опешившего Чонгука к стене, прижимая собой и впиваясь в поалевшие губы. Блондин целует грубо, сильно впиваясь зубами в нижнюю губу. Делает больно. Чон стоит, не сопротивляясь, позволяет себя целовать. Позволяет делать больно, потому что заслужил. Когда блондин остывает и отрывается от губ с привкусом железа, младший быстро меняет их местами. Он спускает с плеч так и не застегнутую рубашку и покрывает поцелуями недавние укусы. От этой нежности Чимина пробирает новый приступ злости. Какого чёрта он такой ласковый и нежный!? Он сжимает в руке ткань его футболки в районе плеч. Отцепляя пальцы от вещи следователя, Пак толкает её обладателя на большую кровать и забирается на нее следом, усаживаясь на бёдрах младшего. Сколько раз за этот день Чимин пытался заглянуть в его безразличные глаза? А теперь он попросту не может пересечься с этим до боли родным и нежным взглядом. Блондин бьёт кулаками по груди Чона, хватает за ворот футболки, резко отпуская и снова ударяя. Когда силы и злость заканчиваются Чимин опускает голову на покалеченную им же грудь. Он ,сам того не понимая, гладит ладонью ушибленное место. Чонгук чувствует, как намокает его футболка в том месте, где лежит голова Пака, в районе глаз, а позже слышит: — Почему!? Почему именно сейчас ты такой спокойный и нежный?! П-почему… н-не дал мне уйти!? — голос предательски срывается, и он начинает всхлипывать, и чёртов Чон Чонгук успокаивающе гладит по волосам. Сил сопротивляться ласкам нет никаких. Поэтому Чимин окончательно расслабляется и полностью укладывается на младшего. Они лежат так пару минут и, оказавшись в полудрёме, Чимин слышит тихое «потому что люблю тебя», посчитав это за глупую шутку его ошалевшей фантазии.###
Блондин совершенно не удивлен, не обнаружив теплого тела под собой. — Хах, кому нужна такая страдальческая задница, как я? — с иронией подметил Пак. Встав с кровати, он заметил аккуратно сложенную несчастную рубашку и пару купюр, видимо на такси. Чонгук успел заметить чистоплотность старшего по идеально выглаженным, хоть и не дорогим рубашкам. У Чимина не было мелочи даже на самый дешевый автобус, только поэтому он одалживает на время учтиво оставленные деньги. При первой возможности он их вернёт. Он выходит из номера и спрашивает разрешение девушки у ресепшена вызвать с ее телефона такси. Свой он благополучно оставил дома. Та приветливо здоровается и протягивает свой смартфон в розовом чехле. Пока блондин набирал номер, девушка с таким же цветом волос, как и у него, собранными в пышный высокий хвост, попыталась завязать разговор. Она спрашивала что-то про следователя, который пришёл вместе с ним и почему-то ушёл первым. Он пытался игнорировать лепечущий голосок и сосредоточиться на гудках. Ситуация отвратительная, особенно когда трубку не берут с третьего раза. Обратную дорогу он не знает, потому что засмотрелся тогда в авто. На того самого, который оставил, бросил одного. Неприятный ком снова подкатывает к горлу и в переносице начинает щипать. Ему приходится позорно сидеть на диванчике в отеле. — Пак Чимин, Вас ожидает такси, — сообщает звонкий голос, разобравшись с помехами со связью. Он садиться в удобный салон автомобиля. Голова отказывается ясно мыслить, но одно Чимин знает точно — с Чонгуком нужно поговорить. А сейчас Пак доберётся до дома, примет ванну и начнет составлять новую хореографию для участия в конкурсе его учеников, потому что завтра на работу.###
