Последний враг истребится — смерть

      — Мы пришли к некоторым выводам, изучая крестражи, Гарри, — с ноткой упрямости произнёс Дамблдор; он будто не дал Гарри заговорить первому, высказать своё недоумение по поводу статьи в «Ежедневном пророке». Он смотрел на него с тоской и пониманием, и Гарри становилось нехорошо от одного лишь взгляда директора — так Дамблдор смотрел на него, когда они говорили в больничном крыле о его судьбе и предназначении.       Гарри быстро заметил Гриндельвальда, с ровной спиной смотревшего в окно. Гарри так устал от давления тёмного волшебника, что только гордость не позволяла ему прямо попросить Дамблдора не сталкивать их. Крестражи — маленькие артефакты, за тёмной, ужасающей аурой которых находилось множество понапрасну отнятых жизней, — все они находились здесь. Диадема Рэйвенкло, Кольцо Марволо Мракса, Дневник Тома Реддла, Медальон Салазара Слизерина и Чаша Хаффлпафф лежали на столе рядом друг с другом; тьма, исходящая от каждого из них, ощущалась всем телом и сплеталась воедино, образуя невидимые щупальца, заставляя кровь в жилах стынуть от их гнетущего мрака. Сам же Гарри сидел в мягком кресле, невольно ёжась от напряжения в комнате. Дамблдор позвал его, чтоб наконец уничтожить их? Но зачем тогда просил взять с собой Воскрешающий камень?       Гриндельвальд задумчиво развернулся и оглядел Гарри с ног до головы. Ему вспомнилось, как пару месяцев назад тёмный волшебник усмехался, сидя в этом самом кабинете, как он язвил и почти веселился, выслушивая слова Малфоя, но сейчас искра безумия потухла в нём окончательно, словно была лишь мимолётной галлюцинацией самого Гарри. Гриндельвальд подошёл ближе к Дамблдору и стал чуть позади его кресла. Гарри в каждом его жесте, каждом движении ловил непонятные образы, короткие отголоски планов, что строил Гриндевальд; Гарри не сомневался в том, что строил он их за спиной директора; он всегда крутился рядом, как тень, от которой не избавиться, он впитывал в себя каждое слово Дамблдора и был достаточно умён, чтобы верно проанализировать его действия. Гарри боялся, что Гриндельвальд может стать тем, от чьей руки падёт Дамблдор на этот раз, — не ради победы Реддла, а ради мести за давнее поражение.       — Ты взял с собой Воскрешающий камень? — спросил Дамблдор. Его совершенно не беспокоил человек, стоящий позади; он даже казался расслабленным, не допускающим и толики угрозы. Он доверял Гриндельвальду, и это пугало.       — Да. — Гарри достал камень и положил его на стол, чуть поодаль от крестражей. — Это то, о чём вы говорили? У Марго была какая-то теория, верно? — Он сомневался, можно ли называть логичный вывод теорией.       — Её теория заключалась лишь в том, что сказала тебе Минерва, не более. — Дамблдор кинул на камень короткий, отстранённый взгляд и поднял глаза обратно на Гарри. — Марго единственная из ныне живущих людей, кто провёл с Воскрешающим камнем так много времени. Ей не составило труда заметить очевидную разницу. Я знаю, что ты не согласишься с моими словами, Гарри, но я всё же вынужден склониться к тому, что именно безумие превратило Тома в монстра, коим он сейчас является, хотя высокомерие всегда было присуще ему.       — При чём тут Реддл? — c усталостью и раздражением одновременно буркнул Гарри. — И да, вы правы: я не соглашусь с вами. Он не жертва, которая нуждается в помощи. — Гарри старался не смотреть на Гриндельвальда, подобные высказывания сами по себе обретали скрытый смысл, будто Гарри имел в виду не только Волдеморта. Краем глаза он заметил, как дрогнул уголок губ тёмного волшебника, словно каждое слово, когда-либо сказанное Гарри, забавляло его.       — А кто тогда жертва? — с нарочитой заинтересованностью протянул Гриндельвальд. Он казался таким холодным с его бледной кожей и практически лишёнными всякого оттенка волосами, но в его глазах горел устрашающий огонь, свет которого пробивался сквозь меланхолию, подобно тому, как трава неминуемо пробивается сквозь камень. — Драко Малфой и только? Что же ты тогда отстранился от него?       Вот ублюдок.       — Вы Малфоя с Волдемортом сравниваете? — зло спросил Гарри. Всё в их с Драко взаимоотношениях было не так, и он не хотел анализировать их, тем более рядом с Дамблдором и Гриндельвальдом. Директор с лёгким недоумением повернулся к своему другу — Гарри впервые за долгое время этому недоумению поверил. — Он просто избалованный и высокомерный. Он не убивал людей. А Реддл угрожает целой планете.       — Это верно, — с улыбкой согласился Гриндельвальд. — Но разве Драко Малфой родился таким? Избалованным, с твёрдой уверенностью в том, что он превосходит окружающих лишь из-за своей родословной. Разве эту мысль в его голове невозможно подвергнуть сомнениям?       — Какое это имеет значение? — сдался Гарри. Он не был намерен продолжать спор с Гриндевальдом, который будто бы защищал Малфоя. — Я хочу спасти его точно так же, как и всех остальных. Чего вы от меня сейчас хотите?       — Похвально, но ты, Гарри Поттер, склонен не оправдывать мои ожидания, так что я воздержусь от прямых просьб или советов.       — И это действительно не так важно сейчас, — заговорил Дамблдор. — Ты не раз спрашивал, почему мы медлим с уничтожением крестражей, и я обещал рассказать тебе. Дело в том, что Том разбил свою душу на части, и большинство из них сейчас находится здесь, — он указал палочкой на крестражи, — однако, по нашим подсчётам, это лишь чуть больше сорока шести процентов его души, ещё около полутора находится в тебе, и столько же в нем самом, а пятьдесят, ровно половина, мертва, уничтожена вместе с дневником.       — Это так мало, — удивлённо пробормотал Гарри. Частичка души Волдеморта, закрепившаяся в нём, была ничтожно крохотной, но даже этой доли хватало ей, чтобы пустить свои корни в душу Гарри, медленно распространяясь и убивая его. — Как он живёт? И когда он создаст ещё один крестраж, то сколько у него останется? Меньше процента?       — К сожалению, — кивнул Дамблдор. — Идеи Тома всегда были излишне радикальными и жестокими, но когда-то, много лет назад, они представляли из себя нечто хоть сколько-нибудь стоящее, они не были направлены на уничтожение мира.       — Вы хотите сказать: он просто сошёл с ума? — Гарри почти усмехнулся. — В шестнадцать лет его душа ещё была целой, но это не помешало ему выпустить василиска из Тайной комнаты и приказать ему убить Плаксу Миртл, — настаивал он на своём. Дамблдор будто нарисовал себе добрую картину мира, где даже Реддл заслуживает шанса на спасение, и упорно отказывался отворачиваться от неё в сторону жестокой реальности. И непонятно было, куда при этом смотрел Гриндельвальд, уж точно не испытывающий излишне светлых надежд. — Я понимаю, что он не всегда был таким, как сейчас, но он не был хорошим. Никогда.       — Он ненавидел маглов, — ровно заговорил Дамблдор, будто согласился со словами своего ученика. — Он желал им смерти и стремился к процветанию исключительно магов, хотел сделать всё возможное, чтобы превознести волшебный мир, пусть и без маглорождённых. — Дамблдор слегка поморщился, ему была отвратительна сама идея убийства. — Он с юных лет считал себя банально лучше окружающих, но до определённого момента всё же прислушивался к их словам, собирал вокруг себя умных людей и внимал их советам. Я хочу, чтобы ты понял мою мысль, Гарри: я ни в коем случае не оправдываю его, я лишь хочу сказать, что в монстра его превратили крестражи — до них он был лишь жестокой, искалеченной личностью.       — К чему вы клоните? — не выдержал Гарри. — Какая разница, чего он хотел изначально, если сейчас он несёт за собой только смерть? Его всё равно придётся убить.       За окном раздался раскат грома, и по стеклу, словно тысячи мелких совиных клювов, заколотили капли весеннего дождя. Гриндельвальд повернулся к печальному утреннему пейзажу; он, казалось, наслаждался картиной грозы, видел в ней нечто большее, чем просто природное явление.       — Мы оказались в трудном положении, — продолжил Дамблдор. — К тебе вернулись воспоминания, и Том это знает: если он вновь станет размышлять о глубине вашей связи, то может догадаться о её происхождении, и тогда…       — Тогда он меня не убьёт, — выдавил Гарри. Он думал об этом и раньше, но быстро оставлял эти мысли, кидаясь к менее гнетущим. Он не хотел умирать, но не посмел бы даже задуматься о том, чтобы отказаться от неизбежной жертвы, и он с замиранием представлял себе, что будет, узнай Реддл о крестраже внутри него: Дамблдор наверняка не позволит Волдеморту схватить Гарри, и тот станет открыто посвящать мальчику все убийства, вынуждая его перестать прятаться и сдаться. Что Гарри будет делать тогда? Сможет он спокойно сидеть в укрытии, зная, что творит Волдеморт?       — Но даже не это наша основная проблема, — с тяжёлым вздохом продолжил Дамблдор. — Если ему удастся до конца разобраться в вашей связи, то он не позволит тебе узнать из его мыслей о последнем крестраже, а я, признаться, даже представить себе не могу заклинания, при помощи которого можно было бы его выявить.       Гарри до боли закусил внутреннюю сторону щеки и чуть отвёл глаза, разглядывая крестражи. В прошлый раз Реддл понятия не имел, чем обусловлены их с Гарри совместные сны и эмоции; он не мог до конца защитить собственные мысли, но теперь всё иначе: у него есть годы для размышлений, окклюменция никогда не была его слабой стороной. Гарри ни за что не смог бы проникнуть в его разум, ни силой, ни хитростью. Это был лабиринт, выход из которого невозможно было найти, сколько ни броди по бесконечным поворотам. Но он ведь где-то существовал.       — Что вы хотите? — обречённо спросил Гарри. — Вы что-то придумали?       — Это лишь предположение, но больше у нас ничего нет. — Дамблдор говорил так аккуратно, что Гарри нахмурился от подозрений. Изначально весь этот план казался ему непонятным, не ведущим ни к чему конкретному. Директор слишком расчётливо подкидывал ему клочки информации, заходил издалека, будто готовил к шокирующей новости. — Я хочу попросить тебя связаться с Томом, с той частью его души, что мертва, через Воскрешающий камень. Если тебе удастся убедить его…       — Что?! — взорвался Гарри. Он резко отпрянул назад, его кресло пошатнулось, и он впился пальцами в подлокотники, ошалело глядя на Дамблдора. В его душе вихрем поднялись гнев и недоумение; они клубились и уплотнялись, обретая острые иглы. Он наотрез отказывался верить в то, что директор смел попросить его о подобном. Это было чистым безумием, опасным и влекущим страшные последствия в случае ошибки; оно возникло из безвыходности, но у них ведь оставалось ещё время, Дамблдор с Гриндельвальдом могли найти другое решение, разве нет? Какой-то тонкий предел терпения внутри него был пересечён — он стал вспоминать все короткие, двусмысленные фразы Дамблдора, из которых вытекла последняя, сегодняшняя, и осознал, как давно директор пришёл к этому безрассудному решению. Тянул ли он так долго, просто чтобы подготовить Гарри, позволить проблемам плющом оплести его и перекрыть кислород, подталкивая к единственному доступному пути? Или он всё же искал альтернативу? — Так это ваш план? — уже более спокойно спросил он, его голос дрожал, подпитываемый злобой и обидой. — Вы предлагаете довериться Волдеморту? Попросить его о помощи? Может, сразу письмо ему напишем? Вежливо попросим прислать нам крестраж совой.       Гарри вдруг резко осознал, почему крестражи целы по сей день: мертва была лишь частичка Реддла, та самая, хранившая воспоминания о нём шестнадцатилетнем, знающая о дальнейших событиях исключительно по рассказам Джинни. Дамблдор с Гриндельвальдом не хотели соединять её с остальными, не хотели ещё больше очернять самую безгрешную из всех. А ещё возвращать ей воспоминания, пережитые мысли и картины, а не чьи-то блёклые слова.       Дамблдор и Гриндельвальд терпеливо смотрели на него и его буйную реакцию; тёмный волшебник не язвил, не обвинял его в излишней эмоциональности, он просто ждал — ждал, когда Гарри сдастся и согласится с их очередным планом, и Дамблдор думал точно так же. Кто из них предложил эту идею? Сложно было сказать, они мыслили так схоже и, казалось, понимали друг друга с полуслова, Гарри не мог выделить из них кого-то более умного и сообразительного.       — Гарри… — мягко заговорил Дамблдор, поднимая руку в останавливающем жесте. — Я понимаю твой гнев, но другого выхода нет. Я бы не задумываясь сделал это за тебя, но только ты сталкивался с Томом лицом к лицу в Тайной комнате.       — Пожалуйста, не начинайте, — отмахнулся Гарри, не желая в очередной раз слышать заученные фразы о том, как Дамблдору жаль его. Возможно, они и были правдивыми, но легче от них не становилось. Гарри не знал, как ему поступить и что сказать; всё, что было в нём, всё, что он сам взрастил в себе, и всё, что когда-либо воспитал в нём Дамблдор, вопило о том, какой ошибкой было хоть на долю довериться даже шестнадцатилетнему Реддлу, однако Гарри не мог выстоять против директора, не в его силах было просто ответить отказом и развернуться, покинув кабинет. Он ощущал железный ошейник, сжавшийся сейчас совсем туго, и ключом к нему была только смерть. — Что… что мне нужно сделать?       — Вызови его, — вновь подал голос Гриндельвальд. — Послушаем, что он скажет. Только не груби ему. Веди себя сдержанно.       Его облик стал стремительно бледнеть, растворяться прямо посреди комнаты, подобно расступившемуся сгустку тумана, но в итоге Гарри всё равно мог видеть очертания Гриндельвальда, его чёрную распахнутую мантию и невозмутимое выражение лица. Призрак из Воскрешающего камня не смог бы ни увидеть, ни почувствовать человека, даже если бы тот наложил на себя самые элементарные чары для первокурсников, так что обмануть Реддла не составляло труда. Дамблдор провёл палочкой над крестражами, и они словно накрылись мантией-невидимкой.       Гарри так и не поговорил с родителями второй раз. Он всё откладывал и откладывал подходящий момент и в конце концов перестал думать об этом; с него было достаточно терзаний. Однако сейчас всё изменилось. Он вновь готов был увидеть радостные лица, даже невзирая на тоску, что захватит его сердце после короткой беседы.       Гарри потянулся за камнем, его ладонь вспотела, и холодная поверхность неприятно скользила в ней, царапая кожу выгравированным знаком Даров Смерти. Гарри вспомнил те далёкие события в Тайной комнате; грязные, старинные трубы; открывающуюся исключительно парселтангом огромную дверь; резные каменные колонны; василиска и обманчиво милое лицо Тома Реддла, его лживую улыбку и мягкие черты лица, кажущиеся теперь кровавой маской. Он повернул камень три раза, и сбоку от него возник ненавистный образ.       Гарри ужаснулся, но виду не подал, всё внутри него замерло и превратилось в плотный металл, с одной лишь целью — не показать слабости. Реддл выглядел таким же юным и прекрасным, каким Гарри его запомнил, будто образ этот возник не из Воскрешающего камня, а прямиком из его воспоминаний. Он парил чуть выше пола, черты его лица были напряжёнными, а ошарашенный взгляд бегал по комнате; он на пару мгновений остановился на Гарри, налился гневом и недоумением и метнулся к Дамблдору.       В кабинете стало так тихо, что собственное дыхание показалось Гарри единственным источником звука. Он пристально наблюдал за Реддлом, одновременно боясь и продолжать, и отвернуться. Губы Реддла слегка приоткрылись, но он так и не проронил ни слова, с ненавистью смотря на Дамблдора.       — Здравствуй, Том. — Отрезвляющий голос директора заставил Гарри немного расслабиться — его пальцы отпустили подлокотники и спокойно легли на них, а металл в венах начал плавиться. Директор не видел Реддла, он говорил с пустотой, но тот будто бы и не обращал на это внимания.       — Дамблдор, — с отвращением выплюнул Реддл. Он находился в замешательстве, хоть и умело скрывал свои эмоции. «Ему нечего сказать», — понял Гарри. Том был слишком высокомерен, чтобы задать вопрос о происходящем, а для того, чтобы сыпать пустыми проклятиями и оскорблениями, — слишком умён. Вместо этого злорадно ухмыльнулся, его брови чуть приподнялись, а взгляд наполнился дразнящими искрами. — И Гарри Поттер. Полагаю, даже после случайной победы в Тайной комнате вам не удалось одолеть меня. Досадно, должно быть.       — Я бы не назвал свою победу случайной, — как можно более ровно возразил Гарри. Он не горел желанием спорить с Реддлом на эту тему, ему просто необходимо было хоть что-то сказать.       Том ожидаемо повернулся к нему, его глаза злостно сверкнули. Он шагнул ближе, скользя по воздуху, как по податливому льду, и наклонился к самому лицу Гарри. Их разделяло не больше пары дюймов, и Гарри чувствовал, насколько напряжённым он выглядит в сравнении с Реддлом, с его блаженной улыбкой, что казалась Гарри мерзкой и жестокой. Он стойко и упрямо смотрел на полупрозрачный силуэт, в самую глубину его чёрных зрачков; он так сильно хотел кинуться на него, стереть самодовольство с его лица и причинить хотя бы частицу той боли, что испытал сам по его вине.       — Так отчего же я тогда здесь, Гарри? — ласково проговорил он. Его рука уверенно потянулась к лицу мальчика; от этого жеста захотелось дёрнуться в сторону и соскочить с кресла, однако Гарри не шевелился, его злость стала опорой, твёрдой и несгибаемой. Реддл кончиком пальца обвёл его шрам. Гарри знал, что физически не может ничего чувствовать, но холодок пробежал по его телу, волнами распространяясь ото лба. — Я знаю, в каком безысходном положении вы находитесь, знаю, как сотряслось время, и уверен, что лишь я тому виной — вы все настолько жалкие, что даже не смогли смириться с поражением. — Его голос не вызывал и лёгкого колебания, его дыхание не ощущалось, но Гарри почти трясло. Реддл потянулся к его уху и тихо зашептал: — И я чувствую тебя, часть своей души внутри твоей. Если бы я только знал, что ты станешь одним из моих крестражей, что ты так сильно повлияешь на мои планы, я бы не просто убил твоих никчёмных родителей — я бы заставил их голыми руками раздирать друг друга…       Гарри отбросил камень в сторону — лицо Реддла, его чёрные волосы, коснувшиеся самых губ, бесследно исчезли, и в уши ударил тяжёлый звук собственного прерывистого дыхания. Он с ненавистью обернулся к Дамблдору. Чего тот ожидал: что Реддл выслушает их и согласится помочь? Никогда в жизни он ещё не был так зол, все ранние поводы и происшествия показалось ему глупыми и незначительными, как маленькие капли, стекающиеся в целый водоём, — то, что он ощущал сейчас: обиду и гнев. Дамблдор не слышал слов Реддла, и Гарри, ко всему прочему, должен был пересказать их. Это был самый ужасный план из всех, которые могли только посетить старческую голову директора.       — Полагаю, сработало, — сказал Гриндельвальд. Он вновь вернул себе видимый облик и легко поманил рукой Воскрешающий камень, что улетел к самому окну; он плавно скользнул в его тонкие пальцы, отрываясь от пола. Гриндельвальд несколько секунд смотрел на него, будто тот мог расколоться от удара, и положил на стол. — Что он сказал?       — Что я — крестраж, — выплюнул Гарри, — что время перевернулось.       — Это всё? — с ноткой досады спросил Гриндельвальд. — Как жаль: я надеялся на более информативный диалог.       — Нет, не всё. — Гарри сощурился. Он не был намерен произносить в слух те ужасные вещи о своих родителях. — Он весьма точно описал, в каком положении мы находимся, раз решили обратиться к нему. И я всё ещё не понял, чего именно вы от него хотите. Он даже мёртвый считает нас всех жалкими, а себя правым и всесильным. И почему он так легко заговорил про крестражи? Разве это не его главный секрет?       — Он понял, что мы знаем, чем являлся дневник, — со вздохом констатировал Дамблдор, — иначе мы бы и не догадались вызвать его. Он просто не хотел показывать своего страха…       — Ну, ему это удалось, — грубо перебил Гарри. — Я не хочу слушать о том, что творится в его голове, мне и без вас его мыслей достаточно. Скажите, что мне с ним сделать?       — Ты должен убедить его в том, что он угрожает магическому миру. — Гриндельвальд махнул в сторону камня, и тот переместился ближе к Гарри, но мальчик не торопился брать его в руки: он казался прокажённым. — Можешь не скрывать от него тот факт, что все его крестражи у нас в руках, но постарайся грамотно распорядиться этой информацией. Возможно, если нам удастся внушить ему, что живая его часть способна уничтожить всех магов, он одумается.       — А если не одумается? — настаивал Гарри. — Это куда более вероятно. Что, если он может чувствовать все свои части? Если он сможет связаться с живым Реддлом?       — От этого мы не застрахованы, — согласился Дамблдор, — поэтому прошу тебя, Гарри: будь осторожен в своих словах.       — Я не хочу говорить с ним сейчас, — упрямо сказал Гарри. Гриндельвальд мог прямо назвать его нытиком, однако это было выше его сил — смотреть в лицо человека, убившего твоих родителей и разрушившего твою и тысячи других жизней. Гарри был сильным, но не железным, не тем бесчувственным роботом, что представляла из себя Марго. Гарри всё чаще казалось, что именно такой она и была — идущей к своей цели по трупам. Он осознавал, как необходимо было на войне это умение, но не был способен так быстро и легко воспитать его в себе.       — Поговори с ним, как будешь готов. — Дамблдор выглядел виноватым и опечаленным. Он не подпустил бы Реддла к Гарри, если бы у него самого был способ связаться с ним, но обстоятельства сложились иначе. Они всегда складывались иначе, не так, как хотелось бы; ни Дамблдор, ни Гарри не были виноваты в этом, и только эта недетская мысль отделяла Гарри от ненависти к директору. Дамблдор коротко взмахнул рукой — из ящика его стола выплыла небольшая деревянная коробочка. Он левитировал её к Гарри, прямо рядом с Воскрешающим камнем. — Здесь некоторые уже знакомые тебе зелья с более усложнённым составом. Зелье сна без сновидений, которое позволяет отмерять количество часов, заживляющие с усиленным эффектом, и успокоительные.       — С моими нервами всё в порядке, спасибо. — Гарри засомневался в своих словах, стоило ему только услышать собственный сочащийся ядом тон. Он будто попытался спародировать Малфоя в худших его порывах. — Ну или нет, — отстранённо признал он и взял коробочку в руки; на её тёмной крышке было выгравировано изображение пера феникса, ничем не отличающееся от его кулона. Дамблдор, верно, посчитал это символичным.       — И, Гарри, — извиняющимся тоном добавил Дамблдор, — ты можешь рассказать всё Сириусу. Всё, что посчитаешь нужным.       Гриндельвальд холодно посмотрел на Дамблдора, он явно не был сторонником этой затеи. Гарри кивнул. Короткая вольность, позволенная ему, могла показаться жестом благодарности или извинений от Дамблдора, но Гарри принял её как должное. Ему нужен был человек, с которым он может обсудить все аспекты ещё не начавшейся войны, ведь даже у Дамблдора был такой сведущий собеседник.       Он представил, как описывает Сириусу детали своей невесёлой жизни: постоянные тренировки с Дамблдором, сны с Волдемортом, давление со стороны Гриндельвальда, а теперь и беседы с юным Реддлом — и его злость сменилась знакомым мерзким чувством: апатией. Он не мог отмахнуться ни от одного из своих обязательств, и они сжимали его всё крепче в своих тисках с каждым днём. Тренировки по квиддичу, посиделки в гостиной по вечерам, походы в Хогсмид — всё это делало его счастливым, зажигало тёплый свет в душе, но его было недостаточно, он становился всё более блёклым на фоне окружающей его тьмы.       Он покинул кабинет, намереваясь отправиться в спальню и использовать сонные зелья Дамблдора по назначению, но вспомнил, что последним уроком у него стояло зельеварение, которое только-только началось. Гарри так и не полюбил его, несмотря на своё изменившееся отношение к Снейпу. Он всё ещё смотрел на рецепты зелий и видел там явно что-то отличное от того, что видели Гермиона с Малфоем, потому что выполнить задание правильно ему удавалось попытки с третьей, не меньше. Он хотел поговорить с Северусом, с кем-то, у кого за спиной не возвышался Геллерт Гриндельвальд, и спросить у него совета о Реддле, иначе Гарри либо осыпет того проклятиями, либо вовсе не прикоснётся к Воскрешающему камню.       Гарри быстро спустился в подземелья, попутно убрав шкатулку с зельями в сумку. Она не помещалась, и ему пришлось нести книги в руках, чтобы не вызвать подозрений у сокурсников. Он замер перед дверью. Он был уверен, что Снейп знал о причине его опоздания, однако с него всё равно сталось бы раскричаться и выгнать Гарри из кабинета. Он устало качнул головой. Несколько минут назад он разговаривал с Волдемортом, а теперь боится постучать в дверь к зловредному профессору.       — Извините за опоздание…       — Войдите, Поттер, не мельтешите. — Снейп указал на его место, и Гарри быстро сел позади Рона с Гермионой. — И все остальные тоже не медлите.       Наверняка, останься у него силы на удивление, Гарри бы решил, что Снейп издевается над ним и в любую секунду раскричится, однако Гарри было не до того. Друзья обернулись к нему, и Снейп многозначительно кашлянул, предотвращая любые беседы на своём уроке. Первый раз за всё время Гарри был с ним солидарен. Только сейчас он вспомнил, что шёл к Дамблдору поговорить о лживой статье, о которой в итоге позабыл. Рон с Гермионой наверняка станут расспрашивать его именно о ней. Он скажет им то же, что и сказал бы Дамблдор: Орден не влияет на «Ежедневный пророк» и тем более на Скитер.       