День художника

Солнце проникало сквозь окна опочивальни, освещая фигуру царя, вдохновенно украшавшего аккуратными мазками натянутую на деревянный подрамник хлопковую ткань, покрытую смесью извести, толченого семени тамаринда и смолы. Разведённые в воде порошки кошенили, шафрана, куркумы и индигоферы поблёскивали в крохотных золотых чашечках, расположенных на круглом столе. В эти яркие краски царь время от времени окунал тонкую кисть, чтобы добавить новую деталь к рождающемуся произведению искусства. — О Махадэв… И этот человек запрещает мне рисовать цветы! — всплеснув руками, воскликнула Дурдхара, бесшумно подкравшись сзади. Дхана Нанд вздрогнул и едва не выронил на пол длинное перо павлина, служившее ему кистью. — Сестра, ты напугала меня, — мягко укорил принцессу царь, собираясь вернуться к прерванному процессу. — Никогда больше не появляйся столь внезапно. И тут он осознал, что Дурдхара увидела, чем он занят. Покраснев, Дхана Нанд торопливо завесил куском шёлка рисунок. — Прости, тебе рано смотреть на такое. — Как раз самое время, — капризно надула губки сестра. — Думаешь, я ничего о жизни не знаю? Ко мне уже Бхадрасал и Ракшас сватались. Много чего показывали, пытаясь заинтересовать. Дхана Нанд вскочил на ноги, лицо его перекосилось от гнева: — Что именно эти два низких подлеца показали моей сестре?! — Успокойся, брат, — с улыбкой ответила Дурдхара. — Всего лишь то, что ты сам сейчас рисовал… — Да как они посмели!!! Казню мерзавцев! — Они это сделали по моей просьбе. Я ничего руками не трогала, клянусь памятью матушки. Просто посмотрела. Дхана Нанд застыл с приоткрытым ртом, являя собой весьма любопытное зрелище. — Значит, ты попросила Бхадрасала и Ракшаса показать тебе их ТАЙНУЮ МУЖСКУЮ СИЛУ? — Почему тайную? Очень даже явную. И потом: раз они всё равно свататься пришли, я должна была увидеть, чем каждый сможет порадовать меня после свадьбы. Это ведь правильно. Выходить замуж вслепую — удел простолюдинок, а я принцесса. Мне надо знать, что конкретно будущий муж способен предложить, кроме своей преданности и любви. И, знаешь, если честно, оба меня не впечатлили. Ракшас ещё ничего, а Бхадрасал безнадёжен, — Дурдхара закатила глаза, пока брат с ужасом взирал на неё. — Слушай, отдай меня за Селевка. Он хоть и грек, но мужик что надо! Я видела, когда он с тобой в купальне в прошлом году в нападение военного флота на Персию играл. Вот там действительно СИЛА, не то что у остальных пятнадцати принцев. — Погоди… Ты видела СИЛУ всех принцев Бхараты?! — прохрипел царь, хватаясь за сердце. — Само собой. Сравнить же надо. Ты тоже, когда алмазы для трона выбирал, много камней сравнивал. — Когда ты успела?! — загремел Дхана Нанд. — Я считал тебя невинной, а ты! — Так я по-прежнему невинна. Меня никто и пальцем не тронул. Что же касается того, когда успела… Ты сам всех приглашал сюда время от времени, в купальню царскую водил, чтобы похвастаться, сколько у тебя там золота, изумрудов и рубинов понатыкано. А я, благодаря тебе, успела составить представление о состоятельности женихов. Ведь я же знала, что однажды ты поднимешь вопрос о замужестве. Вот и собирала сведения сама, не доверяя чужим впечатлениям. А то знаю я вас… Из мужской солидарности или ради благополучия Магадхи вы можете лгать почище служанок, когда те вечерами разводят свои сплетни на кухне. Кстати, Шипра мне иногда такие небылицы пересказывала