— Полиция Кореи должна сохранять беспристрастность и объективность, как истинный слуга обществу, и не злоупотреблять своими полномочиями. Ты полицейский, слуга закона и обязан ему подчиняться. Каким бы трудным ни был выбор – закон превыше всего,— сделав небольшую паузу и сменив тон со строгого на более мягкий, Мин продолжил: — У нас нет права любить, Чонгук. — А как же ты, хён? — Мне не следовало влюбляться в Хосока. Он думает, что я его повысил через постель, — поджал он сухие губы. — Если есть человек, ради которого ты готов переступить закон, то я завидую тебе. Слова Юнги действительно заставили его задуматься. Чонгук погрузился в мысли, пытаясь увидеть общую картину: он ошибался в нём. Хосок – лучший кандидат на свою роль. Тэхён не смог бы держать всё бюро в своих руках, а Чон с этим прекрасно справляется — никому не даёт спуску. Хосок просто невзлюбил своего подчинённого, и Чонгук не может в этом кого-то винить, потому что и ему не симпатизирует начальник. Он стал смотреть на сложившуюся ситуацию с другого ракурса, и теперь поведение этих твоид становится логичным. Разобраться бы в своих «отношениях», если их можно назвать таковыми. Поменял бы кто-нибудь ракурс объектива камеры и показал недоснятое кино со стороны. И он обязательно придёт из будущего и поступит не в Корейский государственный полицейский университет, а в какой-нибудь художественный, музыкальный, да куда угодно! Главное не встретить Чимина и не заставлять себя и его страдать от несбыточной любви. — Я совершил ошибку, позволив чувствам взять вверх. Чонгук, прошу, не совершай моих ошибок. Мы слуги закона, и для нас это приговор, — свои собственные слова проходятся по незажившим сердечным ранам, которые беспокоят генерала по сей день. Но так оно и есть. Никто не говорил, что будет легко. Младший понял это только сейчас, когда его с размаху окунули лицом в реальность. Чон будет жить с этой мыслью до конца жизни, в наказание за испорченную жизнь любимого. Чимину не избежать тюрьмы, а Чонгуку от этого только больнее. Больнее, потому что это он его посадит. Брюнет прикрывает глаза и умирает внутри, напоследок сказав: — Думаю, тебе следует поговорить с Хосоком. Я вижу, что ты внушил себе обратное, но он считает иначе, — Чонгук медленно встал, отдал честь и тихо вышел из кабинета.###
Как бы ни хотелось покидать стерильное помещение отеля, от которого уже тошнит, но пришлось, иначе профессор три шкуры с него сдерёт. Единственное, что здесь не раздражает — это человек, спящий рядом. Чимин подрагивал и шмыгал носиком. Его лицо покраснело и раздражилось от слёз. Сердце разрывалось от одного вида потерянного и разбитого Чимина. Чимина, который ищет любви и заботы, и дарит её в двукратном размере. Он сто раз оправдан и для Чонгука невиновен, потому что Чимин, которого он знает, не может убить. Но улики кричат об этом и тыкают большой красной стрелкой на белобрысую макушку. Он не судья, чтобы стукнуть молотком и сказать «оправдан». Приходится закрыть и закопать все пылающие чувства и бешено колотящееся сердце куда поглубже в землю. Но не получается..###
Измотанный работой с непослушными подростками, которые обленились за время его отсутствия, Чимин пришёл домой, собираясь принять душ и нормально поесть за весь день. Потная футболка неприятно липла к телу, а ноги гудели от перенапряжения. Зайдя в квартиру, он сразу избавился от мокрой вещи и направился на кухню, чтобы утолить жажду, которую невозможно было терпеть. Больничный закончился, и он вернулся к привычному ритму жизни: работа-дом-работа. Теперь он сможет отдавать всего себя работе, как делал это раньше. На Чимина снежным комом вывалилось это расследование, в эпицентре которого был он. Пак вывихнул бедро при попытке высвободиться от рук бывшего соседа в теперь уже пустующей квартире. Повреждение было не сильным, но работать мешало. Он недооценил своего насильника. Севон крупнее и выше Чимина, поэтому затащить последнего в квартиру Чхве не составило труда. Чимин с дрожью во всём теле вспоминает смуглые холодные руки на своих запястьях. Следы от рук и губ жгли и заставляли отвернуться, уйти, а лучше — убежать. Но руки прижимали крепко, вдавливали в дверь. Обветренные губы