Такой возраст

Ян был панком. По крайней мере он так утверждал. И по крайней мере, этого ещё никто не опроверг. Вообще любой спор на эту тему был бы бессмысленным: настоящие панки ведь не обязаны никому доказывать, что они - настоящие панки. По крайней мере, Ян на это надеялся. И по крайней мере, ещё никому это не доказал, даже самому себе. Сегодня Яну хотелось курить. Затягивать в себя едкий дым самых дешёвых сигарет и плевать смолой из своих распадающихся лёгких. Плевать на то, что они распадаются и на то, что плевок попал прямо на кеды. Нет, на последнее, к сожалению - не плевать. Слишком дорогие. Странная вообще это вещь - кеды. Неудобная и непрактичная обувь, в которой жарко из-за резиновой подошвы, жарко, и это наименьшая проблема, по сравнению с вечно уставшими стопами. Самый первый панк носил кеды лишь потому, что они были самой дешевой обувью. Множество чуть менее самых первых панков носило кеды потому, что их носил самый-самый. По этой же причине множество продавцов задрало цены на эту злосчастную обувь, превратив её в идеальный аксессуар идиота - модный, дорогой и неудобный. Самый первый панк в своих старых кедах, вопреки собственным порывам - умереть никому не нужным, всё же нашел себе применение - стать примером, как всегда бывает с самыми первыми. Множество других панков тогда попало в просак: умирать молодым - уже не оригинально, умирать поздно - слишком отстойно. Наверное, поэтому они так часто кричали "punk's not dead". Кричали и умирали, или просто вырастали, сбривали ирокезы и теперь кричали только на жён и детей. Вы когда-нибудь видели старых панков? Ян вот не встречал. И старые панки тоже не встречали друг друга нигде, кроме зеркала. Прочий же народ, даже молодые панки - видели просто старых алкашей. Конечно, этим носителям идей нигилизма первой волны, было плевать, что о них думал этот прочий народ, вот только на панков они были мало похожи. Вот он, панк, идёт по улице - кожаные штаны неприлично узки, зад в них выпирает круглым орехом, что уже вызывает лютую ненависть некоторых кавказских народностей. Не лысую ещё голову - украшает ядовито красный гребешок. Ухмылку из невыпавших зубов - сигарета. Дети, ведомые родителями в школу, трепетно оглядываются, теребят мамин рукав, вопрошая, что это за странные люди. Мамы лишь поджимают губы да ускоряют шаг, едва не сбивая своих чад с ног. Некоторые лишь тихо отвечают: - он плохо учится. На старых панков уже никто не оглядывается, даже менты - они прекрасно знают, с этого обладателя двух бутылок беленькой не стрясти взятки - денег просто нет. Хотя, оглядываются ли дети на панков или нет - Ян не знал. Но надеялся. Он видел это в крутых фильмах. По правде говоря, молодых панков на улицах он тоже видел только там. А старых видел повсюду, и слишком много. Маленькая странность: молодые панки встречались только на улицах крупных городов. Нередко выплывали цветными островками бунта ядовитые шевелюры на Питерских проспектах, оживленных Новосибирских улицах, в Московских дворах. И ни одной - в родной Яну Алмате. Ну что же, значит Ян здесь первый. Будет. По крайней мере, Ян надеялся, что будет. Быть настоящим панком перманентно ему мешало всего три вещи: Слишком большие цены на краску для волос и кеды, наличие работы и учеба в колледже. В эти неприятные моменты Ян был обычным подростком с грязноватыми патлами, сидевшим на середине ближайшего к двери ряда. По крайней мере он спал на парах - и внутренне гордился этим маленьким проявлением нигилизма, отрицания необходимости в образовании. И плевать, что сон застигал его за партой лишь потому, что всю ночь он листал сопливые романы о внезапной вечной любви до конца главы. И конечно же, о панках. Ян прошерстил Википедию, прочел все журналистские статьи из ушедших девяностых, прочёл даже знаменитое эссе Брюса Стерлинга. Утверждать, что он что-то из прочтенного понял, было бы сложно, впрочем, нельзя было и утверждать, что он ничего не понял. Ведь утверждать что-то об этом было некому, особенно если учесть, что эссе Брюса Стерлинга было широко известным лишь в узких кругах, которые, в окружение Яна никогда не входили. На работе Ян тоже мало походил на панка: ведь как-то сложно было ассоциировать красивый образ из британского журнала 70-х с сутулящимся юношей в официантском фартуке. У Яна был полный набор атрибутов служителя подноса: мешки под глазами, дебильно выглядящая вымученная улыбка и изредка появляющиеся желание предложить гостю пиццу дороже заказанной. Зато вне работы Ян точно был панком: легко и непринужденно обливал говном любые политические взгляды, агрессивно громко слушал агрессивную музыку и задавал собеседникам смущённый тон, ошарашив их каким-нибудь фактом невпопад или вдруг подкрепившись целлюлозой старого объявления с забора. Впрочем, номер на объявлении он никогда не съедал - считая это проявлением воспитания, а съедение номера – проявлением эгоизма. И ничуть не считая странным совмещение принципов культурного воспитания и панк-идеологии. Хотя