Добегались

      Хенджин всегда думал о том, что находить свою или своего истинного он не хочет ни при каких обстоятельствах и даже под страхом смерти. И дело даже не в том, что он не верил во все эти рассказы про истинных, нет, даже наоборот, такая мысль всплывала в голове практически ежедневно, а каждый прошедший мимо альфа становился объектом надежды Хвана, но он быстро терял интерес, когда понимал, что это сущий бред и каждый встречный не может оказаться его истинным, может он вообще живёт где-то в другой стране; даже если Хенджин так и думал, всё равно иногда провожал глазами некоторых приглянувшихся ему альф. Дело в том, что Хенджин, являющийся омегой на 90 и бетой на 10 процентов, как омега не выглядит вот вообще. Хенджин довольно крепко сложен, в нем нет никакой женственности, если не считать излишне худые запястья и у него острые черты лица, что отличается от типичного представления омег. Из-за того, что папа Хенджина бета, Хван не различает запахи, точнее не так остро на них реагирует, для него это как нанесённый парфюм или что-то вроде, поэтому в период течки омег и редкого гона альф Хенджин может оставаться вполне спокойным и никак не реагировать на естественные процессы окружающих его людей. Хенджин не чувствует запахи, но прекрасно ощущает ауру, поэтому он всегда может определить: альфа перед ним, омега, или же бета. Хенджину нравится общаться с омегами, и не потому, что он сам таковым является, а потому, что у омег аура не такая сильная, она более спокойная и расслабленная, в отличие от ауры альф. Вообще, Хенджин общался с парочкой довольно интересных ему альф, но даже с ними Хван ощущал себя словно не в своей тарелке—альфы сильные, они защитники и аура у них соответствующая: давящая, местами угрожающая и тяжелая. Несмотря на все познания Хенджина в области альф и омег, самого Хвана всегда, практически, почему-то принимают за альфу или бету, но никак не за омегу, что слегка удивляет юношу, но со временем он к этому как-то привык. Не обошло это «всегда» и старшую школу Хенджина, в которую он перевёлся только в этом году и надеялся было найти хотя бы тут некое понимание, но нет. После представления вокруг его стола столпилось множество девчонок и парней, что во все глаза пялили на Хенджина, с интересом рассматривая его. Одна из девчонок задала вопрос почему Хенджин не чувствуется как альфа, и вот это, казалось бы, прекрасный момент, чтобы сказать, что тот не альфа вовсе, как вокруг все начали возмущаться, мол ей только кажется. Хенджин мог бы опровергнуть всё это, вот только язык сработал раньше, чем мозг и теперь все в классе поголовно думают, что Хенджин-альфа, просто с некими недочётами, потому как отец у него бета. И вот прошло несколько недель с начала учёбы. Не происходило совершенно ничего странного и выбивающего Хенджина из колеи, он всё так же учился, с одноклассниками, правда, отношения заканчивались на банальном приветствии, но так даже лучше, оставалось больше времени для учебы. Иногда Хенджин позволял себе приходить в широко растянутых вещах, как ему и нравится, смеяться несдержанно с действительно смешных шуток одноклассников, ходить в школьную библиотеку и зависать там чуть ли не до посинения, а также иногда подбадривать своих приятелей-омег на первые шаги в дружбе или отношениях, ну или же когда у тех было плохое или грустное настроение. И вот, в один из таких дней, когда на улице проглядывало солнце из-за туч, и Хенджин решил надеть свой любимый жёлтый свитер поверх школьной рубашки, когда ветра на улице практически не было и погода была просто потрясающей, классный руководитель сообщил, что с этого дня в их классе будет учиться ещё один человек. Хенджин не придал этому особого значения, даже взгляда не поднял, продолжая листать фотки в Инстаграме и переписываться с друзьями из прошлой школы, пока не понял, что тело начало тяжелеть и дышать, будто бы, стало труднее. Хенджин поднимает ошарашенный взгляд, надеясь, что всё это просто дурацкий сон и на самом деле никого там нет, или же что всё это какая-то глупая шутка одноклассников, но нет. Он ловит глазами заинтересованный взгляд Сынмина и всё, что остается сделать Хвану в этот момент, так это вздохнуть и съехать куда-то вниз, пока он вновь не попался на одни и те же грабли. Сынмин-чистокровный альфа. Чистокровный, в смысле, оба его родителя альфы и сын, естественно, тоже альфа. Он, как альфа, отличается от других только тем, что аура у него гораздо тяжелее и запах более резкий, чем у других, что не очень хорошо для слабого омежьего пола, так как рядом с Сынмином находиться практически невозможно, даже если просто стоять, всё его естество буквально кричит об опасности и угрозе. Хотя, несмотря на то, что вокруг Кима столпотворение чёрных туч и мрачная аура, Сынмин довольно сильный в моральном плане, к тому же он выглядит как защитник своего и рычать может угрожающе и грознее, чем обычные альфы. Хенджин глазами сверлит свою парту, пальцами сжимая её края и не может поверить своим глазам. Они с Сынмином учились в средней школе и, если быть честным, Хенджину Сынмин очень нравится и как альфа, и как парень в целом. У Кима широкие плечи и телосложение довольно крупное, хотя за одеждой этого вообще не видно, по его лицу можно подумать, что Сынмин—милый добрый мальчик, ведь оно у него слегка вытянутое, без каких-либо заострений, широкий подбородок, ровный нос, из-за которого он похож на щеночка, особенно когда хмурится, и губы в узкую полоску, но, когда разговариваешь с ним, по манере речи и сдержанным жестам сразу становится всё понятно и ни у кого даже мысли не возникает, что тот бета, или вообще омега. Сынмин с Хенджином знакомы давно, они даже как-то пытались сдружиться друг с другом, вот только вся их дружба пошла как-то не по плану. Тогда был дождливый вечер, и друзья Хвана решили, что вытащить Хенджина ночью в какой-то там клуб будет просто умопомрачительной идеей. Решили, вытащили, напоили-всё они, Хенджин честно не хотел и даже пытался как-то сопротивляться. Хенджин был молод и глуп, а ещё влюблён так явно и искренне. Хенджин ныл тогда полночи о том, что те придурки позвали его и не позвали Сынмина. Ныл, ныл, а Сынмин взял, да появился. Самолично и красноречиво послав куда-подальше добрую часть хенджиновых друзей и отыскав глазами самого Хенджина, тогда напоминающего какое-то расплывчатое белое пятно из алкоголя и слёз, вытащил его из эпицентра всей этой вакханалии и потащил к себе домой на плечах, потому как идти Хван отказался вовсе. Вырубился Хенджин ещё на полпути, во сне бурча что-то про бармена, тупую девицу и Сынмина. Киму порядком надоело выслушивать этот пьяный бред, пока Хенджин не начал плакать. Они тогда уже были дома, так что честь и гордость Хвана была растоптана только в пределах сынминовой квартиры. В общем, прорыдал так Хенджин в плечо Сынмину практически до самого утра, обозвал того придурком, идиотом, козлом и еще много какими эпитетами, напоследок хлюпнув «и нахрена я в тебя, гада такого, влюбился», тут же завалившись спать. Сынмин на утро сделал вид, что ничего не помнит, а вот Хвану с его прекрасной памятью пришлось орать в душе минут так двадцать, потому что помнил он всё прекрасно. Наорав на душ, вышел он чистый и с таким оскорблённым лицом, будто это Сынмин в чувствах ему признался и забыл, а не он, хотя он не забыл. Пришли в школу они вместе, и с тех самых пор бегает Хенджин от Сынмина, как от страшной смерти, потому что боится, да и вдруг тот мстительный, захочет убить его или ещё-чего похуже. За всеми этими накатившими воспоминаниями, Хенджин, вдобавок, вспомнил ещё и их выпуск в средней школе, после официального окончания которого все дружным классом пошли пить. Почему пошел Сынмин, Хенджин даже знать не хочет и тогда не хотел, но бегать от него в душном и маленьком помещении оказалось огромной проблемой. Проблема решилась быстро—нае…напиться как следует и просто забить внезапно стало отличной идеей. А тут как раз ещё и любимая песня Хвана заиграла. Ну тут грех не станцевать. Было жарко и душно, так что выцветшая белая футболка полетела вниз тут же, вызывая бурную реакцию у противоположного пола и хохот у парней. Было весело и здорово, думал Хенджин, пока того не стянули со стола—непонятно как он вообще туда залез— и не запихнули куда-то в тёмное, безлюдное, ещё более тесное помещение. Горячий шёпот на ухо «какого хера ты творишь?» и его губы уже терзают в нетерпеливом животном поцелуе, не давая Хенджину лишний раз вдохнуть, не то что выдохнуть. Если честно, Хенджин даже не сопротивлялся, и это не только потому, что алкоголь тормозит его двигательные аппараты, а ещё потому, что когда тебя припирает к стенке Ким Сынмин тут вообще можно падать в обморок, а не отпихиваться от него, кто вообще в здравом и не здравом уме стал бы сопротивляться? Вот и Хенджин не сопротивлялся. Красного, как рака, Хенджина толкают в плечо одноклассники, сообщая, что урок закончился и можно идти домой. Хван глупо хлопает глазами и выдаёт многозначительное «а, спасибо». Парни лишь пожимают плечами и выходят из кабинета, оставляя Хенджина одного среди пустых парт, с бешеным стуком в груди. Ноги отказываются работать так, как надо, поэтому ещё некоторое время Хенджин тупо сидит, закрыв лицо руками. Спустя несколько минут Хван встаёт со своего места, подхватывает сумку, надевая её через плечо, и выходит из кабинета. —Привет. Хенджин шарахается от него, словно от огня, и уже собирается влететь обратно в класс, как дверь перед его лицом захлопывается и всё, что ему остаётся, это обернуться назад. —Привет,—робко отвечает Хван, хватаясь за свою сумку, словно она его спасёт. —Давно не виделись,— у Сынмина на лице и в голосе скука беспросветная, а вот что творится в глазах Хенджин даже знать не хочет, поэтому впивается взглядом в школьный паркет, делая вид, что он гораздо интереснее, чем впередистоящий парень. —Давно,—только и отвечает он. —Чем занят сегодня вечером? —Самобичеванием, возможно,—хмыкает Хван, поднимая глаза, тут же отводя взгляд,—то есть, я хотел сказать ничем.— Сынмин фыркает как-то раздражённо, из-за чего Хенджин ёжится, всё-таки перепады настроения Кима сказываются и на его ауре, действующей на Хенджина словно яд какой-то, проникающий внутрь, обездвиживающий и медленно убивающий. —То есть, если я предложу тебе пойти куда-нибудь, то ты откажешь мне? — слабый кивок,— Тогда я просто зайду за тобой, и мы решим,— снова кивок,— Заодно и поговорим,— Хван заметно напрягается, так что Сынмин бросает короткое «увидимся» и уходит, вновь оставляя Хенджина одного, теперь уже точно одного. После ухода Кима вокруг стало как-то спокойнее, а ещё грустно отчего-то. Хенджин вздыхает и плетется к выходу. Дома мама обещала приготовить блинчики, что сейчас были бы как раз кстати, так что Хван быстренько откладывает самобичевание на потом и бежит со всех ног домой. Блинчики оказываются неимоверно вкусными, Хенджин давится сначала слюной, а потом съедает практически все, получая слабый щелбан от мамы и чуть грозное «матери оставь». Хван дуется, принимаясь рассказывать ей обо всём, что сегодня было в школе. Миссис Хван завороженно слушала сына, пока тот не остановился, дабы вдохнуть воздуха. —А что за новенький? —спрашивает мама и Хенджин чуть ли не падает со стула, хотя понимает, что это вполне ожидаемый вопрос. —Да так, парень один, мы с ним ещё в средней школе учились. —отмахивается Хван, на что женщина недобро щурится, показывая, что ответ её не устроил. Хенджин мнётся, но всё-таки говорит,—Сынмин, мам, Ким Сынмин, альфа который,—женщина всплескивает руками с тихим «о боже», от которого Хван слегка недоумевает. —Тот самый Сынмин?