***
Должность финансового директора — руководящая, сама по себе не особо интересная работа. Ты должен следить за всеми финансами, проверять и перепроверять работу всех своих подчинённых, в особенности бухгалтеров, ещё вдобавок ко всему писать отчёты, и это ещё малая часть функций, которые Акутагава должен выполнять. Должен. Поэтому он пишет очередной отчёт по последней успешной операции, и ему так скучно, что хочется свалить домой под шумок, даже не предупредив Дазая. Впрочем, свою работу он любил, просто от этих чёртовых гор бумажек уже болела голова, они снились и в кошмарах, и просто так. Это уже начинало напрягать и пугать. Прошлой ночью, когда Ацуши обнял его во сне, то он, не просыпаясь, выдал ему: «Накаджима, предоставьте отчёт, пожалуйста». Накаджимой его омега перестал быть уже как четыре года, поэтому блондин очень удивился спросонья. Ему, определённо, нужен отпуск, он заработался. Или хотя бы два денька отдыха с любимым мужем дома, иначе он скоро сломается, прямо как их старый тостер, и перестанет функционировать. Пока Рюноскэ скучал на работе, с головой зарывшись в бумагах, Ацуши спокойно доделывал дома заказ торта на чью-то там свадьбу, украшая ярусы нужными декоративными элементами. Глазурь ложилась замысловатыми узорами завитков, цветочками и всем подобным, шоколадные фигурки находили свои места на всех четырёх ярусах, в общем, обычная рутинная работа кондитера. Он уже почти закончил, остался последний, заключительный штрих, одна декоративная бусина, но внезапно почувствовал, что что-то не так. Колени начали подкашиваться, сердцебиение участилось раза в два, мысли разбежались во все стороны, а внизу начал завязываться узел напряжения. Через пару каких-то жалких мгновений бельё и брюки насквозь промокли, а ноги его всё же не удержали, и он упал на колени, издав тихий скулёж, схватившись за живот, несчастная бусина превратилась в крошки прямо в его ладони. Нет, он тщательно следил за своим циклом, но в этот раз течка пришла даже слишком рано, а не через обещанные две недели, по плану. Это было слишком неожиданно, омега совсем не подумал, что это случится с ним именно сегодня, когда нужно отдавать заказ покупателю. Дрожащие непослушные пальцы с трудом ухватили телефон, лежащий на столе, а поплывший взор не сразу смог найти номер заказчика. — П-простите, мне очень жаль, но, — Ацуши громко сглотнул вязкую слюну, собирая прыгающие мысли в одну кучку, — но сегодня и даже послезавтра я не смогу закончить ваш заказ… На его счастье, заказчик всё сразу понял и согласился подождать ещё недельку, две или даже три, разве что пришлось сделать громадную скидку аж на 75%, но сейчас это были такие мелочи, что ему абсолютно наплевать. Аку-тян с трудом смог подняться на ноги, оперевшись на столешницу. В этот раз всё было как-то неожиданно и необычно, он никогда не чувствовал себя так паршиво. Внутри всё горело, пылало и сгорало заживо, просило, жаждало альфу, истинного партнёра, который ну никак не мог сейчас оказаться рядом. Смазки было невероятно много, ему показалось, что он оставил на кухне небольшую лужицу, и такого с ним не случалось никогда до сегодняшнего момента. Ацуши понял, что если Рюноскэ не приедет в скором времени, то взорвётся от переполняющего его желания. Органы будто бы свело, а дыхание перехватило, это было невероятно мучительно. Да, ему совсем не импонирует мысль вырвать мужа с работы, под конец рабочего дня, но сходить с ума в одиночестве Ацуши тоже не хочется от слова «совсем». Он был просто-напросто вынужден позвонить своему альфе. Как бы эгоистично это ни было. — Да, Ацу-чан? Что-то случилось? — голос истинного прозвучал как гонг, Аку-тян с трудом удержался от стона, чуть не упав снова, но уже в коридоре по пути в спальню. Голова резко закружилась, он