Она ушла на войну.

Они познакомились до ужаса банально. Детский пионерский оздоровительный лагерь, один отряд, четырнадцать дней и иногда ночей рядом, дискотеки… Вернувшись в свои города, они не прерывали общения, а только укрепляли. Они общались днями на пролет, Валя несколько раз сбегала из дому и приезжала не надолго к так полюбившейся ей омеге. А через четыре года и вовсе сыграли свадьбу. Они съехались и жили душа в душу целых пять лет.

***

«Она… Она ушла на войну.» Это была единственная мысль, которая крутилась в голове блондинки, которая, с полными слез глазами, смотрела на слегка помятую фотографию. На ней была изображена улыбающаяся и щурящаяся от солнца брюнетка и собственно сама Света, которая целовала первую девушку в щеку. Вот уже больше пяти лет прошло с того момента, как её ангел в зеленом камуфляже и не сходящей с лица улыбкой запрыгнула в поезд и умчалась на очередную никому ненужную войну. Валенсия, или же Леси, как ее любила называть Света, обещала, что блондинка и глазом моргнуть не успеет, а они будут уже вместе, втроём. Омега посмотрела в сторону двери детской, где спала их дочка, омежка — маленькая копия мамы альфы, пяти лет отроду. Но вместо этого… Через полгода после того, как отправился поезд, связь с их отрядом была потеряна. А через полгода Свете пришло письмо. Возможно, если бы тогда это была похоронка, то сейчас Свете было бы проще. Рано или поздно она смогла бы смириться с тем, что ее Альфы больше нет. Но это было не желтое письмо. Это было даже больше отчетное письмо, в котором говорилось, что все члены того отряда, в том числе и Валя, просто пропали без вести, но тратить время и силы на их поиски они не будут, потому что этот отряд не имеет никакого масштабного значения. Девушка сжала зубы, в бессилии тихо завыв, падая лицом в подушку и скрывая там свои рыдания. Она скучала по Леси, по ее теплу, голосу. По спокойствию и надежности, которые Света ощущала рядом с альфой, не смотря на то, что омега была выше. Блондинка честно пыталась забыть. Она убрала, спрятала все вещи своей любимой. Спрятала все фотографии, не ходила в те места, где они были вместе, оборвала все связи с общими знакомыми, и даже переехала к морю. Конечно, забрав все вещи, но закинув их в коробках на чердак небольшого домика. Но всякий раз эта фотография оказывалась в руках у омеги, и каждый раз она начинала плакать и злиться. На себя, на её, на их правительство. Сбивала кулаки о стены, раскидывала вещи, и плакала. Горько, беззвучно и безутешно. И каждое утро она просыпалась с красными глазами, и каждый раз обещала больше не доставать это фото и не плакать. Так было и в этот раз. Она умылась, скрыла все следы того, что она плакала. И, позавтракав вместе с дочуркой, они отправились на набережную. Омега безучастно смотрела на лавки торговцев и прохожих, сосредотачивая свое внимание на маленькой Жене, которая бегала туда сюда, внимательно все рассматривала и заливисто, счастливо смеялась. Они дошли до их любимой площадки и Света присела на стоящую в тени скамейку, поглядывая на дочку и постепенно погружаясь в свои мысли. В какой-то момент она поняла, что не видит своей дочери. Омега, в которой начала уже подниматься паника, вскочила со своего места, оглядывая все вокруг. Она заметила маленькую Женю, которая тащила какую-то незнакомку за руку на площадку. Что это незнакомка, а не незнакомец было видно по виднеющимся из-под банданы вороным волосам. В остальном… Слегка мешковатая военная форма, на голове бандана, темные очки от солнца, и вторая бандана, закрывавшая все лицо до очков. Быстро подойдя к ним Света сразу же взяла дочку на руки и обратилась к незнакомке: — Простите, пожалуйста, я не знаю что на нее нашло… — Все хорошо, я понимаю, — мягким и отдаленно знакомым голосом ответила незнакомка. — Это мама! — обиженно пискляво воскликнула малышка, но не дергалась, сидя у блондинки на руках, обнимая ее. — Что? Евгения, кажется, прогулок и сладкого тебе на сегодня хватит… Еще раз извините, с ней раньше такого не бывало. Хорошего дня. Света хотела было уйти, как девушка остановила ее, осторожно положив руку на ее плечо и как-то слишком пристально смотря. — Подождите… Вас… Тебя. Вас же Света зовут, да? Если