—спрашивает она, а Хван непонимающе уставился на маму и смотрит как истукан,—ну, тот самый, который тебе нра… —Мама, стоп! —вскрикивает Хенджин, не давая женщине закончить. Миссис Хван расплывается в довольной улыбке и, нараспев вытянув «он очень сильный альфа», возвращается к готовке, полностью игнорируя фырканья Хенджина в её сторону. Мама перестает реагировать на Хенджина вообще, поэтому Хвану быстро надоедает стрелять в неё гневными взглядами и он уходит в свою комнату, переодеваясь в бесформенный бежевый свитер и светлые кремовые шорты чуть выше колен. В сочетании с новым цветом волос Хвана-бледно-коричневым, с неким ореховым, даже больше бобровым, оттенком вышло очень даже мило. Хенджин даже на секунду забылся, рассматривая себя в зеркало, пока не раздался звонок в дверь и Хенджин не высунул голову из комнаты, заинтересованно глядя на идущую открывать её маму. И только в самый последний момент до Хенджина доходит. —Мам, подо… —Добрый день,—Миссис Хван ярко улыбается, от чего у Кима непроизвольно поднялись уголки губ,—вам кого? Хенджин стоит практически за дверью и ждёт с замиранием сердца, пока тот скажет хоть что-нибудь. —Хенджина. —отвечает он, и Хенджин чувствует, как дрожат его неприкрытые коленки. —Вам так, попользоваться, или вообще отдать? — смеётся мама, пока Хенджин, всё же не сдержавшись, пихает её от двери и кричит, чтобы та перестала говорить всякие глупости. Сынмин всё-таки уступает улыбке и стирает с лица никакое выражение. Хенджин, смущённый и порозовевший, выглядит до безумия очаровательно в его глазах. —Заходи,—бурчит Хван, выводя Кима из транса,—мне только переодеться. — бросает Хенджин и под пристальным взглядом Сынмина закрывается в своей комнате, сползая на пол. Пипец. Он сидит так на полу некоторое время, слушая приглушённые разговоры его мамы с Сынмином, приходя в себя, и уже после того, когда дыхание нормализовалось и чёрные круги перед глазами появляться перестали, Хенджин залезает в шкаф за одеждой. Надев на себя лёгкую белую футболку, поверх которой парень накинул такую же белоснежную рубашку, заправив всё это в чёрные джинсы, слегка зауженные, и носки, поправив волосы кое-как, Хенджин выходит из комнаты, негромко хлопая дверью. Мама с Сынмином сидят всё так же на кухне и о чём-то оживлённо разговаривают. Точнее, разговаривает мама Хвана,—она у него говорливая очень— а Сынмин просто слушает, иногда отвечая ей. —Кхм,— прокашливается Хенджин, обращая на себя внимание. —У вас что, свидание? — спрашивает Миссис Хван, театрально удивляясь. —Нет, мам, прекрати,— тут же возмущается Хенджин, уже сто раз жалея, что вышел из комнаты. Сынмин молчит. Он медленно ведёт взглядом снизу-вверх, останавливаясь на открытой шее Хвана чуть больше, чем положено, так же медленно очерчивает каждый изгиб лица и останавливается на глазах. Хенджин видит, как Сынмин тяжело сглатывает и ему становится не по себе. Мама партизански молчит и смотрит на всю эту игру в гляделки. —Мальчики, вас проводить до двери? — спрашивает она слишком неожиданно. Сынмин дёргается на стуле, а Хенджин отводит взгляд и кусает щёку изнутри. —Пойдёмте,— женщина легко проводит рукой по сынминовым плечам, заставляя того встать, и направляется к выходу. Хенджин шустро зашнуровывает свои чёрные вансы, надевает любимое серое пальто в клетку и синюю шапку, поправляя чёлку, чтобы та лежала ровно. Сынмин всё это время смотрит исключительно в телефон, мама тактично молчит. —Постарайтесь не натворить глупостей,— Миссис Хван машет им на прощание, беря с Кима обещание, что он может доставить Хенджина домой хоть утром, но с одним условием—чтобы тот был в целости и сохранности, а ещё желательно одет был так же, как и сегодня. Хенджин шипит своё фирменное «мама, хватит!» и испепеляет женщину взглядом, пока та не закрывает дверь, и они не остаются одни. Атмосфера между ними сразу тяжелеет и на груди вновь будто что-то тяжёлое повисло, словно ноша, Хенджину вздохнуть лишний раз страшно, а говорить что-то так вообще равносильно смерти для него сейчас. —Ты странно себя ведёшь,— подмечает Ким,—что-то не так? Волнуешься? — уголки губ парня дёргаются вверх, из-за чего Хенджин не может сдержать нелепого хмыка. —Не знаю, просто ты сильнее ощущаешься, чем обычно,—пожимает плечами Хван, когда они проходят мимо какого-то круглосуточного магазинчика. —Я тоже умею волноваться,—Хенджин решает тактично промолчать на это высказывание. —Твоя мама много чего рассказала,—вновь нерешительно начинает Ким, после недолгого молчания. —О, да, это она умеет,— страдальчески стонет Хван,— надеюсь ничего такого, из-за чего мне потом краснеть придётся,— Сынмин как-то странно хмыкает, чем слегка настораживает парня,— и что она рассказала? —Что ты не чувствуешь запахи,— пожимает плечами тот,— но это я и так знал,— «откуда?»—вполне ожидаемый вопрос,— в прошлом году ты был единственным омегой, который никак не отреагировал на гон Чана,—на этом моменте Хенджин как-то странно хихикнул, видимо вспомнив ту ситуацию,— сказал только, чтобы тот свалил куда-подальше от твоей парты, а то ещё немного и ты задохнёшься от его напора,— на губах Хвана выступила лёгкая улыбка, прошлый год и правда был весёлым,— а ведь он просто сидел рядом,— усмехнулся Ким, повернувшись к Хенджину лицом. —Как он, кстати, там? —спрашивает Хван, выдыхая клубок холодного дыма. —В Австралии? — следует кивок,— нормально, мы почти не общаемся, так что, да, думаю нормально. Дальше разговор как-то не клеится. Оба идут и молчат. Хенджин иногда шаркает ногами и шмыгает носом от холода. Странно всё как-то. Если посудить, то в прошлом году Сынмин просто пожирал всеми этими своими взглядами, да естеством сдавливал все внутренности, дышать было просто невозможно, а тут вон оно как, идёт рядом и молчит, даже не пытается что-то сделать. Они действительно просто гуляют. Хенджин практически в шоке с этого. —Сынмин. —М? —Зачем ты нашёл меня? Ответа не следует довольно долгое время. Хенджин высматривает дома, погрязшие в темноте, с горящими окнами, смотрит на то, как мигает свет фонаря под их ногами, выдыхает холодный пар и поджимает губы, а ещё нервничает сильно, потому что Сынмин внезапно стал ощущаться как-то острее, чем в начале их прогулки. Они останавливаются у их старой школы и садятся на её ступеньки. Хенджин по привычке отодвигается, но, поразмыслив с секунду, в итоге делает совершенно наоборот. —Потому что хочу начать всё заново,— внезапно говорит Ким и Хенджин сначала не допирает про что он, после чего следует короткое «а?»,— без всяких ненужных дружб,— Хенджин всё ещё не совсем уверен, что он понял парня,— ты мне нравишься,—Сынмин внезапно поворачивается и Хенджин уже готов был отодвинуться чуть ли не на другой край ступеней, но его останавливают, беря за руки и заставляя посмотреть в глаза,— не только как омега, ты нравишься мне как Хенджин,— у Хвана руки замёрзли и это он понимает только сейчас, когда в пальцах начинает покалывать от теплоты рук Сынмина,— поэтому я хочу начать всё заново,- Хенджин делает вздох и беспорядочно мечется глазами по невозмутимому лицу Сынмина, ему холодно и так жарко одновременно, сердце заходится в каком-то бешеном ритме, что, кажется, ещё чуть-чуть и оно взорвётся, или вообще остановится от страха,— ты позволишь мне?— тихий, пробирающийся под кожу, шёпот и так близко, так близко, что у Хенджина срывается дыхание и он не успевает ничего понять, как его губы накрывают чужие. Это не как тогда, в прошлом году, это что-то совершенно другое. Сынмин ведёт ладонью по щеке парня, шепчет, смеясь, отстраняясь всего на какой-то миллиметр, «холодный» и целует вновь. И от этих нежных, трепетных поцелуев у Хенджина дрожит всё естество, ноги подкашиваются, а голова вообще перестает соображать. Ему так легко и комфортно, а ещё тепло, очень-очень, где-то внутри. Сынмин целует последний раз, легко и аккуратно, будто бы боясь, что совсем не хрупкий Хенджин может сломаться. У Хенджина щёки горят и внутри будто бы пожар полыхает. Он прикладывает руки к щекам и ему кажется, что они шипят от разности температур между ними и его холоднющими ладонями. Сынмин смотрит на него в упор и Хенджин соврёт, если скажет, что не видит, как тот лыбится глазами. Хван вдыхает полной грудью, чувствуя, как атмосфера вокруг него всё ещё давит, но это давление оказывается даже по-своему приятным. Они сидели так ещё некоторое время, вдыхая холодный воздух и выдыхая уже горячий, Хенджин всё ещё иногда смущённо растирал свои заалевшие щёки ладонями, а Сынмин смотрел в телефон без особого интереса, скорее всего просто на автомате. —Вопрос,—Сынмин поднимает взгляд на Хенджина, который, кажется, уже успокоился,— почему мы пришли именно сюда? —он указал рукой на здание их прошлой школы и глянул на Кима. Тот сначала последовал взглядом за рукой Хвана, а затем вздохнул и просто ответил: —Ну, считай это идиотством, но мне нравится приходить в места, связанные с тобой. Хенджин моргнул быстро пару раз, после чего расхохотался практически на всю улицу. —Ну ты даёшь! —сквозь смех выдавливает он, наваливаясь плечом на Сынмина,— слишком слащаво для альфы,— Хенджин ойкает, скатываясь с плеча на колени Кима, сталкиваясь с ним лицом к лицу. Шапка в это время нещадно спадает и волосы вразнобой рассыпаются по сынминовым джинсам. Сынмин смотрит на Хенджина практически не моргая и думает, что тот, всё-таки, слишком теплолюбивый и быстро замерзает: щеки у парня тут же покраснели, вместе с кончиками ушей, и даже нос уже отдавал розоватым оттенком. —Отведёшь меня домой? —спрашивает Хенджин отчего-то шёпотом, видимо, чтобы не нарушать эту некую атмосферу, возникшую между ними в этот момент. Ким лишь кивает и Хенджин встаёт с его коленей, а после и со ступенек вовсе. Хван тихо ойкает, когда Сынмин надевает на него шапку, прикрывая уши и поправляя чёлку. —Спасибо,—бурчит раскрасневшийся парень. —Я все ещё не понимаю, как тебя можно было принять за альфу,—смеётся Ким, тут же ловя на себе устрашающий взгляд,— извини, я имел в виду, что ты милый,— Хенджин фыркает и отворачивается, пытаясь не улыбаться,— слишком милый для альфы, вот что я имел в виду, не обижайся. Пальто приходится застегнуть, а руки сунуть в карманы, левую—в свой собственный, правую— в сынминовой