остановился посреди коридора, хватаясь за стену. — Случилось… — тяжело провыл в трубку омега, царапая панели. В голове из-за голоса мужа уже всплывали фантазии, которые, к сожалению, в одиночку исполнить никак нельзя. — У м-меня перестройка цикла… Акутагава, до этого заканчивающий отчёт, резко подорвался с места, все бумажки перемешались, некоторые улетели на пол. Нет, он, конечно, биологию не особо любил, плохо её учил и самого элементарного не знал, но всё, что касается омег знал на зубок. Перестройка цикла означала, что организм абсолютно готов к зачатию, если же оного не происходит, то всё начинает перестраиваться, сроки сбиваться, и следующая течка может прийти только через год, и это минимум. Также это длится гораздо дольше, не шесть дней, как обычно, а две недели, и это самый настоящий Ад. Радикальная система, подталкивающая особь к размножению. — Я… — Рюноскэ даже не знал, а что ему надо ответить. Альфа внутри уже рвался домой со всех ног, а вот здравый смысл говорил, что если он это сделает сейчас и без весомых аргументов, то знатно всех подведёт и даже может лишиться выходных вовсе, да и сверхурочные оплачивать никто не собирается… — Котёнок, я постараюсь что-то придумать, потерпи, молю… — Жду с… ха!.. нетерпением… Брюнет бросил телефон, истерично раздумывая. Нет, он больше не сможет нормально работать, все его мысли теперь только об истинном, текущем и желающем только его омеге. Впрочем, допечатать самый конец отчёта можно, осталось одну дату поставить, и эта работа закончена. Вот только непонятно, а что ему нужно придумать, чтобы за три часа до окончания рабочего дня слинять домой? Дазай доволен не будет, если ему сказать всё напрямую и объяснить всю ситуацию, такие вещи он понимал плохо (вообще не понимал), пусть даже они и были приятелями, и оба альфами, тем не менее они — начальник и подчинённый. Ему нужен был план, причём быстро. Акутагава выглянул из кабинета, и на глаза сразу же попался новенький секретарь Осаму, бегущий со всех ног делать кофе нетерпеливому начальству. А вот и его счастливый билет. Этот парнишка такой неуклюжий, вечно витает в облаках. За то время пока он приготовит кофе, Рюноскэ успеет сдать отчёт, немного поговорить на нерабочие темы и вернуться к себе в кабинет два раза. Нужно просто попасться этому бедному бете под руку, чтобы тот пролил на него напиток, но всё вышло бы совершенно случайно и по вине обоих. Это было самым сложным моментом в его плане, причём другого придумать никак не получится. Альфа выдохнул, постарался успокоиться, взял распечатанный отчёт и неспешно пошёл к лифту. Нужно выглядеть непринуждённо, а не бегать как белка в колесе, привлекать внимание к своей скромной персоне не хотелось, да и этого точно не надо. К его великому счастью, Дазай сегодня был слишком разговорчивым, просто светился от счастья, он ведь во второй раз стал отцом, как-никак. Без умолку трещал о том, какой же этот ребёнок милый и славный, даже спокойнее Макото, жаловался на недостаток внимания к своей персоне со стороны Чуи, негодовал на его раздражительность. Голова Рюноскэ была забита совершенно не теми вещами, и вовсе не приличного содержания, поэтому он лишь слушал и кивал, поглядывая на время, а потом под предлогом работы ушёл, поздравив с пополнением ещё раз. Бинго. Бета шёл ему навстречу, смотря перед собой, но будто бы куда-то мимо, оставалось только придумать нечаянное столкновение. И как раз ему позвонил Ацуши, так что его невнимательность можно списать на телефонный звонок. — Рюноскэ! — простонал в трубку омега, тяжело дыша, послышалось тихое шуршание простыней. — Я больше не могу-у-у!!!.. Акутагаву передёрнуло, но он продолжил идти вперёд, незаметно приближаясь к секретарю. Ещё чуть-чуть и они столкнутся. Ещё чуть-чуть… — Я