Jump into the heat, spinning on our feet In a technicolour beat, you and me Caught up in a dream, in a technicolour beat Я сохраню на охладевших плечах Прикосновения тёплых ладоней. Если я ветер, тогда ты — свеча, В комнате грязной, тёмной.
Чувства. Они как огонь: стоит раздуть одну небольшую тлеющую искорку, и ты уже получишь из неё большой бушующий костёр. Языки пламени в нём будут образовываться в самых низинах, исходить от чёрных-пречёрных углей. Новые искорки появятся словно из ниоткуда и либо с треском разлетятся в стороны, либо бесшумно и оттого безупречно устремятся к тёмному небосводу, где мелкой белой россыпью сияют звёзды. Проявишь одну эмоцию — появятся другие. Разве это не так устроено? Именно поэтому Томиока всегда старался заткнуть свой внутренний голос, постоянно вопящий о надобности в самых обычных теплоте, заботе и непринуждённости. Он считал, что для работы охотника на демонов всё это не нужно, ведь как ещё обезглавливать демонов без угрызений совести? Сочувствие и сожаление — это всё он спрятал глубоко внутри себя, и иногда ему казалось, что из-за этого небо заволокло свинцом, а облака потяжелели и налились грязно-серым цветом, как будто в банку с водой случайно уронили перо для письма. Тучи сейчас похожи то ли на чернила, расплывшиеся в прозрачной толще жидкости, то ли на мрачные табачные клубы дыма. Бледное, почти белое солнце еле-еле пробивалось сквозь образовавшееся марево. И вот, с неба наконец упала первая капля — крупная, холодная, переливающаяся непонятной тёмной мглой — и со звоном упала на лицо Томиоки, маленькой лужицей растекаясь по щеке. А может, это была и не первая капля? Вторая? Или десятая? Неважно. Это сейчас не имело значения. Вечернюю тишину прерывал лишь громкий прерывистый крик, эхом отдающийся, наверное, по всему лесу. В груди поселилось странное ощущение одиночества, хоть он был здесь далеко не один. Это чувство скручивало органы в узел, не позволяло дышать, болью отзываясь в голове — заставляло мучаться. Сводя брови к переносице, Гию сощурился то ли от ещё одной упавшей на лицо дождинки, брызги от которой полетели в глаза, то ли от сильного чувства вины. Самая дальняя часть мозга понимала, что его суждения детские, глупые и совсем неправильные. Однако все эти чувства по типу совести, о которой мы очень хорошо наслышаны, нахлынули, мощной волной обрушаясь на внутренний мир Томиоки. И всё внутри рушится, катится в пропасть кусками крупными, кривыми обломками, большими обрубками. Танджиро сейчас был не в себе, чувства бурлили во вскипающей и пылающей крови. Каждый довод, каждая мысль и новая причина для необузданных рассуждений взрывались под кожей, нервными щелчками отдавая по телу. И когда парень снова закричал, что-то внутри Гию сжалось с невыносимо острой болью. Томиоке хотелось зажать уши ладонями, чтобы не слышать, как его уже охрипший голос срывается, становится еле слышным, а потом через силу возвращается к прежнему состоянию. Продолжая рассматривать серое небо, с которого стремительно падали крупные дождинки, он никак не мог заставить себя посмотреть на юношу. Гию почему-то боялся. Может, стоит просто поверить, что у всех бывает такой период, когда надо просто прокричаться? Но… Это не «просто прокричаться». То были скопившиеся за несколько лет эмоции. И в этом неожиданном выбросе чувств наружу виноват Томиока. Только он один. Если бы он убил его сестру в их первую встречу, то всего это сейчас не было. Тому двенадцатилетнему мальчику не пришлось становиться истребителем. Не пришлось искать лекарство для младшей сестры. Не пришлось идти путём убийств. Это он виноват, что вселил в него ту самую искру — надежду. Танджиро и Гию как две капли воды — Томиока в этом уверен. Оба слишком чувствительны, восприимчивы, вот только Столп научился отказываться от собственных чувств, в отличие от красноволосого. И именно потому что они так похожи, Томиока частично знал, что ощущает Камадо каждый день. «Этому парню будет сложно выжить в нашем гнилом мире», — первое, о чём Гию подумал, когда отправил юношу к Урокодаки. Танджиро оказался не так слаб, выжил, не умер. И всё же было понятно, что внутри мальчика что-то да принимало на себя все моральные удары. Не хотел убивать? Надо. Иначе как изгнать демонов из нашего мира? Привык к спокойной, трудолюбивой