*
«Любой, кто возьмёт у бога, останется с ним навек». Киришима вскакивает с постели, обеспокоенный сновидениями. Глаза медленно привыкают к темноте, сердце в груди неистово колотится, а сам он ошалело ёрзает руками по кровати, пока наконец не натыкается на чужую ногу, укутанную в одеяло, и глаза, привыкшие к мраку, не различают силуэт — Каминари. Тот лежит совсем на краю кровати, скинув руки к полу, готовый сейчас же отправиться на холодную поверхность ламината, однако Эйджиро, уже успокоившийся, притягивает его к себе, крепко ухватив за пояс. Тепло чужой кожи действует лучше, чем снотворное, и он снова проваливается в царство Морфея. На этот раз ему снится что-то пёстрое, цветастое, а неприятный голос больше не тревожит.*
В следующий раз кошмары, скомканные во что-то непонятное и неизвестное, вновь приводят с собою тот же самый женский голос. Киришима, проснувшись, долго пытается понять, где он его слышал — воспоминания пчелами роятся в голове, но он не может ухватить ни одно из них. В конце концов, сны вновь утягивают его в своё царство прежде, чем ему удаётся вспомнить. Утром становится совершенно не до этого — Каминари носится по комнате, разбрасывая всё, что попадётся под руки, периодически расталкивая Эйджиро. — Вставай, встава-а-ай! Неужели ты забыл, что сегодня мы собирались выбраться за город с Кьёкой и её новой девушкой? — Мина Ашидо. Мог бы запомнить её имя, — сонно говорит Киришима, безуспешно пытаясь встать. — Мы её ещё ни разу не видели, удивительно, что ты запомнил. Киришима! Прекрати закрывать глаза, если ты сейчас же не встанешь, то она с нас шкуры спустит и сделает из них новый ковёр. — Мы учились в одной школе, потому я с ней знаком. Ты уверен, что нам обязательно нужно идти? — Да. Вставай немедленно, иначе пока ты собираешься, Кьёка найдет себе новую девушку. — Вполне себе можем подождать до этого момента, хотя я ставлю на то, что именно Мина бросит её раньше, — почти шёпотом говорит Киришима, утыкаясь лицом в подушку, — хотя кто знает, возможно она уже совершенно не та, что была. Эйджиро почти засыпает, но Денки, успевший сходить в ванную, обхватывает его шею холодными ладонями, заставляя того вскочить, но сонное тело непослушно, потому он не может удержаться на ногах и падает на пол. Каминари звонко смеётся, словно всё именно так и должно быть, и Эйджиро понимает, что совершенно не может злиться на него — лишь недовольно потирает ушибленную ягодицу.*
На встречу с Джиро и Миной они все же опаздывают. Уже издалека, подходя к вокзалу, оба видят недовольную Кьёку, переминающуюся с ноги на ногу. Каминари по инерции сжимается, знакомый с её привычками — единственный, кто отхватит, это он, даже несмотря на то, что спал именно Киришима. Однако Мина, заметившая их раньше, широко улыбается и тянет Джиро за рукав в их сторону. Эйджиро радостно прибавляет шаг и на одно мгновение забывается в объятьях подруги. Изумление на лицах их спутников настолько явное, что ещё немного, и оно овеществится. — Я же говорил, что мы учились вместе, а ты меня не слушал, — бурчит Эйджиро, глядя на Денки. Тот хмурится, изображает на лицо задумчивость, пытаясь вспомнить, но рука Джиро слишком болезненно бьёт, чтобы игнорировать её. А ведь он надеялся, что сегодня обойдётся без этого. Однако Мина шутливо дуется, и качает головой, заставляя Кьёку зардеться и отвернуться в сторону, скрестив руки на груди. Каминари смотрит на новую девушку своей близкой подруги с изумлением и ноткой восхищения. — Научи меня, — шепотом просит, но Кьёка всё слышит, потому вновь поворачивается к ним и сверлит Денки злобным взглядом. — Ладно, бей, иначе я начинаю чувствовать себя ужасно неуютно, когда мы стоим рядом, и никто не страдает. Лицо Джиро удивлённо вытягивается, а после она улыбается, легонько шлёпая друга по плечу. — Пошлите, вы опоздали на встречу с нами, но на поезд ещё нет.*
