Последняя дискотека

К этому самому дню готовились задолго и многие: ученики, прощавшиеся со школой, и учителя, как с ежегодной морокой. Последние уроки физкультуры отменяли, заменяя их на какую-нибудь противную физику. Учителя же самой физ-ры украшали спортзал выцвевшей разноцветной бумагой с поздравлениями об окончании школы и последнем звонке с последним днём в своей любимой школе. В самый угол зала на старый скрипучий паркет ставили парты из соседних кабинетов, накрывая какой-то серой тряпкой, совсем уже не похожей на скатерть. Даже зеркальный шар повесили в самый центр и к самому потолку, где он был малозаметен без подсветки. Учителя стояли повсюду: на входе в школу, в раздевалке, на вход в зал и в самом зале. Педагоги то по трое, то по двое следили за всеми выпускниками в поисках проносящего ими алкоголя. Уже на входе химичка кого-то поймала с бутылкой виски, а в раздевалке географичка разбиралась с неподобающим видом нескольких девушек и их декольте. Сейчас ещё далеко до самого начала. В такое время приходят либо самые отчаянные, либо самые нервные. Только-только выключили свет, настраивая подсветку и аппаратуру. Саня нервно поглядывал на наручные часы, сильнее натягивая кепку на голову. Парень пришёл слишком рано: за полчаса до официального начала дискотеки. Никого из его класса, конечно же, нет. Он облокотился на холодную бетонную стену, ближайшую к выходу. Этот чёртов галстук сжимает горло, что и дышать трудно. Полутемень зала вгоняла в жуткую нервотрепку о предстоящем мероприятии. Ещё и музыку только сейчас включили. Что это, мелодия из какого-то сериала? Сахаров лишь нервно сглотнул, ослабляя узел на своей шее. — О, Саша, привет! Парень резко открыл глаза. Неужели он задремал здесь, стоя у стены? Это как вообще? — А-а… Катя, привет, — немного опешив, Шура всё же поприветствовал свою одноклассницу, — О, и Рома тут. Парень с зелёными волосами и русыми корнями, отросшими после последней покраски, немного безразлично помахал однокласснику, держа под руку красивую Катю в ещё более красивом платье. — Сахаров, ты тут один так долго стоишь, обжимаясь со стенкой? Блондинка, толкнув Саню локтем в бок, хихикнула в ладонь. — Да нет, просто жду кое-кого. Отводя взгляд, ответил Сахаров. Почему же эти двое такие спокойные? Они кажутся совершенно обычной парой на совершенно обычной дискотеке. Но эта дискотека необычная — так для себя решил Шура, сам того не понимая. — Да не парься ты так! Омов же проспорил Костяну, а не ты. Не стоит так переживать из-за этого. Зеленоволосый всё же решил поддержать беседу, пытаясь растрясти словно неживого Шуру. — Может, ты и прав. И в правду, какое волнение? Александр так и не понял чего же он так страшился, нервничая и всё поправляя волосы под кепкой. Омов и Омов. Почему какое-то беспокойство должно вдруг мешать парню? Подумаешь, не он же должен выполнять то тупое задание. Как они вообще тогда дошли до него? — Пойдём, Костя уже подошёл. Выпьешь чего-нибудь? Хотел Саня лишь поговорить с этим самым Омовым, конечно, лучше без заданий, но он же всё равно всегда успеет, да? — Можно, наверно… Около столика собрался почти весь класс. Все чинно попивали что-то тёмное в пластиковых стаканчиках, иденфицированное учителями, возможно, как кола. Как только их ещё не выгнали?  — Ребят, кто-нибудь знал, что Омов-то сваливает в Москву? — Анжела мечтательно это пролепетала, поднялся палец к щеке. — Я сначала думала он врет, но, видит Бог… — Что? Да ты гонишь! Эта крыса опять соврала! Мила крайне категорично отклонила такое предложение, перебивая свою одноклассницу. Конечно, они с ним с первого класса цепляются, как собаки за последний кусок мяса, но цену она ему всё же знала. — Да нет же! Точно же свалит! Оценки то у него лучше, чем у всех нас, и прогулов, ровном счётом, тоже больше… Кира поддержала эту теорию, вспоминая все выходки маленького