обещаю, что совсем скоро буду дома, милый, — успокаивает любимого Рюноскэ, беря телефон в другую руку. — Ещё немного… — Но я больше не могу ждать! — Ацуши не хнычет, он просто рыдает, и Рюноскэ готов поспорить, что он чувствует чужое невыносимое возбуждение даже на расстоянии в несколько километров. — Я хочу тебя! — Малыш, я… Чёрт! — он сталкивается с ничего не подозревающим бетой. На рубашке и пиджаке огромное пятно от кофе, весь горячий напиток вылился на него, но кипятка он особо не почувствовал, к удивлению. — Смотри, куда ты идёшь, Шинохара! — чисто для вида, альфа тщетно вытирает рукой одежду, что бесполезно, но правдоподобно. — Я перезвоню. Как бы Рюноскэ не было стыдно перед Ацуши, что он таким наглым образом прервал их разговор, но Осаму на крики обоюдных извинений около своего кабинета прибежал и ситуацию разрулил. Он обещал оплатить счёт из химчистки и вычесть это из зарплаты беты, к счастью, отправил его домой, чтобы переодеться. План удался. И плевать, что его ждут через час на работе, его отпустили домой и это самое главное. Видимо, сверхурочных ему не избежать… Акутагава сделал себе в голове, а потом и в телефоне пометку выслать анонимный конверт с деньгами этому несчастному бете, ведь тот вообще ни в чём виноват не был, просто удачно попался под руку. Рюноскэ не думал, что когда-нибудь будет так бежать домой, он с трудом открыл дверь машины, чуть не сломав ручку. Природа альфы хотела своего, уже желала увидеть, потрогать и отыметь истинного текущего в три ручья омегу, с этим вообще ничего нельзя поделать. Сохранить голову за рулём холодной вышло лишь немыслимым чудом. Как Рюноскэ и обещал, он снова набрал Ацуши, хоть и разговоры за рулём, тем более при таких обстоятельствах и в час пик, ничем хорошим обернуться не могут. Но ему было всё равно, он обещал. — Это услуги «Секс по телефону», Вы что-то хотели? — шутит альфа, не сводя взгляда с дороги, ставит на громкую связь. — Акутагава Рюноскэ, мне не нужен секс по телефону! — раздражается Ацуши, всхлипывая. — Мне нужен ты, здесь и сейчас! Я хочу чувствовать тебя внутри! — Я… — Рюноскэ удивляют такие откровения, но он лишь усмехается. Такого нетерпеливого Ацуши он любил ещё больше, чем обычно. — Да что ты? Хочешь? Насколько сильно? — Я хочу тебя настолько сильно, что сейчас в-взорвусь! — альфа слышит, как громко сглатывает и стонет на выдохе парень. — Я хочу, чтобы ты взял меня и вколачивался до тех пор, пока я н-не вырублюсь! Хочу, чтобы ты сорвал с меня эту насквозь м-мокрую одежду, порвал её прямо на мне! Рю!.. — омега дышит так тяжело, будто бы и вовсе задыхается. Так и было, ведь он пылал изнутри, и его лёгкие тоже сгорали, не желая нормально функционировать, воздуха не хватало. Акутагаве на такое ответить нечего. Он лишь сдавленно стонет в ладонь, представляя всё это, и чувствует, что тоже начинает возбуждаться. Руль сжимается до белеющих костяшек, а на светофоре он тормозит так резко, что чуть не врезается в машину впереди. И сейчас Рюноскэ так ненавидит эти чёртовы светофоры! — Малыш, умоляю, потерпи… — Акутагава тоже тяжело дышит, пытаясь сфокусироваться на дороге. Он пытается не превышать скорость, но это выше его сил. Педаль газа вдавливается в пол. — Я скоро буду… — Умоляю, быстрее! — Рюноскэ слышит какое-то отдалённое хлюпанье, учащающиеся всхлипы и звонкий скулёж. Он пытается сдержать рассуждения от чего из динамика раздаются такие звуки и из-за чего такая реакция, он и так прекрасно знает. — Рюноскэ, я хочу тебя!.. Молю, быстрее!.. Я… Так сильно!.. Ты даже не представляешь, как я хочу твой… — Детка, когда я приеду домой, то твоей нежной заднице не поздоровится, обещаю, — Рюноскэ тяжело дышит, выезжая на прямую дорогу к дому. Нет, он очень любил их район, там было вполне спокойно, даже