Когда время вот-вот истечёт

Это чувство, нечто вроде удовлетворения быстро покидает меня после каждой зачистки. Это далеко не первый раз, и уже не счесть это чем-то особенным. Уже не так интересно. Наверное, тебе тоже. Не хочется ни о чем думать, поэтому я просто рассматриваю горящие уличные фонари, идя по пустой улице. Оборачиваюсь на ходу. Ты плетешься примерно в десяти метрах от меня, глядя в пустоту, словно на автомате. Это далеко не первый раз, и нам далеко не по пятнадцать. А я всё ещё хочу убить тебя, придушить собственными руками. И если кто-то сделает это вместо меня, я ему «спасибо» не скажу. Причины изменились, желание осталось. Ты такая сволочь, Дадзай. Не встречал я ещё таких. Пожалуй, не стану упиваться собственной победой вслух, а так хочется, ты не представляешь. Ведь я — не ты. Об этом споре я точно жалеть не буду. И с чего ты тогда взял, что у этих бедолаг есть другой план для отступления? Ты их явно переоценил, что совсем не в твоем духе. Как же долго я ждал повода, чтобы заткнуть тебя. Жаль, что положенные тридцать минут скоро истекут. Осталось всего четырнадцать минут и двадцать секунд. Девятнадцать… восемнадцать. Я поправляю налезшую на лоб шляпу и продолжаю идти. Ночной город тих, спокоен, так красив. И глаза вовсе не слепят все эти фонари и неоновые вывески на зданиях. Дороги пусты, в голову прокрадывается мысль о том, чтобы пойти и лечь прямо там. Почему нет? Одинокие светофоры непрерывно работают для редких, быстро проезжающих машин. На ясном небе не пересчитать звезд, одни исчезают, а другие появляются. Или это у меня глюки? Невольно останавливаюсь, закрывая глаза и вслушиваясь в размеренное дыхание спящего города. Всего через несколько часов улицы переполнят люди, на дорогах встанут в пробки многочисленные автомобили и автобусы. Все будут куда-то спешить, каждый по своим делам. Но не сейчас. Как хорошо, что не сейчас. Даже дышится легче. Но как бы тихо не было вокруг, твоих шагов я тоже не слышу. Странно. Чисто из любопытства оборачиваюсь вновь. Ты стоишь в одном из переулков между жилыми домами. Стоишь боком, развернув ко мне только голову, твои глаза кажутся черными, а пальто сливается с неосвещенными стенами. Молча зовешь с собой, растворяясь в тени. Смотрю скептически, но захожу в переулок. Не останавливаясь у стены, продолжаю идти вверх прямо по ней, пока ты подтягиваешься, залезая на пожарную лестницу. Что же тебе понадобилось на крыше? Хочу спросить, но знаю, что пока время не истечет, ты ничего не скажешь. Честный ублюдок. И чего ты там так долго копаешься? Я жду тебя наверху, смотря вниз. Если бы не твоя белая рубашка и бинты на руках, вместо человека по лестнице поднималось бы черное бесформенное пятно. Смотрю на уже успевшее посветлеть сиреневое небо. Звезд либо не видно, либо они совсем блеклые. Занимается рассвет. А ты будешь молчать ещё девять минут и сорок три секунды. Проходит ещё двадцать шесть секунд и мы уже сидим на краю, свесив ноги. Ты всё смотришь вниз, словно выжидая, пока я отвлекусь, чтобы сигануть навстречу асфальту. Отвернусь я, размечтался. Только бы на тебя и смотрел. Приходится постоянно отрывать взгляд от неба и поглядывать на тебя. В какой-то момент ты встаешь, видимо, собираясь поразвлечься хоть немного и с целью побродить по краю крыши. Тварь. Ни рук в стороны, ни шагов поустойчивее. Ещё и голову назад запрокинул, совсем бессмертный? Отсюда ты кажешься ещё выше. Тут же вспоминаются твои дурацкие шуточки про рост. Как хорошо, что ты сейчас молчишь. Смотрю на часы, отмечая, что ни услышу от тебя ни слова ещё пять минут и две секунды. Как же быстро летит время. Пять минут. За эти пять минут я мог бы высказать тебе всё то, что думаю о тебе, мразь. Рассказать, что по горло сыт твоими выходками и замечаниями. Думаю, ты был бы совсем не удивлен, услышав это. Не стану я говорить, как