куртки, под пристальным надзором и с греющими пальцами в придачу. Идти не так долго, но они разговаривают о какой-то ерунде, из-за чего обоим дорога обратно кажется какой-то слишком уж короткой. Сынмин прощается, напоследок рвано целуя, и обещает никому не рассказывать о том, как Хенджин прекрасен, когда смущается. Хенджин кричит ему вслед что-то о том, чтобы тот перестал так делать и говорить ему такие вещи, но Сынмин разворачивается на все сто восемьдесят и уходит слишком быстро. Квартира его встречает включённым светом и взволнованной мамой. Хенджин раздевается под её внимательным взглядом и только потом спрашивает: —Что? —Ну что, как погуляли? — спрашивает она, а после хохочет во всё горло, когда Хенджин дует щёки и краснеет, отказываясь рассказывать,— милый, ты как открытая книга,— мама ласково гладит его по волосам, приглаживая выбившиеся прядки и крепко-крепко обнимает,— плакать-то не будешь? —спрашивает она, на что Хенджин отрицательно мычит и тут же хлюпает носом,—всё хорошо, милый,— ласково тянет Миссис Хван, целуя сына в макушку. —Я знаю, мам,— Хенджин вытирает слёзы, так внезапно покатившиеся из глаз, и тяжело вздыхает,— просто непривычно,— хлюпает носом он, улыбаясь в ответ маминой улыбке. Она ставит чайник, пока Хенджин переодевается в свою домашнюю одежду и спускается вниз. Пьют чай они за разговорами. Мама рассказывает про папину командировку в Австралии и что она очень скучает по нему, Хенджин, услышав про Австралию, рассказал маме про Чана, вызвав у неё тихий смех. Когда время уже перевалило за полночь, мама отправила Хенджина в кровать, напоследок предупредив, что если что вдруг, то он всегда может всё ей рассказать. Хенджин бросает «конечно, мам, спокойной ночи» и закрывает дверь. В доме выключается свет и наступает тишина. Хенджин думает, что сходит в душ он с утра, поэтому ложится спать прямо в одежде. Он долго лежит и думает о сегодняшнем. Понимает, что, возможно, все эти избегания Сынмина того стоили, и теперь всё действительно как-то не так, теперь всё по-другому, теперь Сынмин ждёт, что Хенджин его по-настоящему примет, и от всех этих мыслей по телу разливается какое-то непонятное, даже волнующее, но такое успокаивающее тепло. «Вот и добегался» —думает Хван и тут же проваливается в сон. Утро встречает парня неярким солнцем, серыми облаками и дрожью во всём теле. Хенджина прошибает холодный пот, и он укутывается сильнее, болезненно постанывая. Мама заходит в комнату, чтобы разбудить сына в школу, но срывается с места, стоит ей заметить укутанного в кокон Хвана, всего трясущегося. —Джинни? Малыш, ты как? — в ответ только неясное бормотание и снова стоны, переходящие в скулёж,—То-то же ты вчера нюни распускать начал,— цыкает она, поглаживая сына по голове,— я сейчас принесу тебе кое-что, выпьешь, тебе полегчает немного,— Хенджин только слабо кивает и ещё сильнее забивается в одеяло. Мышцы болезненно свело и теперь малейшее телодвижение отзывается режущей болью во всем теле, хочется только сгибаться и плакать от всего этого, а намокающие домашние шорты вообще не сулят ничего хорошего. —Мам,— зовёт он, и женщина вмиг оказывается в комнате со стаканом воды и какими-то таблетками, протягивая их Хенджину. —Выпей, так хоть разгибаться сможешь. Хван послушно пьет, хотя руки ослабли настолько, что трясутся даже от веса лёгкого стакана. Он выпивает лекарство и лежит так некоторое время, пока мама поправляет ему волосы и гладит по плечам, успокаивая. Где-то через пол часа становится действительно лучше. Хенджин с хлюпающими звуками садится на кровать и краснеет до состояния помидора. —Мам… —Милый, всё хорошо,—успокаивает она его,—течка—это нормально, через недельку ты уже придёшь в себя,— Хенджин всхлипывает от чувства беспомощности внутри и вновь плачет,— солнышко, не плачь,—мама заключает его в объятья и гладит по голове, пока Хенджин не успокаивается,— давай я сейчас принесу тебе всё, что надо, а ты пока в ванную сходишь, хорошо? — Хенджин кивает, вставая с кровати, и на негнущихся ногах направляется в ванную комнату. Там он снимает всю одежду, бросая её на пол, и забирается в ванную, включая душ. Холодно, очень холодно, настолько холодно что зубы стучат, даже не попадая друг на друга. Мало того, что ему холодно до невозможности, Хенджину ещё к тому же стыдно до безобразия. Он на трясущихся ногах встает в ванной и касается себя там, где приличные мальчики обычно не касаются. Тугие стенки сжимаются от непривычных прикосновений и Хенджин уже хочет убрать руку, но в голове, как гром среди ясного неба, всплывает Сынмин и Хван стыдливо стонет, всё-таки проталкивая один палец, от непривычных ощущений прикусывая губу, а затем и второй, неуверенно растягивая себя внутри. Ноги всё-таки не держат и Хенджин опускается на колени, принимая ещё более постыдную позу. Вода из душа так и хлещет, а поднимающийся от тела парня пар заставляет задыхаться. Хенджин проталкивает третий палец и скулит, как щенок, чувствуя, как внутри него жарко и мокро. Пальцев становится категорически мало, уже давно вставший член требует к себе не меньшего внимания и когда Хван неловко касается его свободной рукой, прикосновение отдаётся болью от долгого воздержания, заставляя Хенджина подавить болезненный стон. Он дрочит, помогая себе пальцами, кусая губы, чтобы мама не услышала, перебирая у себя в голове все возможные картинки, но всё время останавливаясь на одной и той же, с одним и тем же человеком. Хенджин кончает громко и обильно, с тихим скулежом и именем Сынмина на губах, но лучше не становится, разве что совсем немного. Мама через некоторое время стучится в дверь и спрашивает разрешение войти. Хенджин закрывает штору и даёт добро. Она приносит ему чистую одежду, гель для тела с запахом можжевельника, несколько обезболивающих и средства гигиены. Хенджин бурчит «спасибо» и надеется, что мама не спросит почему он закрылся. Мама не спрашивает, говорит только, что от школы она его отпросила и что чуть позже сходит в магазин за продуктами, на что Хенджин лишь угукает. Дверь закрывается и в ванне раздаются тихие всхлипы. Так стыдно и противно от самого себя Хенджину ещё никогда не было. Через некоторое время он выходит из ванной совершенно чистый, разнося по дому резкий запах можжевельника, и стоящий на ногах. Мама, видимо, уже ушла в магазин, а значит у Хенджина есть где-то примерно полчаса для его мыслей. Которых, кстати, не было вообще, кроме «Сынмин, Сынмин, Сынмин». Мыслить было плохой идеей, поэтому он решает включить телевизор и отдохнуть, пока его снова не накрыло. По телевизору шла какая-то полная несусветная фигня, так что эта идея тоже быстро отпала. Отпала, да до новой идеи голова не дожила. Входная дверь открывается с тихим скрипом и мама, с двумя пакетами из магазина, еле перешагивая, заходит домой. Хенджин помогает маме с пакетами, а потом и с готовкой. В итоге они целый день проводят вместе, а вечером сидят под тёплым одеялом— рядом стоит обогреватель—смотря «Леди и Бродяга». На середине мультика Хенджину пришлось отойти, дабы надеть тёплый свитер с длинными тёплыми штанами— его снова начало трясти от холода— также мама, тут же заметив самочувствие сына, приносит ещё одно одеяло и накрывает Хенджина ещё и им, уходя на кухню ставить чайник. После они смотрят ещё несколько мультиков и когда время начинает переваливать за полночь, а Хенджин уже явно клюёт носом, Миссис Хван будит задремавшего сына и помогает ему перенести всё своё гнездо из одеял в комнату. В комнате жарко и душно, как в бане, женщина уже даже сделала шаг к окну, но тут же остановилась, заметив мирно спящего Хенджина, не дрожащего от холода. Она тяжело вздыхает, поправляет ему одеяло, оставляет легкий поцелуй на лбу и уходит к себе в комнату. Последующие несколько дней проходят словно в бреду, каком-то вечно замкнутом круге из холода и возбуждения, из беспомощности и вожделения, в тихих слезах ванной и постыдной дрочке в ней же. Мама объяснила ему что да как, почему, зачем и куда, поэтому весь такой из себя просвещённый Хенджин мог спокойно сам всё уладить день так на третий уже точно. После очередной попытки хоть как-то унять боль от возбуждения, Хенджин попросту сдался, уже в открытую зовя альфу и желая его всем своим естеством. Ужасно чувствовать себя таким похотливым, но против этой идиотской природы не попрёшь. Хенджин выходит из ванны совершенно чистый, на этот раз он решает не пользоваться гелями, всё же первую течку он проводит дома, а тут только мама, так что не стоит опасаться чего-либо или кого-либо. Хенджин играл в какую-то игрушку на телефоне, совершенно неинтересную, но затягивающую, когда внизу живота начало приятно покалывать, а кончики пальцев стали предательски неметь, не давая пройти уровень. Дыхание участилось и дышать будто бы стало сложнее. Хенджин в панике выбегает из комнаты, где его встречает не менее ошарашенная мама. Он кричит «не впускай его! Ни за что!» и запирается в ванной, чувствуя, как по бедру скатывается скользкая дорожка. Миссис Хван не понимает ничего до последнего, пока в дверь не звонят. Она тут же принимает серьёзное выражение лица, поправляет выбившиеся пряди и открывает дверь. —Хенджин… —Он попросил не впускать тебя,—у Сынмина в глазах что-то странное, отблескивающее темным возбуждением и неконтролируемой похотью. —Я… —Я знаю,— жёстко отрезает она,—но первую, по крайней мере первую, течку он проведёт дома и без тебя,—выражение лица Сынмина меняется буквально в считанные секунды, того будто по голове ударили. Он беспомощно уставился на женщину и, если бы Ким не знал, никогда бы не подумал, что женщина с таким стальным взглядом—омега. Пока Миссис Хван и Сынмин играли в нечитаемые гляделки, сам виновник сего метался в ванне и буквально сходил с ума от того давления, что он ощущал. Сынмин так близко, Сынмина так хочется, до дури хочется, до черноты в глазах и боли в паху, но это слишком, это пугает, Хенджин не готов ещё к такому. Пальцы двигаются сильнее, глубже, растягивая и даря удовольствие, но Хенджину мало, категорически мало, ему нужно больше, нужно еще глубже, нужен Сынмин. Ему больно от того, что он не может его почувствовать, это мучительно больно и эта боль разносится по всему телу. Это бесит, раздражает чувствовать всё это одному. Он может только думать, думать, думать, а ещё представлять эти крепкие руки на себе и выть от тоски, это всё, что он может, и это так невыносимо. Хенджин подставляется под теплые струи воды, вновь кончая, в который уже раз, с одним и тем же именем на губах. —Через пару дней он вернётся, —поясняет Миссис Хван, когда Сынмин всё же собирается уходить,— и, Сынмин,— останавливает она его,— не делай ему больно. —Никогда. — твёрдо отвечает Ким, вызывая у неё улыбку. Теперь-то Миссис Хван действительно увидела в нём того самого альфу, про которого ей рассказывал Хенджин. —Спасибо. Дверь захлопывается, кран выключается, и гнетущую тишину разрезают только тихие вздохи парня.