живописно, всё же частный сектор и всё такое, но сейчас Акутагава ненавидел эти двадцать минут, которые ему придётся терпеть. Да, это очень мало, но это просто невыносимая пытка. — Я… Жду и не дождусь, когда ты выдерешь меня… — омега совсем поплыл мозгами, не понимая, что он вообще несёт. Рюноскэ слышит, что тот переворачивается на кровати, простонав особенно громкое «Ах!» И Акутагава просто взвывает, не сдержавшись, ведь он не выдержит эту дорогу. Брюки уже слишком тесные, это начинает походить на самые настоящие мучения. — Когда ты… Уткнёшь меня лицом в подушку и б-будешь двигаться с бешеной скоростью… Ох!.. Боже, за что ему такое наказание? Да, осталось всего каких-то десять минут, и он будет дома, но ведь он не может это терпеть! Этот несносный омега сводит его с ума, думать о дороге вообще не удаётся, и в ДТП он не попал лишь чудом. — Малыш, — Рюноскэ сглатывает, откидываясь на спинку кресла. Чёрт, он забыл пристегнуться! — Я совсем скоро… — Рю!.. Я… — Ацуши всхлипывает, громко вскрикивая. — Я люблю тебя!.. Акутагава лишь вгрызается в своё запястье, чтобы хоть как-то отрезвить себя. Если он сейчас врежется во что-то, то будет очень неприятно очутиться в больнице. Или ещё того хуже. — А я люблю тебя гораздо сильнее, — в своей привычной манере отвечает альфа, убрав руку от лица. Вот он уже издалека видит свой дом. Совсем издалека. — Я совсем скоро буду… Потерпи, малыш. — Хорошо… — с трудом выдыхает Ацуши, и Рюноскэ сбрасывает, в конце концов, они совсем скоро встретятся. И оба не могут этого дождаться. Альфа преодолел расстояние в десять минут за четыре, превысив скорость и чуть не въехав в собственные ворота. Но он больше не мог терпеть, это было выше его сил. Брюнет просто закрыл машину, надеясь, что вспомнит потом завезти её в гараж, и побежал в дом, на второй этаж. В нос сразу же ударил запах, сладкий запах свежей выпечки и мастики, аромат его истинного. Рюноскэ сходил по нему с ума, он просто обожал выпечку, а в особенности одну мягкую булочку, которая ждёт его и никак не дождётся. Ключи от машины и дома просто выпали из рук, и у него нет никакого желания обращать на это внимание. Он срывает с себя пиджак прямо на лестнице, задыхаясь этой марципановой мастикой, но всё равно продолжая вдыхать её раз за разом, теряя опору под ногами. Эта сладость кружила голову и пьянила не хуже любого алкоголя. Ацуши лежал на их огромной кровати, запустив одну руку себе в штаны, а второй комкая простыни. Он тяжело дышал, кусал губы и всё равно стонал, выкрикивая имя возлюбленного. Из чудесных глаз лились нескончаемым потоком слёзы, а слюна даже не сглатывалась, это было слишком для блондина. Рюноскэ никогда не видел его таким. Таким жаждущим, зовущим одним только видом. Едва ли не агрессивно толкающим в себя пальцы, которых, очевидно, было слишком мало для течного омеги. В море естественной смазки, которой пропитались уже все брюки с бельём, которая уже капала на простыни. Ему было до чёртиков жарко. Пожар пылал внутри и снаружи, раскалённый воздух не желал заходить в лёгкие. Омега плавился, пуская слюни на чистое постельное бельё. И ему было всё равно, как он выглядит, что о нём думает его альфа. Единственное, чего он так желает — член в заднице и поскорее, терпеть эту пытку просто невозможно. Акутагава мог только распахнуть рубашку, даже не думая об оторванных пуговицах, скинуть её с себя куда подальше и быстрым шагом подойти к кровати, присоединяясь к супругу. Вынуть, нет, вырвать, чужую тонкую руку из белья, притянуть к себе и поцеловать. Поцеловать страстно, жадно, глубоко, смешать слюну и кусать пухлые, уже и без того искусанные до крови губы, насладиться звонкими постанываниями. Альфа в нём был против всяких прелюдий, желая лишь обладать, он просто порвал блузу, откидывая