Рядом

1 — Маленькие засранцы, — ухмыляется Тони, глядя на щенка лабрадора, которого Морган и Питер приволокли к порогу дома. Щенок похож больше на излюбленную кем-то плюшевую игрушку, чем на собаку, — ушастый, с золотистой шерстью, скрытой где-то под слоем грязи. Сидит на руках у Питера, виляет весело-задорно хвостом-колечком и смотрит на всех детскими, совершенно наивными глазами. А дети, смешные, несуразные, растрепанные и тоже перемазанные какой-то липкой пакостью (Тони вяло надеется, что на них просто грязь, а не что-то из его гаража), стоят и смотрят жалобными глазами, так и не скажешь, что разница в возрасте у них двенадцать (или, господи-боже, семнадцать) лет. У Питера по-подростковому острые коленки в пакости и кое-где измазана футболка, а Морган липкое нечто попало даже на круглые щёки и нос-пуговку. И на светло-голубой сарафан, куда ж без этого. — Нет! — твердо произносит Пеппер. — Никакой собаки. — Но мам! — Миссис Старк! Два высоких возгласа звучат одновременно, а щенок в довесок звонко тявкает с рук Питера. — Ладно Морган, но ты, Питер, вроде взрослый мальчик и период, когда домой таскаются животные, должен был пройти! Тони был в корне не согласен с этим утверждением Пеппер. В конце концов в памяти ещё свежи воспоминания о том, как Питер притащил на Базу котёнка, снятого с дерева, а Тони с ними (и с Питером, и с котёнком) возился. А потом Питер резво умотал в школу, весь такой отличник и примерный ученик, и остались Тони и котенок в обществе друг друга на Базе до следующего посещения Питера (читай до следующих выходных). («Мистер Старк, я его заберу правда-правда! Но чуть-чуть попозже»). И, надо сказать, Тони с котёнком неплохо проводили вместе время. Тони посадил котёнка в огромную коробку без крышки в лаборатории, кормил из бутылочки («Никаких язвительных комментариев, Пятница! Удалить с записей все мои контакты с этим»), убирался и слушал жалобное мяуканье. Пеппер увидела котёнка посреди недели, но только глаза закатила, мол, чем бы не тешились, лишь бы опасности себя не подвергали. К концу недели Питер нашёл подходящий по его меркам приют и, недовольно сопя и украдкой вытирая глаза, всё-таки отдал котёнка. А сейчас Пеппер хочет ещё несколько раз сказать своё категоричное «нет», но уверенность тает, как снег весной, а три пары огромных глаз смотрят предельно умоляюще. — Ну, Пепс, — тоже почти умоляющие произносит Тони. — Человек собаке кто? Друг. Будет охранять, а? Пеппер молчит ещё несколько секунд, переводя взгляд с Питера на Морган, а потом на щенка, прежде чем обречённо кивнуть: — Ладно. Радостно благодаря, дети, не опуская собаку, лезут к ней обниматься, а Тони только любуется. Собаку однозначно оставляют. И, кажется, Тони даже придумывает имя для пёсика. И его абсолютно не волнует, кто что подумает по этому поводу. В конце концов Стив Роджерс всегда был похож на лабрадора. 2 — Мои хорошие, — тихо-тихо шепчет Тони, заглядывая в комнату Морган. Ночью громко, в очередной раз убеждается Тони. Все говорят, что тихо, но, на самом деле, громко. Тони заходит в комнату и слышит каждый вздох его детей, слышит, как колышется невесомый светло-сиреневый тюль на открытом окне, слышит, как скрипят узкие половицы под ногами у Пеппер, проходящей мимо. Умница Пятница выключила ночник после того, как Питер закончил читать вслух очередную сказку. Комната освещена только светом луны из окна. Но в такой темноте совсем-совсем не страшно, что монстры вылезут из-под кровати, ведь у Морган есть два её больших защитника (их на самом деле гораздо больше) и пес, хотя его и самого надо от всего защищать. А под кроватью сейчас не монстры, а закатившийся туда несколько дней назад мяч и куча всякой мелочёвки, которую малышка роняет туда, а достать сама не может. Тони беззвучно подходит к детям, забирает из ослабевших рук Питера книжку с красочными сказками и кладет на прикроватную тумбочку. Морган вообще любит книжки, где добро обязательно-обязательно побеждает зло и где есть яркие детализированные иллюстрации, которые можно подолгу рассматривать и придумывать какие-то свои ветви сюжета. А больше этого всего