Квантовое изнасилование

Насильник Никитос — пацан с района, молодой, но перспективный управляющий в Маке — прогуливался рядом с общагой физфака поздней ночью и злорадно ухмылялся. «А-ха-ха-ха-ха!» — думал он, пытаясь не рассмеяться по-настоящему, чтобы его не раскусили, пока он не претворит в жизнь свой коварный план. А план был прост как наггетс-бокс. Проникнуть в общагу физфака МГУ (Мухосранского государственного университета) и трахнуть беззащитного дрыщика-задротика. Он будет плакать и сопротивляться, пока Никитос разрывает его девственную жопку. А Никитос не остановится, он будет слушать его крики и говорить: «А-ха-ха-ха-ха!» На этих мыслях член приподнялся. Никитос знал, что он мерзавец, но поневоле: злая судьба сделала его таким, и душа болела от незаживших ран и желания поквитаться с дохуя умным миром. Ведь жизнь несправедлива, и много-много лет назад он рвал жопку сам себе, чтоб поступить в МГУ. Однако беспощадная реальность, лень и даунизм поставили крест на голубой мечте. Он недобрал баллов ЕГЭ, завалив даже базовую математику, и со слезами на ебале проклял науку. Дела пошли под откос, жизнь связала с Макдаком. И какого было Никитосу каждый день у кассы видеть толпу надменных дрыщей — студентов МГУ — смотрящих на него, как на говно. В общем, сами виноваты в том, что вот-вот случится. А-ха-ха-ха-ха! Теперь один из них поплатится, а Никитоса даже не посадят, потому что к жертвам изнасилования в нашей стране относятся плохо. Но вот досада! Подозрительного гопника в костюме от Адика не пустит в общагу ни одна вахтерша, особенно после часа ночи. Похуй на ночь. Похуй на вахтершу. Никитос — парень не простой, а хитровыебанный, покруче, чем эти научные аутисты. Он снова ухмыльнулся, подойдя к козырьку задней части здания. Над ним было окошко, ведущее на лестничный пролет второго этажа. Открытое окошко. И свет горел. Идеально! — Так-так-так, — предвкушающе напевал он, вертя головой. Пьяные студенты, ошивающиеся поблизости, пялились на него, как на идиота — при свете фонарей это было видно настолько ясно, что аж стало обидно. «Какого хера вы, сраные снобы, смеете так палить, — горячился насильник Никитос. — Я не хотел, но вы сами напросились. А-ха-ха-ха-ха!» Отразив на ебале всю ненависть к бытию, он решил «разогреться» на них, но вдруг студенты стали хором кричать: «Гэ-гэ-эф»* — и угрожающе приближаться к нему всей своей трезвой в говно толпой. Никитос нехило так пересрался. Он не знал, что значит эта аббревиатура, но если «гондон, гони филе-о-фиш», то ему точно несдобровать. «Нужно спасаться. Быстрее», — мысленно завопил он и инстинктивно полез на козырек. Лазить, слава Богу, научился — пацанчик с района все-таки. Послышался устрашающий смех, но Никитос, к счастью, уже успел забраться на лестничный пролет, и крики стали отдаляться: вероятно, неадекватные студенты пошли пугать своим «гэ-гэ-эф» других несчастных насильников. От потрясения Никитос прижался к ближайшей стенке. На лбу выступил холодный пот. Но потом он вспомнил, что он — сильный пацан, настоящий, и не откажется от своего плана из-за каких-то додиков. Наверняка это какие-то неправильные студенты, а физики — не такие. Они тихие задроты. «А-ха-ха-ха-ха!» — подумал пацанчик для храбрости. И ему стало гораздо легче. Наполнив сталью яйца, он, коварно притворившись обычным студентом в пустом коридоре, выбрал случайную дверь и вошел. Сначала в туалет. «Прокладок с тампонами нет, значит, мальчики, как и надо». Затем в маленькую комнату — рассчитанную на одного человека. И, выдохнув, открыл дверь. Замечательная картина. Дрыщавый парниша в шортах, майке и шлепках, повернутый задницей к насильнику Никитосу, стоял, оперевшись на второй ярус кровати своим хлипким тельцем, и, кажется, читал книжку. На звук открывшейся двери он даже не повернулся. Периодически юноша отрывал голову от книжки, но только чтоб задрать ее кверху и бурчать под нос странные слова. Никитос маньячно улыбнулся. «О-ох, что сейчас будет...» Гопник на цыпочках подошел к студенту и резко схватил его за голые и худые плечики. Студент даже не шелохнулся. Блять, что? Он вообще живой? Не подох еще от своей… «квантовой механики», как было написано