бы на лице военной не было платка и очков, омега бы смогла увидеть волнение, страх и надежду. — Света… — она тряхнула головой и нахмурилась. — А откуда вам это известно? И вообще что вам от меня нужно? Ее голос, с мягкого и чуть растерянного, моментально стал железным и колючим. Девушка, стоящая перед ней, только чуть ухмыльнулась, отходя на шаг назад, и медленным движением сняла сначала бандану с волос, затем очки, а затем и бандану с лица, открывая взору матери с малышкой вид на безобразный шрам от ожога, покрывающий правую половину лица и уходящий вниз к руке. — Привет, малышка… Она растерянно и грустно смотрела на блондинку, не позволяя себе подходить. — Я скучала… Но вернувшись… Обнаружила, что ты уехала и… Я искала… Но ты слишком хорошо прячешься… Я… Забавно, как быстро могут меняться у человека эмоции. Как всего за доли секунды раздражительность может смениться злостью, затем непониманием, после удивлением, радостью, а после грустью и слезами. Света жестом остановила стоящую перед ней девушку, осела на стоящий рядом с ними детский уличный тренажер и, поставив дочь на землю, уронила лицо в ладони и принялась качать головой. — Нет, нет, нет… вы все, верно, шутите… или сговорились все… этого же не может… просто не может. Пять лет… прошло пять гребаных лет, три месяца, одна неделя и два дня с тех пор как ты, пообещав, что вернешься к новому году, села на тот поезд и уехала! Я думала… я думала, что ты умерла! Я… я… Девушка зажмурилась, до боли сжимая волосы в кулаках и закусывая губу, трясла головой. Валенсия растерянно и грустно смотрела на девушку, понимая, что она опоздала. Она опоздала домой. Ее семье лучше без нее. Эти слова, крутящиеся в голове брюнетки, больно врезались в сердце отравленными иглами, но она ни в коем случае не винила их. Она винила себя. Это она опоздала. Сглотнув, Валя тихо прошептала «Извини…» и повернувшись направилась к выходу из площадки, привычным военным шагом. — Мама… мама, стой! — звонкий растерянный голос Жени разрезал тишину, которая наступила на площадке во время этой сцены. — Ст… — Постой! — детскую просьбу остановиться перекрыл срывающийся взрослый голос Светы, которая, вскочив, чуть ли не бегом пересекла площадку, схватила альфу за руку, и, прижав руку к груди, сквозь слезы произнесла: — Не бросай меня снова… Пожалуйста. Она упала перед альфой на колени, сотрясаясь в рыданиях. Когда Света наконец осознала, что это действительно Леся, ей стало стыдно, что она чуть было не оттолкнула ее. И стало больно от того, что она только что чуть не потеряла свою альфу. Опять. А та, не медля ни секунды, села рядом и прижала к себе. — Эй… тише, тише, малышка… Я рядом, — Альфа гладила ее по голове, целовала в щеки, нос, глаза, губы. А омега только крепче прижималась к своей единственной любви, цеплялась за нее, всхлипывая все тише. — Фууу… — по-детски смешно и с широкой улыбкой воскликнула Женя, протискиваясь в объятия родителей. А те, в свою очередь смеясь сквозь слезы, обняли малышку. — Какая же ты уже большая… — Валенсия, подняв их всех, поставила дочурку на вытянутых руках, внимательно осматривая. — Глаза у тебя мамины. Она перевела взгляд на стоящую рядом омегу и нежно улыбнулась. А девочка в это время сильно покраснела, впрочем пряча красный носик в руке Альфы же. — Зато в остальном точная твоя копия, — Света вытерла слезы, подходя к Вале и обнимая ее со спины, прижимаясь к ней и утыкаясь носом в ее макушку. А после довольно неожиданно быстро отстранилась и присела рядом с дочкой. — Женька! А как… как ты поняла, что… как ты узнала маму? Она развернула дочку к себе, внимательно смотря ей в глаза. — Ну… Ты рассказывала, что мама самая смелая, а в своей фол… форме похожа на дракончика… а еще, что она самая сильная и что рядом с ней тепло и что от нее пахнет домом… Смущенно пробормотала девочка, а Валенсия тихо рассмеялась. — Логикой, но что важнее чутьем она пошла в тебя. Света слегка толкнула вторую девушку, а после, притянув дочку к себе, поднялась, почему-то жутко смущенно смотря на альфу. — Ну… я… может, зайдешь на чай, да и вообще… Останешься? Альфа только мягко улыбнулась, поцеловала дочурку в щеку, а жену в губы. — Конечно. Навсегда. Конец… Или только начало?