***

Хенджин просыпается непривычно рано для себя, когда солнце ещё не до конца встало. Он не чувствует никакую усталость в теле, не чувствует холода или ещё чего-то, разве только некую утреннюю сонливость и желание хорошенько потянуться, размять затёкшие мышцы. Парень осматривает себя с головы до ног и понимает-всё. Закончилось. Облегчённо вздохнув, Хенджин выходит из комнаты, обнаружив на кухне маму. Он здоровается с ней и спрашивает про завтрак. —Тебе уже лучше? Пойдешь в школу? —спрашивает она, накладывая яичницу в тарелку. —Думаю да, по крайней мере мне не холодно,— улыбается он, приступая к трапезе. За время его течки Хенджин практически не ел—было как-то не до этого— поэтому и без того худое тело Хвана приняло ещё более худощавый вид, теперь уже точно походивший на омежий тип фигуры. От таких мыслей Хван скривился, поэтому, закончив с яичницей, слопал ещё три бутерброда, запив всё это чаем. После завтрака Хенджин сходил в душ, дабы окончательно проснуться, после чего бодрой походкой пощеголял в комнату одеваться. На этот раз его выбор пал на серую кофту с вырезом, сверху накинув пиджак, чёрных джинсах с порванными коленками и всё теми же черными носками, на раскрытую шею Хван решил повесить массивную цепочку из серебра. Мама проводила его до дверей, пока Хенджин снова зашнуровывал свои вансы, уже серые, и поправлял чёлку, дабы та не лезла в глаза. Хван в последний момент хватает сумку и вешает её через плечо, прощаясь с мамой, выходя из дома. Хенджин идёт в школу совершенно довольный, на улице правда было немного холодновато, но это ничего, всё же до школы не так долго, замёрзнуть не успеет. —Балда, хоть бы шапку надел,— хмыкает неожиданно появившийся Сынмин, а у Хенджина сердце ухает и в пятки уходит. Сынмину он не скажет, но самому себе признаться, всё же, придется- он успел жесть как соскучиться по нему. —Привет,— неловко улыбается Хван, не отрывая мягкого взгляда от парня. —Альфы так не делают,— Сынмин щёлкает его по носу, вызывая характерный ойк и непонимание в глазах,— ну, все же думают, что ты альфа,— Хенджин выдает многозначительное «а», которому Сынмин кивает,— так что не надо на меня так смотреть. —Хенджин хихикает и наваливается на Сынмина всем весом. —Может я не хочу быть альфой,— фыркает Хван, пока по коже бегут мурашки от холода и тепла Сынмина на контрасте с ним. —Ты и не будешь,— уголками губ улыбается Ким, наклоняясь и шепча в район шеи, обдавая прохладную кожу жаром,— после твоей течки ты пахнешь ещё сильнее, так что,— мурлычет он Хенджину на ушко, оставляя лёгкий поцелуй за ним, пока Хван хватается за куртку Кима и жмурится,— остерегайся альф, малыш,— он отстраняется, любуясь заалевшим Хваном, что глотает ртом воздух и всё ещё держится за сынминову куртку. Хенджин делает пару глубоких вдохов, после чего рывком прижимается к Сынмину, зарываясь головой тому в плечо, вызывая у парня искренний смех. —Черт, Хенджинни, ты невероятно милый,— Сынмин обнимает в ответ, одной рукой поглаживая Хвана по спине, пока в его сторону летят какие-то не очень убедительные проклятия и жалобы по типу: «мы же на улице». Ну, Сынмину, вообще-то, плевать.

***

Они заходят в школу вместе, чем ошарашивают половину омег так точно, а альфы как-то странно косятся в сторону Хенджина, что не очень ему нравится и уж тем более не нравится Сынмину. Хенджин нервничает больше всех, поэтому Сынмин гладит его по голове, пропуская волосы сквозь пальцы, и шепчет, что всё будет хорошо. Хенджин верит, потому что не верить Сынмину у него как-то не получается. Класс встречает их обычным шуршанием и щебетанием, ничего странного или необычного не происходит, Хенджин даже успокаивается из-за этого. Сынмин сидит впереди, Хенджин сзади, поэтому им приходится разойтись, не на большое расстояние конечно, но всё-таки. К Хенджину поворачивается пара его приятелей-альф и спрашивают всё ли в порядке, на что Хенджин неуверенно отвечает, что да, нормально, пара девчонок омег разочарованно вздыхают, другая пара наоборот подмечает, что Хенджин сегодня выглядит великолепно, вызывая у Хвана искреннюю улыбку. Урок, перемена, да и вообще день в школе проходит просто прекрасно. Никто к нему не приставал с дурацкими расспросами, да и просто никто не приставал, чего парень боялся больше всего, всё было просто замечательно. В столовой Хенджин разделил свой восторг с Сынмином, пока они обедали бутербродами. Ну как обедали, сожрал-то всё Хенджин, вот только он никогда этого не признает. Когда они почти заканчивали, к их столу подошла девчонка-омега— младше парней на класс или два— спросив у Сынмина свободен ли он сегодня вечером, да и вообще свободен ли. Она вся раскраснелась, видно, что нервничала, но с её появлением, неожиданно для самого себя, занервничал и Хенджин. Он, конечно, не падок на все эти загоны по поводу и без, но вдруг Сынмину надоест так бегать за Хенджином, или что, если Хенджин будет медлить с ответом и Сынмину он попросту станет не интересен. Хенджин делает пару глубоких вдохов и смотрит на Кима. Тот, в свою очередь, все эмоции на показ не выставляет. По крайней мере в людных местах. —Извини,—омежка, на пару с Хенджином, дёргается, поднимая смущённый взгляд на Сынмина,— у меня уже есть тот, кто мне нравится. Девчонка стоит в ступоре несколько секунд, а после понимающе кивает и, извинившись, уходит, оставляя парней вдвоём. —Ты уже начал загоняться, я прав? — спрашивает Ким, ногой слегка касаясь ноги Хенджина под столом. —Я был близок к этому,—хмыкает он, что определенно значит «да».

