* * * * *
– Так где, говорите, Вы расстались? – Тогда было так темно, что мне сложно сказать, где именно супруг мой меня покинул, – хотя в скрипучем голосе бииняо слышалось искреннее страдание, выражение ее единственного глаза оставалось безмятежно-спокойным, а сам взгляд казался расфокусированным, – Ах, любимый мой, лишь бы с тобой все было хорошо… – Госпожа Аи, я понимаю, как Вам тяжело, – чувствуя, что приближается следующая волна завываний, Нацумэ постарался успокоить странную птицу, пока та снова не вымочила слезами его одежду, – но, пожалуйста, крепитесь. – Ах, любезный господин мой, Вы так добры к этой недостойной, – прикрыв голову единственным крылом, птица несколько раз глубоко поклонилась, мастерски балансируя на единственной ноге, – Ваша покорная слуга глупа и слаба духом, так что простите ей ее ущербность… Ах! – Госпожа Аи? – Ах, вон то, вон то дерево! – вытянув крыло, она указала на старую сливу, растущую на самой верхушке холма, – Я помню, помню, как увидела его сквозь дождь и молнии! Ах, господин, это где-то здесь… Супруг мой! Любимый мой, сокровище моего сердца – где же ты?.. – Госпожа Аи, не расстраивайтесь так! Мы обязательно найдем Вашего мужа, только потерпите немного, хорошо? – Ах, господин, Ваша доброта воистину не знает границ, – кажется, бииняо-таки протекла – только-только подсохшее пальто снова начало стремительно намокать, и она закачалась туда-сюда, запрокинув голову, – Как только этой жалкой отблагодарить вас за дела ваши достойные? – Все в порядке, не переживайте… Похоже, Вы очень сильно привязаны к своему мужу? – Ах, господин… «Привязана» – не то слово, ибо мы едины с ним, как небо и солнце, как облако и гора, как божества единства и согласия, неразлучные с рождения мира. Не бывает одного без другой, и я не смогу жить, если рядом не будет моего ненаглядного. Мы появились на свет вместе, по нелепой причине были разделены на два тела, но до тех пор, пока лунный свет не позовет нас в небеса – мы будем рядом и душой, и сердцем, и телом… – тут она задрожала, и огромные слезы вновь покатились из ее глаз, – А-ах, супруг мой, ну почему-у же ты меня оста-а-авил?.. И Нацумэ Такаши, отчаявшемуся остановить ее рыдания, осталось лишь вздохнуть, в который раз спросив себя, зачем он вообще во все это ввязался. Ведь, в самом-то деле, что ему мешало пройти мимо? Сделать вид, что не услышал? Продолжить сбор папоротниковых побегов и со спокойной душой вернуться домой? Почему вместо этого он уже битый час шарахается по холмам, с треском продираясь сквозь валежник и выслушивая бесконечные причитания разлученной с супругом однокрылой птицы? И почему, как ни обидно это признавать, уже не в первый раз ловит себя на мысли, что Котя-сенсей… – Эй, Нацумэ! …в чем-то оказался прав? – Сенсей? – и, едва подняв голову, мальчик тут же вскинул обе руки, но налетевший порыв ледяного ветра все равно разметал его волосы и едва не вырвал сумку из рук, а сидевшую на плече птицу заставил отнюдь не нежно вцепиться когтями ему в пальто. Впрочем, белого зверя это не особенно смутило – он даже не затормозил, врезавшись в землю всеми четырьмя лапами, так что Нацумэ, не удержавшись на ногах, вынужденно плюхнулся на мягкое место и уже хотел громко и весьма сердито выразить несносному духу свое возмущение… – ДОРОГОЙ! Но госпожа Аи успела первой. – Дорогой мой, о супруг мой… – Любовь моя! Жизнь моя! О, мое сокровище!.. – Как могла я тебя покинуть… – Как мог я бросить тебя одну! – и, сомкнув крылья, воссоединившиеся птицы прижались друг к другу так крепко, что, наверное, и тысяче бурь не дано было их разлучить – а Нацумэ и Мадара, переглянувшись, уже хотели потихоньку убраться и оставить этих влюбленных голубков ворковать и дальше… – Спасибо. И, оглянувшись, мальчик и дух успели заметить, как склонилась к земле двуглавая птица, чей голос оказался прекраснее всего, что они когда-либо слышали. – Спасибо… вам, – и, расправив сверкающие крылья, бииняо грациозно поднялась в воздух, уже начиная растворяться золотистым светом, – Прощайте… прощайте… спасибо… спасибо за все!.. И на грани слышимости, словно шепот из-за кромки мира: – Грустный мальчик… не плачь. Ты больше… никогда… не будешь… одинок.* * * * *
– Повезло тебе, балбесина, – поскольку плечо у Нацумэ так и не высохло, а сидеть на мокром великие духи любили не больше, чем обычные кошки, пришлось-таки сенсею размять лапки и топать домой на своих четырех, – Глупая птица зацепилась за ветку дерева и вопила так, что глухой бы услышал, так что найти ее было проще, чем каппу в солнечный день изгнать… Жалкие они духи, эти бииняо: ни летать, ни даже толком ходить поодиночке не могут, вот и таскаются всю жизнь друг за другом как привязанные, – тут он презрительно фыркнул, намекая, что ему-то никакие спутники и даром не сдались, а Нацумэ невольно улыбнулся: – Зато им никогда не бывает одиноко. – Ха! Слишком высока цена за сомнительное удовольствие. Вдобавок, одиночество испытывают только глупцы и слабаки. Я вот всегда найду, чем себя развлечь. – Так то же ты! – Ну-у… и то верно, – самодовольно протянул котяра, ухмыляясь во всю зубастую пасть, – Сравнивать себя с какими-то пришлыми вшивыми духами… А, только время зря потратили, воссоединяя эту парочку! Даже еды-то – на один зубок, кости да перья… Но вот скажи мне, Нацумэ: если бы меня не было рядом – что бы ты делал, а? – Спасибо, сенсей. – Пф-ф-ф… – тот независимо дернул хвостом – умение принимать благодарность не входило в (длинный) список его добродетелей, – Лучше булочек купи побольше. И лапшички бы неплохо. И креветочки тоже были вполне себе ничего… – Лопнешь, колобок на ножках. – Не дождешься, человечишка. – Пара булочек, как договаривались. – Произвол! Мои услуги великолепного телохранителя ни во что не ставятся. Вот брошу тебя – и что ты будешь делать один, а, слабачок? – Уж справлюсь как-нибудь… Так ты уходишь, сенсей? Булочки можно не покупать? – Э… эй, Нацумэ! Я же пошутил, ты что, шуток не понимаешь? Э-эй, Нацумэ! Нацумэ!..Конец.