В поезде почти безлюдно, потому они чувствуют себя свободно. Киришима и Мина уходят в школьные воспоминания с головой, а Джиро и Каминари слушают их, удивляясь слаженности и взаимопониманию этих двоих — стоит Эйджиро начать «а помнишь», как девушка сразу же подхватывает и заливается смехом. Денки чувствует укол ревности, но выражение лица Кьёки настолько красноречиво говорит о том, что она хотела бы оказаться на месте Киширимы, и он не выдерживает — смеётся. Раскрасневшаяся девушка больно бьёт под дых, на что получает задорный укоряющий взгляд. — Он первый начал. — У меня ощущение, что я начал первым, когда родился раньше, не иначе.* — Вполне может быть, — пожимает плечами Кьёка, вызывая всеобщий смех. Каминари обиженным взглядом утыкается в окно и демонстративно выпячивает губу, за что получает ещё один тычок, на этот раз более мягкий, а значит — примирительный. В подтверждение, Джиро протягивает ему сэндвич, точно такие же в руках держат Киришима с Миной. Он добродушно улыбается и берёт его из рук подруги. На душе безмолвное спокойствие, и ему кажется, что так будет если не всегда, то хотя бы часто. Киришима с ним явно не согласился бы, потому что ощущение тревоги нарастающий волной за его спиной, и даже уютная обстановка друзей не может подарить ему покой. Но улыбка не сходит с его лица — Кьёка и Денки не видят ничего дальше своего носа, а Ашидо молчит, скрывая свою проницательность за громким смехом и историями из прошлого.*
Они выходят на этой станции совершенно одни. Мина говорит, что немногие любят домики в лесах, до которых ещё нужно дойти, и Киришима поддакивает ей с умным видом. Джиро бурчит себе под нос, что вполне согласна с этими людьми, но стойко терпит все неудобства. Они спускаются по металлическим ступенькам к тропе, ведущей в лес. Каминари завороженно оглядывает высокие деревья, совсем чуточку чувствует себя маленьким и ничтожным, но чужая рука в ладони — Киришима, ни на секунду не умолкающий, не забывает о нём — заставляет его отбросить эти мысли. Кому какое дело насколько ты ничтожен в масштабах природы, планеты и даже целой вселенной, если для кого-то ты важен? Повеселевший Каминари наслаждается легким ветром, недовольным лицом Кьёки и разговорами о прошлом. Временами Мина обращается к ним с вопросами, которые переходят в глупые дискуссии, связанные с обсуждением суперсил, любимых блюд и чёрных дыр, но даже без этого Денки не чувствует себя ущемлённым и забытым — слушать этих двоих приятно. Кьёка правда не разделяет его спокойствия, но это связано лишь с наличием природы так близко. Отсутствие родной гитары заменяет лишь Мина, в чью руку Джиро буквально вцепилась. Но Каминари даже не думает посмеиваться над ней, ведь знает, что иначе в очередной раз испытывает силу её удара. Добираются они долго — ноги утомлённо ноют, Джиро раздражённо ноет, а у Каминари даже слов не находится. Завалившись в дом Мины, они просто падают на диван в гостиной. А эти двое всё также полны энергии и готовы сворачивать горы, но, к их счастью, гор поблизости не находится, а два уставших тела — вполне. Потому Мина берёт на себя ужин — доставая продукты из рюкзака и складывая их в холодильник, она сосредоточенно молчит, а Киришима решает развлечь своего парня и его близкую подругу, но те настолько уставшие, что засыпают почти мгновенно. — Кажется ужин придётся готовить на двоих. — Думаешь они простят нам это свидание? — Даже если не простят, я умираю с голоду, так что тут без вариантов. Умереть либо так, либо от их рук. — Думаю Кьёка справится и одна, — тихонько смеётся Мина. — Можете занять спальню родителей, они все равно здесь не бывают, а вы ещё неизвестно когда сможете побыть вот так вот вместе. То, как Мина выражается его озадачивает, но он ссылается на то, что она имела в виду — вот так, в лесной глуши, в уютном доме, в компании друзей. Убедить себя не зацикливаться на этом оказывается довольно просто.*