***

После занятий они также идут домой вместе, по дороге заходя в какую-то кафешку, покупая себе чего перекусить на вынос, и располагаются в парке, находившемся в пятнадцати минутах ходьбы от школы. —Хенджин,—зовёт Ким, когда они садятся на скамейку и Хван принимается уплетать картошку фри за обе щёки. Тот отзывается, проглатывая то, что успел запихнуть в рот и облизываясь,— давай встречаться? — Хенджин дёргается, быстро моргая. —А разве мы не встречались? —удивлённо спрашивает он. —Ну, чисто теоретически,— бровь Хвана скептически ползёт вверх,— мы ведь это не обговаривали. —Я думал и так всё понятно,—пожимает он плечами,— я нравлюсь тебе,— Хенджин тыкается макушкой Сынмину в грудь и продолжает,— ты нравишься мне,— пододвигается ближе, кладя голову на плечо,— мы даже уже целовались,— бубнит он, краснея, но всё же продолжая,— даже не один раз,— Сынмин хмыкает, приобнимая Хенджина свободной рукой,— так что мы уже встречаемся,— улыбается Хван, пододвигаясь ещё ближе, так, чтобы Сынмин без труда смог расположить свою руку на талии парня. —То есть ты согласен быть моим парнем? —Если ты согласен быть моим. —Я согласен. —Я тоже. Оба как-то неразборчиво трясутся от подступающего смеха и рот приходится закрыть едой, пока на них не пожаловались из-за громкого хохота. Хенджин доедает последнюю картошину, выкидывая мусор и вытирая руки, когда осознает, что встать он не может, и не только потому, что ноги свело от неудобного положения, а ещё и от рук Сынмина, что крепко держали обе ноги парня и не отпускали, ненавязчиво так поглаживая нежную кожу через дырки на коленках. —Ммм, Сынмин,—зовёт Хенджин, чуть севшим голосом,— что ты делаешь? —А что я делаю? —вышеупомянутый строит невинное выражение лица, слегка надавливая пальцами на колени, заставляя парня дернуться,— тебе нравится? —спрашивает, хотя видит, как участилось дыхание Хенджина от таких простых прикосновений,— неужели колени—твоя эрогенная зона? —издевательски спрашивает Ким, вновь проезжаясь по коленкам пальцами. —Сынмин, пожалуйста,— просит Хван, приподнимаясь и останавливая руку Кима,— мы на улице, это слишком,— Хенджин дышит часто, загнанно, и Сынмин готов поклясться, что, если бы они правда не были на улице, его бы ничего не остановило. Он убирает руки, улавливая разочарованный, тихий вздох, и поворачивается к смущённому Хенджину, кончики ушей которого так же покраснели. —Хенджин,— пытается дозваться до застрявшего где-то в прострации Хвана Сынмин,— сходим куда-нибудь на выходных? —А? —всё ещё не понимает Хван,— на выходных? Давай, а куда? Сынмин смотрит как горят, со временем потихоньку начиная остывать, щёчки Хенджина и в голову ему приходит гениальная мысль. —Сюрприз. Устроим свидание. — Хенджин снова быстро моргает, тихо бубня «свидание?» — угу, свидание, мы же пара,— «пара» пищит Хенджин и Сынмин буквально дуреет от того, как быстро меняется взгляд Хенджина с шаловливого на потерянный. Сынмин сдерживает себя изо всех сил, дабы не наброситься на это вот чудо прямо сейчас, ставит ноги парня на землю и помогает тому подняться. Хенджин смотрит на все вот эти действия и под сердцем что-то словно щемит, из-за чего дышать становится труднее. Это что ж получается: вот так они могли вести себя давно, не будь Хенджин трусливой овечкой, вечно бегающей от Сынмина? Даже как-то грустно становится от того, что встречаться они начали только сейчас. —Сынмин,— зовёт Хенджин, обвив целиком руку Сынмина, тем самым замедлив его,— мы ведь давно могли начать встречаться,—с ноткой грусти в голосе сообщает Хван, вздыхая. —Думаю,—медленно начинает Ким, внутренне умиляясь от того, как Хенджин льнёт к нему,— это хорошо, что мы начали встречаться только сейчас,— «почему?»—звучит всё ещё очень грустно от Хенджина и Сынмина это начинает настораживать,— ну, в прошлом году я действовал чисто на инстинктах,— Хенджин ничего не понимает и поднимает голову, чтобы слышать лучше,— я мог сделать тебе больно, я думаю,— ладонь Сынмина сильнее сжимает ладошку Хвана, от чего последний дергается,— сейчас я не сделаю тебе больно,— тихо говорит он, смотря прямо в глаза. Хенджин задыхается от вновь охватившего его чувства тяжести и неосознанно облизывает пересохшие губы, прикусывая нижнюю. —Хенджинни,— короткое мычание в ответ,— не делай так,— он всё-таки не сдерживается, порывисто целуя парня в чуть приоткрытые губы, вырывая из груди Хенджина неожиданный вздох. —А ты не делай так! — возмущается Хван, снова краснея. Сынмин ерошит парня по волосам, словно котёнка, крепко сжимая его руку. Они идут к дому Хенджина, снова разговаривая ни о чем. Хенджин неосознанно прижимается к Киму, с детским восторгом восхищаясь краснеющему над ними небом. Сынмин сравнивает это небо с щеками Хенджина, когда они целовались, и Хван краснеет, сливаясь с закатом на горизонте. До дома они доходят слишком быстро, и Хенджин практически хнычет от несправедливости, что его дом находится так близко к школе и они проводят так мало времени наедине. Сынмин в шутку предлагает доехать до него, на что Хенджин вполне серьёзно соглашается. —Я шучу,— усмехается Ким, проводя рукой по холодной щеке парня. —Нет, серьёзно, поехали,— настаивает на своём Хенджин, неотрывно смотря в глаза Сынмина, который, если честно, уже начал нервничать от такого напора со стороны парня. В этот же момент входная дверь открывается сама, и перед ними предстает слегка удивлённое лицо Миссис Хван. —Вы долго, мальчики,— родительским полугрозным тоном говорит она, осматривая обоих с головы до ног. Хенджин уже собирался сказать, что он намылился к Сынмину, но тот разворачивает его к себе, одними губами шепча «не сегодня», оставляя лёгкий поцелуй на щеке, прощается с мамой Хенджина и уходит, напоследок махая им рукой. —Какие нынче галантные альфы пошли,— театрально вздыхает она,— даже в щёчку поцеловал,— и тут же добавляет, хихикая,— а не как обычно. —Мама! —вспыхивает парень, проталкивая женщину внутрь квартиры и захлопывая дверь. Она смеётся заливистым смехом, уходя на кухню, оставляя сына один на один со своими мыслями. Хенджин снимает кеды, проходит в комнату и скидывает с себя пиджак, падая пластом на кровать. После чего переворачивается и смотрит в потолок. Он ведь и правда был готов поехать к Сынмину. Хотя…чем бы они там занимались? Сынмин, наверное, тоже живёт с родителями. Или без. Хенджин не знает, но, если честно, узнать очень хочется, чисто из любопытства. Хван глубоко вздыхает и проводит рукой по другой части кровати, выдыхая уже с какой-то горечью. Хотелось бы ему так лежать вместе с Сынмином, а ещё лучше лежать так на нём. От своих мыслей Хенджину даже как-то неловко становится. В голове вдруг всплывает мысль о том какая же всё-таки кровать у Сынмина. У Хенджина-то старенькая, скрипит иногда, а вот у Сынмина, наверное, она большая и не скрипучая. Эти мысли буквально заставляют кончики пальцев онеметь от нарастающего возбуждения внизу, а щёки заалеть до состояния помидора. —Милый,—доносится из коридора, и дверь в комнату со скрипом открывается, заставляя Хенджина сесть на кровать и укутаться в одеяло, дабы мама не заметила его состояния,— ты как? —спрашивает она, стараясь сдержать улыбку, когда видит смущённого парня. —Мама,—начинает Хван, прочищая горло для пущей серьезности. Женщина садится рядом и смотрит на сына, давая понять, что внимательно его слушает,— у меня, кажется, парень появился,— бубнит он, ойкая от неожиданности, когда мама хватает его в охапку и практически душит, показывая, как она рада,—задушишь, мам, пусти,— уже хрипит Хван, и она отпускает его, неловко извиняясь. —Я разрешаю тебе поехать к Сынмину,— она кладет руку ему на колени и серьёзно смотрит в глаза,— но только после того, как он сам попросит этого,—Хенджин сглатывает и кивает, понимая настрой мамы, и что она действительно волнуется,— и ты не говори ему об этом! —предупреждает Миссис Хван, и Хенджин закатывает глаза, театрально возмущаясь, мол «не собирался я ему говорить», хотя прекрасно понимает, что при первой же возможности насел бы на парня и не отстал от него, пока не оказался бы у того дома. Вечером Хенджин принимает душ и садится за уроки. В голове, правда, полная пустота и никакая математика в ней не живет, но это не суть. За полчаса ничего не изменилось, впрочем, как и за час, и Хенджин уже было собрался идти в кровать, благо завтра выходной и никуда идти не надо, но тут раздался телефонный звонок. Номер, сохранившийся и последний раз звонивший в прошлом году—да и то звонил сам Хван—высвечивается на экране, и Хенджину даже вспоминать не надо о том, чей это номер. —Да? —спрашивает таким тоном, будто он серьёзно занят чем-то важным, а его самым наглым образом отвлекают от этих самых дел. —Выйти сможешь? —Да, когда? —Сейчас.—и тут же отключается. Хенджин подрывается со стула сию же секунду, выходит из комнаты и напяливает на себя первую попавшуюся под руки вещь. Ею оказывается излюбленное Хваном серое пальто в клетку. Раздумывая все за и против, он поворачивает ключ в дверном замке и мысленно извиняется перед мамой раз двести. Он так и выходит на улицу в своей домашней одежде с шортами, оголяющими коленки, в тапках и пальто. Сынмин улыбается ему легко и непринуждённо, и Хенджин ничего не может с собой поделать, он подлетает к парню и целует того в губы, хватаясь за него, как за спасательный круг. Сынмин от неожиданности чуть ли не падает, но вовремя успевает подхватить вот это внезапно налетевшее на него нечто, ухмыляясь в такой неожиданный, но довольно приятный подарок в виде инициативы Хвана. —Что-то случилось? —отстраняясь, спрашивает Хенджин. —Да нет,— пожимает плечами Ким,—просто сегодня я ещё тебя не пробовал,— Хенджин мямлит «в смысле», а после прижимается ближе, пискнув, когда его губы вновь берут в плен губы Сынмина, целуя по-настоящему, так, что у Хвана ноги подкашиваются и дыхание сбивается. Сынмин не грубый, но настойчивый и упорный, Хенджин бесстыдно стонет ему прямо в рот, неосознанно выгибаясь, когда холодные руки Кима пробираются сквозь домашнюю кофту и касаются обнажённой кожи, заставляя съёжиться от контраста температур и дернуться от таких, казалось бы, лёгких прикосновений. Сынмин подхватывает парня под бёдра, когда понимает, что того ноги вообще не держат, вбирает сначала верхнюю, затем нижнюю губу, и Хенджин сдаётся окончательно, когда понимает, что он, в общем-то, не против побыть немного, совсем чуть-чуть, в сынминовой власти. С каждой минутой Сынмин всё набирает обороты, выбивая из Хенджина остатки здравого смысла. Последний уже вовсю не контролирует себя, скулит по щенячьи и сам просит гораздо большего, цепляется за плечи и чуть ли не стонет в голос. —Мама сказала,—сквозь поцелуи пытается сказать Хван,— что ты,— вздох,— что ты можешь забрать,—Хенджин дергается от слабого укуса в район ключиц и усердно вспоминает, о чём же он говорил,— забрать меня к себе,— Сынмину приходится прекратить свои наслаждения шеей Хвана, потому что тот сказал кое-что, как кажется Киму, невероятное для него,— на ночь,— уже окончательно выдыхает парень,— но только если попросишь у неё. —И она просила тебя это не говорить, так? — усмехается Ким, когда видит хитрую улыбочку Хвана. —Я не мог тебе этого не сказать,—бурчит Хенджин, подставляясь щекой под ласкающую его руку,—ты мой парень и я хочу побывать у тебя,— он чуть ли не мурчит от нежных прикосновений к себе, как к котёнку, смотря на Кима из-под опущенных ресниц. —И что ты сделаешь, когда придёшь ко мне? — спрашивает Сынмин, садясь на ступеньки и подзывая Хенджина за собой. —Поздороваюсь с твоими родителями? —вопрошает он,— Ты же живёшь с родителями? —Я живу один,— Сынмин убирает чёлку Хенджина, закрывающую глаза, и натыкается на тёмный, поглощающий взгляд любимых глаз. —Тогда я упаду на твою кровать,— шепчет Хван соблазнительным шёпотом, хмыкая,— и буду творить там всякие непотребства,—Хенджин тихо смеется, внутри себя ликуя, что смог вывести Сынмина на столько забавное выражение лица полное недоумения,—шутка,— заливисто смеётся Хван, падая на Сынмина и обхватывая его руками и ногами,— но про кровать я серьёзно, она у тебя большая? —Большая,— вздыхает Сынмин, падая головой на хенджиново плечо. —Что такое? — Хван ведёт пальчиками по шее Кима, вызывая волну мурашек. —Если у меня встанет, это будет твоя вина,— бубнит Сынмин ему в шею, чем смущает сильнее предыдущих разов. —Из-извини,— Хенджин вспыхивает, прижимаясь к парню всем телом. —Это конечно очень романтично,— раздаётся сверху и парни отпрыгивают друг от друга со скоростью света, Хенджин даже чуть ли не падает, благо Сынмин вовремя успел его поймать,—н-да,— Миссис Хван подпирает голову ладонью и смотрит на всё это недоразумение,— марш по домам, немедленно,— Хенджин ёжится, отпуская руку Сынмина и заходит внутрь, успев обернуться раз так пять точно. Сынмин извиняется перед мамой Хенджина, на что получает обычное «забей», и недоумённо прощается с ней, уходя домой. —Ещё раз сбежишь ночью и получишь в лоб,— угрожающе шипит Миссис Хван, с силой потрепав парня по голове,—балда,— Хенджин ойкает, извиняясь перед мамой, и под её строгим надзором направляется в комнату. Там он снимает с себя одежду и укутывается в тёплое одеяло, счастливо улыбаясь и как-то по-идиотски влюблённо смеясь. Он закрывает глаза и уже готов провалиться в сон, как тут до него доходит-спать он не хочет, не может, точнее, не спится ему. Хенджин начинает думать о всякой фигне, что придёт в голову, дабы просто забить её и уснуть, но приходит к мысли, что он волнуется. А все потому, что сейчас выходные, а это значит, что они должны сходить на свидание, Сынмин сам так сказал. Или он имел в виду, что они как-нибудь должны сходить, и не обязательно в эти выходные? А если они пойдут, то куда? Куда бы Сынмин повёл его? Или они должны вместе обсудить их свидание? А что вообще делают на свиданиях? И в чём пойти? Хотя нужно, наверное, сначала узнать куда они пойдут, а потом уже думать, что надеть. Думал Хенджин долго и муторно. И так усердно думал, что уснуть ему удалось только под рассвет, когда мама, видимо, куда-то засобиралась. Под все эти звуки суеты Хенджин сам не замечает, как проваливается в сон.