остатки в сторону, оторвал пуговицу и сломал ширинку, просто превращая дизайнерские брюки в лоскутки ткани. Он не церемонился, он хотел взять своё, пометить, в который раз, показать абсолютно всем, что это сокровище принадлежит только ему одному и никому более, и сделать последний штрих, окончательно закрепив свои права сцепкой. И Ацуши нисколько не сопротивлялся, ведь он обожал эту грубость, эту животную страсть. Рюноскэ отбросил всё, оставив одни только инстинкты и желания, показывал, кто здесь настоящий хозяин. Запах альфы окутал его со всех сторон, заставляя задыхаться ещё сильнее от горечи кофе с нотками корицы, потечь ещё больше, он дурманил лучше любого афродизиака. И Ацуши мог лишь стонать, откровенно и пошло, лить слёзы от этого пожарища внутри себя и жаться как можно ближе, притягивая партнёра к себе за плечи, затылок и талию. Обновлённая метка жутко кровоточила, добавляла масла в огонь, а поцелуй с привкусом солёной крови сводил с ума окончательно и бесповоротно. — Как сильно ты хочешь от меня детей? — шепчет альфа, откидывая омегу на мокрые простыни, демонстративно слизывая кровь с клыков. Дразнит любимого, щипая за твёрдые бусины сосков, крутя их между пальцев. Он прекрасно знает, что Ацуши всегда очень чувствительный, и эта незамысловатая ласка заставляет его метаться под ним, цепляться за плечи и царапаться. — Ты ведь, правда, хочешь? — Очень… — выдыхает омега вместе со стоном, выгибаясь навстречу ласке, такой чуждой сейчас. Ладони брюнета оглаживают стройное тело, мнут бока и щекочут живот. Опускаются к коленям, которые обхватили его талию, притягивая ближе. Подхватывают под ними и разводят стройные ножки в стороны, поднимая их и сгибая ещё сильнее. Акутагава открывает вид на аккуратный член, подтянутые яички (и он почти уверен, что если их перекатить, то они зазвенят от напряжения, как китайские шарики для медитации) и вовсю сочащуюся дырочку, готовую принять в себя абсолютно всё. — Очень-очень хочу, я об этом даже и мечтать не мог!.. — Ацуши всхлипывает, пытаясь сохранить позу, пока Акутагава мучается со своими брюками и боксерами. — Умоляю, вставь его уже!.. Молю!.. Он одновременно обожал и ненавидел эти моменты, когда альфа играет с ним, заставляя медленно сходить с ума и превращаться в желе ещё больше, чем есть. Любые прикосновения вызывали дрожь, заставляли течь как чёртов Ниагарский водопад, кожа под ними горела нестерпимым приятным огнём. В любое другое время ему бы это даже понравилось, но сейчас он хотел, чтобы его поскорее отымели и ничего больше. — Малыш, ты слишком нетерпелив, — хрипит альфа, стягивая с себя бельё, и шлёпает блондина по заднице, следом сразу же сминая ягодицу в ладони, вырывает из чужой груди очередные громкие стоны. Напряжённые ноги омеги начинают дрожать, а сам он хныкать и стенать, всхлипывая. — Будь терпеливее… — Рюноскэ! — внезапно кричит Ацуши, его ноги резко расслабляются, но Рюноскэ вовремя подхватывает их и пристраивается к проходу, но намерен услышать продолжение. — Просто трахни меня уже, я много прошу?! — кондитер начинает рыдать ещё сильнее, выворачивает руку, хватаясь за простыни. — Умоляю, любимый!.. Акутагава лишь ухмыляется, наблюдая за подобной реакцией, и одним толчком входит в расслабленный смазанный проход. Мышцы настолько размякли и смазаны, что всё идёт даже лучше, чем по маслу. Рюноскэ замирает, чувствуя, как мягкие стеночки обхватывают его плоть и сжимают, доставляя безграничное удовольствие, заставляя поперхнуться воздухом. Ацуши, наконец, ощущает полную заполненность, омега в нём ликует, визжит и кричит, просит гораздо большего, чем бездействие. И они стонут одновременно, отдаваясь этому моменту без остатка. Альфа больше ни над чем не задумывается и просто начинает вколачиваться в стройное