Морган любит сказки про своего папу, где плохие парни прячутся по своим норам, как только видят Железного Человека и Человека-Паука, а потом уже обычные Тони и Питер в этих сказках идут пить чай с Пеппер, тётей Мэй и самой Морган. Долго и счастливо, да? Морган у Питера под боком сопит с открытым ртом, так что можно прошептать «вся в папу!». Она спит, раскинув руки-ноги и сжимая в ладошке лапу (руку?) мягкой игрушки в виде Железного Человека, а Питер практически у самого края кровати лежит на боку лицом к Морган, свернулся в позе эмбриона, вот-вот упадет, голову назад запрокинул. Во сне Питер поджимает и без того тонкие губы и хмурит брови, видимо, снятся ему отнюдь не радостные сны. Стиви (кто бы сомневался, что щенка назовут именно так?) тоже нашел себе место на кровати где-то в ногах у Морган. Лежит своей головой на бедре у Питера и лениво хвостом покачивает, задевая ножки Морган. Тони аккуратно присаживается на краешек кровати со стороны Морган, осторожно поправляет одеяло на детях, чтобы ни у кого пятки не торчали, и гладит их по русым головам. Питер, что-то прошептав во сне, недовольно возится и ёрзает, видимо, всё-таки Тони потревожил чуткий паучий сон. Питер на мгновение крепче прижимает к себе Морган, словно пытаясь защитить, и приоткрывает сонные глаза, глядя не на Тони, а куда-то сквозь. — Тише, это всего лишь я, — произносит Тони на грани слышимости, медленно опуская руку Питеру на щёку и осторожно отчерчивает большим пальцем неожиданно по-взрослому заострившуюся скулу. Питер тихо выдыхает через нос, улыбается сонно и опять закрывает глаза. Тони аккуратно касается губами лба Питера и через мгновение целует Морган в пухлую, по-детски округлую щеку. Тони ещё раз поправляет одеяло и, последний раз взглянув на щемяще-нежную, теплую и умиротворенную картину, на цыпочках, старательно обходя разбросанные игрушки, выходит из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь, чтобы пойти в спальню к Пеппер. Дети спят спокойно всю ночь. 3 — Ну не реви, малыш, — мягко говорит Тони, глядя на то, как Морган плачет впервые за долгое время. Плачет не как все маленькие девочки, а очень-очень тихо, размазывая по круглым щекам слезы, вытирая нос рукавом кофты на молнии и почти не всхлипывая. Морган впервые разбила коленки и разодрала ладошки. Она играла в мяч со Стиви на подъездной дорожке к дому, ведь там асфальт светло-серый от сухой погоды, и мяч звонко от него отпрыгивал, как казалось Морган, в самое небо, в такое ясно-глубокое и чисто-синее. Морган побежала за мячом, чтобы он в кусты не улетел или, не дай боже, не укатился в озеро, но вот незадача, спотыкнулась о какую-то корягу («Вытереть дочурке слезы и бросить дурацкую корягу в камин», — мысленно строит планы Тони) и полетела головой вперед. Питер, до того читавший какой-то труд по физике (довольно низкокачественный труд, думает Тони и берет на заметку, что нужно Питеру что-то поинтереснее подкинуть) приводит Морган за ручку в дом и судорожно, давясь словами, и словно сам готовый заплакать, извиняется, что не углядел. Пеппер лишь рукой машет, мол, подумаешь, разбитые коленки, заживут, и идёт доставать антисептик, а Тони дует дочурке на коленки и ручки, чтобы не так сильно щипало. На время проведения «операции» Питера отправляют мыть посуду, чтобы не извинялся уже в сотый, кажется, раз. Он покладисто идет на кухню, моет посуду после обеда. Шланг извивается в его руках, заливая столешницы и полки, а Тони лишь глаза закатывает, мол, и он туда же. Пытаясь устранить нанесенный шлангом ущерб, Питер протирает даже сухие места тряпкой и параллельно рассматривает фотографии. У Старков вообще дома целая куча фотографий на каждой свободной плоской поверхности: на стенах, приклеенные двухсторонним скотчем, на столах и тумбочках в минималистичных красивых рамках, в альбомах и просто в папках. Питер рассматривает каждую с интересом и с удивлением на некоторых находит себя. Вот они с Тони держат перевернутый сертификат о прохождении практики. А вот они в лаборатории — Питер сидит прямо на столе (Тони часто делал ему замечания, что не нужно сидеть на