Уйти, чтобы вернуться

       Питер решает уехать, когда в городе наконец становится спокойно. Он сообщает об этом Роману во время их прощальной встречи, как бы мимоходом, а потом торопится уйти, словно боится, что друг попытается его остановить. Мелькает мысль, что он снова бросает Романа, как в прошлый раз, но сейчас всё иначе. Годфри не одинок, у него есть Надя и Шелли и нет Оливии, отравляющей жизнь. А Питер… Ему просто нужно оказаться подальше от этого города, хотя бы на время.        Он прощается с Дестини и видит в её глазах мутную печаль. Гибель Андреаса — то, как он погиб — оставила в её душе неизгладимый след, но она смирилась.         — Ди… Если ты попросишь, я не уеду, — произносит Питер.         — Не попрошу. — На губах на секунду мелькает грустная улыбка. — Тебе нужно сделать это.         — Но я вернусь, — обещает он.         — Я буду ждать, — кивает она. — Но не стоит возвращаться ради меня.        «А ради кого? — мысленно удивляется Питер. — Ради себя?»        Вопрос остаётся повисшим в воздухе, как и ответ.        Ради него…        Питер путешествует из одного города в другой, не задерживаясь надолго на одном месте. Наверное, сказывается привычка кочевать, перенесенная из детства. Или, скорее, ничто не цепляет его настолько, чтобы захотелось остаться. Где бы Питер ни был, он чувствует ничем не заполняемую пустоту внутри себя, возникшую после отъезда из Хэмлок-Гроув.        Он часто звонит Дестини и ни разу — Роману. Порой Питер, пролистывая справочник на телефоне, задерживает палец над его номером, но не нажимает. В такие моменты на сердце начинает скрести смутная тоска. Вряд ли Роман испытывает то же самое. Но Питер знает: он вернётся, стоит только его другу попросить.        Именно поэтому он ни разу не звонит.        Питер четыре месяца колесит по штатам, а после решает прилететь к матери в Бухарест. Линда безумно рада его видеть. Она суетится, накрывая на стол нехитрый ужин, расспрашивает о последних новостях. Они проводят вместе две недели. А потом Линда спрашивает, проницательно глядя на него:         — А теперь колись, что случилось?         — С чего ты взяла, будто что-то произошло? — Питер поднимает на неё удивлённый взгляд.         — Ну я же твоя мать. И я не слепая. — Она пожимает плечами. — Ты как потерянный с самого приезда сюда. Будто тебе чего-то не хватает. Или кого-то.         — Всё в порядке, правда. — Он улыбается, а внутри словно что-то щёлкает на её последних словах. — Мне нравится путешествовать.         — Не удивительно, мы же цыгане, — улыбается Линда в ответ. — Дорога у нас в крови. Совсем не обязательно привязываться к конкретному месту. Но если привяжешься к человеку — твой дом отныне рядом с ним.        Её взгляд проницательный, будто она видит гораздо больше, чем говорит. Питер с ней мысленно соглашается, но из чистого упрямства остаётся в Бухаресте ещё на неделю.        А потом отправляется обратно в Хэмлок-Гроув.        Дестини крепко обнимает его, затем отстраняется и улыбается:         — Я знала, что ты вернёшься.         — Твой дар подсказал тебе? — добродушно усмехается Питер.         — Нет, дурачок. — Кузина легко стукает его по плечу.        Они проводят вместе полдня, а когда сумрак забирает город в свои властные объятия, Дестини спрашивает:         — Почему ты до сих пор здесь?         — А где ещё я должен быть?         — Сам знаешь.        Питер устаёт от того, что близкие смотрят так, словно знают о нём больше, чем он сам. И понимает: у них есть на то повод. Ведь он идиот, несколько месяцев безуспешно бегающий от своих истинных чувств.         — Ты права. Я немного засиделся у тебя. — Он встаёт с продавленного дивана, обнимает Дестини, а затем выходит на улицу. Питер замирает на минуту, глубоко вдыхает вечерний воздух, напоённый запахом опадающей осенней листвы, а затем садится в машину и едет туда, куда его ведёт сердце.        Роман открывает спустя пару минут после звонка в дверь. Осматривает Питера с ног до головы пронзительным взглядом, пробирающимся не только под одежду — под кожу. Уголок губ дёргается в лёгкой усмешке.         — Вернулся-таки? — произносит он.         — А ты не рад? — интересуется Питер, мысленно отрицая, насколько сейчас важен ответ. Роман молчит несколько секунд, затем улыбается широко, искренне:         — Рад. Заходи.        Руманчек выдыхает облегчённо и переступает порог.        Годфри садится на кожаный диван, жестом предлагая другу сесть рядом, и зажигает сигарету. Вдыхает дым с наслаждением, уверенный, что последнее, что ему грозит — это рак лёгких. А Питер залипает на то, как он сжимает сигарету между чувственных губ.         — Будешь? — замечает Роман его пристальный взгляд и протягивает свою сигарету. Тот принимает её, сталкиваясь с ним пальцами на мгновение и чувствуя, как внутри всё словно бурлит от сдерживаемых эмоций. А затем тоже делает глубокий вдох, ощущая на сигарете вкус чужих губ. Он прикрывает глаза, словно опьянённый. Так было всегда. Рядом с Романом всё казалось острее, ярче. Жизнь окрашивалась в новые цвета, порой чернильно-красные, но Питер никогда об этом не жалел.         — Как прошло твоё небольшое путешествие? — интересуется Роман и плавно встаёт, чтобы забрать бутылку виски из мини-бара и пару бокалов. Питер медлит, неотрывно следя за каждым его движением, потом берёт наполненный бокал, делает глоток и говорит:         — Довольно неплохо. — А ещё серо и скучно.         — Я думал, что ты никогда не вернёшься. — В глазах Романа неожиданно мелькает тень тревоги.         — Но я здесь, как видишь, — улыбается Питер, но взгляд остаётся серьёзным. Он рассказывает о месяцах, проведённых в дороге, о полёте в Бухарест. Годфри периодически вставляет едкие комментарии, на редких забавных моментах смеётся. И Питер понимает: он чертовски не хочет уходить. Но через пару часов поднимается и говорит:         — Мне пора.        Куда, зачем, он и сам не может понять.         — Уверен? Ты пьян, — замечает Роман, который кажется чуть более трезвым.         — Да, всё в порядке, — кивает Питер и делает несколько нетвёрдых шагов. Но в какой-то момент мир плывёт перед глазами, и он чуть не падает, но друг вовремя удерживает его.         — Я же говорил: ты пьян в стельку, — хмыкает Роман. Он крепко держит Питера, при этом находясь слишком близко. Настолько, что тот чувствует его дыхание на своём лице. В горле становится нестерпимо сухо, и Руманчек шепчет:         — Отойди.         — Что? — вскидывает брови Роман.         — Ото… — Питер прерывается и плюёт на невидимый барьер, который сам же поставил когда-то давно. Он подаётся вперёд и прижимается к его губам яростно, дико, давно желая сделать это. Потом это можно будет списать на алкоголь. Роман замирает сначала от неожиданности, потом отстраняется резко.         — Охренел? — выпаливает он, тяжело дыша.         — Прости, — говорит Питер. — Наверное, с виски был перебор.         — Заткнись. — Годфри пальцами сжимает его подбородок. — Только попробуй ещё хоть раз это сказать.        Питер поднимает на него изумлённый, непонимающий взгляд, но вскоре мир вновь плывёт, когда Роман сам целует его. Это одновременно невероятно горячо и чувственно, больно до прокушенных губ и волнующе до сбитого дыхания. Питер отвечает ему, чувствуя в какой-то момент, как его спина прижимается к шкафу, а в бедро упирается крепкий стояк. Он теряет контроль, теряет способность мыслить здраво. И ему нравится это.        Роман останавливается первым. Он прижимается лбом к его лбу, восстанавливая дыхание и усмиряя желание, сладким ядом струящееся по телу. После этого подводит плохо перебирающего ногами Питера к дивану и помогает ему лечь. Тот не сопротивляется. На что-то большее уже не остаётся сил.         — Нам обоим нужно проспаться, — произносит Роман и облизывает губы с каким-то особенным наслаждением.         — Ты прав, — соглашается Питер, прикрывая глаза. Он не жалеет. Ни капли. Но следующие слова ненадолго вырывают его из накатывающей дрёмы:         — Больше не смей меня покидать.