царапали бледную кожу на шее, и, как только они добрались до губ Чимина, тот сильно прикусил нижнюю и оставил железное послевкусие. Нет. Он больше не собирается к этому возвращаться. Нужно жить дальше и не впускать никого в своё сердце, как он сделал с Чонгуком. Чимин больше не позволит использовать себя. Блондин больше не позволит врываться в его жизнь и заставлять доброе и ранимое сердце больно сжиматься. Следователь играется с ним, прекрасно понимая, как это действует на влюблённого подозреваемого. Как же Чимин был жалок, когда глубоко внутри надеялся на взаимность. А есть ли она вообще, эта взаимность? Чимин не знает, но знает точно — кроме Чонгука ему никто не нужен. И он… теперь тоже… Чон должен прийти, или он сам придёт, чтобы вернуть одолженные деньги на такси. И он больше не поддастся соблазну, ведь Чонгук – гребаный наркотик, медленно, но так сладко убивающий разум. На улице бушевал ураган, из-за чего в квартире становилось прохладно в одних спортивных штанах и с влажным от пота торсом. Чимин продрог и поспешил в тёплый душ, но звонок заставил того замереть. Выпустив воздух из легких, Чим принялся искать в кармане куртки купюры. Он накинул эту самую куртку себе на плечи и трясущимися руками застегнул молнию. Хозяин квартиры открыл дверь, не смотря в глазок — нет смысла. У Чонгука недавно закончилась смена. Пак пропустил сквозь уши приветствие и сразу протянул купюры. Чимин отдаст деньги и закроет дверь. И откроет только тогда, когда придут не за ним, Чимином, а за преступником Пак Чимином — убийцей Чхве Севона. — Привет, Чонгук. Я возвращаю, — Чимин тупит взгляд в пол, чтобы не сорваться и не посмотреть на безответно любимого. — За что? — Следователь запоздало вспоминает, что оставил деньги на обратную дорогу в отеле. Брюнет выхватывает купюры и засовывает их в карман чиминовой куртки, туда, где они и лежали. — Не нужно. Чимин стоит как истукан и непонимающе наблюдает за руками младшего, которые копошатся в его карманах. Манипуляции Чона заставляют блондина поднять взгляд на родное лицо, но Пак не успевает сосредоточить его на глазах, как перед его взором оказываются тонкие губы. Тёплые руки обхватывают худое лицо, большими пальцами поглаживая впалые щёки и вытирая горячие дорожки слёз. Губы, прижатые к светлой макушке, что-то шепчут в самые волосы, но Чимин не может разобрать слов. Чон обдает волосы горячим дыханием и, незаметно для старшего, роняет в них кристальную каплю. Он не имеет права здесь находиться, обнимать, целовать, создавать иллюзию нужности. Но он продолжает эгоистично врываться в жизнь старшего. «Чего ты добиваешься, Чонгук?» — голос сознания проносится в голове и ударяется о черепную коробку. Он не знает. Он не думает головой, которая так невовремя проснулась. Чонгук тут, рядом, в паре сантиметров. Все мысли потерялись в крепких объятьях, как и все обещания никого не впускать, не позволять себя целовать, делать больно. — Чонгук, пожалуйста, уйди, — переосиливая себя выдавил старший. Здравый рассудок не позволял забыться в сильных руках. Но пальцы так отчаянно цепляются за черную куртку. Чимин получил дозу и не сможет воздержаться от большего. — Чонгук! Но брюнет не выпускает из объятий, не прерывает короткие поцелуи и принимает все бесполезные протесты. Чон не делает больно, не принуждает, и из его слабой хватки можно легко вырваться. А Чим и не пытается, он и сам не помнит, в какой момент стал сам притягивать тёплое тело вплотную к себе и обвивать руками шею. Пак всегда думал о последствиях, о будущем. Он понимал, что если напьется в пятницу вечером, то на долгожданный выходной будет страдать от похмелья. Понимал, что вредная еда может сказаться на фигуре и здоровье. Сейчас Пак не думает, он отдаётся чувствам целиком и полностью. И плевать на то, что от Чона он поправится или будет