на обложке его всратой книжки? Беспощадный насильник прощупал пульс. Вроде все в норме. Не считая, конечно, того, что студенту было похуй на прикосновения левого чувака. — Условия сшивки волновой функции в дельта-яме... — бубнил он какую-то мерзость. «Хуяме, бля. Завтра свою яму будешь сшивать!..» Не выдержав, насильник Никитос с самыми грязными намерениями сдернул с него шорты, затем семейники, грубо обхватил его бедра. Поскольку этот студентик неуважительно обошелся с реальным пацаном, Никитос даже не стал доставать мамкин вазелин. По-быстрому спустив треники и боксеры, насильник вошел в него «всухую» и начал двигаться. — Вася, это ты? — устало спросил студент. — Иди в свою комнату, мне сейчас не до общения. — А? — Никитос охуел настолько, что не мог выдавить ничего осмысленней. — Хуй на! — огрызнулась жертва жестокого изнасилования. — Иди готовься, у тебя уже две повторки. — Молодой человек! — А? — Хуй на! — выходя из себя, но не из юноши вспылил Никитос. — Я вас вообще-то насилую. — Спасибо, кэп. Дальше что? — А вы учебник по физике читаете. — Ну че доебался? — студент упорно не желал отрываться от своей гребаной книжки. — У меня экзамен скоро. Просто возмутительно. — Да что за дурные манеры? Вы хоть покричите для приличия. — Ок. А-а-а-а-а, — вяло пробормотал студент и смачно зевнул. — А-а-а-а, епта, — повторил, уже издеваясь. А потом — о чудо! — оторвался от чтения на секунду, но только чтобы приложить ладонь к лицу. — Теперь отстанешь? Насильник чуть ли не плакал от обиды и унижения. Неужели во всех сферах студенческой жизни ему суждено терпеть неудачи? Член обволакивало жаром — наверное, бессердечного юношу нехило так забомбило — и Никитос продолжал двигаться, чувствуя гнет суровой реальности и боль от вскрытых душевных ран своим нежным сердцем, прикрываемым внешней грубостью. Членом же чувствовал неебические ощущения. «Быть активом очень приятно, — думал он в подступающей эйфории. — Теперь я знаю, что ощущали все мои братки по падику, осуществляя со мной акт истинной братской любви». И он забылся, отдаваясь этим прекрасным ощущениям чистого счастья, а спустя минуту достиг высшей точки наслаждения и запыхтел, как паровоз. — Дилетант, — буркнул студент. — Нашему семинаристу по комплексному анализу порой не хватает полутора часов. И суровая реальность вновь подкосила ранимую душу Никитоса. Он выдохся, потратив все свои моральные силы на того, кто даже не заметил его член у себя в заднице. Какого хрена тут происходит? Какого хрена настоящий пацан с района ведет себя как додик, которому нужен только секс? Он забыл, что пришел сюда ради мести, страданий, криков, крови и восстановления справедливости. Неудачник-насильничек. Он потерял цель, ощутив мир через призму своего члена. Он позабыл о том, кем является, он позабыл о братках, исключенных из вечерней школы, которые верят в него. И вдруг Никитос почувствовал прилив сил. Теперь ему казалось, что он может все! Да, пацанчик непростой, такой же хитровыебанный, как и он сам. Но разве было что-то, с чем Никитос не мог справиться? Опустим тупые ЕГЭ, они для конченых аутистов. «Ох, сейчас твоя жопка попляшет хип-хоп на костях твоей борзости!..» — насильник коварно облизнулся. Он резко взял за локти нерадивую жертву, чье хилое тельце тут же оторвалось от кровати, упав на крепкую грудь реального пацана. Учебник вылетел из костлявых рук, и вот тогда студент воскликнул: — Пидорас тупой! И тут же закрыл глаза — наверное, чтобы хоть как-то абстрагироваться от предстоящего ужаса. Глаза насильника загорелись дьявольским пламенем. На радостях Никитос подхватил его на руки и бросил на первый ярус кровати. Мигом сел сверху и наконец разглядел как следует его тухлый ебальник. Парниша выглядел полностью побитым жизнью. Лицо было бледным и впалым, а под глазами наливались синяки. Вся физия жалкого студентишки подкосилась тленом бессонных ночей и беспощадных университетских будней. Неужели их так сильно ебут, что даже огромный член пацана с района кажется ему… да ничем, блять, не кажется, он его попросту не замечает. Но Никитос так просто не сдается. Он сказал себе пару ободряющих о том, что он самый лучший насильник этого