жизни? Теперь стань убийцей демонов. Томиока знал это как никто другой. Камадо — тот нежный и хрупкий лучик света, надежды, который необходимо защищать всеми силами. Парень, как казалось, силён и физически, и душевно, но это лишь первое впечатление. Да, он не сдаётся. Однако что ему в этом помогает? Постоянная вера. А как её сделать постоянной? Такой веры не бывает, можно только постоянно подкреплять её чем-то, изгонять из себя последние частички отчаяния. Редкие капли медленно, но верно увеличивались в количестве, перерастая в холодный вечерний ливень. Вскоре вода огромным потоком била в лицо, заставляя прикрыть глаза и дрожать от того, как до слуха приглушённо из-за звона дождя о густую листву доносятся душераздирающие крики. Опуская голову, Томиока через силу заставил себя открыть глаза и наконец посмотреть на тёмные очертания юношеской фигуры вдалеке. Гию иногда поглядывал за Танджиро, ведь боялся за его состояние, не сойдёт ли парень с ума в бесконечной погоне за способом обратить свою сестру в человека? И сейчас Томиока увидел его таким впервые: рыдающим, колотящим деревья ногами и повторяющим сквозь слёзы одну и ту же фразу «Ненавижу». Наверное, никто даже подумать не мог, что это светлое солнышко когда-то потеряет контроль над своими эмоциями: сочувствием, желанием стремиться вперёд и болью, накапливающуюся с каждым днём. Желая преодолеть эти пятьдесят сантиметров, всегда разделяющих их, Гию сделал первый шаг. Именно такое расстояние постоянно лежало между ними, на этой дистанции Томиока старался держаться поодаль от Камадо. «У него очень чуткий нюх, и будет хреново, если он заметит меня», — считал столп, однако в этот момент он думал отнюдь не так, ему хотелось приблизиться. Непонятно что двигало Томиокой, он свёл это на счёт, что просто хочет узнать побольше о таком Танджиро. Земля под ногами размокала, превращаясь в скользкую жижу, наступив на которую, можно запросто навернуться лицом в грязь. Под крупными дождинками трава приминалась, слоями накладываясь друг на друга, и окрашиваясь в коричневый, земляной цвет. Крик вдруг оборвался, выдвигая на главный план звенящую пустоту ливня. Гию замер на месте, в ожидании приглядываясь к Танджиро. Сквозь тёмную пелену дождя Томиока разглядел лишь то, как парень обессиленно рухнул на колени. На секунду волнение поселилось в груди Гию, заставляя сердце участить ритм. Танджиро с яростью сжимал траву в руках; расковыривал пальцами ещё не промокшую в глубине землю, пока трава не застревала под ногтями. И вдруг Камадо со всей силы ударил головой о дерево, заставляя Гию дрогнуть и в недоразумении уставиться на него. Казалось, что Томиока сам ощутил эту боль на себе, морщась. От такого удара даже через дождь было слышно стук. И тут до него дошло, что он так крадётся, будто волк выслеживает свою жертву с подветренной стороны. Гию мысленно усмехнулся, понимая, как Танджиро схож со зверями своим острым нюхом. Если ветер резко сменит направление, то всё — этот зверёк тут же заметит твоё присутствие. «Расслабься», — приказал себе Томиока, — «Смысл тебе скрываться от него? Зачем бояться?» Постаравшись побороть напряжение, которое никак не хотело уходить, до сих пор бросая тело в слабую дрожь, Гию выпрямился и расправил плечи. Но надолго его не хватило, ведь стоило ему заслышать один маленький, крохотный и почти неразличимый в этом мерном, монотонном шелесте дождя всхлип. Громкий, отчаянный всхлип. И снова внутри Томиоки что-то с болью шевельнулось, заставляя его снова с печальным выражением лица смотреть на юношу. Одежда у них обоих уже давно насквозь промокла. Сырость и холод слились с пространством вокруг воедино, однако ливень даже не собирался прекращаться, ни на секунду не сбавил своей мощи. — Танджиро… — неожиданно для самого себя проговорил Гию, и скажи он это на чуточку тише, то, должно быть, парень и не заметил бы его. Камадо вдруг замер в малозначительных движениях: пальцы нервно сжимали ком грязи, а сам юноша на секунду уставился на свои руки и землю под собой, переставая тереться расцарапанным лбом о шершавую, намокшую кору дерева. — Г…Гию-сан? — поднимая взгляд на Томиоку, хрипло спросил Танджиро, судорожно сглатывая. Что-то опять колыхнулось в животе, когда Томиока увидел его живые тёмно-красные глаза. И Гию совсем не жалел, что случайно выпалил