***

Просыпается Хенджин от того, что мобильник, всё своё сознательное пребывание у Хвана, лежавший на столе и носящийся только в школу, и то для экстренных ситуаций—или Инстаграма на крайний случай—дребезжит вот уже несколько минут над ухом как назойливая муха, вытягивая парня из царства Морфея. Хенджин недовольно стонет в подушку, рукой пытаясь дотянуться до вещицы, но в итоге нечаянно сбрасывает телефон с прикроватного столика на пол и принимает вызов. Некоторое время Хенджин молчит, пытаясь понять, что вообще случилось и почему вдруг стало так тихо, а после с трудом разлепляет один глаз и, видя, что разговор идёт уже несколько секунд, цыкает, поднося телефон к уху. —Да? —Доброе утро, цыплёнок,— слышится тихий, радостный голос на том конце и Хенджин неосознанно улыбается в подушку,— я разбудил тебя? —Хван угукает, тут же добавляя, что всё в порядке, и это даже хорошо, что тот позвонил, а то Хенджин так бы и продолжил дрыхнуть до обеда, если не до ужина, даже ни разу не просыпаясь для естественных нужд,—Тогда я зайду за тобой часа в четыре, ты не против? —А куда мы пойдем? — спрашивает Хенджин, сладко потягиваясь в кровати, потихоньку сползая с неё. —Секрет,—Хенджин буквально чувствует, как Сынмин довольно ухмыляется в трубку и хнычет «нечестно»,—увидимся в четыре,—Хван повторяет за Кимом последнюю фразу и тот кладёт трубку. Хенджин сидит на кровати ещё несколько минут, окончательно приходя в себя и моргая несколько раз подряд. Волосы больше похожи на какой-то веник, чем на что-то нормальное—это Хван увидел мельком в отражении зеркала—из-за чего он чуть не умер от шока правда, зато это отлично подействовало на пробуждение. Парень рывком вылетает из комнаты и уже собирается запереться в ванной на пол часа так точно, как замечает записку от мамы на кухонном столе. Та гласит, что у одной из её подружек-омег родился сынишка-альфа и они всей дружной своей оравой пойдут отмечать, так что дома она появится ближе к утру, да и то если повезёт. Не забыла она сделать пометку, чтобы они с Сынмином вели себя прилично и, если что, запирали двери на всякий случай, что вызвало нервную усмешку у Хенджина. Мама была понята, указания не оставлены, так что Хенджин со спокойной душой направился в ванную. Голову, всё же, пришлось вымыть и тщательно высушить, заранее уложив так, чтобы большая часть волос прикрывала левый глаз. Выглядело ничего так, Хенджин даже сам себе позавидовал на секунду. Никакие гели парень решил не использовать, всё же он идет с Сынмином, скрывать свой естественный запах незачем. Кстати о запахе. Интересно всё-таки узнать было свой запах. Из-за того, что природа обонянием омеги его обделила, а таких вопросов своей маме он не задавал, Хван так и остался в свои года без известия о своём запахе, коим природа наградила недоомегу. За вопросами и рассуждениями, всплывающими в голове, Хенджин провёл чуть больше часа в ванной, а после, промучившись с волосами некоторое время, со спокойной душой вышел весь чистый и распаренный. Было хорошо. Настолько, что ему снова захотелось спать, но он тут же отогнал все эти мысли прочь. Нужно было выбирать одежду, а это, по сути, самое главное. Время близилось к четырём, когда Хван уже совсем отчаялся, перерыв практически весь шкаф. Можно было бы поддаться панике и просто покричать, но Хенджин решил оставить это на потом. В итоге он остановил свой выбор на чёрной футболке со светлыми джинсами, повесив на шею ту же массивную цепочку, что надевал в прошлый раз. Ни хорошо, ни плохо, вполне нормально, решил Хван. На ноги он решил нацепить обычные белые кроссовки, а сверху накинуть светло-коричневую длинную куртку с чёрным воротником. И только он собрался выходить из дома, как ему приходит сообщение от Сынмина, что тот будет с минуты на минуту. Хенджин радостный выходит из дома, заранее выключив везде свет и проверив, не забыл ли он что-нибудь выключить, хотя он ничего и не включал, но это так, на всякий случай, тут же сталкиваясь с Сынмином. И если недавно Хенджин слегка удивился разноцветному плащу парня, хотя тот всё время носил только тёмные тона одежды, то сегодня Сынмин выглядел просто до невозможности привлекательным: сине-серая футболка, с одной стороны немного заправленная в тёмные джинсы, поверх которой надета белая рубашка с закатанными до локтя рукавами, на шее у парня висела тонкая цепочка с украшением в виде треугольника с тёмным камнем, а на ногах такие же обычные кроссовки, как у Хенджина, только чёрного цвета. Сынмин замечает некое недоумение в глазах парня, в пару шагов сокращая расстояние между ними, порывисто целуя того в губы, возвращая с небес на землю. —Ты выглядишь необычно,— изумляется Хван, поправляя волосы Кима, что чуть съехали на глаза. —Зато ты выглядишь на редкость обычным,— усмехается тот, перехватывая ладонь Хенджина рукой, другой же обхватывая его за талию,— довольно мило,— Хенджин смеется нервно, высвобождая свою руку из захвата и слегка теряется в эмоциях, стоит Сынмину приблизиться и выдохнуть в самое ухо «не волнуйся так». Хенджин снова неопределенно хмыкает, без особого усилия высвобождаясь из плена рук Кима. —Так…куда мы пойдем? — всё же спрашивает он, запинаясь, потому что правда волнуется, ведь это их первое свидание, оно очень важно. —Хм,— Сынмин делает вид, что усердно размышляет о том, говорить парню или нет, но видя, как бегают глаза Хвана и как он еле дышит от волнения, решает раскрыть свой сюрприз заранее,— в океанариум. Тебе нравятся рыбки? — Хенджин чуть ли не пищит от радости, сдерживая порыв запрыгнуть на Сынмина и закричать от счастья, потому что, о, боже, Хенджин обожает океанариумы. Всю дорогу он чуть ли не прыгает на месте от нетерпения, вызывая улыбку у Сынмина, а когда они доходят до места назначения и входят в сам океанариум, находившийся в торговом комплексе, затихает и с детским восторгом рассматривает рыбок и всю живность вокруг. Они смотрят на косяк рыб, фотографируются с медузами и передразнивают маленькую акулку, которая сразу же уплывает. Сынмин с нескрываемым удовольствием наблюдает за Хенджином, в эти минуты превратившимся в настоящего ребенка, словно его первый раз привели в океанариум. Он с интересом читает всё, что написано про морских существ, а самое интересное и запоминающееся пересказывает Сынмину. Тот слушает внимательно, но информация до мозга так и не доходит, потому как наблюдать за восторженным Хенджином ему нравится куда больше. Они проходят под туннелем из воды и Хенджин останавливается, прилипая к стеклу, во все глаза рассматривая местных морских жителей. Сынмин стоит чуть поодаль, но подходит ближе, стоит Хенджину отлипнуть и встать уже нормально, рассматривая всё вокруг себя. —Знаешь зачем я привёл тебя сюда? — раздается слишком неожиданно над ухом и Хенджин пугается, дёргаясь, но тут же выдыхает, стоит ему понять, что это Сынмин. Фотка, что делал Хван в этот момент, получается размытой, из-за чего парень расстраивается и пытается сделать ещё одну. —Потому что у нас свидание? — вопросом на вопрос отвечает Хенджин, выслушивая едва заметную усмешку парня. —Не только поэтому,— руки Кима скользят под хенджинову куртку и скрепляются на животе в замок, не давая попыток вырваться, да Хван особо то и не стремился,— что ты чувствуешь? —от вопроса, заданного совсем шёпотом, в самое ухо, становится странно и по телу бежит рой мурашек, а следом ещё один, стоит Сынмину коснуться оголенного участка шеи Хенджина легким поцелуем. —Не знаю, духоту? Давление? Ты опять свои альфа-приёмчики используешь? — бровь Хенджина скептически ползёт вверх, а губы складываются в непонимающей усмешке, но выражение лица тут же меняется, стоит Сынмину развернуть парня к себе. Хенджин рвано вздыхает от странного взгляда напротив и почему-то в голову приходит мысль, что душно ему сейчас не от давления парня напротив, а от чего-то совершенно другого, он пока, правда, не понимает от чего именно. —Могу я сказать тебе кое-что?— Хенджин неуверенно кивает, не зная к чему вообще может привести всё это,— Знаешь, ты, наверное, не в курсе, но ты пахнешь…—Сынмин делает небольшую заминку, от которой сердце Хенджина болезненно ёкает,— духотой?—вопрошает Ким и Хенджин удивлённо смотрит в ответ, потому что ему-то откуда знать?— рядом с тобой так душно, Хенджинни, ты пахнешь, как удушливые волны, или, нет, как морской бриз, что проникает в самые лёгкие и заставляет забыть что такое воздух,— Хенджина практически выворачивает от всей это романтичной хрени, но он, кажется, задыхается от всего этого: от слов, от трепетных прикосновений Сынмина через одежду, что сводят с ума, от самого Сынмина и от того, как тот с каждой секундой завладевает Хенджином всё сильнее, хотя, казалось бы, завладевать уже нечем, Хенджин и так целиком и полностью принадлежит только ему—Сынмину, от всей этой атмосферы, от давления Сынмина и давления окружения, от самого себя, в конце-то концов, от всего вокруг. Сынмин осторожно, будто боясь испугать, проводит ладонью по мягкой щеке Хвана, заставляя того часто заморгать и перестать дышать на секунду. —Хенджин. —Д-да? —Могу я задохнуться в тебе? Хенджин держится до последнего, но мягкие прикосновения к губам становятся последней каплей. Он отпускает всё, что держал в себе эти несколько дней, со всеми скопившимися чувствами отвечая Сынмину, прижимаясь теснее и стараясь не плакать. Последнее не выходит и Хенджин постыдно ревёт своему парню в плечо, пока тот успокаивающе гладит по голове и стирает солёные дорожки с любимых щёк. На губах появляется такая дурацкая, но полная счастья улыбка, причём у обоих, когда они выходят из океанариума. Хенджин всё ещё вытирает слезы, скопившиеся в уголках глаз, пока Сынмин заказывает такси. —Мы куда-то ещё едем? —интересуется Хван, не отпуская руку Кима ни на секунду. —Угу,— кивает тот,— ко мне. Хенджин делает глубокий вдох. Затем выдох. Его снова пробивает на нездоровый смех и он, заговорщически улыбаясь, спрашивает, что же они будут делать у него дома. —Как что? — наигранно удивляется Ким,— Будем исполнять все твои прихоти,— Хенджин сглатывает «прям все-все?» на что получает утвердительный кивок и тут ему действительно становится страшно, но не за себя, а за Сынмина, потому что давать Хенджину полную свободу это большая ошибка. Но об этом Сынмину знать не надо, пусть будет—Хенджин решил— таким необычным сюрпризом.