тело, вырывая у того из груди стоны на каждом толчке. Блондин даже не стонет, он просто кричит, срывая горло. Руки комкают простыни, бегают по ним, не находя себе места. Ацуши может лишь плавиться под альфой, хаотично подмахивая бёдрами, он даже не способен попасть в этот бешеный темп, который задал брюнет. Он не просто поплыл, он превратился в желе. Он даже не знает, чего хочет, единственное о чём он думает — член в заднице. Рюноскэ утробно рычит, выходит из разгорячённого омежьего тела, но лишь для того, чтобы сменить позу. Он переворачивает любимого на живот, заставляя встать раком, и Ацуши с готовностью выпячивает свой аппетитный зад, утыкаясь лицом в подушку и обнимая её. — Ты так хочешь меня, что готов принять любые правила, малыш? — альфа гладит ровную прогнувшуюся под касанием спину, сминает упругие ягодицы, разводя их в стороны. Проходится по позвоночнику языком, вызывая дрожь истинного. — Ты ведь хотел, чтобы я трахнул тебя, уткнув лицом в подушку? — омега оборачивается, его взгляд плывёт, застланный плотной пеленой возбуждения. Он лишь кивает, кивает беспорядочно, скулит, потираясь задом о стоящую колом плоть Рюноскэ. Он безумно хочет продолжения, к Чёрту разговоры и прелюдии, он хочет, чтобы его просто отодрали как какую-то суку, ему больше ничего не надо. — Так попроси меня, детка. Этот тон, глубокий тихий баритон, прозвучавший прямо у уха, заставляет бесконтрольно задрожать всем телом, с трудом удерживая положение, застонать, сжав подушку до судороги в пальцах. Язык прилип к нёбу, из горла не может вырваться ни одного нормального слова, одни только звуки. Ацуши с трудом удаётся взять себя в руки. Он оборачивается, прогибаясь в спине ещё больше, выпячивая зад ещё выше, и со слезами, стекающими по щекам, жалобным хриплым голосом произносит: — Умоляю… Умоляю, трахни меня… Рюноскэ, пожалуйста, доведи меня до изнеможения… Пожалуйста, трахни меня… Молю… — Ацуши всхлипывает, жалобно стонет, он, правда, больше не может терпеть. Это просто невыносимо. — Я больше не могу… — Как я могу отказать тебе, милый? — Акутагава пошло ухмыляется и резко загоняет член до самого основания, вырывая из чужой груди крик, полный наслаждения. Ладони альфы обхватывают округлые бёдра, впиваясь в них ногтями. Ацуши лишь стонет, напрягаясь всем телом, сжимая изнутри плоть любовника ещё сильнее, направляя пустой взгляд закатившихся глаз в потолок. Ему так хорошо, как не было никогда до этого. Рюноскэ лишь рычит, оставляя пару глубоких царапин на нежной коже. Феромоны омеги окутали его словно кокон, от этого пряного аромата мастики и выпечки просто не продохнуть. Это мягкое тело, сладкие стоны, вся эта приторность запаха — он просто сходит от всего этого с ума. Мягкие пульсирующие стеночки обхватили его со всех сторон, доставляя столько удовольствия, что он готов кончить лишь только от одного этого ощущения. То, как Ацуши тщетно пытался подмахивать бёдрами, как он сжимал в своих тонких пальчиках ткань подушки до скрежета, как он звонко и беззастенчиво стонал, как зажимался от царапин и лёгких укусов на спине, плечах и засосов на шее — всё это вызывало в нём просто бурю эмоций. Ему одновременно хотелось разрядки, и он желал, чтобы этот прекрасный момент никогда не заканчивался. Им обоим было слишком хорошо, чтобы заметить наступающую ночь за окном. Они были слишком заняты друг другом, чтобы услышать сквозь громкие стоны и крики, хлюпанье природной смазки и рычание, что телефон альфы уже разорвался от звонков Осаму, а телефон омеги приказал долго жить, упав с прикроватной тумбочки, пока до него пытался дозвониться Чуя. За это время они успели получить столько микрооргазмов, что желание получить желанную разрядку стало на первый план. Рюноскэ обхватил член омеги, начиная надрачивать ему в