Он аккуратно коснулся кармана мантии, в котором лежал Воскрешающий камень; его холодная поверхность ощущалась даже сквозь плотную ткань. Камень никогда не вызывал у Гарри тёплых чувств: он был единственным мостом, связывающим мир живых с миром мёртвых, но этот мост был так шаток и ненадёжен, что благоразумнее было и вовсе не ступать на него. Сейчас же камень стал ассоциироваться у Гарри с Реддлом. Казалось, он вот-вот вновь возникнет из ниоткуда и на его полупрозрачном лице расцветёт ядовитая ухмылка.       Ученики стали пересаживаться, Гермиона встала из-за своей парты и села рядом с Ноттом. Только Гарри сообразил, что Снейп решил пойти по стопам профессора Стебль, как рядом с ним с напыщенным видом приземлился Забини. Он казался отвратительно довольным, и Гарри захотелось как можно быстрее проклясть его.       — Никого другого не нашлось? — зло спросил Гарри. Он не был настроен терпеть издёвки Блейза, хотя и понимал, что один с заданием не справится, каким бы оно ни было.       — Лонгботтом, — ухмыльнувшись, заявил Блейз и указал пальцем в сторону Невилла и Малфоя. Драко выглядел ещё более злым, чем обычно; он тихо рычал что-то Невиллу, но тот признаков заинтересованности не подавал. Вдруг Малфой повернулся и встретился с Блейзом взглядом; его лицо похолодело, губы поджались, а глаза сузились. Забини тоже перестал ухмыляться. Их переглядывание длилось всего несколько секунд, но Гарри этого было достаточно, чтобы понять: эти двое опять разругались. Гарри слабо представлял себе конкретные причины, из-за которых два самых заносчивых ученика Хогвартса могут повздорить. Наверняка наговорили друг другу гадостей, потому что кто-то из них задержался в душе, или ещё из-за какой-нибудь чепухи. — Так что, — Забини слегка прокашлялся, будто бы пытался придумать, как оправдать эту короткую сцену. Гарри вопросительно приподнял брови, — раз мы уже работали вдвоём — хотя работал в основном я, — лучше нам так и продолжить. Я не горю желанием завязывать общение ещё с кем-нибудь из гриффиндорцев.       — И это никак не связано с тем, что ты разругался с Малфоем и решил его позлить? — ехидно спросил Гарри.       — Это чем же я его разозлю, работая с тобой? Тем, что у тебя выйдет неплохая оценка? Да, ты прав, довольно печальное событие.       — А ты поразмысли получше, — бросил ему Гарри, не желая, чтобы последнее слово оставалось за Блейзом.       Забини пристально посмотрел на него. Гарри не имел в виду ничего определённого, Малфой всегда доставал его, не упускал ни единой возможности, а теперь… Всё так закрутилось, что его желание насолить Гарри могло и испариться, так же как и многие другие чувства, уходящие в года.       Забини заставил Гарри нарезать ингредиенты, в то время как сам варил зелье. Гарри с таким распределением ролей был согласен, иначе насолил бы в первую очередь самому себе. Он заметил, что все ученики сидели именно в таких парах, как в начале года распределила их профессор Стебль. «Неужели, — отстранённо подумал Гарри, — это и правда работает». Если бы ему нужно было самому выбрать себе напарника из слизеринцев, то он бы тоже сел с Блейзом. Не к Гойлу же ему подсаживаться. К тому же им с Блейзом предстояло писать доклад вместе ещё как минимум недели две.       Слаженнее всех работали Гермиона с Ноттом. Они оба не были любителями нарываться на конфликт и закончили раньше, даже не разговаривая друг с другом в открытую. Рон яростно перешёптывался с Дафной, а шипение Малфоя переросло в приглушённый крик: Невилл совсем не обращал внимания на его замечания. Гарри счёл это верным решением, Малфоя стоило игнорировать.       — Поттер, где витаешь? — Забини чуть ли не махал руками у него перед лицом. Гарри никак не мог сосредоточиться ни на ингредиентах, ни на чём-либо другом. Его мысли отяжелели и замедлились, тягуче сливаясь в бессвязный ком, в центре которого сидел Реддл. Гарри не мог придумать ничего, что могло бы помочь ему, ничего, что он мог бы сказать или сделать. Никогда ещё он не сталкивался с таким сложным заданием. Оно было невыполнимым.       — Отстань, — шикал на него Гарри. Ну почему только Гриффиндор всегда объединяют со Слизерином? Почему не с Рэйвенкло? Гарри мог бы сейчас сидеть рядом с Лайзой, и она бы не беспокоила его бесконечными придирками. Они с ней не стали общаться лучше после бала, так и продолжая просто сидеть вместе на магловедении, разговаривая ни о чём.       По окончании урока Гарри старался задержаться в классе, но Снейп грубо его прогнал, приказав не действовать ему на нервы своим присутствием. Гарри стиснул зубы и поплёлся в гостиную. Он так и продолжал надеяться, что их отношения со Снейпом могут наладиться, но после того случая с Малфоем, когда Гарри едва не покалечил его, Снейп охладел окончательно. Он больше не цеплялся к Гарри, как раньше, но и говорить с ним не желал.       Рон, Гермиона и Фред с Джорджем поспрашивали его о статье, и Гарри таки пришлось солгать им.       — Арин ведь должна что-то придумать? — с надеждой спросил Рон. — Или кто-то другой. Дамблдор? Марго?       — Я давно не говорил с ней, — признался Гарри. — С окончания каникул. Понятия не имею, чем она занимается.       Сириус как-то писал ему, что она частенько появляется в том доме, но никогда не задерживается. Крёстный не так много рассказывал ему о своём времяпрепровождении.       Этот дом просто огромный. Здесь множество одинаковых комнат. Они нужны на случай, если маглорождённым понадобится убежище, и напоминают мне улей. Нам Дамблдор выделил комнаты в другом крыле, более маленьком и живом.       Здесь должно стать куда более уютно, как только вы приедете.       Гарри тогда спрашивал, не заселилось ли туда семейство Уизли, но Сириус сказал, что они заедут только ближе к лету. Причин он не знал или же просто не хотел говорить. Гарри очень скучал по нему. Он понимал, что как ученик не должен видеться с Сириусом посреди учебного года, но внутри него сидел панический страх потери.       — А вы? — обратился Рон к Фреду и Джорджу.       — Она помогает нам кое с чем, — расплывчато ответил Джордж, — но не изливает душу. Из неё довольно сложно вытянуть информацию.       «Какая знакомая черта характера», — с ядом во внутреннем голосе подумал Гарри. Марго была очередной интриганкой, и он откровенно злился на неё.       — Она недавно рассказывала, что наши будущие соседи — волшебники, и они… — Джордж хмыкнул. — Она не совсем культурно выразилась.       — На дом наложен Фиделиус? — с научным интересом спросила Гермиона.       — Да, но само здание не скрыто, невозможно увидеть только его настоящий размер. Это магловская деревня, и дом кажется маленьким со стороны.       — Волшебники по соседству… — задумчиво проговорила Гермиона. — Это может обернуться проблемами. Кому официально принадлежит дом?       — Этого не знаем, — ответил Фред.       Уже к вечеру Гарри твёрдо решил, что прикоснётся к Воскрешающему камню только после того, как обсудит всё с Сириусом. Он поднялся в комнату, открыл свою тумбу и положил камень в самый дальний её угол, словно бы он мог сам выбраться оттуда. Гарри убрал туда и зелья, что вручил ему Дамблдор, и наткнулся на мешочек безоаров, которые они с Роном взяли в Выручай-комнате ещё осенью. Они были не нужны ему больше, поэтому он мог бы отнести их Помфри или Хагриду.       Хагрид. Гарри так давно не навещал его. Великан наверняка уже обиделся. Гарри взял мешочек с безоарами, написал Сириусу, что хочет встретиться с ним в Хогсмиде на выходных, и отправился к лесничему.       — Гарри, нам точно не нужно идти с тобой? — спросила его Гермиона. — Там уже темнеет.       — Оставь его, — попросил подругу Рон. — Пусть идёт, там же барьеры.       Гарри слегка улыбнулся. Всё-таки если он когда-нибудь натворит не опасных для жизни дел, а просто запретных, он первым делом пойдёт к Рону, а потом они уже вдвоём предстанут перед Гермионой.       Улица покрылась промозглой слякотью, дождь так и не унялся с самого утра, и не растаявший в некоторых местах снег извалялся в солях грязи. В домике Хагрида горел свет, а совсем неподалёку, на краю Запретного леса, топтался Клювокрыл; он срывал ветки с низких деревьев и не обращал на своего тайного спасителя совсем никакого внимания. Гарри постучал, и Хагрид практически сразу распахнул дверь.       — Гарри! — удивлённо воскликнул он. — Ты проходи. Чего случилось? Давно ты ко мне не захаживал.       — Да… Прости, ничего не случилось, просто решил зайти, — неловко протянул Гарри. Он обошёл великана и увидел сидящего за столом Добби.       — Гарри Поттер! — радостно заверещал домовик. Он вытащил из-под стола ещё один стул и придвинул его ближе к Гарри.       — Вы тут?.. — Гарри оглядел стол: чай Хагрида и вполне съедобные на вид кексы, которые, вероятнее всего, принёс Добби, а не испёк лесничий. — Вы не против, если я присоединюсь?       — Конечно-конечно, — забормотал Хагрид, доставая ещё одну кружку и тарелку. — Бери кексы, Гарри. Я бы сам испёк, да, ну, понимаешь, у Добби как-то лучше оно выходит.       «Ещё бы», — со смешком на губах подумал Гарри. Он взял один из кексов с клубничной начинкой и с аппетитом откусил кусочек. Он не припоминал, чтобы в прошлый раз Добби с Хагридом как-либо взаимодействовали, но вникать в причины не стал — вот за кем он уж точно никогда не следил.       — Гарри Поттер рассказал Сириусу Блэку про негодяя Кричера. — Добби заглядывал Гарри прямо в рот, но просить его не смотреть так пристально было не лучшей идеей. Гарри и так поражался, как Хагриду удалось уговорить домовика без истерик сидеть за одним столом с волшебниками. — Кричер больше не нарушает покой Гарри Поттера и его друзей. Добби следит за ним! — неожиданно громко воскликнул он. Гарри едва не подавился и потянулся за чаем.       — Спасибо, Добби, — просто сказал Гарри, он не мог отрицать, что излишняя паранойя эльфа была как никогда кстати. Хагрид сел рядом, стол пошатнулся, и огонь свечи опасливо затрясся. — Кричер не то что бы очень плохой домовик, он просто… со своеобразным характером.       — Кричер потакает капризам бывшего хозяина Драко, — с грустью сказал Добби. «Только не говори про Малфоя», — взмолился про себя Гарри, но Добби мыслей его не прочёл. — Добби всегда старался образумить юного лорда, но бывший хозяин Люциус никогда не слушал Добби.       — А что ты ему говорил? — не понял Гарри.       — Добби только советовал, — затряс головой эльф. — Добби советовал не баловать юного Драко слишком сильно, но бывшие хозяева не слушали Добби. Они всегда говорили, что юный Драко лучше остальных волшебников, и юный Драко вырос… — Он схватил себя за уши и с силой потянул их вниз. — Добби не должен плохо отзываться о своих бывших хозяевах.       — Добби… — Гарри аккуратно коснулся тонкой руки домовика и постарался отвести её от ушей. Хагрид только лишь покачал головой, наблюдая за терзаниями эльфа. — Я и сам вижу, каким он вырос. И ты вовсе не обязан о нём хорошо отзываться, все мы знаем, как они обращались с тобой.       — Прав ты, Гарри, — согласился Хагрид. — Добби —свободный эльф сейчас, и он помогает нам… — Он понизил голос, будто кто-то посторонний мог услышать их, но дождь на улице колотил так громко, что это было невозможно. — Ну, с этим… с этим домом. Дамблдор попросил некоторых домовиков, которым… э-э-э… доверяет больше.       — Ты тоже помогаешь? — удивился Гарри. Хагриду там было делать нечего.       — Нет-нет. Мне Сириус рассказал. Я сейчас-то другим совсем занят. Дамблдор говорит: надо бы опасных зверей в Запретном лесу подальше… оттеснить, чтобы ученики могли на его территорию заходить. Великий человек Дамблдор, всегда знает, что нужно делать, но задача эта не из лёгких, животные противятся, а кентавры так и вовсе требуют причин им рассказать. А я-то и причин не знаю.       Гарри на секунду нахмурился, однако быстро пришёл к выводу, что Дамблдор не должен был докладывать ему о каждом своём шаге. Оттеснить опасных тварей в глубь леса было крайне удачной затеей, особенно в преддверии Турнира Трёх Волшебников, на который должно было приехать куда больше гостей, чем планировалось изначально.       Он посмотрел на Добби: тот ковырял шоколадный кекс, съедая его по очень маленьким кусочкам, почти по крупинкам. Гарри вспомнил, как держал окровавленное тело домовика в своих руках, как не мог поверить в то, что Беллатриса убила его, как рыдал над крохотной могилой. Ему стало дурно. Он снял очки и облокотился затылком об острый подоконник. Гарри уже давно заметил улучшение в собственном зрении, но сейчас, когда он разглядывал многочисленные склянки и непонятные вещицы на полках Хагрида, разница была видна особенно хорошо. Дамблдор, кажется, решил сделать ему своеобразный тихий подарок, постепенно исправив его зрение. Однако очки Гарри не собирался переставать носить, особенно эти, невероятно удобные, с множеством наложенных на них заклинаний.       — А как у тебя самого-то дела, Гарри? — словно бы не зная, как подступиться, спросил Хагрид. — Скоро матч по квиддичу, обязательно приду поболеть за тебя.       — Учитывая настрой Оливера, проиграть будет себе дороже, — хмыкнул Гарри. — Я был немного занят в последнее время… Прости, не могу рассказать. Если я могу как-то помочь тебе с лесом…       — Не выдумывай, Гарри, — запротестовал Хагрид. — Вижу я, как ты вымотался, совсем перестал улыбаться. Я со зверями договорюсь сам, да и Арагог мне может помочь.       В дверь вдруг раздался стук. Гарри резко обернулся, гадая, кто мог пожаловать к Хагриду в такой час, да ещё и в такую промозглую погоду. Хагрид что-то неразборчиво забормотал, и сам удивляясь неожиданным гостям. Стук раздался ещё раз, громче и настойчивей. Гарри вновь нахмурился и на всякий случай потянулся за палочкой.       На пороге стоял Забини. Он весь промок; его пышные, кудрявые волосы выпрямились и слиплись. За ним неловко топтался Нотт с небольшим свёртком в руках, а позади, чуть дальше крыльца, Гарри разглядел платиновую макушку. Он соскочил с места, Добби прикрыл себя занавеской, рядом с которой сидел, а Хагрид с немым удивлением разглядывал незваных гостей.       — Чего вам? — грубо спросил Гарри. Он не мог просто прогнать их, ведь слизеринцам не запрещено гулять по территории замка, но от этой компании ничего хорошего ожидать не стоило.       — Не знал, что ты тут живёшь, Поттер, — со смешком огрызнулся Забини и приподнял бровь, взглядом вынуждая Хагрида пропустить его внутрь.       — Э-э-э… проходите, конечно, нечего мокнуть стоять.— Хагрид отступил в сторону, ударившись спиной о шкаф; одна из стеклянных банок с грохотом упала на деревянный пол, и Хагрид бросился поднимать её.       Забини нагло зашёл внутрь. Он, будто оценивая, разглядывал обстановку, старую мебель, не слишком убранные шкафы и разбросанные по столу с едой вещи, пока не наткнулся на испуганного Добби. Он, видно, узнал его, потому что тут же ухмыльнулся и обернулся к Малфою. Гарри захотелось непременно выкинуть этого напыщенного аристократа отсюда куда подальше, желательно прямо в лужу с грязью.       — Смотрю, у вас тут дикая вечеринка, — прокомментировал Забини. — Чего вы встали? — обратился он к Нотту с Малфоем, так и не зашедшим внутрь. — У его кота какие-то проблемы, — с чуть большей серьёзностью сказал он Хагриду. — Он отравился или просто заболел.       — Вот как, — всполошился лесничий. — Чего ты стоишь?! — взволнованно крикнул он Теодору и смёл со стоящей неподалёку деревянной табуретки все вещи. — Давай его сюда, давай скорее.       Тео наконец очнулся и быстро вошёл внутрь, аккуратно передав Хагриду свёрток. Гарри разглядел совсем худощавого чёрного кота с неестественно белыми усами. Он поумерил свой праведный пыл, как только Забини заговорил о больном животном, и сел на стул Хагрида, закрывая собой Добби.       Малфой тоже соизволил подняться в хижину и даже закрыл за собой дверь, не надевая для этого никаких перчаток. Если на лице Блейза Гарри видел в основном интерес, хоть и с долей оценки, то Малфой смотрел на окружающую его картину с отвращением и брезгливостью; он хмурился, покусывал нижнюю губу и даже не смотрел в сторону Добби, будто того и вовсе не существовало.       — Когда это началось? — с ужасом в голосе спросил Хагрид.       — Я… я не знаю, — прошептал Нотт. Гарри так редко слышал, как он разговаривает, что прислушался к испуганной интонации. — Я нашёл его таким под кроватью… и мы пришли сюда. Я не знаю, что с ним. Его кормят эльфы, я ничего другого последние несколько дней ему не давал.       — Это не болезнь, — заключил Хагрид. — Его отравили. Ядом. Вы ходили к профессору Снейпу? У него должно быть что-то… противоядие. У меня нет ничего здесь…       — Его нет в школе, — сказал Забини. Он совсем перестал улыбаться, наблюдая за умирающим животным.       — Говорил, что это бесполезно, — выплюнул Малфой, глядя на Хагрида. — Как будто ему могут доверить что-то стоящее.       — Закрой рот! — рявкнул Гарри. Хагрид с Добби уставились на него. «Это ведь Малфой, — напомнил он себе, — я не должен так на него реагировать». Малфой сощурился; он, казалось, вот-вот взорвётся и скажет нечто настолько колкое и обидное, что Гарри подерётся с ним прямо здесь. — Безоар, — пока не поздно, сказал Гарри. — Он подойдёт? Это ведь универсальное противоядие?       — Да, только где взять его? — покачал головой Хагрид.       Гарри вытащил из кармана небольшой тряпочный мешочек и протянул его Хагриду. Он приоткрыл рот, но тут же сосредоточился на пострадавшем животном. Малфой, похоже, от удивления решил попридержать поток грязи, а вот Блейз молчать не стал:       — Кто носит с собой безоары? — скептически спросил он. — Но отрицать не стану: желающих тебя отравить хоть отбавляй.       — Не ношу я их с собой, я хотел… — Он замолчал, понимая, что начинает глупо оправдываться. — Тебе какое дело?       — Никакого, — безразлично ответил он. — Я тебя травить не собираюсь, хотя иногда ну очень хочется. — Его брови жили своей жизнью, Гарри никогда не видел таких пластичных. — Как дела, Добби? — неожиданно спросил Блейз.       — Отстань от него, — инстинктивно сказал Гарри, выпрямляясь. Он думал, что Добби сожмётся ещё сильнее, но домовик встал на табурет и упрямо посмотрел на Блейза.       — С Добби всё в порядке, — твёрдо заявил он. — Добби теперь свободный эльф и получает зарплату от Альбуса Дамблдора.       — Понятно… — кивнул Забини. Он издевался, вот только непонятно было, над кем именно. Хагрид продолжал возиться с несчастным котом, Нотт не отводил от него взгляда. Блейз просто убивал время. — Ни по кому не скучаешь?       — Заткнись, Блейз, — выплюнул Малфой. Он казался таким… неправильным на фоне старых шкафов и облупленных стен, на его лице появилось первое алое пятно, и Гарри злорадно понял, что Блейзу таки удалось его довести. — Тебе некого больше донимать? Ты уже и так достал всех, кого только можно. Решил переключиться на домовиков?       — Тебя вообще никто не звал, — с фальшивой улыбкой ответил Забини.       Гарри был немного ошарашен тем, как они разговаривали друг с другом. Ему даже стало интересно, из-за чего они всё-таки поругались. Ничего конкретного не приходило ему на ум, только словесные перепалки из-за их мерзких характеров. Но справедливости ради Гарри должен был признать: Забини был куда более терпимым, нежели Малфой.       Драко шумно вдохнул. Он резко глянул на Хагрида, склонившегося над котом, на Добби, на самого Гарри и молча развернулся к двери, но стоило ему только потянуться к ручке, как та раскрылась сама и внутрь вошёл Сириус.       Его волосы были ярко-ярко жёлтыми, как лепестки расцветших подсолнухов.       — Сириус… — только и сказал Гарри, никак не ожидая увидеть крёстного. Сам Сириус к такой разнообразной компании тоже готов не был. Он хмуро обошёл Малфоя и Забини, и лицо его было таким невозмутимым, что Гарри на долю секунды задумался, знает ли он, что творится в его голове.       — Что за собрание? — спросил он, приобнимая Гарри за плечи. В его руках была палочка, он держал её расслабленно, слегка сжимая пальцами, но Гарри почему-то казалось, что он не может просто отпустить её, убрать в карман и не доставать без необходимости.       — Кто-то отравил кота Теодора, — пояснил Гарри.       — Здравствуй, Сириус, — не отвлеклась от дела, бросил Хагрид. Видимо, одного только безоара было недостаточно: лесничий смешивал в ступке какие-то травы и аккуратно поил ими животное. — Ни стыда ни совести. Отравили бедного. Ох, найти бы мне их. Я бы им…       — Драко, а это не твой дядя? — как бы невзначай спросил Блейз, кивая в сторону Сириуса.       Гарри передёрнуло, даже обеспокоенный Нотт обернулся на эти слова. О родстве Сириуса с Драко знали все, но никто не поднимал эту тему; точно так же было и с Беллатрисой, и с другими чистокровными, примкнувшими к Пожирателям Смерти. Всё же что-то в их ссоре разозлило Забини слишком сильно. Малфой выхватил палочку и направил её Блейзу прямо в лицо, его губы задрожали от гнева, и всё тело напряглось, однако Забини выглядел всё таким же спокойным; он будто проверял, как много ему позволено или как далеко Малфой способен зайти.       — Прекратите! — крикнул Хагрид, разворачиваясь к ним. — Нечего здесь выяснять отношения.       — Опусти палочку, — спокойно сказал Сириус. Гарри вспомнил, как писал крёстному о Малфое, о том, что тот не такой уж и пропащий. Вот только сейчас у него возникли острые сомнения в собственных словах.       — Не смей мне указывать, — прошипел Сириусу Малфой. Его рука слегка опустилась, она была теперь направлена в грудь Блейза, а не в лицо. Драко много чего хотел сказать, это было видно в его расширившихся от гнева зрачках и красноватых пятнах на бледных скулах, но он не был таким безбашенным глупцом, чтобы хамить Сириусу здесь и сейчас. Блейз, судя по всему, не стал бы его защищать, Нотт в принципе мало был похож на человека, ввязывающегося в драки, а против Сириуса и Гарри у Малфоя не было ни единого шанса. Он мог только смотреть с ненавистью и подбирать не слишком обидные выражения. — Ты смешон и жалок.       — Ты про мои волосы? — елейно поинтересовался Сириус. — Посчитал, что неординарность нашей семье к лицу.       — Ты не моя семья, никогда ей не был, — отчеканил Драко. Забини с прищуром и ухмылкой наблюдал за ним, а вот Гарри было совсем не до смеха. Может, Блейз и держал в себе некую уверенность в том, что Малфой ему не навредит, но у Гарри не было и десятой её части. Драко был вспыльчивым, и он мог быть опасным, проявляя свою эксцентричную натуру. — Тебя выжгли с семейного древа.       — И оставили там Беллатрису, я в курсе. — Сириус говорил без злобы и яда в голосе, он был слишком взрослым, чтобы спорить с избалованным мальчиком, но Малфой, похоже, так не считал.       При упоминании тётушки он резко направил палочку на Сириуса, и Гарри кинулся вперёд, вцепившись ему в руку. Драко отшатнулся, из его палочки вырвался яркий столп искр, ударивший в одну из полок над головой Забини. Добби заверещал, а Блейз отпрыгнул ближе к Сириусу. Как же Гарри это надоело. Он с силой сжал запястье Малфоя и отвёл в сторону, только бы тот не вздумал попытаться кого-то проклясть. Впервые в жизни не Драко начал потасовку, а кто-то другой спровоцировал его, и Гарри хотелось завершить её как можно скорее.       — Успокойся, Малфой, — зашипел он на ухо Драко. Упавшая полка отделила их от остальных, и Малфой упёрся спиной в стену. Гарри не доставал своей палочки, он не думал накладывать на Малфоя каких-то заклинаний. — Прекрати, что ты делаешь? Никто не собирается нападать на тебя.       Драко расслабил руку с палочкой, но не успел Гарри обрадоваться, как почувствовал сильный удар в живот. Он отпустил Малфоя и едва не согнулся пополам. Каким бы худым ни казался Драко, сил в его закалённых полётами на метле руках было достаточно. Сириус выругался и шагнул вперёд, переступая упавшую деревяшку, но Гарри остановил его, выставив ладонь. Драко замер и вздёрнул подбородок, пристально наблюдая за движениями Гарри и Сириуса; выждал несколько секунд и вышел за дверь, основательно хлопнув ею.       «Он не хотел сбегать», — догадался Гарри. Боль от удара быстро проходила, и он выпрямился, оглядывая беспорядок. До Хагрида и Нотта щепки не долетели, они оба с укором и разочарованием смотрели на разрушенную мебель. Гарри стыда не ощущал; если бы он не бросился на Малфоя, неизвестно, чем бы закончилась эта словесная перепалка.       — Блейз, — тихо заговорил Нотт, — ты знаешь, что он не…       — Нет, не знаю, — перебил Забини. Он и близко не был таким вспыльчивым, как Малфой, и без опаски стоял рядом с Сириусом.       — Ты всех теперь будешь в этом обвинять? — повысив голос, спросил Нотт и тут же стушевался.       Забини сжал губы и прикусил внутреннюю сторону щеки так, что на его лице проступила ямочка. Он развернулся и тоже вышел из хижины, так и не сказав в ответ ничего, что могло бы разъяснить наконец ситуацию для Гарри.       — Блейз, извини… — крикнул ему вслед Нотт, но тот и не думал возвращаться. — Мерлин…       — Ну и устроили вы тут, — заговорил Хагрид.       — Добби поможет всё убрать, — участливо заявил эльф. — Хагрид — друг Добби, Добби поможет.       — Что с котом? — спросил Гарри, намереваясь перевести тему. Нотт покосился в его сторону, но комментировать вопрос не стал. — Он… поправится? Всё в порядке?       — Надо ещё снадобья приготовить. — Хагрид бережно приподнял животное и переложил его на другой бок. — Подай-ка мне вон тот раствор, — попросил он Нотта и указал рукой на небольшой красноватый флакон в углу шкафа. Теодор быстро выполнил просьбу; он не скрывал беспокойства за своего питомца.       — Гарри, может, пойдём? — предложил Сириус. — Ты, кажется, хотел поговорить.       — Да… — согласился Гарри. — Да, пойдём.       Они распрощались с Хагридом, Нотт даже коротко поблагодарил за безоар, и Гарри в очередной раз убедился, что, невзирая на неотъемлемое высокомерие и общение с особами вроде Малфоя, он один из самых адекватных слизеринцев.       Сириус наложил на них какое-то заклинание, и дождь больше не мог намочить их, ударяясь о невидимый купол и стекая вниз на землю. Гарри наколдовал небольшой светящийся шар и поднял его к самому основанию их волшебного зонтика. Они медленно шли вдоль замка; Сириус ел кекс, который ему буквально впихнул Добби, и его лицо казалось таким расслабленным и непоколебимым, что Гарри даже страшно было начинать разговор.       — Не хотел тянуть до выходных, — сказал Сириус. — В субботу у тебя матч, я планирую прийти. Вы играете против Хаффлпаффа?       — Да. Их ловец — Седрик, помнишь его?       — Сложно забыть, — невесело хмыкнул Сириус. — Как он? Ты говорил с ним?       — Ну… — Гарри предпочитал об этом не думать. — Он подходил ко мне, но я… ему довольно резко ответил. Седрик храбрый и умный, я не хочу, чтобы он вмешивался в эту войну, понимаешь?       — А ты у нас трусливый и глупый?       — Что?       — Я тоже не хочу, чтобы ты вмешивался в эту войну, Гарри, но я не могу ничего изменить. Седрик старше тебя, и, если Волдеморт вернётся только через год, он не сможет стоять в стороне. А я уверен: он и не захочет, — ответил Сириус. Гарри не хотел спорить, слова крёстного были правдивы — ему не удастся удержать кого-то вроде Седрика или Рона в стороне, они не станут прятаться за чужими спинами и нырнут в самую глубину вместе с Гарри, попутно пытаясь спасти его жизнь. — Я не стращаю тебя, — мягко добавил Сириус, — я хочу, чтобы ты понял, что не можешь спасти всех. Тебе кажется, что ты и так понимаешь, что, пережив столько потерь, ты готов ко всему, но это не так. Ты не осознаёшь до конца, что люди вольны сами выбирать свой путь.       — Даже если он ведёт к бессмысленной смерти? — вспылил Гарри. Что за чепуху говорил Сириус? Он, Седрик, Добби, Фред и многие другие — они не были жертвами во благо высшей цели, как Дамблдор или Гарри, нет, они были случайными целями, оказавшимися не в том месте не в то время.       — И куда ведёт твой путь? — Сириус не давил, не задавал вопросов навязчивой интонацией, но сердце Гарри замирало от каждого его слова. Он будто бы уже знал, будто предугадал все действия Гарри наперёд, прочёл его мысли и теперь ожидал только лишь подтверждения.       — Сириус… — Гарри замедлил шаг. На краю территории замка, у самых барьеров, он разглядел одного из авроров, охраняющих Хогвартс. Он топтался на месте и вырисовывал что-то в воздухе при помощи палочки. Кажется, это было лицо девушки. Сквозь дождь Гарри не мог разглядеть. — Ты когда-нибудь слышал о крестражах?       Голос Гарри дрогнул, он отвернулся, чтобы Сириус не видел его лица, и попытался разглядеть хоть несколько звёзд на захваченном грозными тучами небосклоне. Как страшно было говорить об этом. Гарри не боялся Волдеморта, вовсе нет, он считал его жалким трусом, для которого дорог был лишь он сам, но то, что он нёс за собой, смерть и разрушения, — это было поистине пугающе. Всё то тёмное и мрачное, что вырывалось из него так же быстро и безвозвратно, как молния вырывается на волю после раската грома, — оно обретало разум, свой собственный, поражая сознания волшебников, внушая им ложные мысли о превосходстве, разжигая войны.       Война. Это слово тоже было страшным.       — Нет, — задумчиво ответил Сириус, — никогда не слышал о подобном. С чего ты спросил?       — Если, — осторожно начал Гарри, — если убить кого-то, намеренно или нет, то… — Он глубоко вздохнул и заговорил более внятно: — Существует способ, заклинание, при помощи которого можно расколоть собственную душу. Буквально на две части. Одна останется в тебе, в твоём теле, а другую можно заключить в какой-нибудь предмет и не только. И тогда вместо одной жизни у тебя будет уже две, никто не сможет убить тебя с первого раза. Нужно сначала уничтожить крестраж.       — Волдеморт использовал его. — Это был не вопрос. Сириус похолодел, он смотрел вперёд, периодически переводя на Гарри взгляд, и его глаза разбегались; он не знал, что думать, что сказать.       — Семь раз.       Сириус остановился, ужас вырисовался на его уставшем лице яркими красками, и Гарри стал ощущать себя так паршиво, так безвыходно и печально, что ему захотелось плакать, кричать; его переполняли эмоции, и одновременно с этим внутри было пусто, он возгорался гневом и ненавистью к Волдеморту и холодел к самому себе, к своим чувствам и мыслям. Ему хотелось обнять Сириуса, сказать что-то утешительное вместо всех предшествующих слов и так же сильно хотелось оттолкнуть его и больше никогда не приближаться, не подвергать опасности.       Сириус не дал ему отстраниться: он крепко прижал его к себе, так, что Гарри уткнулся носом ему в грудь, почувствовал едва уловимый аромат горьковатого парфюма. «Мир не делится на чёрное и белое, но порой есть только один верный путь, и люди бросают свои семьи ради него, отдают жизни, просто потому что это правильно». Гарри так и продолжал прокручивать слова Марго в своей памяти, как бесконечную пластинку, которая никак не сломается и не умолкнет. Сириус был волен делать то, что посчитает нужным, как и все вокруг, и Гарри при всём своём желании и праведных намерениях не мог его остановить.       — Шесть уже у нас, но он может создать ещё один, — чуть отстранившись, сказал Гарри. Сириус сжал его руку в том самом месте, где была татуировка, он не знал о ней. — Диадема Рэйвенкло, Кольцо Марволо Мракса, Дневник Тома Реддла, Медальон Салазара Слизерина и Чаша Хаффлпафф. Их можно уничтожить Мечом Гриффиндора, ядом василиска и Адским Пламенем, с этим проблем нет.       — А какой шестой? — настороженно спросил Сириус. Он внимательно смотрел на Гарри, на его взгляд и выражение лица, но едва ли он мог догадаться. — В каждой из этих вещей спрятана часть его души?       — Да, разное… количество, где-то меньше, где-то больше. Зависит от порядка, в котором он создавал их. — Гарри собрался с духом. Он должен был сказать правду, рано или поздно она всё равно всплыла бы, и пусть лучше Сириус услышит всё из его уст, чем растерянно предстанет перед фактом смерти крестника. Гарри думал, что заплачет, однако глаза его были сухими, как потрескивающие в камине дрова, они были и такими же горячими, будто что-то жгло их изнутри. — И шестой крестраж… Сириус, это я. Часть Реддла во мне. Мама пожертвовала собой ради меня, и его душа раскололась, хоть он и не планировал этого.       — Гарри, это значит?.. — Сириус не мог произнести этого. Он понял, догадался, но не хотел признавать, он смотрел на Гарри полными сожаления глазами, его зрачки расширились, поглотили практически всю радужку, и Гарри видел своё отражение в них, печальное и обречённое. Как он мог рассказать обо всём Рону, Гермионе, Фреду, Джорджу, Джинни? Как мог он заставить их жить с таким тяжёлым чувством жалости к нему? Он не сделает этого до самого последнего момента, пока у него совсем не останется времени.       — Я должен умереть, — сказал Гарри, его голос не дрогнул, и эта стойкость стоила ему титанических усилий. — Волдеморт должен убить меня, тогда крестраж во мне будет уничтожен.       — Он… он об этом не знает? Как Дамблдор допустил такое? Неужели нет ни единого способа сохранить тебе жизнь? Они не могут ничего придумать? Дамблдор, Гриндельвальд, Фламель. — Сириус затараторил, и Гарри печально улыбнулся ему. Сам он не осмеливался задавать Дамблдору таких прямых вопросов, он и без того знал ответ.       — Нет, всё бесполезно. Его не вытащить, он — часть меня, и это не слова Дамблдора, — предупредил Гарри. — Я ощущаю это. Я могу говорить со змеями, я могу проникать в сознание Реддла, я чувствую то же, что и он. Гнев, боль, ненависть, злорадство. Невозможно вырвать это из меня, понимаешь? В прошлый раз он убил меня и осталась только змея, тогда она была крестражем. Марго как-то выяснила, чем именно она является, и рассказала об этом Малфою — не спрашивай, я и сам не до конца понимаю, как так вышло. Потом уже Дамиан пришёл к таким же выводам и тоже поделимся ими с Малфоем. В общем, если бы Марго и Джордж не смогли обернуть время, Малфой и Дамиан нашли бы змею, но даже если бы они её убили, Волдеморт остался бы жив. Дамиан недостаточно силён, чтобы одолеть его. А сейчас… у Энрикеса нет причин пытаться его уничтожить и мы не знаем, как найти крестраж. Тогда… — он и сам стал говорить быстро и неразборчиво, — тогда помогла наша с Реддлом связь, и я понял, что это змея, но теперь он стал ещё больше задумываться о её природе, он почувствовал, что ко мне вернулись воспоминания. Теперь ты понимаешь, почему я не могу держаться в стороне? Я должен учиться легилименции и окклюменции, но я не смогу овладеть ими на таком высоком уровне, чтобы обмануть его. Он психопат, даже Дамблдор не может пролезть к нему в голову, и неважно, существует ли между нами какая-то связь. Я просто не могу, но и сдаться я не могу тоже…       — Гарри, я понял, — остановил его Сириус. Его жёлтые волосы светились от Люмоса, и Гарри непременно поинтересовался бы у Сириуса столь яркой сменой имиджа, но сейчас было не время. — Я тебя услышал. Прости, я не стану больше пытаться оградить тебя, я не должен был этого делать, с самого начала ведь понимал, что всё не так просто, как кажется.       — Не извиняйся, — со вздохом сказал Гарри. — Ты не мог до такого додуматься. Я не виню тебя. Но есть ещё кое-что… Дамблдор и сам понимает, что я не смогу выстоять против Реддла в легилименции, и он… Они с Гриндельвальдом придумали другой способ. Они ещё не уничтожили крестражи, только дневник, но я сам сделал это в прошлом году. И теперь… я смог связаться с юным Реддлом через Воскрешающий камень. У него сознание шестнадцатилетнего, он не помнит остальную свою жизнь, но может чувствовать крестражи. Дамблдор, Гриндельвальд и Марго полагают, что эти образы, души обретают после смерти душевное спокойствие и что я смогу как-то договориться с Реддлом, убедить его в том, что он спятил и угрожает не только миру маглов, но и волшебников. Но я общался с ним несколько секунд, и он успел наговорить много ужасных вещей про моих родителей…       — Гарри, ты должен быть сильным, — неожиданно перебил его Сириус. Гарри изумился, он даже не знал, на какую реакцию рассчитывал, рассказывая крёстному обо всех своих проблемах. Может… может, он хотел каплю сострадания, которую ему не стыдно было бы принять? — То, через что тебе приходится проходить, ужасно, но я не могу сказать тебе сдаться. Разговоры с Реддлом… — Он брезгливо нахмурился. — Дамблдор превзошёл самого себя, но это лучше, чем надеяться на вашу нестабильную связь, не так ли? Гарри, он жалок, ты знаешь его слабости, не поддавайся на провокации, ему больше ничего и не остаётся.       Гарри прикрыл глаза. Это ему больше ничего не оставалось, кроме как следовать указам Дамблдора, но Сириус был прав: Реддл не изменит своего поведения и Гарри в конечном счёте придётся с ним смириться, научиться без последствий пропускать через себя тонны желчи и грязи. Гарри был сильным, он так часто напоминал себе об этом, что вместо твёрдой уверенности в нём стали, как тонкие трещинки на идеально ровном стекле, появляться сомнения: что, если он был недостаточно сильным, недостаточно выносливым?       Нельзя было об этом думать. Были в его сознании запретные мысли, которые он буквально откладывал на потом. Придёт время, когда ему только и останется, что размышлять над своей жизнью, и никакие сожаления тогда не будут иметь значения.       — Что с твоими волосами? — со слабой улыбкой спросил Гарри, и Сириус отразил её, согласившись на смену темы их диалога.       — Скажем так, — он вновь медленно зашагал вперёд; в место, где они стояли, стекла грязная вода, и ноги Гарри стали промокать, — раз уж я бездельник, Дамблдор не совсем с моего согласия подписал меня на работу с Арин, и я ей нахамил.       — Она прокляла тебя? — Гарри тихо хихикнул. Как быстро переменилось его настроение: вот он практически захлёбывался, а сейчас уже мог спокойно дышать. — Почему ты не избавишься от этого?       — Вот почему.       Сириус направил палочку на свои волосы, из неё вырвался слабый сиреневый луч, и пряди начали постепенно чернеть, однако стоило им полностью вернуться к своему родному оттенку — они позеленели, стали цвета яркой летней травы.       — И так все цвета радуги, — заключил он. — Я перепробовал множество контрзаклятий, но ничего не помогает. Похоже, я сильно её задел.       — Почему не пойдёшь к Дамблдору?       — А ты бы пошёл?       — Нет, — мгновенно ответил Гарри. Это был не тот случай, когда стоило просить помощи у директора, да и Гриндельвальд не упустил бы возможности прокомментировать идиотскую ситуацию. — Точно нет.       — Так что я пока в процессе, — хмыкнул Сириус. — Уже неделю. Я накладываю маскирующие. Просто не ожидал сегодня застать в хижине Хагрида такую весёлую компанию… Ты, кажется, положительно высказывался о моём любимом племяннике.       — Не напоминай, — страдальчески попросил Гарри. — Я уже устал размышлять о нём. Как можно относиться к человеку с пониманием и одновременно желать придушить? Поэтому я держусь от него подальше, как и он от меня в последнее время.       — Блэки, — только и сказал Сириус, будто одна лишь фамилия Нарциссы объясняла всю причудливую дурь Драко и его мерзкий характер. Гарри предпочитал не искать оправдания абсолютно каждому его недостатку. Он вспомнил, как Гриндельвальд пытался выгородить его, и это показалось Гарри самым странным и необъяснимым, что он слышал из его уст. — К слову о работе с Арин: завтра выйдет статья, где говорится, что я из самых добрых и бескорыстных побуждений стал спонсором лечения Локхарта. Ничего такого я, как ты понимаешь, не делал, но Дамблдор вписал моё имя. Обеляет мою репутацию в глазах общественности.       — Его вылечили? — без особого интереса спросил Гарри. — Кто снял Обливиэйт?       — Марго, — пожал плечами Сириус. — Арин преподнесёт всё как её проект. Якобы я как истинный филантроп выделил ей деньги на исследования и она нашла способ снять этот вид Обливиэйта с человека. Это сенсация, кстати.       Сириус особо удивлённым не выглядел. Он потянулся к карману и протянул Гарри крупную колдографию. На ней Марго, Локхарт, Сириус, несколько специалистов из Мунго стояли все вместе в белой палате лечебницы и радостно улыбались, а рядом с Марго, на самом краю снимка, топтался самый красивый мальчик, которого Гарри только видел в своей жизни. Марго бережно прижимала его за плечи к себе, его невероятно пухлые губы лишь самую малость приподнялись в улыбке, образуя маленькие ямочки на круглых, миловидных щеках. Он выглядел как ангел со своими длинными светлыми ресницами и вздёрнутым носом, но в глазах его стоял лёд. Они были светлыми, даже яркими, однако Гарри казалось, что в них таится мрак. Он не мог понять, откуда в нём взялась эта догадка, такая твёрдая и непоколебимая.       — Кто это? — Он слегка коснулся пальцем щеки незнакомца. Ему было лет двенадцать на вид, и Гарри он показался пугающим, несмотря на светящуюся красоту. У детей не должно быть такого взгляда.       — Я не знаю точно, — замявшись, пробормотал Сириус. — Он постоянно рядом с Марго, даже в том доме несколько раз появлялся, а мы с Марго… не совсем разговариваем.       — Не совсем разговариваете? — Гарри сам злился на Марго, но Сириус не должен был подхватывать его настроения. — Это же ребёнок, он не мог из ниоткуда взяться. И почему вы с Марго не общаетесь?       — Я не уверен, что это тема для разговора с тобой, — уклончиво ответил Сириус. — Мы с ней взрослые люди и ничем друг другу не обязаны…       — О боже! — воскликнул Гарри; он быстро догадался, к чему клонит Сириус, и его лицо вспыхнуло. — Вы же не… не встречаетесь или вроде того?       — Нет-нет-нет, — уверил его Сириус. — Ничего подобного, никаких серьёзных отношений.       — Только несерьёзные? — Гарри не представлял, как ему относиться к тому, что Марго и Сириус… Нет, он не станет в это вникать.       — Я узнал о Дамиане, она прочла мои мысли, и теперь нам немного неловко, вот и всё. Мы не ругались и не устраивали сцен, всё в порядке, Гарри. — Сириус вдруг расслабился и прикусил губу, словно старался удержать рвущийся наружу смешок. — Но я начинаю понимать, что Дамиана в ней привлекло. Любитель острых ощущений…       — Хватит! — Гарри сдерживал улыбку. — Мы не станем ни о чём таком разговаривать. Мне тринадцать, не забыл? Просто… просто расскажи, как у тебя дела.