По-настоящему

Аффтар: ShadowHawk Фэндом: Command & Conquer / реальная жизнь Жанр: депрессивная муть с микроэлементами йумора Дисклеймер: что EA – то их, что моё – то моё От аффтара: моя укуренная "муза" снова преподнесла сюрприз, и снова в 4 часа утра, так что я уж и не знаю, на чьей совести этот экспромт – музы или бессонницы От аффтара, в качестве примечания: стихотворение, цитируемое в рассказе, – "Отрава" Шарля Бодлера (переводчика, к сожалению, не знаю)

По-настоящему

      Если ваша девушка обожает зелёные кристаллы, рисует на всех доступных поверхностях непонятный шестиугольник с отдалённо похожей на скорпионий хвост закорючкой, повесила на самом видном месте в вашей квартире портрет какого-то бородатого мужика со взглядом маньяка, постоянно с вдохновенным видом произносит заумные фразы типа "the end is the beginning", а вы их даже не понимаете, потому что учили французский, если эта девушка носит только чёрное и красное, а по ночам, вместо того чтоб мирно спать рядом с вами, строит базы и гоняет танки, будя весь дом криками "Сдохни, поганый неверный!!!", то однажды возникают вполне резонные вопросы в количестве двух штук.       "А нужен ли я ей?"       "А нужна ли она мне?"       Если бы я ответил отрицательно на второй вопрос, первый отпал бы сам собой, но… Извечное "но". Ответ был положительный. …Сильней всего на свете отрава твоих глаз. В их зелени души моей огонь погас…       И моим соперником стал целый мир. Более удачливым, надо сказать, соперником. По крайней мере, мысли Февраль были заняты им гораздо больше, чем мной.       Ах да, я же забыл сказать. Такое вот выбрала она себе имя – Февраль. Разумеется, в паспорте значилось совсем другое, но его она использовала только когда без этого никак было не обойтись. Все, кто знал её, называли исключительно Февраль, потому что она этого хотела – и, кстати, быстро прекращала всякие отношения с теми, кто упорно использовал "официальное" имя, не уважая её право выбора.       Она вообще была своеобразной личностью. И наши отношения казались остальным воплощённым оксюмороном. Иногда я и сам понять не мог, что же связало нас. Иногда? Да никогда не мог, если уж честно.       Так же, как не мог понять, что заставляло её раз за разом возвращаться в мир, выдуманный кем-то ради развлечения и – чего греха таить – прибыли. Мир, пребывающий в агонии с момента рождения…       Однажды, когда я пытался зачитать моей драгоценной Февраль великолепное стихотворение Бодлера в двух разных переводах, чтоб сравнить особенности стиля и узнать, какой же из вариантов кажется ей более благозвучным, она – увлечённая очередным танковым побоищем – лишь отмахнулась от меня, сказав:       – Да заткнись ты, во имя Кейна.       – В задницу твоего Кейна, – не подумав о последствиях, ответил я, хотя сразу же пожалел о столь грубом выражении. Фу, что за слово такое – "задница"! Мог бы подобрать что-то более приличное…       Но долго укорять себя мне не пришлось, так как Февраль, приостановив превращение вражеской базы в груду развалин, подошла ко мне и отобрала томик Бодлера, который я держал в руках, всё ещё надеясь поделиться с ней истинной красотой слога.       – Никогда, – тонкие пальцы смяли страницы, – не смей, – словно серые перья, разлетелись по полу клочки бумаги, – так, – затрещал облезлый переплёт, – про него, – жалкие останки "Цветов зла" небрежно отброшены в сторону, – говорить.       И она вернулась к танкам, и базам, и этому непонятному зелёному кристаллу, и своему братству… как же его там, всё время забываю… …Попытка слиться с ними мне не удалась, Связавшая нас ниточка оборвалась…       Даже её злость была прекрасна, но всё же… Всё же это было слишком. Я чувствовал себя отвратительно весь вечер, потому что из-за моих неосторожных слов пострадала ни в чём не повинная книга.       Поутру я предал её останки огню, и, наблюдая, как обращаются в пепел невесомые страницы, поклялся, что… нет, не отомщу, моя девушка мне дороже всех книг на свете, но и делить её с каким-то дурацким братством я не собирался.       И я решил бороться. Только вот как, скажите мне, можно бороться с международной террористической организацией, если она вымышленная?!       Что ж, врага надо знать в лицо… Хотя на лицо-то как раз я уже достаточно насмотрелся, а вот всё остальное было покрыто мраком.       