страдать от похмелья. Чонгук здесь, рядом, человек, который, по сути, ему никто, но ставший таким любимым и необходимым. И он будет цепляться за него, как за спасательный круг, который в итоге потопит блондина в холодном океане. Чимин уверен, что ночью или рано утром брюнет уйдёт, а когда-то уйдёт навсегда. Если не любить, то хотя бы так, но Пак будет с Чонгуком. Брюнет спустился поцелуями к шее, расстегивая ветровку и обнажая красивый торс. Целуя и втягивая нежную кожу, он чувствовал неровное дыхание и легкую тряску старшего. Полностью стянув с плеч куртку, Чон приник губами к правому соску. — Н-не надо… я не мылся после работы, — Чимин не хотел вызвать отвращения и всё портить, но Чонгука не смущало потное тело блондина. Младший сам не улавливает логику своих действий, и ему не противно, ему не противен Чимин. Тот и дальше игнорирует слова хозяина квартиры, боясь сказать и слово. Они могут все испортить. Наборы букв сейчас не важны, они не имеют значение, сейчас значение имеют только действия. И каждый трактует их по-разному. Чонгук обводит носом рельефный пресс, а на глаза бросается бледнота, не характерная для этого времени года. Грудь старшего тяжело вздымается, и Чон кожей чувствует его возбуждение. В любой другой ситуации подобные щекочущие манипуляции вызвали бы у Пака звонкий смех, но в этой — рваные вздохи. Младший встал на колени и спустил резинку спортивных штанов до колен, бродя руками по напряжённым после тренировки бёдрам. Таким сильным и изящным, к которым так и хочется прикасаться. Блондин прижимался спиной к холодной стене. Из-за контраста горячих рук и прохладной поверхности кожа покрылась мурашками. Не зная, куда деть руки, он вцепился пальцами в стену за своей спиной, царапая дешёвые безвкусные обои. Спустить штаны он спустил, но мучения и долгие прелюдии следователь прекращать не собирается. Чем раньше сорвется, тем раньше все закончиться и ему придется уйти. А уходить как-то не хочется совсем. Брюнет целует в бедро катастрофически близко к паху, замечая мокрое пятно от предэякулята на уж слишком облегающих серых боксерах. Чимина всего трясёт от возбуждения, а Чон раздражающе медлит, целует выпирающие тазовые косточки, оттягивает резинку трусов и резко отпускает. Мин шипит — не от боли, а от чертова Гука. У него скоро яйца лопнут от такого напряжения и, если сейчас младший продолжит бездействовать, Чимин сам его трахнет. Пак грубо хватает Чона за волосы, утыкая губами и подбородком в свой эрегированный член, и рвано произносит «соси». Чимин повелся. Чонгук тут же сдёрнул с него бельё, откидывая в сторону. Чимин всё ещё сжимал черные волосы на затылке, держа в плену голову. Небольшой член тут же погрузился в тёплое нутро, туго обхватывающее возбуждённую плоть. Чим, получивший долгожданный экстаз, выпускает всё скопившееся напряжение из лёгких в виде гортанного стона. Чонгук делает минет в первый раз, но технология ясна и ничего сложного из себя не представляет. Он старательно втягивает щеки и расслабляет горло, позволяя Мину самому задавать темп и толкаться в теплое нутро. С каждым новым толчком Чонгук берёт все глубже и почти у основания. С каждым новым толчком блондин содрогается в предоргазменных судорогах. Слюна вместе с природной смазкой капает с подбородка, а губы горят и покалывают. Головка неприятно давит в горло, но от этого старшему хочется улететь в Гонконг и не возвращаться. Чонгук терпит. Ради Чимина. Ради блаженных стонов, которые для Чона как трофей. Брюнет резко выпускает ствол, конечно, с пошлым чпоком. Проходясь языком от основания, обводя все вздутые венки. Оттянув крайнюю плоть и уделив внимание уздечке, Чонгук снова заглатывает до основания. Чимин, не ожидавший такой пакости, бросает судорожное «ох». То был только разогрев. Чонгук стал заглатывать быстрее, резче, глубже, полностью