Завтра будет завтра

— Да хорош, хорош. — Не-не, не смей мне отказывать, друг, — Элтон особый акцент делает на последнем слове. Он в стельку пьян, глаза блестят лихорадкой, в руках — бокал и плотная бутля. Из бокала только что пил Берни. Элтон криво-косо наливает из бутли до полного края. Сам он чуть позже хлебнет из горла.  — Ох, ну давай, — Берни пытается подмигнуть, но проигрывает в схватке с собственным лицом. Элтон смеётся как черт, глядя на его гримасы. Они сбежали в дальнюю от дома беседку, глушат вдвоем вторую бутылку, сами себе воют песни. В доме друзей Рея пыхтит и вопит вечеринка, но на улице — мирно и тихо, по кронам аккуратно подстриженных деревьев гуляет лёгкий ветерок. В воздухе чуть пахнет мятой и малиной, свету фонарей до одури лениво вылавливать фигуры и обличья, и оттого все вокруг кажется зыбким, ненастоящим. С трудом верится, что всего в пяти километрах отсюда торчит гнилым зубом большой шумный Лондон. Элтон смотрит на Берни настолько внимательно, насколько выпитое позволяет проворачивать подобные фокусы.  — Ты же мой друг, Берни, — пьяно говорит он, — Мой лучший друг.  — А ты — мой лучший друг, — кивает Берни, — И я люблю тебя. Элтон кривится так, будто съел пару лимонов.  — Не-не-не, — он машет пальцем и громко цокает языком, — Не кидайся словами.  — Это правда, — возмущается Берни, но животом напарывается на грустный взгляд приятеля — и замолкает. В мутном сознании стрекочет мысль — он сказал что-то не то.  — Давай ещё выпьем, — предлагает Элтон.  — Не, давай поговорим, — Берни убирает свой бокал,Элтон проливает ему на колени, — Почему ты мне не веришь, когда я говорю, что люблю тебя?  — Я верю.  — Тогда почему говоришь не кидаться словами?  — Чтобы ты не кидался словами. Это же очевидно.  — Ты лучший человек, которого я знаю, — Берни ретиво прикладывает руку к сердцу, — И ты мне почему-то не веришь.  — Да верю я тебе, — Элтон машет головой так, что та, того и гляди, отвалится, — Просто… Ай, не могу сказать.  — Говори! Ну говори же, мне же тоже надо знать.  — Да нечего говорить, — виляет Элтон, — Давай выпьем. Я если выпью, то может и скажу, — дурковато хихикает он чуть погодя.  — Ловлю на слове. Они пьют, болтают о ерунде, после — болтают ерунду. Элтон закидывает голову и смотрит наверх так долго, что, кажется, его душа улетела на Венеру, оставив дурацкое, никому здесь не нужное тело на пороге старой беседки.  — Я люблю тебя тоже, — произносит он, глядя в небо.  — Ахха! Теперь вот я тебе буду не верить, — Берни скрещивает руки на груди и корчит упрямое лицо.  — Да черт тебя… Берни, перестань! В голове Элтона комкается и теснится столько мыслей, что ещё чуть-чуть — и он поступит совершенно неправильно, ненужно и запрещённо. Берни глядит в ответ дурачком — он очень и очень пьян. Что-то внутри Элтона ломается.  — Я хочу тебя поцеловать сейчас. Вот, — он широко разводит руками, пытаясь наглядно показать абсурдность ситуации, в которую их выбросило текильной волной. Берни задумывается.  — Это ведь проблема, да?  — Да. Огромная. Гал-лла-ктическая просто, мать ее, проблема.  — Ну, а если поцелуешь меня, то поверишь, что я тебя люблю?  — Перестань ты мне это говорить, — стонет Элтон. Берни недоуменно смотрит на него.  — Почему?  — А ты сейчас сильно пьяный?  — Да.  — Обещаешь?  — Клянусь.  — Ну и слава небесам. Элтон секунду ищет что-то в его глазах, а после отчаянно его целует. Один чертов поцелуй — да разве он его не заслужил? Отрываться от Берни ему не хочется, не можется — он бы жизнь свою провел в этом пьяном поцелуе, если бы только судьба ему позволила. Руки свои он изо всех сил старается не распускать, но удержаться не получается — он крепко прижимает к себе Берни, и чуть трезвеет только когда тот мягко, но настойчиво пытается выбраться из душащих его объятий.  — Это было…да уж. А теперь я должен? Берни смотрит на него не по-пьяному серьезно.  — Должных нет, — Элтон тоскливо машет головой, — Но если хочешь, конечно — тоже можешь меня поцеловать. Все равно завтра будет стыдно, что так, что этак.  — Положим, хочу. Такое странное… Берни неуклюже наклоняется, но тут же чуть не падает — носом клюет Элтона в щеку. Элтон понимает, что сказка закончилась, даже толком не начавшись.  — Кажется, нам уже хватит. Не надо, Берни. Завтра будет стыдно.  — Завтра будет завтра. Берни целует его так, как никогда не целовал девушку — мягко, осторожно, с детским любопытством. Когда они отрываются друг от друга, Элтону не хочется дышать. А чего хочется, того делать ни в коем случае нельзя. Ради их дружбы. Ради Берни. Ради…чего ради?  — Я вот страшно спать хочу, — тянет Берни, — И я повторяю — я тебя очень люблю, хочешь — слушай, хочешь — нет. Он почти мгновенно засыпает у Элтона на плече.  — Чтоб ты провалился, Берни Топин. Чтоб тебя разорвало и трижды пристукнуло. Неловко на утро не было ни одному, ни второму. Головы трещали так, что стыд в них надолго и не задерживался. Но Элтон помнил эту ночь настолько хорошо, настолько подробно, что предпочитал не задаваться вопросами о том, какими чудесами и нелепостями она помнилась Берни. Тот, хвала небесам, тоже помалкивал. Всякое случается, а обсуждать подобную ерунду — только в муравейнике палкой ковыряться.