***

И хотя всю дорогу Хенджин раздумывал, чего бы ему хотелось сделать в первую очередь, как только дверь открывается и Хван делает шаг в квартиру парня, все мысли тут же улетучиваются и всё, что он может, это бездумно разглядывать помещение, которое, видимо, служило гостиной. Он, конечно, был уже тут как-то раз, но это было давно и не помнит он совсем ничегошеньки, разве только то, что на кровати Кима ему спалось очень мягко и всё. —Довольно мило,—выдавливает из себя парень, на что Сынмин усмехается и вешает куртку Хенджина на крючок. Хенджин вновь дёргается—вообще, в последнее время он дёргается как-то слишком уж часто— когда на его плечи опускаются и чуть сжимают сынминовы руки, настойчиво подталкивая, дабы Хван уже вошёл внутрь, а не стоял на пороге. —Чем займемся? —спрашивает Сынмин, заранее зная ответ. —Понятия не имею,— сухо проговаривает Хван, и Сынмин еле сдерживается от внезапно накатившего смеха. Растерянный Хенджин похож на котёнка, решает Ким, улыбаясь своим же мыслям. В итоге они сидят на диване и рассматривают фотки, что сделали в океанариуме. Хенджин, сидящий в ногах Сынмина, пролистывает их одну за одной, удаляет некоторые неудачные и с каким-то блаженством на лице опрокидывает голову на Кима, давая возможность тому обхватить Хенджина руками. —Сынмин-а,— зовёт он,—ты отвезёшь меня домой? —А ты хочешь домой? — Хенджин думает всего секунду, после чего выдыхает «не особо»,— тогда не отвезу,—Сынмин всё-таки зарывается носом в волосах парня, вдыхая душный, но такой невероятный для Кима, запах. Хенджин слабо хихикает, покрываясь мурашками от таких незамысловатых действий. Под вечер Хенджин уже совсем расслабляется, помогает Сынмину с готовкой, хотя больше морально, ибо Ким запретил ему трогать плиту вообще после того, как Хенджин нечаянно выпалил, что чуть не спалил дома чайник, накрывает на стол, а оставшееся время, пока Сынмин заканчивает свои кухонные махинации, валяется на его кровати, которая оказывается не во много раз шире кровати Хенджина, но шире же. —Ну что, ты идёшь? —Сынмин приоткрывает дверь в свою спальню и не может сдержать улыбки. Либо Хенджин и правда слишком перенервничал, либо просто устал, либо всё вместе, что уснул прямо в одежде, уткнувшись лицом в подушку, обнимая её же. Парень подходит ближе, слегка толкая Хвана в плечо. Будить его, конечно же, не хочется, но тот за сегодня ничего не ел, а ложиться спать на голодный желудок не есть хорошо,— Солнце,—Хенджин приоткрывает глаза и мычит что-то невнятное,—малыш, вставай,— на этот раз Хенджин чуть привстает и зевает, сонно глядя на Сынмина. —Я вырубился? — кивок,— извини, надолго? —снова зевок. Сынмин тянет Хенджина на себя, поправляя его волосы. —Ничего, ты устал,— Хенджин мурлыкает что-то невнятное и плетётся следом за Сынмином на кухню. Они уплетают еду довольно быстро и без разговоров. Есть и правда хотелось безумно сильно, так что быстренько расправившись с едой, а потом и с посудой, с которой Хенджин провозился дольше употребления пищи, да и то только из-за Сынмина, который всячески прижимался к нему и выбивал парня из колеи, Хенджин потянул Сынмина обратно в комнату, падая на кровать и подкатываясь ближе к Киму. —Так что там насчёт твоих желаний? —напоминает Сынмин, притягивая Хенджина к себе за талию. —Ммм… ты прям всё что угодно сделаешь? — неуверенно спрашивает Хван, получая более чем утвердительный кивок в ответ. Если честно, Хенджин долго об этом думал. Ну, о том, чего бы он хотел. И пришел к выводу, что, в общем-то, ничего ему не надо. Кроме одного. Кроме Сынмина. Неловко было сознаваться себе в этом, но пришлось. Как говорится, от своих же мыслей никуда не денешься. Вот и Хенджин не делся. Сначала мысли были обычными, тёплых объятий и жарких поцелуев было более чем достаточно, а потом он начал думать кое о чём другом. Хенджин больше не чувствовал сильного давления от Сынмина и это было странно, очень странно, потому как раньше он ощущал Сынмина, даже если тот был не рядом, а в последнее время Хенджину легко, словно Сынмин специально держит своего альфу подальше от Хвана. И тут недавно до Хенджина дошло. Может он…сдерживается? В том самом смысле. От этих мыслей Хенджину становится не по себе, он ведь не думал об этом даже. Да и не против он, наверное, тем более это Сынмин, он же не сделает Хенджину плохо или больно. В общем, пораздумав так некоторое время, вспомнив, как сильно ему хотелось именно его в свою первую течку и краснея от стыда, Хенджин поднимает голову, встречаясь с глазами Сынмина, в которых не то нежность, не то страсть сжигает парня изнутри. —Тогда…—Хенджин сглатывает, густо краснея,— ты можешь…коснуться меня? От страха Хенджин зажмуривает глаза и открывает их только тогда, когда понимает, что Сынмин ничего не делает. Он широко их распахивает, встречаясь с неуверенным, но от этого не менее голодным взглядом. —Сынмин? — они оба садятся на кровать друг напротив друга и смотрят неотрывно. Хенджин сдаётся первым и пододвигается чуть ближе, проведя по щеке Сынмина тыльной стороной ладони, ощущая, как напрягся парень от такого лёгкого прикосновения. —Мы не можем,— звучит слишком резко для Хенджина, и он отдергивает руку, не понимая, что не так,—я не могу,—Сынмин виновато отводит взгляд от растерянного Хенджина, не в силах смотреть на него такого,— я не уверен, что сдержусь, Хенджинни, я боюсь, что сделаю тебе больно. Хенджин вспыхивает скорее от возмущения, чем от чего-то другого и придвигается ещё ближе, заставляя посмотреть на себя. —Ты не сделаешь,— твёрдо произносит Хван, удивляясь самому себе в столько уверенных словах. —Откуда ты знаешь? —слишком уж обречённо вздыхает Ким, всё так же не поднимая глаз. —Знаю,—говорит он, делая небольшую паузу,— потому что ты альфа, мой альфа, Сынмин,— Хенджин дёргается, когда Ким всё-таки поднимает глаза, неверяще смотря на парня,— и мне не хватает твоего альфы,—шепчет Хван практически в самые губы,—мне не хватает твоей тяжести. Сынмин прижимает вздрогнувшего Хенджина к себе, впиваясь тому в губы жадным, жарким поцелуем. Хенджин не успевает за темпом и всё, что ему остается, это хвататься за плечи своего альфы и иногда дышать, подаваясь ему навстречу. Сынмин подхватывает парня под бёдра и подминает под себя, продолжая целовать Хвана так, будто ещё немного и он съест его целиком и полностью. Руки с бёдер спускаются ниже, надавливая на колени, и Хенджин стонет прямо в рот, бесстыдно прогибаясь в спине и сильнее прижимаясь к Сынмину. Хенджину хватает парочки сынминовых прикосновений, чтобы ощутить нарастающее возбуждение внизу живота и вздохнуть тяжело и громко от перенапряжения. —Мы можем остановиться,— раздается где-то над ухом, а после его накрывают мягкие губы, целуя и покусывая, так что Хенджину остается только вздыхать и надеяться, что он не потеряет голову раньше времени. Сынмин проводит дорожку из поцелуев-бабочек вдоль шеи, обводя языком ключицы, слушая рваные вздохи парня и чувствуя, как тот дрожит всем телом. —Давай-ка уберём всё лишнее,— предлагает Ким, отстраняясь, но только для того, чтобы снять с себя рубашку с футболкой и отложить цепочку на прикроватную тумбочку. Хенджин издает невнятный писк и буквально приклеивается взглядом к телу напротив. Он правда не понимает, как такое можно скрывать за одеждой. Хенджин никогда не видел, но даже предположить не мог, что у Кима настолько эстетичное тело: в меру подкаченное, с выделяющимися косыми мышцами, плоским животом с лёгким очертанием пресса. Хенджин поднимает взгляд на Сынмина, пока руки непроизвольно тянутся к заветным мышцам. Рука натыкается на скрытые рельефы, и Хенджин практически скулит, настолько ему всё это нравится. Сынмин наблюдает за всеми действиями парня с не меньшим удовольствием, но в итоге, всё-таки, руку Хенджина убирает. Тот смотрит как-то расфокусировано, не понимая почему его руки не там, где он хочет. Сынмин улыбается, поддевая футболку Хвана кончиками пальцев. Тот всё понимает и помогает снять ненужную, видимо, вещь с себя. Становится неловко. Сынмин втягивает воздух сквозь зубы и Хенджин пугается, чувствуя, как тяжелеет атмосфера в комнате. Страх уходит на второй план, когда он понимает, что к чему. Парень тянется к Сынмину, целуя осторожно, словно давая добро на дальнейшие действия. Сынмин знак отлично понимает и решает не медлить. В штанах у обоих уже давно тесно и грубая джинсовая ткань вообще не помогает, лишь наоборот усугубляет состояние. Хенджин скулит в голос, когда Сынмин сначала стаскивает тяжёлые джинсы с себя, а потом помогает своему парню, не забывая уделить особое внимание его чувствительному месту, из-за чего того чуть ли не подбрасывает. —Хватит издеваться,—шипит он, а после приходится загнаться тяжёлым воздухом, стоит Сынмину бесцеремонно стянуть с Хвана трусы и коснуться кончиками пальцев ствола члена, провести вверх-вниз, задевая покрасневшую головку, слегка надавливая на неё. Хенджин пытается сдержаться, но с треском проваливается и стонет практически во весь голос. Сынмин делает глубокий вздох и затыкает парня поцелуем, пока тот не разбудил мнительных пожилых соседей и не поставил их двоих в неловкое положение. Хван буквально захлёбывается собственными стонами, пока Сынмин дрочит ему, с каждым движением сжимая пальцы всё сильнее. У Хенджина чёрные круги перед глазами плывут, он впивается короткими ногтями Киму в плечи, от чего тот шипит из-за несильной боли и прикусывает нижнюю губу парня. До разрядки остается совсем немного, Хенджина трясёт, словно в сорокаградусный мороз, он мечется по постели вот-вот готовый кончить, но Сынмин сжимает член у основания, слушая болезненный всхлип и жалостливое «Сынмин-а». Хенджин видит, что тот просто издевается, но ничего не может поделать. Тянется к нему, целует во всё лицо и просит, буквально умоляет его, всхлипывая от тянущей боли, что раскатывается по всему члену. Сынмин, конечно же, просто издевается, потому через секунду тело Хенджина летит обратно на кровать, изливаясь себе, и немного Киму, на живот, хватая ртом воздух и дыша через раз. —И как тебе? —ехидничает Сынмин, сцеловывая капельки пота, что скатываются по лицу Хенджина. —Ты что больной? —хрипит Хван, пытаясь прийти в себя. Чувства смешанные, слегка мутные, но то, что ему понравилось, это точно. До конца прийти в себя Хенджину не дают. Сынмин тянется к той самой прикроватной тумбочке, доставая оттуда бутылёк со смазкой и кидая Хенджину в руки. Тот краснеет, когда понимает, что у него в руках и собирается пихнуть это обратно Сынмину, но тот качает головой. —Ты уже делал это с собой, так? — Хенджин сначала не понимает про что он, а после краснеет пуще прежнего, когда до него, всё-таки, доходит,— я хочу посмотреть. Хенджин вообще не уверен, должен ли он сам это делать в их первый раз, ну да ладно. Раз Сынмин просит. Дрожащими руками Хенджин открывает заветную баночку— слава богу без запаха— и зачёрпывает немного на пальцы. Страшно пипец, а от осознания, что на него ещё и смотрят, да не кто-то там, а Сынмин, вообще умереть со стыда можно. Одним пальцем проникая внутрь, прикусывая губу от нервов, Хенджин надеется на то, что Сынмин и правда будет только смотреть, предоставив Хвана самому себе. Но не тут-то было. Хенджину приходится охнуть от неожиданности и покрыться мурашками, стоит почувствовать лёгкие прикосновения сынминовых рук к плечам, чуть ниже, обводящие затвердевшие соски, вырисовывая узоры на животе Хвана, зацепляя вновь вставший член, проводя руками по внутренней стороне бедра и наконец, останавливаясь у девственного колечка мышц. Хенджин смотрит вопросительно, но его пальцы самостоятельно вытаскивают, вырывая из груди разочарованный вздох, заменяя уже своими, более длинными и ловкими. Хенджин мычит в руку, стоит Сынмину добавить третий палец, проталкивая их немного дальше. —Ты как? —Н-не знаю, странно,— дрожащими губами произносит парень и в ту же секунду всё тело словно подбрасывает, а по телу проходится целая армия мурашек. Хенджин бездумно открывает рот в немом вопросе, во все глаза пялясь на довольного до усрачки Сынмина. —А теперь? — и снова проходится по тому самому месту, заставляя Хенджина съёжиться от спектра ощущений внутри. Ещё парочка движений пальцами и Хенджину начало казаться, что этого мало, о чем он любезно доложил Сынмину, вызвав у того гортанный рык. Стало страшно. Страшно возбуждающе. В следующую секунду Хенджину пришлось зажмуриться от болезненных ощущений, когда тот почувствовал в себе кое-что побольше, чем пальцы. Сынмин шепчет «потерпи, маленький, потом будет легче», а Хенджин думает, что ему не нужно легче. Хван тянет Сынмина на себя, морщась от боли и шипит тому в губы, чтобы тот перестал держать всё в себе. Сынмин виновато улыбается, думал, что Хенджин ничего не заметит. Резкий толчок выбивает из Хенджина все мысли и вообще возможность думать, а последующие грубоватые движения так вообще загоняют в неопределенность, на грани режущей боли и изнывающего удовольствия. Хенджин чувствует себя просто великолепно. Сынмин наваливается на того всем телом, смешивая боль и удовольствие вместе, заставляя Хвана стонать в голос, не сдерживаясь. Хенджин задыхается собственными чувствами и теряется в пространстве вообще, чувствуя, как внутри него член становится ещё больше. Парочка резких движений и Хенджин сжимает Сынмина в объятьях, кончая вновь, пачкая их животы. Сынмин двигается ещё пару раз, выходя из парня и изливаясь тому на живот. Они лежат совершенно загнанные и довольные на одной кровати. Сынмин вытирает их салфетками, что находились в том же выдвижном ящичке, что и всё остальное, притягивая Хенджина к себе, оставляя поцелуй на макушке. —Ты как? —спрашивает Ким, укутывая Хенджина в одеяло, пока тот сонно клюёт носом. —В следующую течку я приду к тебе,— бубнит парень себе под нос, удобно устраиваясь на плече у Сынмина и проваливаясь в сон. Сынмин хмыкает куда-то в сторону, поглаживая Хвана по нежной коже оголённого плеча, и даже не знает, стоит ли говорить, что он и так собирался провести её вместе.