игнорируя рвотные позывы. Руки старшего так и покоились в мягких волосах, но уже не давили. Брюнет сам насаживается с завидной скоростью и мастерством, не имя за собой никакого опыта с парнями. От этого Чим растекается по стенке и такой грешный и испорченный умирает в тягучей эйфории, да такой, что душу дьяволу-Чон-Чонгуку продать не жалко. Голова запрокинута, чтобы ненароком не опустить взгляд и не кончить позорно в самом начале. Чуйка подсказывает, что это только начало. Чонгук не уйдёт просто так. Он не уйдёт, не заставив усомниться в его отношении к Паку, а после незаметно закроет дверь, разрушая маленький замок-мирок, в котором у них с Чоном все хорошо, все взаимно и прекрасно. Лишние мысли выбивает волна оргазма, неконтролируемая гнетущими мыслями. Сопротивляться и сдерживать поток белой струи нет сил, который уже начал бить в виски. Чон водит рукой по всё ещё твердому стволу, выжимая последние капли семени, а после проводит языком от основания до головки собирая капающую сперму. Это действие не то что смущает, оно его возмущает. Все те партнеры, которые у него были ещё в старшей школе, не глотали сперму, и Чимин понимал почему. Он бы сам так никогда не сделал, по понятным причинам. Им нужно было только сексуальное и физическое удовольствие. А все эти штучки со свиданиями, нежными поцелуями, держаниями за ручку и много всякой приятной глупости в конфетно-букетный период ни к чему. Они то и не особо пытались доставить удовольствие. Главное — удовлетворить себя. А Чонгук нежно усыпает поцелуями шею, ключицы, грудь, лицо. Не кусает, потому что и без этого оставляет раны, но не на теле, правда, а там, где не заживает. Когда ноги уже не держат, Чонгук подхватывает сползающего по стенке Пака и укладывает на диван в гостиной. Старший идеально умещается на небольшом коричневом диване без мешающих подлокотников. Младший избавляется от верхней одежды и к черту выбрасывает давящий ремень, будь он неладен. В этот короткий промежуток времени Чимин лежит безвольной куклой и ничего не может поделать. Чон так близок, но так отчуждён и неприступен. Словами. Но действия противоречат каким-то звукам, доносящимся из его рта, которые должны что-то значить. Поступки все решают. Но Чимин не понимает и, возможно, не хочет понимать. Ведь так всем будет легче. Чем сильнее привязываешься, тем больнее отпускать, а«Только будь рядом»
Чонгук вводит до основания уже три пальца. Нежные стенки туго обхватывают длинные пальцы. Брюнет тяжело выдыхает, жаждая заменить пальцы своим давно вставшим членом. Эрекция стала болезненной, а выгибающийся под ним блондин ситуацию только ухудшает, но Чон продолжает бережно растягивать проход, думая в первую очередь о старшем. Наконец полностью избавляясь от штанов и сошкрябывая остатки прозрачной смазки из открытого пробника, размазывает их по своему стволу, вынимает пальцы и пристраивает к анусу головку. — Я вхожу, — зачем-то говорит Чонгук, как будто Чимин и сам не может догадаться, что он сделает. Чувство вины не покидало следователя с самого первого дня знакомства и первой ночи. Ведь он знал, знал с самого начала, что так будет, и все рано позволил сердцу овладеть разумом, к чёрту отключая центральную нервную систему. Блондин обвивает ногами талию партнёра, Чонгук медленно проникает головкой, а затем резко до основания, с нажимом впечатываясь в простату. Чимина прошибает электрический разряд вперемешку с головокружительной негой и заставляет выгнуться, как кошка. Пак не знает, куда деть руки. В голове совершенно нет мыслей, и он только и может прижиматься к Чону и дивану одновременно. От вида закатывающего глаза и сводящего брови у переносицы от удовольствия старшего умереть хочется. Вот прямо здесь на месте, но это было бы нечестно по отношению к Мину. Потому что страдать придётся