Киришима долго не может уснуть — радость от встречи с подругой, непонятное беспокойство и ворочащийся Денки делают своё дело. Периодически он переводит взгляд на часы, стоящие на тумбе — ничего не видно, зато тикают они настолько громко, словно отсчитывают что-то важное, потому тише никак нельзя. Но когда начинает светать, сон всё же настигает его. Просыпается Эйджиро разбитым и недовольным. — Лучше бы не спал, — бурчит себе под нос. Кошмары вернулись с утроенной силой — тот же самый голос, кажущийся ещё более знакомым, те же непонятные строчки, какие-то мутные отрывки. К тому же, проснувшись, он обнаруживает, что Денки уже нет рядом, и по тому, насколько холодна его половина, он понимает, что прошло долгое время. Нехотя встаёт, одевается и выходит из комнаты. В доме безумно тихо, лишь кто-то гремит посудой на кухне. Он аккуратно выглядывает из-за двери, и натыкается на недовольную Джиро. — Доброе утро. Ничего не говори, но кажется я сожгу этот чёртов завтрак, а после и этих двоих. Стану новым инквизитором, объявлю охоту на ведьм, получу нож в спину от своих соратников, а отпевать меня будут исключительно рок-музыканты, — недовольно говорит она, даже не дожидаясь его ответа. Киришима не удивлён, готовка — это одно из многого, что неприятно Кьёке. — Эти двое ушли прогуляться, потому что моя девушка решила показать твоему любопытному парню красоты окружающей обстановки. Кажется, ещё немного и в рейтинге Мины я скачусь на третью позицию. — Думаю, ты и так на третьем месте, потому что на первом и втором у неё натто* и танцы, уж поверь. — Значит ей нравится натто? * — Ты не знала? Да, она с младшей школы любит это блюдо, хотя я до сих пор не понимаю, чем оно ей так нравится. — Теперь знаю, — довольно улыбается Джиро, но, уже изучив её, Киришима знает, что при попытке приготовить блюдо, она вновь начнёт злиться. — А теперь сходи за этой парочкой. Иначе вместо ужасной еды, они останутся вообще без неё. — Думаю этот вариант им придется по душе. — Я всё слышала! Молись, чтобы мне пришлось это забыть — иначе я сожгу это настолько сильно, насколько невозможно, и заставлю вас всех есть, — слышится вдогонку смеющемуся Эйджиро.*
Сначала Эйджиро громко зовёт их по именам, а потом вдруг замолкает, потому что вспоминает, что в лесу обычно водятся хищники, хотя Мина их и убеждала, что это безопасная зона, где максимум можно встретить белку или зайца, даже олени не водятся. Но врождённая осторожность даёт о себе знать. Он идёт по тропке, надеясь, что эти двое с неё не сошли, однако пройдя чуть глубже в лес, слышит смех Мины. Вздыхает, обещая, что будет на них ругаться за такое безответственное поведение, и идёт вглубь, сходя с дороги. То и дело цепляется за вездесущие ветви, а порою и за корни деревьев, но не останавливается передохнуть. Смех Мины слышится впереди, и ей вторит Денки — только с каждым шагом кажется, что они всё дальше и дальше. Тревога Киришимы нарастает. — Мина! Каминари! Ответом ему служат тишина и перешёптывания листвы. Нервы Эйджиро не выдерживают, и он начинает идти быстрее, когда Денки наконец-то отзывается. И его голос звучит очень близко — Киришима находит их сидящими на берегу небольшой речки, ради которой даже величественные деревья расступились и