гремлина, как всем классом прозвали они его. — Дело говоришь, скорее всего, не соврал чудила. Его ж ещё и избивали парни из «А» класса, пока Рома их любезно не припугнул. — Костя почесывал бороду, будто оценивая что-то там в голове, пустой, вероятно. — Я их не припугивал, я лишь рассказал о неэтичности таких действий, космическая голова, — Рома мило улыбнулся, наливая в стакан тёмную жидкость, — Держи, Сань. — Вы только сейчас налили Саньку? Ну, ребят, обижаете. Сань, давай, подключайся, — Момотов театрально ахнул, подначивая Сахарова выпить, но всё же перевёл взгляд на экран своего смартфона. — О, скоро подойдут Маша со Светой и с Омовым, конечно же. Шура поперхнулся. Костя необыкновенно радовался этому событию, а другие одноклассники лишь хихикали, вероятно, представляя всё это себе. — Хоть где-то ты пригодился, — Мила похлопала парня по плечу, — Уважаю. Ребята продолжали шумно обсуждать что-то новое, кто-то всё же уходил танцевать, но и возвращался, повторяя напиток раз за разом. Наконец Сахаров решился попробовать налитое ему пойло, пока ещё кто-то не начал донимать его. Но моментально почувствовалась ужасная горечь, а горло с грудью начал согревать проникший внутрь алкоголь. Парень никак не ожидал выпить именно виски, даже не разбавленный колой, который скорее был смешан с водкой. Как Костя вообще это пронес, и как только учителя ещё не учуяли зверский запах спирта? Шура так и не допил коктейль в своём стаканчике, поставив его обратно на стол. Вероятно, его точно выпьет кто-то другой, скорее всего, не пьянеющая, но очень этого желающая Мила или просто Костя. Конечно, последняя дискотека, почему бы не повеселиться как кто может, а не стоять столбом в сторонке ото всех. Даже вечно весёлая Катя несколько раз подходила к Сахарову, приглашая потанцевать вместе с ними, потом Рома, потом Костя и даже любезная Кира, но всех их ждал отказ. «Очень странно» — подумали они все вместе, даже больше не пытаясь докапываться до загадочного меланхолика на сегодняшней дискотеке, как назвал его Костя, когда услышал меланхоличный отказ Кире. Что-то точно тяготило Сахарова, что-то определённо неизвестное ему ранее: то ли он боялся прихода Омова, то ли наоборот ждал этого. Ему всегда было приятно разговаривать со лжецом, именно лжецом. Ни кем другим он не воспринимался Шурой, только как лжец. Всегда противно общаться с откровенной ложью, но и правдой тоже, не так ли? Но что-то было необычное в этой лжи, то ли проглядывалась правда, то ли это была ещё одна до блеска отполированная ложь Кеши. Лесть не была злобной, но и не была самой приятной вещью, какую мог сказать Омов. Так зачем же Сахаров думает о каком-то сумасбродном патологическом вруне? Но это точно должно послужить первым шагом к пониманию чего-то. Возможно, даже скорее всего, что-то будет прояснено сегодня — так решил Шура. Ведь времени по сути нет. Если верить одноклассникам, Кеша уедет уже скоро, а специально для этого Омов не придет на встречу. Довольно гнусно думать об этом. Не хочется, чтобы он уезжал. И опять же непонятно почему. — Господи, это что, Кеша со Светой идут? Весёлый крик кого-то из девчонок вывели Шуру из тёмных дум молодого разума. И о чем эта девушка сказала только что? Сахаров направил свой взгляд на вход в спортзал и то, что он увидел не должен был увидеть никто. Кеша, мать вашу, Омов в коротком розовом платье с чулками в розовую полоску. Сразу последовал громкий ржач со стороны столиков, где вновь собрался почти весь класс. Омов же, видимо, довольный собой, пошёл прямиком к ним, цокая высокими каблуками своих бархатный туфель ещё и в синем свете прожекторов. Как учителя пропустили такое? — Не думал, что ты всё же решишься выполнить задание! — Раз я обещал, то я выполню. — О Боже, прости Кешу за такое одеяние! — Ёнагина сложила руки и закрыла глаза, будто начав читать молитву. — Анжел, не драматизируй. По-моему