От перемены мест слагаемых сумма не меняется)0

В огромном здании было невероятное количество комнат, и найти одного единственного человека казалось невозможным. Но скорее всего, он уже спустился вниз и восвояси уехал, но нужно было удостовериться в этом. Уверенность нациста никуда не пропадала, к тому же, все его слова были основаны на фактах. Благодаря тесным отношениям Берлина и Москвы, Рейх выделил день, встретился со столицей и узнал от того всё, что нужно. Третий доволен тем, как сильно надавил на больную для Совета тему. Стук немецких сапог прервался у лифта, Рейх вошёл в кабину и нажал на кнопку первого этажа. Конструкция без промедления двинулась вниз, но быстро остановилась на этаже ниже, белые двери разошлись и внутрь зашёл уже знакомый мужчина, который, видимо, не обратил внимания, и поздно среагировал, когда лифт вновь пришёл в движение. —Ну как, остыл? — вскидывает одну бровь нацист, смотря на рыжую макушку социалиста. Надо же, как идеально сложилось. А русский, оказавшись в теле не такого рослого, как он когда-то, сына, естественно больше не мог похвастаться своим купным телосложением и двухметровым ростом, теперь на фоне длинного немца он выглядел, как минимум, смешно. —Да захлопнись ты. Они словно поменялись местами: теперь Союз зло скрипел зубами и кидался на немца, и не удивительно, этот вездесущий пёс только что загубил его все возможные отношения со странами. Если таковой шанс вообще был. А Рейх тем временем спокойно уклонялся от ударов, пока в конце концов не поймал кулаки Союза ладонями, сжимая их в сильной хватке и на этот раз толкая русского в противоположную стену. —Сука, — шипит социалист, ударяясь о железную поверхность. — Что ты привязался ко мне, блядь? Рейх заглядывает в глаза своего врага, не понимая, почему ему так нравится чувствовать власть над ним. Хотя всё логично, когда нацист был выше его на голову и крепче, враг не казался грозным, даже наоборот. Шумно вдохнув воздуха, Третий старался отогнать от себя эти мысли. —А ты надеялся, я тебя так просто оставлю? Ты уничтожил меня. А теперь настала твоя очередь. — жгучая обида подступала к горлу, только неизвестно, на что нацист так реагирует. В его планы не входило зажимание врага в этом чёртовом лифте, и Союзу тоже не нравилась эта перспектива. Если судить по виду. На деле в голове русского творилось невесть что, появилось чувство, что такое уже происходило, а воспоминания замаячили перед глазами, как немец так же прижимал его руки к холодному металлу и жарко целовал, шептал что-то грязное на ухо, но это были не его мысли. И не его чувства. Находясь не в своём теле, ужасно, что он и подумать не мог, что Россия будет чувствовать не прикосновения Рейха, а Германии. Отворачиваясь от лица ненавистного врага, Союз в бессилии смотрит в пол, он даже пнуть не может его, Третий ударит в ответ быстрее, чем Совет сделает это сам, потому что нога немца была опасно близко к советскому сокровенному, если последний двинется, то наверняка не без последствий. —Что мне, блять, такого сказать, чтобы ты отпустил наконец? — цедит русский, отчаянно пытаясь восстановить сердцебиение, казалось, Рейх услышит глухой учащенный стук и догадается обо всём сам, и воспользуется слабостью этого тела. —Что ты прямо сейчас оставишь в покое всех, и вернёшься туда, откуда пришёл. — ровный тон немца слишком близко обжигает край уха социалиста, у последнего буквально дыхание спирает, да что этот засранец себе позволяет?! В лифте ещё пару раз мигнула лампочка, и в кабине на несколько мгновений пропадает свет. И только сейчас оба обратили внимание на то, что лифт без движения уже около двух минут, видимо, их потасовка не прошла бесследно. В слабом свете запасной мелкой лампочки разглядеть черты лица арийца было почти невозможно, но самому Третьему наоборот было легче довольствоваться смущенным лицом русского, гадко ухмыляясь. Не только у Союза были проблемы с реакцией тела на страну напротив, а Рейху вообще плевать, каким образом унижать своего "любимого" врага. Точкой невозврата стало действие Третьего, который двинул коленом, и не остановился после тихого протеста со стороны русского, продолжая ерзать ногой между непривычно тонких бёдер Союза. —Ты не посмеешь, — рвано вздохнул социалист, испепеляющим взглядом буравя нациста. Попытки вырваться возобновились, Совет дёргался и только усугблял ситуацию, ещё сильнее подначивая Третьего. Последний упивался доминированием над ним, потому легко развернул вырывающегося мужчину и вдавил грудью в стенку. Из голосового отверстия для вызова послышалось, что расчётное время прихода системы в рабочее состояние - три минуты. Раздосадованно цокнув, ариец отпустил взбудораженного русского, последний сразу же отошёл от него, скованно поправляя на себе одежду. Когтистые руки Третьего фантомно ощущались на ноющих запястьях Союза, страна потирал их под всё такой же странный взгляд Рейха. —Я тебе сейчас морду набью, кончай лыбиться. — хмурится социалист, на что получает угрозу получше. —А ты повторить хочешь? — и так, под насмешливую улыбку нациста Совет вспыхивает красным, то ли от свежих воспоминаний, то ли от ярости, и больше не смотрит на того. До первого этажа оба доехали без проишествий. Социалист шугается Третьего, когда тот опять последовал за ним, и, как не прискорбно это звучало, Совет готов был верещать как девка, что за ним гонится маньяк, ибо, черт знает, что у этого больного на уме. Слишком ярко он наплевал на факт того, что его враг — мужчина, и что он сам ненавидел такое похабство между представителями одного пола, лучше бы избил, серьёзно. Напряжённо прокручивает в мыслях социалист, всё зыркая на бывшего фюрера. —С какого, прости, хуя, ты идёшь за мной? — опять не выдерживает Совет, на что получает недоумевающий взгляд со стороны. —Парковка здесь одна. — бросает немец как ни в чём не бывало, подходя к своей машине, и русский чувствует себя смешанно, пора бы уже успокоиться и забыть эту отвратительную ситуацию. Повторения подобного он точно не допустит.