оставили место. — Иди сюда, тут такая водичка! — Вас не учили, что нельзя сходить с тропы, потому что можно заблудиться? — Киришима, когда ты успел стать таким занудой? — ехидно улыбается Мина. — Неужели ты решил, что я могу здесь потеряться? Это же родные места! — Помню я про твою хвалёную самоуверенность, и все твои провалы, так что — да, ты можешь потеряться и здесь, и где угодно, — фыркает он. — Эй! — Негодовать будешь потом, ведь пока мы стоим с вами здесь, Джиро там что-то сжигает и готовит для вас костёр. Раздаётся приглушённый стон Каминари, который уже предвкушает ярость подруги на собственной шкуре, но Мина дружелюбно хлопает его по плечу, обещая стать живым щитом. — Не волнуйся, она и для тебя что-то припасла. Так, а теперь нам нужно выйти отсюда. Тропинка была в той стороне, — неопределённо показывает рукой Киришима, но Мина имеет на этот счёт другое мнение: — Через лес будет быстрее, пошлите. Она утягивает их обоих за собой, не оставляя выбора. По дороге Каминари рассказывает Киришиме обо всём на свете, ни на секунду не замолкая. В одно мгновение ему кажется, что Мина успела покусать Денки, и вся её восторженность болезнью передалась через кровь. Но он не может отрицать, что чувствует тёплую радость от этой оживлённости. К счастью, Мина вполне успешно выводит их к домику, в окне которого можно заметить спину Джиро, колдующей над столом. И Киришима прибавляет шаг, когда раздаётся звонкий голос Ашидо. — Ух ты, что это? Разве оно тут было? — Вроде нет, ну, когда мы с тобой шли точно не было. Может Киришима видел? Эйджиро оборачивается ровно в тот момент, когда рука Денки тянется к сандалиям, висящим на одной из нижних веток дерева. Киришима удивлённо рассматривает их, пытаясь вспомнить были или нет, а после замечает небольшие вставки, напоминающие крылышки. — Любой, кто возьмёт у бога, останется с ним навек, — знакомая фраза раздаётся из уст Мины, когда Денки прикасается к талариям*. И Киришима наконец-то вспоминает этот знакомый голос, и проваливается во мрак.*
Киришима видит свою далёкую прошлую жизнь со стороны. Даже здесь есть Каминари, с которым они близки. Они носятся по лесам и полянам, тоги не стесняют движений, а устои общества — жизни. У Каминари из его времени — волосы, крашенные в ярко-светлый, потому что «пикачу — лучший из покемонов», корни тёмные, отросшие; у Каминари из прошлого волосы цвета льна, но в обоих он ощущает что-то одинаковое, неповторимое и родное. Он тянет к нему свою ладонь, но ладонь проходит сквозь, пытается встать на место прошлого себя, но они вновь устремляются прочь, радостно хохоча. Эйджиро смотрит на них с такой болью, потому что знает, что будет дальше — любопытный Денки найдёт таларии, брошенные Гермесом. Он идёт за ними — голоса звучат отдалённо, словно со дна морского, но найти их не составляет труда. Этот путь он проделывал слишком много жизней подряд. — Не трогай! Ты же знаешь, что говорят, — чуть ли не шипит тот, кем был когда-то Эйджиро. — Гермес мог бросить их там по замыслу. — А ещё говорят, что его свита состоит из вечно молодых детей. — Из вечно молодых детей, берущих чужое. Неужели ты хочешь оказаться среди них! — Мы слишком низменны для богов, — смеётся Каминари и тянет к себе сандалии. А после раздаётся шум, их кружит в буйном вихре, разбрасывая в разные стороны. Киришима слишком далеко, чтобы успеть дотянуться до Денки, он может лишь видеть и слышать. Вокруг Денки стоит десяток людей в тогах — дети, молодые, совсем старцы, лишь потом он узнает, что их внешность переменчива. Они задорно улыбаются, а после хором произносят приветственную фразу: «Любой, кто возьмёт у бога, останется с ним навек». И в этом круговороте