про первую брачную ночь, я от волнения уснуть не могла. Дхана Нанд начал задыхаться, будто ему передавили горло невидимой рукой. Дурдхара торопливо подала брату прохладной воды с каплей лавандового масла, чтобы он успокоился. — Да ладно, не переживай. Мне уже, слава Махадэву, семнадцать скоро стукнет. Убери завесу, дай полюбоваться, — и она решительно потянула за край шёлка, стягивая его с картины. Её взору снова предстал прекрасный смуглый юноша с длинными чёрными локонами ниже плеч, соблазнительно улыбавшийся с полотна. Полулёжа на боку, опираясь на локоть, согнув одну ногу в колене, он бесстыдно позволял любоваться своим гибким обнажённым телом, не прикрытым даже лоскутом ткани. Изображая глаза юноши, Дхана Нанд зачем-то добавил туда немного синевы вместо природного тёмно-карего оттенка, и взгляд парня казался теперь загадочным и совсем не похожим на тот, который Дурдхара привыкла видеть. — Ты его нарисовал лучше, чем он есть, — вынесла свой вердикт принцесса. — Полагаю, что и здесь, — она указала пальцем на особенно тщательно выписанную область меж бёдер юноши, поражавшую своей детализацией, — ты сильно преувеличил. Дхана Нанд нервно глотнул лавандовую воду и попытался отвлечь Дурдхару от опасной темы. — Пойдём лучше прогуляемся по саду, — внезапно предложил он, — погода стоит отменная. — Ну, нет, — лукаво прищурилась Дурдхара, — я теперь очень хочу узнать, насколько брат приукрасил прелести моего сбежавшего из дворца телохранителя. — Можно подумать, ты не видела, — горестно вздохнул Дхана Нанд. — Всех видела, значит, и его… тоже. — А вот и нет! — с лёгкой досадой воскликнула Дурдхара. — Он вечно как не от мира сего… Вместо купальни ходил в водопад, а там вокруг такие брызги летят — ничего не разглядишь, а подходить к краю вплотную я боялась. Такая высота — убиться можно насмерть. Чокнутый, безумный, ненормальный раб! — А мне следить за рабами некогда, поэтому я бы ничего не увидел, даже если бы он ходил в купальню, — ещё печальнее вздохнул Дхана Нанд, усаживаясь на сиденье напротив почти законченной картины, подпирая щёку рукой и устремляя тоскливый взор на нарисованного юношу. — Теперь и не узнаю никогда. Остаётся полагаться только на своё воображение. — Но ты же отдал приказ поймать его. Не сомневайся, Дахак и Нишумбха его найдут. — Они могут убить его, если он будет сопротивляться, несмотря на то, что я просил привезти Чандру живым. Но, сама понимаешь, риск есть всегда. Хуже того, если его сюда привезут, сохранить жизнь я ему уже не смогу, поэтому для меня даже лучше, чтобы его никогда не нашли. — Но почему, брат?! — удивилась Дурдхара. — Почему не в твоей воле спасти его? Ты же царь! — Этот глупец сам сделал всё, чтобы заработать смертный приговор… Если до сих пор я растягивал на дыбе и рубил головы всем, кто шёл против меня, то с какой стати мне щадить преступника, покушавшегося и на мой трон, и на мою жизнь? — царь уныло посмотрел на портрет юноши. — Подданные такого не поймут. Слабый царь, щадящий врагов, никому не нужен. Я в ловушке. Кроме того, как я его оставлю себе, если тебе он тоже нравится? Дурдхара усмехнулась. — Мне нравятся редкие цветы, запомни, потому я только цветы и рисовала, хоть тебя это злило, и ты их заливал кошенилью. А вот тебе нужен Чандрагупта, а не лотосы с лилиями! Так за чем дело стало? С каких пор тебя беспокоит, что о твоих решениях подумают подданные? Привези