такт толчкам. Ацуши закричал, сжимаясь изнутри так сильно, что Акутагава завыл от удовольствия, продолжая толкаться во всё ещё желанное тело и сжимая бедро истинного до фиолетового синяка. Первому хватило лишь пары движений, чтобы плазма выстрелила на простыни, пачкая их ещё больше. Он выкрикнул имя любовника так громко, что чуть сам не оглох, что свело горло, и только рука мужа, держащая его за талию, была опорой, чтобы не упасть безвольной куклой. Рюноскэ кончил через пару толчков, его сжали изнутри так, что он даже не смог двинуться. — Ай-ай, больно, больно, б-больно! — закричал Ацуши, даже в состоянии послеоргазменной эйфории, хлопая ладонью по мокрой от слёз и слюней подушке. Его будто что-то разрывает изнутри, это слишком больно. — Б-больно!.. — захныкал парень, роняя слёзы на всё ту же подушку, которая и так уже слишком многое потерпела за последние часы. — Ч-ш-ш, тихо-тихо, милый, — ласково шепчет брюнет, мягко поворачивая мужа лицом к себе и целуя в солёные от крови и слёз губы. — Всё хорошо, это всего лишь узел, — он нежно вытирает чужие слёзы ладонью, оставляя поцелуй за ушком. Да, это был узел, это была их вторая сцепка (первая случилась чисто случайно, потому что тогда ещё Накаджима не удержался и насадился снова, но он ни о чём не думал тогда, благо, что течка к тому моменту уже закончилась), и он забыл как это неприятно и больно, когда тебя просто распирает изнутри, закупоривает, прямо как бутылку, и стреляет. Ласка помогала хоть немного расслабиться, да и он слишком устал, чтобы задумываться над этим. Альфа, с трудом смог приподнять полностью расслабленного омегу и выдернуть из-под них покрывало, чтобы получить доступ к одеялу и укрыть их. Они оба были всё ещё разгорячённые и потные, но явно удовлетворённые, довольные всем, что сейчас произошло. Рюноскэ прикрыл их одеялом, чтобы сохранить тепло и не замёрзнуть, прижимая своего омежку ближе к себе. Уставший блондин мог лишь потереться спиной о грудь альфы, что-то мурлыкнув себе под нос. — Я люблю тебя, — уже погружаясь в царство Морфея, сипит Ацуши, нежно сжимая ладонью обхватившую его руку супруга. — А я люблю тебя гораздо больше, — ласково шепчет Рюноскэ, подарив омеге ещё один поцелуй в шею. Зарывается носом в мягкие волосы, неизменно пахнувшие мастикой. Ему завтра знатно влетит от Дазая за такой своевольный поступок, но ему как-то плевать. Он не такой уж и офисный планктон, его дома всегда ждёт любящий и любимый муж, и он точно не будет теперь ставить работу на первое место. Теперь его будет ждать не один Ацуши… Акутагава улыбается в белоснежный кудрявый затылок, оставляя ещё один поцелуй. Гладит заснувшего омегу по животу, уже предвкушая, как кардинально изменится его жизнь.***
Ацуши выкладывает перед собой ровно дюжину тестов, всё ещё не взглянув ни на один результат. Ему не то чтобы было страшно, после нескольких сцепок процент не забеременеть практически равен нулю, но что-то его всё равно останавливает. Вдруг он просто рано всё это затеял? Может стоило подождать ещё пару-тройку недель, вдруг он просто зря спустил столько денег на какие-то тесты? — Фу-ух, я смогу, — подбадривает себя Аку-тян, опуская взгляд на индикатор на каждом тесте. Каждый показывает чёткие две полоски, и Ацуши просто визжит от радости, подпрыгивая и хлопая в ладоши. Будто бы утреннюю тошноту и рвоту, излишнюю раздражительность и отказ от любимой еды можно было списать на что-то ещё. Когда Рюноскэ приходит домой, то на него сразу же накидываются с объятиями. Ему не нужно ничего объяснять, он и так всё понимает. И лишь обнимает в ответ, прижимая к себе своё самое любимое чудо на свете.***