поверхностях, которые не предназначены для сидения) и что-то рассказывает, размахивая руками, а Тони рядом стоит и улыбается так светло и искренне, что от глаз идут те самые «солнечные» морщинки. А вот они спят на диване в гостиной в Башне — Питер лежит на диване, максимально свернувшись и положив голову на подлокотник. Кто-то укрыл его потертым, застиранным до мягкости, пледом (кто бы мог подумать, что у Тони Старка есть такие старые, но важные вещи, ведь: «Пеппер, у меня есть пороки, но ностальгия не в их числе»). Тони же сидя спит на другом конце дивана, запрокинув голову на спинку дивана и довольно не эстетично раскрыв рот. — Один раз, когда мы с тобой еще не познакомились, папа сказал, что ты его перневец! — высокий звонкий голос Морган пугает Питера, и он едва не выпускает рамку из рук. «Вот болтушка, — думает Тони, — с ней точно в разведку нельзя идти.» — Первенец, — неожиданно тихим голосом автоматически поправляет ее Питер. Щеки, лоб, уши и шея у него идут пунцово-красными пятнами, которые заползают даже под ворот смешной гиковской футболки с научной шуткой. — Да? — Ага, — важно кивает ему Морган. — А как твои коленки и руки? — вдруг спрашивает Питер, пытаясь увильнуть от неожиданно сентиментального разговора. Тони улыбается широко и головой качает — Питер совершенно не умеет держать эмоции под контролем и постоянно смущается. — Уже не болят! — Морган показывает ему ладони в цветных пластырях и садится на диван, вытягивая ноги, чтобы показать такие же пластыри на коленях. — Это… это очень хорошо, — кивает Питер, садясь на диван рядом с Морган, но взгляд у него растерянный-растерянный, как будто эта фраза Морган о первенце унесла его куда-то далеко. Дай Тони волю, он бы уберег своих детей даже от разбитых коленок. 4 — Ничего без меня не можете, оболтусы, — закатывает глаза Тони, совершенно по-родительски качая головой и рассматривая один из многочисленных чертежей Харли и Питера. Тони искренне верил, что познакомить Питера и Харли — это чертовски хорошая идея. Два хороших пацана, увлекающиеся наукой, примерно одного возраста. Разве могло что-то пойти не так? Так Тони думал до первой драки в его лаборатории. То ли дело было в возрасте, когда мальчики дерутся по непонятным, глупым мелочам, то ли в ревности, то ли в стрессе в общем, но почти сразу после знакомства они подрались, едва не разнеся Тони гараж и попутно напугав Морган и разозлив Пеппер. Разнимал их, а потом устроил полуторачасовую лекцию Стив, предварительно обработав все боевые ранения и проверив, не осталось ли каких осколков на полу в гараже. Помолчав несколько дней, парни все-таки пришли к какому-то компромиссу и теперь работают вместе. А чертеж был действительно хорош — детальный, под стать всем чертежам Тони и инженеров Старк Индастриз, только вот досадная ошибка не давала пацанам покоя. Пеппер пристроила их на официальную оплачиваемую стажировку и теперь мальчики трудились во благо Старк Индастриз. И если Харли изначально планировал что-то такое еще, наверное, с первой минуты их знакомства (вот уж кто точно пойдет по головам ради своей цели), то Питер пришел в полный восторг, что теперь его приходилось чуть ли не за шкирку выпроваживать из лабораторий, чтобы пацан хоть поел (с его-то метаболизмом) и поспал (с его-то энергозатратностью) нормально. И теперь Тони, просто мельком взглянув на чертеж, понимает, где основная ошибка и почему все экспериментальные образцы с завидной периодичностью взрывались, разнося рабочие столы и оставляя пацанов растерянно хлопать глазами, вытирая с лиц сажу. (Видимо, Кэп и его замечательные уроки о технике безопасности проходят так же мимо, как и безуспешные попытки Тони что-то запихать в головы этим оборванцам). Тони глубоко вздыхает и, взяв бесхозный карандаш с захламленного стола, исправляет ошибку, пока ребята ушли обедать. Благо, большую часть письменных заметок делал Питер — у него такие же скачущие, незатейливые и небрежные буквы, как и у Тони. У Харли же почерк острый, угловатый, да и он не любит писать, а предпочитает печатать. Услышав непривычно взрослый голос Харли и привычно высокий голос