его, закуй в цепи и рисуй хоть с утра до ночи напролёт! Будет у тебя личный натурщик, наказанный за свои преступления… вечным лишением свободы в твоих покоях. — Да какой из него натурщик? Он меня ненавидит, — окончательно пал духом царь. — Ага, ненавидит, — снова хмыкнула принцесса. — То-то по ночам я часто слышала, проходя мимо его опочивальни: «О да, Дхана… Глубже… Ещё!» — и она весьма похоже изобразила предоргазменные юношеские стоны. — Что?! — Дхана Нанд вскочил с места, в глазах его затеплилась надежда. — Я даже немного завидовала, — Дурдхара с улыбкой прошлась по опочивальне, — ведь принцессам такое кричать нельзя ни во сне, ни наяву, иначе их сочтут развратными. Хоть разорвись от желаний, приходится молча терпеть и ждать свадьбы, в то время как мужчинам можно всё! Но я тогда радовалась за тебя, поскольку была уверена, что у вас с ним всё складывается как нельзя лучше. Ну, пока он не притащил сюда этих скорбных разумом пиппаливанцев вместе с Чанакьей и Мурой. В тот день я осознала: ты сам создал себе проблемы, даря Чандрагупте не то, что ему на самом деле было нужно. Вот и довёл его до бунта. — Это правда? Ты не выдумала?! — оживился Дхана Нанд. — Нет, не выдумала. Но я не понимаю, чего ты время тянул? — развела руками Дурдхара. — Парню восемнадцать почти. Это разве дело — так его мучить? — А ведь он мне не так давно тело и сердце предлагал! — неожиданно вспомнил царь. — Как раз незадолго до нападения Чанакьи на Паталипутру. Но я подумал, Чандра сказал это символически или в шутку. — Символически и в шутку такое не предлагают, — язвительно вымолвила принцесса. — В опочивальню его тащить надо было, а не портреты тайком рисовать! Тоже мне, художник… — И мечом он мне лишь руку поцарапал, — продолжал вспоминать Дхана Нанд. — А ногу… Да Махадэв с ней, почти зажила. Но за украденные у фермеров манго я его всё-таки выпорю! — добавил он яростно. — Заслужил! Дурдхара с сочувствием смотрела на брата, мечущегося между любовью, гневом, отчаянием и надеждой. — Короче, отправляйся в Параспуру, — вздохнув, посоветовала сестра. — Сам ведь давно догадался, что он там. И, знаешь, хоть Мартанд тюфяк тюфяком, но чем бхут не шутит. Они же ровесники, им проще между собой договориться. И у обоих наверняка горят… муладхара со свадхистаной. Вот возьмёт и уведёт Мартанд у тебя из-под носа твоего пылкого неудовлетворённого заговорщика! — Уже не уведёт! Дурдхара, ты чудо! — расцеловав сестру в обе щёки, Дхана Нанд выскочил из покоев, крича на ходу на весь дворец. — Коня мне, живо!!! — Куда вы, Величайший? — послышался из бокового коридора низкий голос Ракшаса. — Я с вами. — Нет. Сегодня я еду один! — Но куда вы собрались? — За моим единственным натурщиком. Мне надо срочно закончить портрет. — А? — не понял Ракшас. — Забудь, Картикея, это мои трудности… Не в службу, а в дружбу: пока я в отъезде, напиши от моего имени послание Селевку. Пусть приезжает. Мы с ним в прошлый раз не доиграли в военный флот Персии. И да, напомни, что он мне десять тысяч золотых монет проиграл. Пусть тащит долг, а то нападу на Таксилу. Смеясь, Дхана Нанд исчез за поворотом коридора. Ракшас, недоумевая, смотрел ему вслед, бормоча под нос: — И всё-таки, о каком натурщике речь? Что за портрет? И почему он не сказал ни слова про поиски проклятого Чанакьи? Ничего не понимаю. Покачав головой, первый советник отправился сочинять послание Селевку.