Чимину одному. Брюнет прижимает выгибающееся тело к себе сильнее , чувствуя влажный член старшего меж их телами. Он просовывает свободную руку и проводит ей по вновь вставшему органу хёна. Чонгук делает на пробу толчок и ещё не до конца привыкший к немаленьким размерам Чимин чувствует неприятное покалывание и жжение. Боль возвращает Мина к реальности и заставляет схватиться за сильные плечи и оставить краснеющие царапины. Пак не пытается скрыть дискомфорт и шикает себе под нос, а из-за слишком близкого соседства с чужим телом, получается шикнуть в плечо парню. Чонгук тут же остановился, обеспокоено посмотрев на старшего. — Прости, малыш, — голос получился донельзя виноватым, как и сам Гук. Он не знает, зачем добавил в конце это «малыш», ведь хён-то на два года старше. — Двигайся, — вымученно просит Пак. Его глаза зажмурены и слух притуплен, но это гуково «малыш» пробрало и согрело изнутри, вновь зарождая то, что вот-вот разрушится. Большая рука тянется к чиминовой, переплетает с ней пальцы и утягивает к губам. Чонгук так трепетно целует их сплетенные руки, смотря и не веря, что это может закончиться. Повинуясь словам старшего, Чон задаёт удобный для себя темп, и с каждым толчком ускоряясь, вжимая Пака в скрипучий диван и ловя губами несдержанные стоны. — Я люблю тебя, — в порыве страсти шепчет Чонгук в плечо блондину. А после молится всем богам, чтобы эти три искренних слова не были услышаны. Чимин сильнее впивается ногтями в исцарапанную спину, хрипит горячим воздухом и обессилено опрокидывает голову. Пак кончает в чонову руку, тихо и протяжно произносит его имя. Чувствуя близкую разрядку, Чон покидает обмякшее тело и помогает себе рукой кончить. Чимин засыпает без задних ног и не реагирует на нежный поцелуй в висок, так же не реагирует на то, что его переносят в спальню и укрывают тёплым одеялом. Лишь звук закрывающейся двери заставляет покинуть царство Морфея и открыть наполняющиеся слезами глаза. ### И так продолжалось до конца недели, до конца срока, который им дал Хосок. Чонгук приходил каждую ночь, и каждое утро Чимин обнаруживал пустую половинку кровати, а не теплое тело рядом. Детектив каждый раз бесшумно закрывал за собой дверь, потому что он знает, кто убийца. С самого начала. Пак привык ждать конца смены Чона и без лишних слов впускать в свою квартиру. Для него стало большим изумлением, когда следователь поприветствовал хозяина квартиры не глубоким поцелуем, а словом, не разувшись, стоя в коридоре, продолжил: — Ты сказал, что в день убийства был на работе, это так, но Севон погиб как раз в то время, когда у тебя был перерыв между сменами. Так же в доме были обнаружены твои отпечатки пальцев и потожировые, — сделав непозволительно длинную и мучительную паузу, Чонгук задал вопрос, в котором можно разобрать нечто большее, чем простой интерес к истине, — Зачем ты это сделал? — …Он затащил меня в свою квартиру, и пытался изнасиловать. Это была самозащита… Я не пытался его убить. Когда Севон упал, я думал, что он сильно ударился, и сбежал, пока сосед не пришёл в себя. На следующий день я увидел спецслужбу, когда выносил мусор. Я… п-правда не хотел его убивать! — голос Пака начал подрагивать, но он не поддавался. — Нужно было сразу обратиться в полицию, если это была самооборона, тебя бы отпустили. — Я не мог рисковать, Чонгук! Видишь, как я живу? Я работаю учителем танцев, а если попаду в тюрьму, то и этого лишусь… у меня нет никого, к кому я могу пойти. «Полиция Кореи должна сохранять беспристрастность и объективность, как истинный слуга общества, и не злоупотреблять своими полномочиями. Ты полицейский, слуга закона и обязан ему подчиняться. Каким бы трудным ни был выбор — закон превыше всего. У нас нет права любить, Чонгук.» — Простите, Пак Чимин, но вы арестованы по обвинению в убийстве Чхве Севона.