Питера, Тони шмыгает в противоположную дверь, бесшумно прикрывая ее за собой, оставляя лишь маленькую щелку, чтобы услышать дальнейший разговор мальчиков. (Да, Тони читал про личное пространство детей в книжках для родителей. И да, он все это понимает. Но иногда подслушать-подсмотреть можно, он же ведь ответственный взрослый). — Так, ладно, — выдыхает Харли и Тони практически видит, как он чешет голову тем самым карандашом, которым Тони исправил чертеж. — Попробуем ещё раз, мы вроде тут все исправили, хотя вообще не помню этих пометок. — Я тоже не помню, — хмурится Питер, внимательно рассматривая новые надписи. — Хотя в последнее время я сплю по три-четыре часа. Может написал и не запомнил. — Наверное, — кивает Харли, вглядываясь в неровные строчки. — Я тоже от работы оторваться не могу. Тони очень сейчас хотелось бы выйти и всыпать этим ребятам по самое не балуйся, чтобы начали о себе заботиться и восстановили режим сна, но он понимает, что этим ничего не добьется. Знает ведь, почему они плохо спят. Не отпускает их то жаркое лето, когда половина людей вернулась и когда… — Надеюсь, оно не бахнет опять, — обреченно вздыхает Питер, собирая со столов детали для ещё одного образца. Процесс поиска и спайки деталей проходит довольно быстро — Тони даже не успевает заскучать за дверью. А эксперимент, наконец, проходит успешно. 5 Питера выгибает на кровати дугой, а из сухих потрескавшихся губ вырывается полуудушенный то ли стон, то ли вздох, то ли всхлип. Ему проткнуло ногу арматурой на патрулировании, кровь хлестала чуть ли не фонтаном, заливая бедра и икры. Тонкий стелс-костюм, выданный ЩИТом, порвался в нескольких местах и явно не прошел проверку. Вокруг Питера мечутся врачи. Те врачи, которым Старк Индастриз платит слишком большие деньги, чтобы эти дилетанты не знали, что делать с ранением одного конкретного Человека-Паука. «Уволить бы их всех к чертям с волчьим билетом!», — думает Тони, а сам только бессильно смотрит, как стежком за стежком Питеру зашивают рану. Его шьют на живую, потому что всевозможные обезболивающие практически мгновенно выводятся из организма, и каждых хрип, каждый судорожный вздох, каждый всхлип, каждый стон Питера отдается у Тони где-то глубоко в грудной клетке, где раньше, давно-давно, был реактор. Тони чувствует себя бесконечно беспомощным. Ребенка — его ребенка — ломает от боли, а он даже сделать ничего не может, только смотреть и мягко, почти невесомо, держать узкую мальчишескую ладонь. Тони готов выть от отчаянья, ведь больно не ему, не его другу или соратнику, а ребенку, за которого он в ответе. Такую же беспомощность он испытывал, когда Морган заболела первый раз. Малышка температурила, хлюпала носом, сильно кашляла, наотрез отказывалась есть и плохо спала. Тони с Пеппер не отходили от нее ни на минуту, сами извелись и постоянно дергали врачей. В один день температура спала, и Морган сама пришла к ним в кровать в четыре утра, чтобы затребовать сэндвич. Тони никогда не думал, что будет так рад делать сэндвич с плавленым сыром в четыре утра. Наконец, Питера накачивают сильнейшими кэповскими лекарствами. Оказывается, небольшой запас остался в Башне еще со времен Альтрона, видимо, на самый крайний и опасный случай. Но Кэпу эти лекарства уже не понадобятся. — Вы мне снитесь, да? — тихо-тихо спрашивает Питер, когда врачи свое отработали и он, наконец, замечает Тони. Улыбка у него вялая и настолько наивная, что у Тони что-то пережимает в груди. — А я рад вас видеть, я так скучал. У Питера заплетается язык и абсолютно пьяный взгляд, хотя это и неудивительно, с таким-то количеством обезболивающих и снотворных. — Снюсь, — кивает Тони, осторожно придерживая голову Питера, когда он начинает мотать ей по подушке. — Я тоже скучал. — А я тут поранился, но ничего, правда? Заживет, — продолжает лепетать Питер. А потом и без того слабая улыбка спадает, и он добавляет уже настороженнее и гораздо грустнее. — Сильно ругать будете? Костюмы отберете, да? Боже, ну какое «наказать», какое «наорать»? Тут бы самому на стену не полезть от этого невинного тона и стеклянных ничего не понимающих глаз. — Не буду, — честно выдыхает Тони. — Ты только выздоравливай скорей, ладно? А то прекрасные дамы извелись уже. «И я тоже», — повисает в воздухе, но никто этого не добавляет — это и так понятно. А «прекрасные дамы» — Пеппер, Мэй и Морган — действительно сидят недалеко от мед.