его имя. Он бы не хотел выглядеть так, будто исподтишка всё это время наблюдал за его страданиями. Ему даже, самую малость, стало стыдно. — Что-то случилось, Г-гию-сан? — выкрутился Камадо, вставая на ноги, и рукавом вытирая остатки слёз с лица — хотя смысла особого в этом и не было, ведь мокрая ткань наверняка не впитает в себя больше воды. Даже сейчас Танджиро беспокоится не о себе. Он думает лишь о том, кому нужна помощь. Такой вечно добрый, дружелюбный и сочувствующий… Воистину чистый лучик света во тьме этой гнилой стороны мира с демонами. Почти неосознанно и инстинктивно Томиока сделал первый, нерешительный шаг. Затем ещё один… Ещё и ещё… И более уверенно он подступил на последний шаг, оказавшись прямо перед Танджиро. — Гию-сан? — искренне недоумевал Камадо, всем своим видом говоря, что не понимает причины такого поведения Томиоки. А он так и не мог выдавить из себя хотя бы слово. Гию думал, что, подойдя ближе, найдёт какие-нибудь слова, сформулирует предложение и выскажет всё, что чувствует. Но нет. И вообще, что за странная ситуация? Почему вокруг всё пропитано некой таинственностью, подталкивающей Томиоку к чему-то необъяснимому, и словно шепчущей о том, что надо сделать. О «том, что он должен сделать именно сейчас». Желание позаботиться, согреть этот невинный красный страдающий комочек счастья одолевало Томиоку, и он, немного потупив, положил руки на ледяные плечи Танджиро. Парень тотчас дрогнул, с немым удивлением и просьбой во взгляде пялясь на Гию. В голове свистел быстрый ветер, хлестающий каплями дождя по лицу. Ни одна мысль, ни одно слово не приходило на ум. Должны ли они сейчас испытывать смущение? Должна ли сейчас в воздухе повиснуть неловкая тишина? Как бы то ни было, Томиока будто ничего не чувствовал. Вокруг шумел порыв ветряного дождя, а перед ним был Танджиро. Чувства внутри этого парня никак нельзя назвать костром. Скорее, почти догоревшая дотла свеча в тёмной грязной комнате. Маленький мальчик с большими чувствами в нашем гнилом мире. Огонь на кончике фитиля буйный, горячий и мощный. Пламя настолько сильно, что воск плавится с небывалой скоростью. Правая рука скользнула чуть выше, на охладевшую шею, заставляя Танджиро слегка приподнять плечи от непонятных ощущений и вопросительно вылупиться на Томиоку. — Ч-что? — тихо, почти неразличимо произнёс он своим охрипшим голосом. Томиока не хотел, что бы эта свеча потухла, ведь тогда Камадо станет таким же бесчувственным и скучным как Гию. Надо просто утихомирить огонь, и тогда воск будет плавиться медленнее. «Чувства», — вот, что притягивало Гию к этому парню. У него такие разные эмоции, которые одновременно кажутся и одинаковыми. Томиока не мог объяснить, как такое возможно, но он буквально видел в Танджиро эту бурлящую смесь противоречий. Гию примерно ещё минуту неотрывно смотрел ему в глаза — они завораживали его эмоциями, которые будто смешались во что-то прекрасное, невообразимое — и потому не сразу заметил, как губы Танджиро начали немного трястись. Холод, зной и сырость? Нет. Пытаясь не дать слёзам литься, Камадо сощурил глаза и, слегка вздёрнув подбородок, прикусил нижнюю губу. Он заплакал. Слёзы медленно проложили солёные дорожки на его щеках, смешиваясь со стекающими по лицу каплями дождя, и становясь почти неразличимыми. Однако этот многозначительный взгляд словно в одну секунду прожёг в Гию огромную дыру. С тихим вырвавшимся наружу всхлипом Танджиро просунул ладонь между рук Томиоки и снова постарался вытереть лицо. Но слёзы не переставали литься, Камадо уже бесчисленное количество раз избавлялся от них. Он уже не просто плакал, а рыдал. Громко, отчаянно и душераздирающе. Ещё прежде, чем Гию осознал, что происходит, ледяные руки скользнули под его двухцветную хаори, крепко сжимая, и… Обнимая? Чтобы не упасть, Томиока отступил на шаг, приподнимая руки в стороны. Он еле как удержался, чуть не поскользнувшись на грязи. Танджиро громко ревел, смачивая его чёрную одежду истребителя слёзами. Мысли… Что с ними происходит — описать сложно. Их попросту не было, были только чувства и эмоции, захлёстывающие с головой. Томиока не знал, что делать, и продолжал стоять, ошеломлённо смотря на красную мокрую макушку, уткнувшуюся носом в его грудь. Внутренний, основной инстинкт Гию настоятельно говорил, что надо обнять в ответ, крепко