отличный способ узнать о всей сложности жизни девушек! — Таня зло усмехнулась в своей манере, снова оглядывая Кешу с ног до головы. — Спасибо Свете. Это она мне сшила такую красоту, — Кеша мило улыбнулся, вставая в позу, в какую обычно встают модели на модном показе. — Мог у меня попросить, я тебе платье сестры бы отдал, — Рома с некой горчинкой в улыбке усмехнулся, всё никак не веря в происходящее. Он еле покачивал головой в стороны. — Боюсь, сестра с ужасом бы сожгла его, чтобы этого никогда не произошло, — Катя хихикнула, что-то ещё шепча на ухо Мире. — Но я же не настолько страшный, ребята. Правда, Шур? Я же ведь милашка? Какая ещё милашка? Он правда свихнулся, пока Света всё это шила? — Э-э… что? О-омов, ты же, черт возьми, в платье! Да, это платье на парне. Такое не может быть милым! Хоть ему и идёт немного. Черт бы побрал, что у него женственная фигура! — Не докапывайся до невинных. Видишь, у него шок ещё не отошел? — Ренат грубо пробасил фразу, немного усмехаясь над своим же одноклассником. — Я ведь так и знал, что сражу всех наповал! — Кость, тебя Маша зовёт. Вон она там стоит. Гена подошёл сзади к Косте и показал пальцем на одиноко стоящую Машу, стараясь шептать, но с его голосом это было всё равно слышно стоящим рядом. — А, да-да, конечно. — Костя, немного сетуя, продолжил. — Ну, Кеш, ты официально выполнил свою часть сделки, так что можешь потребовать у меня всё, что угодно! — Ни-ши-ши, ну, и придурок же ты раз так словами бросаешься. — на минуту парень задумался, но также резво он ответил. — Тогда прошу свидание с Шурой. — Что? Я-то тут причём? Было крайне неудобно слышать такое. Почему Шура и свидание? Ещё и Омов? Издевательство это или что? — Заметано, завтра обсудим. Но, видимо, это никого совсем не смутило, а Костя и вовсе отнёся к этому халатно, убегая к своей любимой. — Омов в своём репертуаре, — Кира мило хихикнула в ладонь, улыбаясь Шуре, что тому ещё страшнее становилось от всей этой картины, — Но, хотя, кто не хочет пойти на свидание с Шурой? — Ребят, вы о чем вообще? Какие ещё свидания? Почему Сахаров? Они явно все опьянены, раз так легко говорят об этом. — О тебе, сахарок, конечно же, — Кеша снова мило улыбается, надувая губки. Всё же природа щедро одарила его милой внешностью, но, видно, промахнулась с мужским полом. — Кстати, да. — Мира посмотрела наверх, в поисках размышлений, — Шура, по-моему, самый клёвый из наших ребят. — Да-да, и самый воспитанный. — уже подключилась и Света. Все девочки дружно кивали, и даже грозная Чабашина согласилась с ними. Они продолжали дискуссировать на эту тему, вгоняя Шуру в ещё большую краску, что его лицо в свете зала был сине-красным. Лучше уйти пока, и даже есть шанс убить двух зайцев одним махом. — Кеша, у меня к тебе разговор. — немного растерявшийся Сахаров всё же решился подойти. Большие фиолетовые глаза изучающе осматривали Шуру, пока они оба отходили чуть поодаль от одноклассников. — Что? Не нравится, что девочки любят тебя? Парни больше по душе? Понимаю… — Омов как-то задумчиво промычал. — Или моё платьице просто привлекло даже холодного Шуру? — Кеша показательно поправил своё платье с волосами. — Нет, не о том, Омов… — Сахаров честно пытался начать вести этот разговор, но дрожащие губы плохо выдавали что-то внятное. Ещё и излишне болтливый Кеша только добавлял всему этому сумбурности. Всё это вместе невероятно сильно смущало Шуру. Но он уже решился, так что никаких сомнений и вперёд. — Ах, какая жалость, а мне бы так хотелось, чтобы сахарочек пригласил меня на свидание… Игривость голоса и мелкое подмигивание стали уже обыденностью между двумя одноклассниками, что Шура уже и не придавал этому сильного значения, стараясь ещё и не принимать это близко к сердцу. А сейчас это требовало игнорирования, как никогда раньше. -… Омов! Да послушай же ты! — Господи, Шура, ты правда зовёшь меня на