лиц Эйджиро видит Мину. Гермеса среди них легко узнать — он высок и статен, на его голове петас, а в руках кадуцей* — одно его прикосновение, и Киришима больше не просыпается. Каминари исчезает, словно его никогда и не было, никто не помнит улыбчивого паренька, с которым дружил Эйджиро. Только он не может забыть и принять это за наваждение. Первая жизнь заканчивается сумасшествием и самоубийством. Лишь во второй он узнаёт, что Гермес позволил Каминари остаться смертным и раз в столетие умирать, чтобы вернуться в мир людей и прожить часть жизни с тем, кого любит, пока жадный бог не заберёт своё. В первый раз за ним приходит Момо — она оборачивается раненной ланью и уводит его все глубже в лес, чтобы традиция была соблюдена. Каминари не может сопротивляться чувству сострадания и поддаётся, вновь оставляя Киришиму одного. Перед Эйджиро проносятся множество их жизней, и он чувствует горечь и тоску, ведь не всегда им удается быть вместе. В одной из жизней — он инквизитор, а Каминари — девушка, обвинённая в колдовстве, которой помогает сбежать один из свиты Гермеса, Изуку — Киришима уверен, что в этой жизни его звали бы именно так. Он оказывается стражником, открывшим темницу, но сам не бежит вслед за Каминари, а остаётся в руках Киришимы, позволяет сжечь себя, как помощника тёмных сил. Но Эйджиро помнит, что даже тогда он не противился, лишь смотрел виновато и горько. Это была единственная жизнь, в которой он так и не сумел вспомнить Денки. В следующей — Каминари аристократ, а Эйджиро всего лишь простолюдин, и оба они мужчины. В другой — враги. Столько жизней остаётся позади, он не помнит ни одного своего имени, не помнит имён Денки и посланников за ним, все они подстраиваются под нынешнюю реальность, но их лица отпечатываются в голове. Ни один из них не приходил дважды. — В этот раз нам повезло больше, да, Денки? — говорит он в пустоту, зная, что никогда не дождётся ответа. А потом — потом приходит время просыпаться.*
Он открывает глаза в своей комнате и не удивляется. На кухне раздаётся грохот, поэтому Киришиме приходится вылезти из тёплой постели. — Ого, ты так быстро проснулся? — С каких пор ты хозяйничаешь на моей кухне? — С каких пор это твоя кухня? Он выдыхает с шумом, смотрит на неё тяжёлым взглядом, совершенно не понимая происходящего. — Это была наша с Денки кухня. — С кем? — удивлённо спрашивает Кьёка, а Киришима чувствует, как сердце в груди болезненно сжимается. Опять он единственный, кто помнит. Но Эйджиро решает продолжить, заведомо зная, что не было ни Мины, ни Каминари, ни их поездки. — Давний друг твоей девушки, Мины. — У меня ощущение, что ты перегрелся и теперь бредишь. Как тогда, в детстве, помнишь? — она бесцеремонно прикладывает ладонь к его лбу. И озадаченно смотрит на него. Она, почувствовав, что у Киришимы есть температура, гонит его в комнату — спать, обещая, что будет присматривать за ним, «раз уж ты моё горе». И пока он идет в комнату, вспоминает то, что им внушили — они с Кьёкой друзья детства, соседи по улице, после по парте, а сейчас — по квартире. В детстве у него и правда было перегревание — солнечный удар, во время которого маленькая и глупенькая Джиро плакала над ним и просила не умирать. Только воспоминания Джиро и его собственные путаются в голове, создавая двойственность этой реальности. Киришима забирается под одеяло и не может уснуть — смотрит на потолок безжизненным взглядом, обещая Каминари, что в этот раз он доживёт эту жизнь без сумасшествия, суицида и глупостей, кроме тех, которые предписаны юным и неугомонным, конечно же. Джиро заглядывает к нему, чтобы проверить самочувствие, и он испытывает столько жалости к ней, что не