обхватить и сжать, но сам он сомневался, ведь впервые оказался в такой ситуации. А хотя… Томиока неуверенно поднял руки выше и, побаиваясь, медленно положил их на спину Танджиро. Страх. Гию чувствовал страх. Как отреагирует на это парень? Камадо задрожал и ещё громче зарыдал, вжимаясь лицом в его грудь, вытирая слёзы об одежду. Сначала испугавшись, Гию всё же почувствовал некое тепло внутри. Странно. Он понимал, что должен успокоить паренька, ведь знал, каковы эти все чувства, раздирающие тебя. Но эта ситуация казалась такой далёкой, что хотелось ущипнуть себя, лишь бы убедиться, что это реальность. Томиока чувствовал, как руки Танджиро крепко сжимают его тело. Сейчас Камадо так похож на маленького щенка: беззащитный и крохотный комочек шерсти, всей душой просящий о помощи. И спустя некоторое время красноволосый поднял свой полный слёз взгляд, приводя этим Томиоку в ступор. Парень щурился от капель, летящих в глаза. Глаза Танджиро такие живые. В них играют бесконечное количество всяких разных отблесков. От дождя, от слёз, да и сами по себе — они всегда блестят и излучают нечто красивое, доброе и искреннее. Его тёмно-красные глаза всегда сияют надеждой. Томиока не мог оторвать свой взгляд от его лица, которое довольно длительное время искусно скрывало эти эмоции, не давало никому волноваться о пареньке, и всё же дарило всем надежду своей доброй улыбкой. — Прости… — хрипло выдал Камадо. Руки Танджиро быстро обвились вокруг шеи Гию, и он накрыл своими губами губы Томиоки. Теперь Гию окончательно запутался. И как бы то слащаво не звучало, в животе будто бабочки летали, дыхание перехватило, а биение сердца ускорилось. Это был не собственнический и не настаивающий, а лёгкий и не принуждающий поцелуй. Он словно говорил: «Если ты ответишь мне взаимностью, я буду счастлив, а если нет, то просто забуду о своих чувствах и продолжу жить как раньше. Ты ничем мне не обязан». Он словно цеплялся за последний шанс, ставя на кон всё. Где-то внутри себя Камадо, естественно, знал два исхода событий: либо его отвергнут, назовут чокнутым, и тогда весь внутренний мир, в котором царят эмоции и чувства, рухнет; либо его примут и ответят взаимностью. Есть ещё много вариантов развития, но они будто вылетели из головы, ведь парень просто не мог на всём этом сосредоточиться. Просто одни эмоции. Танджиро медленно отлип от чужих губ и неуверенно отстранился ровно настолько, что бы можно было разглядеть лицо Томиоки. Щёки с ушами сами по себе наливались краской. — П-прости… — повторился Камадо, первым отводя взгляд в сторону. Он чувствовал, что поступил слишком своевольно, больше дозволенного, — Я… Парень не сумел и начать свою тираду о невзаимных чувствах и осознания того, ведь его просто взяли и прервали самым проверенным способом — поцелуем. Гию настойчиво впился в губы Танджиро, притягивая одной рукой за талию, другой за плечо. Во рту появился солёный привкус от слёз. Камадо задрыгался и попытался оттолкнуть Томиоку, но уже через мгновение расслабился и почти обмяк в крепких объятиях. Гию сильнее прижал к себе парня, можно сказать заставляя, Танджиро начать поддерживать поцелуй. Камадо встал на носки и зарывался пальцами в тёмных волосах, притягивая мужчину ещё ближе. Стоило им на секунду прервать поцелуй, как парень возобновил свою первую попытку, только теперь увереннее и счастливее. Он оглаживал щёки Томиоки пальцами и пытался как можно дольше не прекращать этот момент. Гию с неким умиротворением принимал все его поцелуи, наслаждался моментом и сам время от времени одаривал красноволосого длительными и греющими душу поцелуями. Танджиро и Томиока ненадолго отстранились друг от друга, жадно вдыхая кислород. Они стояли в обнимку, смотря на красные щёки своего возлюбленного. На лице Камадо блеснула добрая и нежная улыбка. Он выглядел почти таким же обычным, как и раньше, не беря в счёт его тёмные круги под глазами. Такой радостный и сдержанный одновременно. Такой Танджиро, с улыбкой смотрящий на тебя, Томиоке он нравился больше. — Спасибо… — тихо выговорил юноша, вновь приподнимаясь на носочки, и нежно целуя. По кронам деревьев не переставал хлестать ливень, создавая в воздухе несуществующий купол, полусферу, где лишь звенели и шумели капли, и где были только они вдвоём.«Никогда не туши в себе эту свечу, Танджиро»