свидание?! — Кеша начинал открыто орать, видимо, привлекая к себе ещё большее внимание. — Тебя заводит моё милое платье?! Ты такой извращенец, сладкий! — Так, вы двое! Что ещё за вид? — голос их учительницы математики появился просто ярчайшим громом среди всей этой живости музыки и шума разговоров. Почему всё происходит в такое неподходящее для этого место и время? — Омов, ты, как всегда, в своём репертуаре! Но, Шура, что ты с ним рядом делаешь? Женщина средних лет явно была не в самом лучшем расположении духа (даже ходили слухи, что её муж недавно бросил), чтобы попадаться в таком виде в её поле зрения. Может, если бы это было бы любое другое время, она бы могла посмеяться и не задавать лишние вопросы. — Да-да, мой сахарочек сам предложил мне идею моего наряда, не ожидали, видно. Нравится, Нина Ивановна? Снова наглая ложь милого создания с невинным лицом. Казалось, Кешу никогда ничего не заботило, а инстинкта самосохранения так такового не было — Я-я? Нет же! Это всё!.. Не успев договорить, холодные пальцы обвили руку Шуры. Неожиданно, но… даже приятно? — Вы куда это?! Только попадитесь мне на глаза! Кеша схватил за руку одноклассника, стремительно убегая из спортзала, громко цокая каблуками его туфель по старому лакированному паркету. Кажется, всё мелькает перед глазами, и только удивлённый взгляд Кати отчётливо засел в голове Сахарова. Наверняка, она спросит Рому, что такое могло случиться или видел ли он это тоже. Они выбежали на улицу совсем запыхавшиеся. Уже стемнело. Фонарные столбы, видно, давно уже зажгли по всей территории. Наверняка уже часов десять вечера, так что дискотеку скоро прикроют. — Так, что ты там хотел мне сказать? Сквозь отдышку спросил Кеша. — Как только ты бегаешь на этих каблуках? — Сам не знаю… Фух… Омов быстро направился к зданию школы, а точнее кусты, посаженном рядом с ней. — Твоя форма? — Конечно, а ты думал, что я всю дискотеку буду ходить в платье? — К-конечно нет!.. — Тогда славно, — Кеша улыбнулся, начиная снимать с себя платье. У него в правду узкие плечи с тонкой шеей, как всегда и казалось из-за довольно бесформенной одежды на нем обычно. Саня начал откровенно пялиться на Омова, но вовремя себя отругал. Ему было как никогда интересно узнать об этом человеке больше, даже информация о строении его тела была тоже очень интересной. — А… Точно, — решив всё же сконцентрироваться на своей проблеме, Шура, вздохнул, начал. — Знаешь, мне кажется, что я что-то не понимаю в тебе или тебя, или себя к тебе… Вышло опять слишком скомкано и неуверенно, да чтож такое! Ничего, абсолютно ничего вновь непонятно. — Звучит, будто ты сам не понимаешь чего не понимаешь? — на мгновение Кеша задумался, но сразу надев свой шарф, продолжил. — Может сахарочек влюбился в меня? Было бы так мило. — Ч-что? Какое влюбился? — Сахаров опешил, — Это другое… Совершенно точно не влюбился. Влюблённость видно издалека и всем. Она чёткая и понятная, как красивый почерк Кеши, а тут лишь комок непонятных ощущений и эмоций, подумаешь. — Кто знает, влюблённость — странная вещь, — пожал плечами Омов, — Конечно же, я покорял много сердец и также много я их неумолимо разбивал. Ах, какой же я всё же негодяй… Кеша театрально ахнул, приложив руку ко лбу. — Да ни черта ты не знаешь. — Шура сел на их школьный зеленый газон. -…Но кое-что сказать могу. Перебивать, кстати, некрасиво. — Кеша присел рядом, вытягивая ноги и смотря уже куда-то на звезды. — Влюблённость никогда не поддастся логике или математическому расчёту, понимаешь? Это что-то непонятное, может, даже противное, пугающее, но всегда неожиданно приятное. У кого-то сворачиваются кишки, кто-то окрылен, а кто-то разводит бабочек в желудке. Странно было слышать что-то такое романтично искреннее от лживой, вечно усмехающейся души. Влюбленность — не что-то определенное, так? Видимо так, раз он говорит, но он может и врать. Да, но