отсека в ожидании, когда Питер отойдет от лекарств, пытаясь сильно не волноваться и развлекая фонтанирующую энергией Морган. Тони всегда лучше справлялся с этой функцией, но он нужнее здесь. — А Морган так на вас похожа. Так же хмурится, — с каждой фразой Питер становится все более вялым. — Она у вас красавица настоящая-я. Последнее слово смазывается в зевке. — Да-да, Пит, я понял, что ты считаешь меня красавчиком, — мягко посмеивается Тони. — Но кому-то пора спать. И сейчас это явно не Морган. Спи спокойно, я рядом. Но Питер его уже не слышит. Тони проверяет капельницу и температуру в палате, чтобы было комфортно, и поддается желанию погладить Питера по голове и щеке. Никто ведь не увидит, правда? +1 Тони никогда не любил осень. Именно поэтому он, наверное, и прожил большую часть своей жизни в Малибу, где было сухо, а температура осенью в принципе не падала меньше пятнадцати градусов Цельсия. Осень в этом году отвратительная. С конца лета над городом начали нависать тучи — сначала легкие и незаметные, с пробивающимся, словно сквозь светло-серую вату, солнцем, но позже, с каждым днем, тучи все тяжелели и чернели, полностью покрывая голубое небо, а атмосферное давление скакало, поэтому Пеппер хваталась за таблетки от головной боли. Морган капризничала все больше, ведь уже нельзя было выходить на улицу, когда захочется, потому что задули холодные ветры. А потом зарядили дожди. Ливни буквально грохотали по крышам, заставляя Морган испуганно жаться к Пеппер, Харли шепотом материться в лабораториях, а Питера промокать под тяжелыми каплями каждый патруль, ведь, как оказалось, для преступности не существовало плохой погоды. Тони знает, что Питер ненавидит октябрь. И Тони не может его в этом винить. Когда Питеру едва исполняется четыре, октябрь отбирает у него родителей. В четырнадцать — дядю. В шестнадцать… Тони думает, что теперь и Морган будет ненавидеть этот хмурый месяц. Первым к памятнику приходит Харли, что для него абсолютно не типично. Харли задумчиво молчит, не поднимая глаз от ботинок, засунул руки в карманы брюк (скажи Тони десять лет назад, что этот оборванец будет добровольно носить классические брюки, ни за что бы не поверил), и вся его поза напряженная, неестественная, словно он каменное изваяние. В один момент Харли вскидывает голову и улыбается. Улыбается так, как и должен — шальной мальчишеской улыбкой. Он протягивает руку и касается каменной перчатки. «Не смей!» — хочет прикрикнуть Тони, но он только с интересом наблюдает, что же Харли сделает еще. — А если я отломаю палец статуе, ты его приделаешь? Ты же механик, — Харли водит рукой по предплечью памятника, и до того скривленные в хитрой улыбке губы начинают дрожать. — Прости, ты же мне больше ничего не ответишь. Харли трет лицо и пока еще сухие глаза, шмыгает носом и, кивнув самому себе, уходит. Питер приходит через несколько часов, держа за ручку закутанную по самые уши Морган. А сам стоит, дурной совсем, в футболке и в распахнутой куртке. Тони так и хочется подойти и застегнуть по самое горло, чтобы не задувало. А еще ему хочется натравить на Питера Мэй, Пеппер и Хэппи, чтобы затолкали в голову бестолковому паучку, что осенью куртку нужно застегивать. У Морган лицо больше не испуганное, а серьезное-серьезное, хмурое даже. Она поджимает пухлые губы и между аккуратными бровями появляются складочки. Они кажутся Тони настолько абсурдными на маленьком девичьем личике, что он хочет их пригладить большим пальцем. — Пап, мы соскучились, — тихо-тихо шепчет Морган, крепче перехватывая ладошкой руку Питера, и весь воспитательный запал для разглаживания складочек и застегивания курток у Тони пропадает. Он глубоко вздыхает и отвечает, зная, что его никто больше не услышит: — Я тоже, родные, я тоже. Тони Старк — ангел-хранитель для своих детей. Ровно год назад он героически погиб.