сильно беспокоюсь порой, как сильно ты заставляешь меня переживать. Как часто мне приходится все силы тратить на то, чтобы сохранить холодное спокойствие и не ляпнуть лишнего. Чтобы ни в коем случае не дать тебе повода даже подумать о том, что я люблю. Что хочу. Хотел бы я избавиться от этого, вычеркнуть подобные чувства из списка «активных» и включить в «черный». Не бояться посмотреть тебе в глаза. Не придумывать заранее ответы на твои колкости один страшнее другого, хотя иногда всё равно голова пустеет и это не помогает. Прошло почти три года, а я всё жду, когда это пройдет. Пару раз я даже собирался плюнуть на всё, ибо молчать и притворяться становится невыносимо. Но представляя твою реакцию, понимаю, что лучше уж так. А может… разрешить всё прямо сейчас? Рано или поздно ты узнаешь, если, конечно, ещё не догадался, мразь наблюдательная. Дойдя до ближайшего угла, ты возвращаешься сюда. Перешагивать через меня собрался? Ну попробуй. Ложусь на холодный бетон, в который раз глядя на часы. Ещё четыре минуты. Скучно. Я начинаю понимать, почему ты так жаждешь умереть. Не знаешь ведь, какого этого — быть на пороге смерти. Ещё немного, и тебя не станет. Что будет потом? Неизвестность хочется развеять. Перешагиваешь через меня, направляясь к другому углу крыши. Руки в карманах брюк, умиротворенное, такое на редкость простое выражение лица, а темные пушистые волосы цвета горького шоколада слегка колышит ветер. Поднимаюсь, принимаясь отряхивать плащ, заняться хоть чем-то в попытке выгнать тебя из своей головы. Но безрезультатно. Безрезультатно в который раз. Знаешь, ты изменился за эти три года. Жаль, что лишь внешне, характер всё тот же. Нравишься всё больше, пока не заговоришь.       — Дадзай! — кажется, я охрип. Ты оборачиваешься и я кивком зову тебя, мол, подойди. Хмуришься, но медленнее обычного топаешь сюда. За эти несколько секунд я успеваю заново рассмотреть знакомое лицо, частично скрытое непослушными прядями, и останавливаюсь на коньячных глазах, в которых слабо отражается рассвет. Внезапно понимаю, что некуда деть руки и из-за этого снимаю шляпу, дабы потеребить её поля. Три минуты и двадцать секунд. Перевожу взгляд на город, облизывая собственные пересохшие губы. Как же, наверное, жалко я сейчас выгляжу. Ну и пусть. Ты сам сделал меня таким. Не пытаюсь строить серьезное лицо, думаю, будет только хуже. За эти полчаса я почти забыл, какие отвратительные вещи ты обычно говоришь. Смотрю на твои губы и торможу. Делаешь шаг назад. Хрен с тобой, скумбрия в пальто. Хватаю чужой галстук вместе с рубашкой. Тяну на себя и снова давлю на внутренние тормоза, оставляя расстояние в пару жалких сантиметров и стараясь не смотреть в глаза напротив. И меня не заботит, что в любой момент каждый из нас может потерять равновесие. Только вот тормоза давно сдают. Осторожно прикасаюсь губами к твоим, прежде чем перестать сопротивляться себе и слушать то, что там пытаются донести до меня остатки здравого смысла. Я выслушаю все твои издевки, только пусть этот момент потянется ещё. Чтоб тебя, чертов кислород, вечно ты заканчиваешься. Отстраняюсь, держа глаза закрытыми и чувствуя, как сильно краснеют щеки, как накатывает страх вперемешку со стыдом и чем-то ещё. Не знаю чем именно, но хочу ещё. Мы сталкиваемся зубами и я перекладываю руки на твою шею, обмотанную бинтами. Они никогда мне не нравились. Зарываюсь пальцами в мягкие кудри. Когда ты отвечаешь, углубляя поцелуй, мне начинает казаться, что повалить тебя прямо здесь вполне возможно, даже учитывая немаленькую разницу в росте. Ощущая твои руки на своей талии, гадаю, как буду потом смотреть тебе в глаза.       — Мы вроде в штаб-квартиру шли, — тихо напоминаешь ты, прерываясь.       — Спешишь куда-то? — скептически вскидываю бровь. Конечно, нет. Ломано улыбаешься в ответ. Понятно всё с тобой. Тогда молчи.