может не смотреть болезненно тоскливо. Она пугается — обнимает аккуратно, успокаивает, говорит, что всё будет хорошо, а он знает, что не будет. Ни у неё, ни у него — в конце концов их обоих лишили близкого человека, только ему, в отличии от Джиро, не подсунули замену, не стёрли воспоминания. Он знает: она будет чувствовать опустошение, но никогда не сможет узнать причину. Киришима даже не замечает, как засыпает под её голос. Снятся ему Мина и Гермес. Они оба стоят далеко, Гермес нависает над девушкой, и она кажется настолько маленькой на его фоне, что Эйджиро весь сжимается. Он пытается подойти к ним, но каждый раз его отбрасывает в сторону, лишь отрывки разговора долетают до ушей. — Срок подошел к концу… — …свобода. — Выбор… исчезнет из памяти… — …смертная. Он не может составить из этого нечто цельное, пытается урвать что-то ещё, но ничего не получается. В последнюю попытку дойти до этих двоих Гермес резко оборачивается и впивается в него взглядом, а после одним взмахом руки отбрасывает его во тьму.*
Киришима открывает глаза и чувствует тяжесть во всем теле, и он бы предпочёл вновь уснуть, если бы не одно обстоятельство: Эйджиро засыпал под голос подруги, а когда просыпается слышит целых два. Чужие воспоминания всплывают в голове, оставляя его в растерянности. Девушка Джиро громкая, шумная, неугомонная и жутко знакомая. — Ты правда приготовишь мне натто? — спрашивает она, когда Киришима буквально вбегает на кухню. — О, доброе утро. Тебе уже лучше? Эта прекрасная девушка, обещавшая мне кое-что вкусное, говорила, что тебе было плохо, и ты бредил. Она говорит по сотне слов в минуту, но он не слышит и половины. Перед ним стоит Мина — с розовой короткой стрижкой и широкой улыбкой. Живая. Мина, которая ездила с ними и забрала Каминари с собой, которая была в свите Гермеса и сейчас стоит здесь. Слова застывают комом в горле. Единственное, что он умудряется прохрипеть, это «Гермес», на что обе девушки озадаченно вглядываются в его лицо. — Мне казалось, что мы прошли этап греческой мифологии ещё в младшей школе. Ты решил снова взяться за её изучение? — Не слушай его, — хмурится Кьёка. — видимо, ему все ещё нехорошо. — Я помогу, пошли — устроим тебе самую мягкую и теплую кровать для болеющих! Завалим её всеми подушками, а потом мы будем таскать тебе всякие вкусности, зависать у твоей кровати и вместе смотреть фильмы! Боже, нам нужно найти для тебя кого-то, чтобы тебе не было так одиноко, когда мы с Джиро съедемся. — Ты уверена, что это случится? Я не брошу своего лучшего друга! Он же без нас не выдержит, — кричит с кухни Кьёка. Киришима растерян, ему хочется смеяться и плакать. Всё это кажется таким уютным и домашним, и в это сложно верится, ведь жизнь по сути не должна быть такой хорошей без Каминари. Но эти ощущения не пропадают, и он позволяет себе рассмеяться. Мина складывает подушки на его кровать и смеётся вместе с ним. Эйджиро ожидал, что это всё проделки бога, что стоит им остаться наедине, и она всё ему расскажет, что это сон, но всё оказывается реальностью. Он даже щипает себя, причем настолько сильно, что морщится от неприятного ощущения. — Что, до сих пор не веришь, что моя ветреная душа так надолго задержалась с Джиро? — Скорее не верю, что вы обе так надолго задержались рядом, что вы обе здесь. — Не беспокойся, мы будем с тобою так долго, что ты начнешь отплёвываться от нас, — смеётся Мина, а он наконец-то складывает все кусочки картины воедино. Эйджиро цепляется за каждую маленькую деталь в подруге, чтобы выяснить, что это его подруга Мина, но уже не та, за которой ушёл Каминари. Неприятный сон больше не кажется неприятным, и в душе Киришимы распускаются подснежники*.