— Ты уверен, что точно хочешь инжир в шоколаде в три часа ночи? Сонный альфа еле натягивает ботинки, попутно завязывая шарф. За окном темно и холодно, горят только фонари, и ему абсолютно не импонирует мысль куда-то идти сейчас и мёрзнуть. Но он готов потерпеть ради, пусть и мимолётного, счастья любимого. — Очень хочу! — уверенно повторяет Ацуши, поправляя криво завязанный шарф. — Ты даже не представляешь, насколько сильно я сейчас хочу инжир в шоколаде! — В прошлый раз ты к нему даже не притронулся, — колко подмечает брюнет, разыскивая перчатки. В прошлый раз всё было точно также, это было ровно неделю назад, и омега просто понюхал, но даже не попробовал. — Рюноскэ! — рассерженно топает омега, поправляя натянувшуюся футболку. Живот уже основательно вырос, всё же, пятый месяц уже пошёл. — Кто прошлое помянет… — А кто забудет — тому два, — опережает реплику Ацуши альфа, целуя того в щёку. — Я побежал, если что-то не так — звони. Аку-тян растерянно кивает, наблюдая захлопнувшуюся дверь. В прошлый раз он просто проверял мужа, на что тот готов, чтобы угодить ему… Но вот сейчас ему, правда, безумно хочется инжира в шоколаде. И если он не попробует хотя бы кусочек, то больше никогда не сможет заснуть.***
Рюноскэ усталым взглядом осматривает гостиную. Белый ковёр теперь вовсе не белый, на нём будто в пейнтбол играли. Тут и там видны круги краски, где-то она даже не высохла. Везде разбросаны карандаши и фломастеры, разбросаны листы бумаги и игрушки, а собака жалобно воет под кофейным столиком, ища хоть чьей-то поддержки. На кофейной шерсти видны следы детского творчества, от ванны её уже ничто не спасёт. Изнемождённый омега спускается по лестнице, наверху слышен грохот, и блондин лишь вжимает голову в плечи, зажмурившись. Шкаф упал, не иначе. Он лишь шокировано оборачивается назад, размышляя, что ему делать. Вроде бы он только что оттуда, а вроде бы могло случиться всё что угодно. — Привет, милый, — Рюноскэ целует Ацуши в губы, отвлекая от всего на свете. — Они играли пейнтбол? — Нет, — устало тянет Аку-тян, как-то лениво махая руками. — Шарики с разбавленной краской. — А-а, — красноречиво отвечает альфа. Сверху уже бегут двое детей, держа листы бумаги. — Папа! — они разом набрасываются на мужчину, зажимая его с двух сторон. — Пап, смотри! Они одновременно протягивают отцу бумагу. Рюноскэ лишь улыбается, забирая рисунки у детей, треплет обоих мальчишек по голове. — Вау, Ацуши, представляешь, они нарисовали разные рисунки! — брюнет демонстрирует омеге творения детских рук. — Джун нарисовал тигра, а Рин — мишку! — в его голосе столько иронии, что Ацуши невольно смеётся, прикрывая рот ладошкой. — Рю, они не близнецы, а двойняшки, когда ты уже это поймёшь? — кондитер указывает на волосы. Впрочем, это единственное, чем их дети отличались друг от друга. Оба омеги, похожи на отца, разве что у Рина противоположный окрас волос. — Ничего не знаю, — отмахивается листами альфа, вызывая ещё бо́льшую улыбку. Мальчишки сразу же уводят его наверх, чтобы показать что-то ещё. Когда Рюноскэ проходит мимо, то Ацуши не может не заметить этот взгляд и эту улыбку. Он счастлив. Да, его дети те ещё непоседы, от которых порой слишком много проблем, но он безмерно счастлив и горд ими. Гордится уже тем, что это их дети. Его и Ацуши. В этом взгляде столько теплоты, что Ацуши накрывает ей с головы до ног. Он как идиот стоит перед лестницей и просто улыбается, смотря им вслед. Он тоже счастлив. Безмерно счастлив, это чувство не сравнить ни с чем. Оно заполняет изнутри, согревая всё этим нежным теплом. — Эй, а как же я? — с напускной ревностью и обидой кричит вслед блондин, надув губы и щёки. — Значит, папа пришёл, а мама больше не нужна? Дом наполняет искренний детский смех, разбавленный мягким смехом альфы. В серых глазах читается явное Ты нужен мне. И Ацуши в этом даже не сомневается, когда крепкая ладонь берёт его за руку и тянет наверх.