иногда, его культурное поведение все же оправдывалось не личными принципами, а страхом получить некоторые физические особенности, не свойственные здоровым людям с целым носом и губами. Поднимая брошенные прохожими бумажки, Ян представлял, как обрушит бас-гитару на их тупую голову. А в жизни тем временем лишь злобно сверлил взглядом их затылки. Хотя, что мешает панку быть гуманистом и иметь принципы, запрещающие повреждать чужие головы струнным инструментом? Ничего. Особенно отсутствие денег хотя-бы на одну бас-гитару. Впрочем, бедность - скорее достоинство, чем недостаток для панка. Наличие в собственности, например, квартиры - это, как ни крути, уже форма рабства. Ты скован налогами, соседями, в любой поездке ты уже не свободен - один только факт самой поездки, уже означает то, что ты поехал отдохнуть от квартиры. Окунаешь ли свое бренное тело в море температуры отвратительно тёплого пива или греешь просторы себя у костра, в сопровождении того самого пенного напитка, твоя голова занята лишь мыслями о квартире: не затоплены ли соседи, не засох ли любимый фикус, не съел ли любимый кот любимый фикус, не украли ли кота (слава богу!) или этот чертов всё таки упрямо засохший фикус, который стоит на твоём подоконнике лишь потому, что он был подарен твоей мамой в честь переезда. Она уже давно не разделяет идей свободы и дала поглотить себя вещам с головой. У неё уже 14 таких фикусов, но она жутко обидится если ты все же убьёшь свой. По крайней мере, Ян думал, что с приобретением квартиры бывает именно так. Копить на неё, он считал делом низменным, поэтому был лишь согласен принять её безвозмездно, в дар. Дарить пока никто не спешил, идеи же сквоттинга *1, как в лучших произведениях британской и американской поп-культуры, в Алматинских широтах, были, к сожалению, неактуальны. Лишь стоило какой-нибудь одинокой старушке, обрести вечный покой в комфортабельных райских кущах с телевизором и низкой ценой за небесный газ, как у нее сразу же объявлялись родственники, разлученные братья, тайные близнецы и прочий ищущий халявы сброд, наподобие самого Яна, проживающего у разных родственников. (Хотя Ян не унывал, панк – он и в чужой квартире панк, и плевать, что как положено уставом этого очага, носит мягкие тапочки и покорно поднимает кольцо стульчака). Все нежилые же бесхозные помещения, невероятно быстро превращались хитрыми коммерсантами в ларьки с обувью, забегаловки с шаурмой или вообще, не дай бог, в комфортабельные лофты для миллениалов и прочих любителей представляться фрилансером, с графиком 5 на 2, сравнение себя с которыми Ян считал страшным оскорблением. Сейчас Ян нервничал и хотел курить. Мешали лишь цены на табак да отсутствие привычки сосания этих раковых палочек. В моменты напряжённых мыслей Ян непроизвольно утыкался взглядом в пол, задумчиво ходил из стороны в сторону как чеченская граница и нервно жевал. Да, по своей крутости, нервному жеванию далеко до изящных клубов вонючего сизого дыма, так красиво растворяющихся в воздухе, как надежда на смысл в этом произведении. Ян думал, что однажды он точно его допишет, до умопомрачительной концовки, одной из тех, что могут быть одновременно невероятно тупыми и невероятно гениальными, как обувная ложка, стихотворные метафоры Егора Летова или ещё какая-нибудь дребедень для сравнения, призванная сейчас удлинить текст и показать худоумие автора. Ян вообще много думал и много чего на счёт много чего считал. По крайней мере, он считал, что так думал. Исходя из этих же правил, он обладал уникальной способностью: думать, что у него есть уникальная способность. Он умел многое: остановить процесс эволюции (в чём убеждался всякий раз, едва оказывался на тесте по алгебре), кусать собак за уши, плохо играть на хорошем инструменте хорошие песни. И утверждать, что это "lo-fi звучание". *2 Если сравнивать людей с породами кошек, то Ян - определенно был бы пивом "Клинское". Притягательно нездешним для местных широт и отвратительно теплым при прикосновении. И, наверное, был бы той самой бутылкой в холодильнике, что стоит с табличкой: "это пиво не брать, оно подпирает полку!!". Вот такой вот, слишком дикий чтобы жить, слишком редкий чтобы сдохнуть.*3 Слишком не оригинальный чтобы придумать свою цитату для конца. Слишком земной чтобы конца избежать (он же вам не Пугачёва в "Голубом огоньке", в конце концов!) Слишком слишечный чтоб не чтоб и чтоб не слишком. Яну кажется логичным, что все начатое началом должно однажды закончиться концом. Догорают свечи и мотыльки, панки уходят в попсу или вечный андеграунд, крутятся титры последней серии "Игры престолов". Даже усатый Аполлон из рекламы "Сеалекс"*4 однажды перестанет насиловать наши мозги своим присутствием. Тоже ведь постареет, и даже "Сеалекс" уже не поможет. А Ян, наверное, умрёт, когда вы закроете вкладку с этим «эссе» и пойдете наконец делать что-нибудь полезное. Или не умрёт. Он же панк. А они не умирают. По крайней мере, они так считают. А что поделаешь, такой возраст!