***

Сынмин смотрел какую-то совершенно несмешную комедию, когда в дверь сначала позвонили, а после начали так долбить, что игнорировать стало совершенно невозможно. Он выключает телевизор и плетётся к двери, дабы открыть её, но тут же замирает. В нос ударяет совершенно удушливый запах, срывающий тормоза с контроля парня сию же секунду. Резко открыв дверь Сынмин даже не удивляется, когда натыкается на паникующий взгляд Хенджина. —Что ты… —Я же говорил,— еле проговаривает парень, залетая внутрь квартиры,— что приду к тебе. Хенджин не успевает сказать ничего больше, его грудь сдавливает от силы Сынмина, а он и так практически дышать не может. Ему холодно, снова безумно холодно, он не чувствует кончиков пальцев, и когда Сынмин поднимает его за бёдра, тоже чувствует, насколько Хенджин мертвенно холоден. —Хенджин? —пугается он, и парень легко улыбается тому, как такой большой и сильный альфа умудряется выглядеть таким напуганным из-за него. —Мне больно,— сипит Хенджин, прижимаясь к обжигающе-горячему телу напротив, чувствуя, как его потряхивает от контраста температуры их тел,— согрей меня. Они вваливаются в комнату Кима, практически не помня себя. Хенджину дурно, он мечется, словно обезумевший, по кровати, пока его не переворачивают на живот. Одежда тут же летит куда-то на пол, она точно будет не нужна ближайшие несколько дней. Хенджин прогибается до хруста в спине, стоит ощутить горячие ладони, раздвигающие поддающиеся упругие половинки и не менее горячий язык в себе. Ладони сминают покрывало, а изо рта вылетают стоны, больше похожие на хрипы. Сынмин отстраняется, довольно облизываясь, словно кот, обожравшийся сметаны, тут же наваливаясь сверху на парня, загоняя член в него без подготовки. Хенджин кричит в голос от сладкой боли и лишь поддаётся назад, вертя задницей, по которой тут же получает довольно грубый шлепок. Сынмин целует спину, каждый позвонок, вдыхая безумный аромат, оставляющий в легких такую приятную тяжесть, вбиваясь в расслабленное тело все сильнее, наращивая темп. Хенджин уже не стонет, он всхлипывает и сипло дышит, чуть ли не теряя сознание, на затворках которого осталось лишь одно единственное желание. —Сынмин,—зовёт, полузадушено, он, заставляя парня толкнуться глубже и приблизиться,—давай,— Сынмин сначала не догоняет, ища в заплаканных глазах хоть какой-то оттенок подсказки, но Хенджин буквально умоляет и трясет головой, убирая отросшие волосы с шеи. Сынмин сглатывает, Хенджин следит за движением кадыка и просит ещё жалобнее, всхлипывая, уже не понимая где он находится. Толчки становятся всё грубее, Сынмин делает последний, самый болезненный и невероятно приятный толчок, хватая Хенджина за плечи и дёргая на себя. Зубы впиваются клыками в загривок, и Хенджин снова сипло хрипит, изливаясь прямо на кровать, чувствуя внутри себя горячую сперму и набухающий узел на члене альфы, сцепливающий их на долгое время. Они просто лежат в кровати какое-то время, медленно целуясь и нежась в объятиях друг друга. Сынмин проводит рукой по метке, оставленной им же, из-за чего Хенджин шикает и жалуется на боль. —Потом пройдёт,— обещает Ким, вновь прижимая к себе своего омегу. Хенджин лишь угукает, устраиваясь поудобнее. Течку, как и задумывал Сынмин, они проводят вместе.

***

Прошло несколько месяцев с того момента, как Сынмин заявился домой к Хенджину, с целью заграбастать Хенджина себе на всех законных основаниях, как его истинный альфа. Миссис Хван чуть в осадок не выпала, но благо отец был рядом, и мама осталась в полной целости и сохранности. Хенджина провожали так, будто он уходит на войну и больше никогда не вернётся. Мама тискала его весь вечер, приговаривая, как же повезло её дитятке встретить такого хорошего альфу. Мистер Хван, покачав головой, всё же надавал кучу поручений Сынмину, о том как кормить, одевать и тому подобное. Мама напоследок пригрозила ему скалкой и пообещала прописать по первое число, если её ребенок придёт домой обиженный и заплаканный. Хенджин уверил её, что Сынмин такого не допустит, тот кивнул, для пущей уверенности, но скалку мама так и не выпустила из рук. В общем, на дворе была зима и укутанный во все возможные тёплые вещи Хенджин решил навестить родительский дом. Обрадовать, так сказать. —Боже мой, Хенджинни! —мама тут же принялась расцеловывать сыночку во всё лицо, обнимать до хруста костей, приговаривая как же она соскучилась. Отец тоже не сдержался, таки обнял парня, даже скупую слезу для пущей уверенности пустил. —Я ненадолго, мы с Сынмином собирались в магазин, решили заехать. Мама подозрительно прищурила глаза, оглядев парня с ног до головы. Подметила, что он какой-то не такой, каким был, когда уезжал, запах как-то изменился и это определенно был не запах Сынмина, на что Хван лишь улыбнулся. —Хенджинни, неужели… —Ага, у вас скоро будет внук,—чуть помедлил он,— или внучка, мы пока не зна…—договорить ему не удается. Миссис Хван кидается на сына в слезах счастья, криками «наконец-то» и ещё чем-то свойственным только ей. Отец скромно поздравляет и просит как-нибудь зайти к ним вместе с Сынмином. Вышеупомянутый не заставляет себя долго ждать. Решив проверить, чего это Хенджин так долго, он поднимается к ним же на этаж, сразу же попадая в крепкие объятия хрупкой женщины. Так же получает по лбу за то, что не сказали сразу, а потом снова выслушивает радостные крики. Приходится зайти на чай, так как мама просто так отпускать парней никуда не собиралась. Завидев изрядно округлившегося сына Миссис Хван тихо посмеялась, а потом целый вечер умилялась, называя Хенджина «колобочек». Хенджину не понравилось такое прозвище, но кто его вообще спрашивал. Мама не отходила от сына ни на минутку, холила и лелеяла, расспрашивала о состоянии и о самочувствии. Хенджин злился, бурчал что-то маме в ответ и краснел, когда та в открытую рассматривала его живот. Ни в какие магазины они не поехали, так и остались ночевать дома у родителей. Ночью Хенджину приспичило выйти подышать воздухом, так что он, совершенно не видя смысла озвучивать кому-либо свои мысли, вышел на улицу в тёплом пальто Сынмина, заранее взяв с собой кружку с чаем с корицей. —Ты бы хоть предупредил,—слышится родной, сонный голос сзади и тёплые руки приобнимают Хенджина со спины, согревая. —Ты бы и так меня нашёл,— хмыкает Хван, делая глоток чуть остывшей жидкости. Сынмин бурчит что-то тому в плечо, оставляя невесомый поцелуй на покрасневшей, от холода, щеке, поправляя пальто, сползающее с плеч. Они стоят так некоторое время, пока новая зарождающаяся жизнь не начинает толкаться, вызывая тихие ойканья у Хенджина. Сынмин смеётся тому в плечо, забирая из рук парня чашку с напитком, отставляя её на некрепкие перилла, разворачивая Хенджина к себе. Они смотрят друг на друга некоторое время, улыбаясь уголками губ. Сынмин легонько целует Хенджина в покрасневший носик и тот снова так очаровательно краснеет, как умеет только он. С неба начинает падать первый снег в этом году и Хенджин счастливо смеется, с восторгом наблюдая за падающими белыми хлопьями, что ещё недавно кружились в танце где-то высоко в небе, тыкая вверх, пересчитывая маленькие снежинки по пальцам. Сынмин смотрит на своё такое же маленькое чудо, вынашивающее их ребенка-их любовь, и всё-таки приходит к выводу, что побегать друг от друга, ради такого счастья, им, всё же, стоило.