Для начала я перерыл весь Интернет в поисках информации. Сведений накопилась куча, и я потратил не один час, разбираясь во всей этой странной истории про свалившийся с неба то ли минерал, то ли гриб. В голове царил жуткий кавардак, поэтому иногда я прерывался, чтобы дать отдых сознанию, открывал настежь окно и читал самые любимые стихи Вордсворта, Лермонтова или Верлена, а ветер уносил мои слова, нашёптывал их нежной листве, только-только покрывшей ветви деревьев, и она тихо, трепетно повторяла за ним чудесные строфы, посвящённые жизни, любви и красоте.       Потом я возвращался из мира зелёной листвы в мир зелёного кристалла, чтоб понять наконец, чем же он так прельстил мою Февраль.       А ещё я тщательно скрывал следы своей деятельности. Почему-то Февраль никогда и ни с кем не обсуждала своё увлечение. Даже со мной. Особенно со мной.       Но, сколько бы я ни перечитывал и ни пересматривал всё, что мне удалось накопать на просторах Интернета, я так и не понял.       Да, я разобрался в хитросплетениях отношений враждующих организаций, в политической и экономической обстановке, в особенностях всех классов и подклассов, сильных и слабых сторонах войск… Я разобрался. Но не понял.       Почему она любила этот мир? Как его вообще можно было любить?! …И для меня померкло всё, и я упал без сил В безмолвие времён, к величию светил…       – Прости за книгу, – сказала Февраль через неделю. – Я слишком заигралась. Это тебе.       Я развернул обёрточную бумагу – красную с чёрными звёздами – и обнаружил внутри "Цветы зла". Золотисто-коричневая обложка, как раковина, скрывала белоснежные, пахнущие типографской краской и клеем страницы, гладкие и прохладные, словно поверхность жемчужины.       Это было прекрасно, и я уже собирался покрыть поцелуями мою Февраль с ног до головы, но она выскользнула из моих рук, шутливо погрозив пальчиком, и убежала на кухню.       Пока она готовила ужин, я читал ей вслух свои любимые стихи, но иногда сам не замечал, как умолкал на полуслове, залюбовавшись её красными с ярко-фиолетовыми "перьями" волосами, небрежно заколотыми старым, потерявшим половину зубцов "крабом", или изящными руками, которые ловко управлялись с чашками и тарелками, но, наверно, могли бы – там, в отраве зелёного мира, – так же легко держать оружие, несущее смерть врагам…       В такие мгновения Февраль оборачивалась ко мне и одним-единственным движением бровей выражала своё удивление. И я вспоминал, как это – говорить, и начинал заплетающимся языком бормотать какие-то строки, с каждым словом становясь всё смелее, и так снова и снова…       – А если бы я нашла способ… – вдруг спросила Февраль, так и не коснувшись губами края фарфоровой чашки, поставила её обратно на стол и хитро мне улыбнулась, – если б я смогла уйти туда, ты бы пошёл со мной?       – Зачем? – вот уж действительно, в занятном чёрно-красно-зелёном мире очень нужен такой, как я. Да и мне, признаться, мир этот был не слишком приятен. – И сам бы не пошёл, и тебя бы не пустил. Там только со стороны всё красиво… А по-настоящему лишь кровь, грязь и смерть.       Февраль рассмеялась.       – Ты чего? – удивился я.       – По-настоящему, – она ухватила из сахарницы кусочек рафинада и с удовольствием разгрызла его. – Ты сказал "по-настоящему"… Вот и я думаю, хватит играть. По-настоящему – или никак.       – Ты же не сможешь переселиться в игру, – теперь настала моя очередь смеяться.       – Вот именно… Ладно, читай дальше.       У меня было много любимых стихотворений, которыми я хотел с ней поделиться. В конце концов, именно благодаря поэзии мы и познакомились два года назад…       Это был самый счастливый вечер, который плавно перетёк в ночь.       А потом наступило самое грустное утро.       …Она не забрала ни единой вещи, даже все её любимые диски остались на полке, вместилище мира, ставшего для неё более реальным, чем сама реальность.       Я искал её сам, поднял на уши её, моих и наших друзей и родственников, всех, кого нашёл в списках контактов, написал заявление в полицию… Без толку.       И я ищу её поныне. Хотя… нет. С некоторых пор я ищу вовсе не её. Я ищу способ, о котором она говорила. Или любой другой. Потому что я знаю, пусть это похоже на бред сумасшедшего, я абсолютно уверен: Февраль там.       И, когда они победят, она вернётся ко мне. И я снова буду читать ей стихи. …В забвение ушла она к иным мирам, И предаваться мне осталось лишь мечтам. Зы энд =) 06.05.13.