района и все у него получится. Но пока он себя успокаивал, послышался громкий храп. Что за блядство, ебаный в рот. Насильник стал навязчиво и сильно качать студентика за плечи, и тот очнулся, бессознательно помотав головой. — Сколько времени? — судорожно спросил студент. — Два часа ночи. И ты наедине с НАСИЛЬНИКОМ, который тебя ИЗНАСИЛУЕТ! — Никитос, разозлившись, пытался доходчиво объяснить ситуацию этому кретину. И почему такие поступают в МГУ, а он — нет? — А, спасибо, что разбудил. Мне нельзя спать, пока я не выучу… — Какое, блять, «спасибо»? Я тебя не за спасибо разбудил, я хочу тебя трахнуть без твоего согласия, а ты даже не сопротивляешься! — Тебе внимания не хватает? Прости, но я пиздец как занят. Сходи к первакам или магистрантам, им делать нехуй. — Ты что, совсем меня не помнишь? Не помнишь, что между нами было?! Из-на-си-ло-ва-ни-е! — Я тебя впервые вижу, еблан. — Ты унизил меня! — отчаянно закричал Никитос на всю общагу. — Сильно. Ранил в самое сердце. И тут студент изменился в лице. Нет, это было не внезапно охватившее чувство раскаяния или сочувствие. Это был высокомерный взгляд сноба, такой же, как у посетителей Мака. Триггер. Реально больно. — Ну давай, поной, нытик, — язвительно засмеялся юноша. — Бедная жертва, которой не дали поизнасиловать. Мне квантовую физику послезавтра сдавать, всосал? Вот это проблемы. Придется описывать, как ведет себя химический потенциал в зависимости от температуры при конденсации Бозе-Эйнштейна. Вот ты знаешь, как он себя ведет? — Ну, эм… — озадачился насильник, — думаю, что плохо. — И тут же одернул себя, собрав остатки своей беспощадной агрессии: — Если будешь вести себя, как твой… потенциал, я тебя очень сильно накажу! И ты закричишь о-о-очень громко, но никто не услышит. А-ха-ха-ха-ха! Студент всплеснул руками. — Что мне лучше кричать? Принцип исключения Паули или вывод скачка производной для дельта-ямы? — Что? — Ну, чтобы не тратить время впустую, пока ты будешь меня заебывать. Принцип исключения Паули утверждает, что два фермиона не могут иметь одинаковое квантово-механическое состояние в одном атоме или молекуле.** Никитос обосрался: гамма невыносимых чувств обогатилась еще и стремительно подступающим страхом. — Ф-фермионы? — Он спрятал лицо за ладонями и скрючился. — Это частицы с полуцелым спином! — задорно улыбнулся студент. — Ну, что застыл, как будто атом при абсолютном нуле? Да шучу я, шучу, смешно, правда? Атомы не теряют движение при абсолютном нуле, просто не отдают энергию вовне. Опять наткнулся на психа. Да за что же ему так не везет! Это был предел, триггер для нервного срыва. Насильник Никитос пулей вылетел из комнаты и стал бесцельно шарахаться по коридору, обезумев от ужаса, пока не врезался в кого-то. Горячая коричневая жидкость обожгла скорострельные гениталии, а на голову упала всратая книжка. Никитос инстинктивно посмотрел вверх. — Бедняжка… — вздохнул какой-то неадекват, пока он орал благим матом. — Температура этого кофе близка к ста градусам. От потрясения обиженный гопник потерял мозг, который блокировал его волю и сковывал страхом все его существо, и, гордо расправив крылья ярости, разозлился не на шутку. На этот раз прям ваще-ваще не на шутку. — Ну в-в-вс-с-се-е-е, — растягивая слова, с самой угрожающей интонацией процедил он. Задрот озадаченно посмотрел. Но, пока Никитос вставал, он проявил фатальную неосторожность и бросил взгляд на дьявольский учебник, лежащий на полу в открытом виде, а там... «...Для протонов и нейтронов, которые образуют большую часть массы обычного вещества, подавляющую часть массы составляют не массы образующих их кварков, а энергия соединяющих кварки глюонных струн. Как и всякое физическое поле, поле Хиггса должно быть квантовым. На фоне упомянутого выше постоянного (фонового) потенциала Хиггса возможны возбуждения (волны)…»*** «У меня, кажется, больше никогда не будет возбуждения», — подумал бедняжка-насильник и стал биться головой о холодный бетонный пол. И вскоре потерял сознание. Очнулся Никитос на отвратительной кровати. Под капельницей. Голова трещала. Над ним склонились три пацана. — Где я? — спросил он. — В общаге медиков, которым позарез нужна практика…