никак не сейчас. — Звучит будто сам влюблен, не так ли? Что-то подсказывает это, что-то на подсознательно уровне, как что-то такое, как дышать или глотать. И даже неожиданно легко это спрашивать, как-то даже радостно осознавать это. Осознавать, что мальчик, сидящий рядом и так мечтательно смотрящий в космическую пустоту, тоже, быть может, влюблен и тоже, наверняка, запутан в себе? — Не-а, глупый Шура. Я же сказал тебе, что в меня влюблялись тысячи. — Кеша перевёл взгляд с неба прямо в золотые одноклассника. — Столько открыток перечитал, сколько чувств узнал. — Опять врешь. Влюбленность — неопределенность. Теперь понятно. И даже сейчас чувство непонятного волнения есть влюблённость, на самом деле? И получается, что всё это время?.. Очень похоже на это. — Может быть, никогда нельзя быть уверенным на сто процентов. — Кеша закрыл свои аметистовые глаза, его тёмные ресницы подрагивали, а летний ветерок колошил тёмную чёлку на лице. Он резко встал, — Так, нам пора возвращаться! — Как? На дискотеку пускают только раз, вышел значит вышел на совсем. — Так думает лишь ограниченный правилами мозг Шурочки, — Омов резко встал, он будто читает агитационную речь перед публикой, — Но никак не я, великий и могучий, ещё и изобретательный. Абсолютно лучше Милы во всем! Собирай камни. — Ч-чего? — Говорю, камни собирай. Шура, которого я знаю, знает, что такое камни. Нехотя Сахаров собрал какое-то количество камней с ближайших кустов. — Ну, и зачем тебе они? — Видишь там окна? Видишь, что это окна спортзала? Видишь там пожарный вход в спортзал как раз? — на каждый вопрос Кеша получал утвердительный кивок головой, — А у кого ключи от него? Только у меня. Кеша демонстративно потряс ими, предварительно вытащив из кармана. — Ты их стащил? — тёмные брови Шуры съехались к переносице, — Это совсем неправильно. — Ну да, и что? Все всё равно забивают на технику безопасности. — он лишь развёл руками, мол, не моя вина. — Итак, наш план: я открываю сейчас дверь и жду тебя; ты должен будешь кинуть камень в окно так, чтобы оно разбилось… — Что? Я точно не буду делать этого. — Шура сложил руки на груди, ещё сильнее сомневаясь в таком идиотском и преступном плане. — Тогда мы полезем в то самое окно, держась за пьяного Костю, который, возможно, даже выпадет из него случайно, по пьяни, так сказать, — уже доставая телефон из кармана джинс, продолжил Омов. — Хорошо сделаем это. — Я всегда верил в тебя, сахарок. — Ребят, это вы постарались с окном-то? Нинка так взъелась, что на секунду бы ещё остались там, вас бы точно съели заживо, — начал радостно верещать Костя. — Это были инопланетяне, зуб даю, Кость, реальные… — с таким восхищением говорил он это пьяному другу. — Правда? Они существуют! — Костя словно ребёнок открыл рот, представляя их. — Маш, держи подарок, ни-ши-ши… — Омов, я когда-нибудь тебя в могилу зарою, — Харькова, ругаясь под нос, пыталась вразумить парня с инопланетянинами вместо мозгов. — Дорогая, поехали к пришельцам… — Ну, и за что ты так её? Почему в голову опять лезет его взгляд на небо, а потом и то, как он смотрел прямо в глаза? Это было всего десять минут назад, но до сих пор не спокойно. Шура нервно сжимает руку в кулак. — Почему бы и нет? «Влюбленность, — думает он, — было бы неплохо». — Слушай, я тут подумал… Когда думаешь об этом, а ещё когда дотрагиваешься… — Опять со своим непонятством? … становится тепло или даже жарко. — Да нет же! Пойдём! Это точное самое безрассудное, что можно будет сделать за весь этот вечер. — Ох, неужели сахарок признается мне в любви? Наконец-то, я так долго ждал этого… Почему с каждой секундой всё это становится сильнее? — А как же твои тысячные поклонники? И теперь те непонятности совершенно понятны, что самое непонятное здесь. — Забудь, они не сравнятся с тобой… А грусть как-то странно мешается с восторгом. — Просто прекрати врать уже… Это