Дичь уже мертва?

Он зайдёт среди ночи так тихо, едва слышно приоткрыв дверь в небольшую комнатку с розовыми обоями. Плюшевые игрушки и множество фарфоровых куколок будут смотреть на него своими пустыми неживыми глазками, пока он, так нежно и ласково, уберёт спавшую на её детское личико золотистую кудрявую прядь волос. Ночник с нарисованными на нём единорогами и радугой будет отбрасывать светло-розоватые тени на её пушистые реснички, пока она, ничего не замечая, будет тихо посапывать во сне. Он берёт её на руки и укладывает в кроватку, так заботливо накрывая белым пледом с нарисованными на нём далматинцами. — Спи, моя маленькая принцесса… — он нежно целует её в волосы, тихонько поднимается с кровати и медленно бредёт к окну, чтобы закрыть шторы, дабы лунный свет не мешал его малышке блуждать по царству морфея. Он уже собрался выйти из комнаты, как вдруг сонный голосок златовласого ангелочка тихо окликнул его. — Папочка, куда ты уходишь? По его телу прошла заметная дрожь. — Никуда, солнышко, папа тоже идёт спать. Голубоглазое чудо не моргая смотрит на него, будто бы чувствуя ложь в его слегка дрожащем голосе. — Тогда…спокойной ночи? — Спокойной тебе ночи, зайчик. Он выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. Ему потребовалось сделать всего лишь пару шагов по коридору, как его походка сразу же стала более быстрой и уверенной, во взгляде виднелось хладнокровие и, казалось, безразличие ко всему происходящему. Он открыл дверь в подвал своего дома и спустился вниз. На стене висела снайперская винтовка Драгунова. Он без промедления снял орудие убийства, зарядил магазин патронами и вставил его в винтовку. На лице мужчины красовалась лёгкая полуулыбка то ли от предвкушения в очередной раз хорошо выполненной работы, то ли от осознания, что сегодня ночью вновь прольётся чья-то кровь именно от его рук… Честно говоря, ему самому было это непонятно. Странное чувство погружения в эйфорию от совершённого дела перекрывало давно чуждые ему чувства сострадания и любви к кому-то, помимо дочери. Заказчик сказал, что человек, для которого заказано убийство, должен быть сегодня ночью у закрытой булочной рядом с домом киллера. Это так прекрасно, что ему не придётся уходить далеко. Это будет слишком лёгкая добыча, за чью шкуру ему в очередной раз отсчитают много зелёных бумажек. Он переоделся во все чёрное и натянул на своё лицо тканевую маску, не закрывающую лишь такие же голубые, как и у его дочери, глаза, но, в отличие от глаз ребёнка, давным-давно не блещущие лучами наивности и чистоты. Казалось, они слишком сильно помутнели за последние годы. Он достаёт из-под половицы спрятанный ключ, отпирающий дверь на крышу его дома. Возможно, он сейчас делает невероятную глупость, позволяя себе стрелять по объекту именно с этой точки, но он уверен, что сумеет объяснить дочери, почему же среди безоблачной ночи случайно «грянул гром». Он спрятался за трубу на крыше дома и стал выжидать жертву. Напряжённый и одновременно собранный, словно львица, прячущаяся в кустах, которая ждёт минуты, когда она наконец сможет выбежать и поймать антилопу. И как бы эта антилопа не пыталась убежать, все прекрасно понимают, что со львицей ей не сравниться и что антилопу всё равно ждет неминуемая гибель после броска хищницы. Прошло больше часа, пока киллер смог дождаться жертвы. Это был темноволосый худой паренёк на вид лет двадцати пяти. Интересно, кому и чем он так насолил, что ему заказали убийство? — Время убить дичь… — Киллер хорошенько нацелился и, тяжело вдохнув воздух, нажал на курок. Доля секунды и бездыханное тело уже лежит посреди безлюдной улицы, истекая собственной кровью. Киллер довольно ухмыльнулся и незаметно ушёл со своей крыши. Всё то время, пока он переодевался обратно в домашнюю одежду, мыл руки и запирал открытые двери, он думал лишь о том, не совершил ли он самую большую ошибку в своей жизни, выстрелив с крыши собственного дома. Что подумала его дочь, если всё-таки услышала этот пугающий звук? Вряд ли ребёнок, пока ещё ничего не смыслящий в жизни и смерти, поймёт, в чём же дело, однако… Он глубоко вдохнул воздух, вновь стоя перед дверью в детскую комнатку и дрожащими руками приоткрыл её. Так же еле слышно он подошёл к кровати своего ангелочка. Девочка не спала. Она, не моргая, смотрела на завешенное шторами окно. — Проснулась, моя принцесса? — нотки нежности и любви вновь послышались в его голосе. Ребёнок молчал. Он присел на краешек кровати и протянул свою ладонь, чтобы погладить её по голове. Девочка медленно перевела взгляд с окна на его лицо и по-взрослому, так понимающе, но в то же время хладнокровно посмотрев на отца, произнесла фразу, от которой в его жилах впервые застыла кровь. — Папочка, дичь уже мертва?