последние слова, которые понял Омов за всей этой музыкой, перед этим. Поцелуй. Кажется, все померкло в один момент, когда Шура взял его за лицо и притянул к себе. Все краски смешались настолько, что стал различим лишь образ одноклассника, закрывшего глаза с немного подрагивающими густым ресницами. Музыки будто и вовсе не было, и лишь тишина с быстро стучащим сердцем, что вот-вот должно выпрыгнуть из грудной клетки, до звона ударяла в барабанные перепонки. — Шура? Одноклассник просто отвернулся, прикрывая рот рукой, натягивая кепку ещё сильнее. — Надеюсь, сейчас ты всё понял… Он всё же решился посмотреть ему в глаза. Лицо Омова с бегающими туда сюда глазами, которые точно не собирались смотреть на Сахарова, было впервые таким растерянным. Его тонкие брови изогнулись в удивление, а губы крепко сомкнулись, будто не хотели выдать ни ещё одного лишнего слова. — Прости… И прощай, наверно… Шура проговорил это совсем шёпотом, и, будто прочитав по губам, Кеша всё прекрасно понял, наконец посмотрев в золотые глаза. Одноклассник уже разворачивается, чтобы наконец уйти с их последней школьной дискотеки. Щеки колыхали, и спасибо светомузыке, что этого точно никто не увидит и не узнает. Да ещё и внутренности будто перемешиваются в тёплую вязкую жижу, что аж немного начинало подташнивать. Он вздохнул, дотрагиваясь пальцами до губ. Наконец он уйдёт во взрослую жизнь, не сожалея о том, что случилось здесь, в школьной жизни. Шура сможет отпустить это всё, сможет в старости вспоминать свои школьные деньки и не сожалеть, что чего-то не сделал или чего-то не сказал. Он ведь сможет вспоминать его без сожаления, да? — Я остаюсь… Холодные пальцы схватили Сахарова за руку, крепко-накрепко сжимая. — Ч-что? — Говорю, что я никуда не уезжаю! Я поступил в местный универ, глухой Сахаров! — Омов опустил взгляд, прячась под темно-фиолетовую чёлку, — Я соврал тогда… Кеша… остаётся?.. Шура развернулся, глаза стали невообразимо круглыми, а рот чуть приоткрылся. — Т-ты остаёшься? Как и я? — Конечно, как ты! Омов чуть опешил, он не ожидал от себя, что эмоции завладеют всем им. Он кричал эту сладкую правду Шуре, будто пытаясь переорать колонки с музыкой. Сердце и правду выпрыгнет с концами, если Кеша продолжит эту душещипательную дискуссию своих чувств. Ему определённо нравится это чувство, но он также определённо боится его, как тогда испугался поцелуя. — Потому что… ты мне нравишься! Сильно нравишься… Последние же слова он уже промямлил себе под нос, молясь, что этот Сахаров не услышал. Улыбка появилась на лице Шуры. Совсем глупая, совсем наивно детская, как у ребёнка. Уголки губ никак не опускались, а глаза совсем немного слезились то ли от яркого света, то ли от непонятного чувства вдруг пронизывающего его грудь. Так легко и свежо, воздух наполнил всё тело, с ног до головы. Шура обнял смущённого Кешу, прижимаясь всем своим телом к нему, такому теплому и родному. — Ш-шура? Неужели решил убить меня таким романтичным способом? Было видно по дрожащему голосу, что Кеша точно также волнуется. Омов глубоко вздохнул, вдыхая запах одноклассника, уже совсем не сопротивляясь, а также обнимая его. Веки стали необыкновенно тяжёлыми, что глаза сами собой начинали закрываться. Так спокойно, хоть и внутри всё перекатывалось. Органы наверняка смешались в одну кашу, словно диффузия. Они, верно, даже и не поняли, что уже играет медленный танец — финал. Они не видели, как парочки танцевали в середине зала, как одинокие вставали ближе к стенам и как танцующие Рома и Катя, смотрят на них, сильнее сжимая руки друг друга, будто ощущая то же самое чувство внутри. Они стояли в самом дальнем углу от учителей, так что вряд ли кто-то бы обратил на них внимание. Да даже если бы обратил, наверняка бы забыл бы в ту же секунду, заметив пьяного Костю, целующего ноги Маши, и бьющую его Таню, вопящую об его ничтожество, как мужчины.