Hot Times at South Side High

Собрав достаточно энергии, чтобы натянуть штаны, Микки притащился в свою спальню и уронил измученное тело на кровать. Если бы он не был таким уставшим, он был бы в ужасе. Между химическим дурманом и взрывом гормонов, все, что происходило с Йеном, ощущалось как сон, или, может быть, кошмар, в зависимости от того, какие моменты он вспоминал. Йен был самым горячим парнем, который когда-либо трахал Микки. С его пульсирующими мышцами, внушительным ростом, великолепным лицом и огромным членом, он был вершиной физического совершенства. И он был альфой. Он был таким альфой со своими полномочиями и властью. То, как Йен прикасался к нему, почти болезненно сжимая и слишком сильно целуя, сделало Микки диким. Настолько диким, что он потерял свой гребаный рассудок и попросил альфу об узле. Он ненавидел себя за то, что был таким типичным омегой, за то, что умолял о большей близости, большей любви, большей заботе, чем альфа был готов отдать случайному перепихону. Это все не было виной одного Микки. Йен дразнил его, делая все то, что делает альфа и что так любят омеги, чего желают и ради чего живут. Тот факт, что Йен уделял так много внимания шее брюнета, не избегая чувствительной кожи, которая впитывала его внимание, поверг Микки в смятение. Он хотел больше этого, больше губ Йена на его венах, зубов Йена, скользящих по его плоти, клыков Йена, погружающихся в нее. В то время, как разум Милковича не хотел метки, его тело, конечно же, хотело. Именно поэтому секс с альфами был так опасен, это заставляло омег думать, что они хотят получить то, что на самом деле получать не хотят, — биологическая реакция на необычное действие. Микки знал, что ему следовало остаться в ванной и смыть сперму со своего тела; что он лежит, покрытый коркой засохших флюидов, и альфы на первом этаже волнуются, задаваясь вопросом, кому принадлежит запах. Он был уверен, что, хоть лекарства и должны были смягчить запах его смазки, он оставался сильным, изобиловал доказательствами его привлекательности и феромонами, которые сопровождали его. Стук в дверь спальни заставил Микки открыть глаза; он даже не заметил, что они были закрыты и он задремал. — Микки, — позвала Мэнди, продолжая непрерывный стук. — Микки! — Какого хрена? — застонал омега, прижимая ладони к глазам. Он понятия не имел, сколько сейчас времени и как долго он спал, но знал, что выйдет из себя, если сестра продолжит стучаться. — Прекрати. — Поднимайся и уберись в ванной прямо сейчас, — потребовала она. — Ты омерзительный варвар. Вздохнув, Микки подумал было встать, но, в конце концов, решил этого не делать. — Сама уберись, — огрызнулся он. — Ты — та кретинка, которая решила, что было бы здорово набить дом кучей альф. Я пострадал от последствий, так что ты тоже должна. — Не похоже, чтобы ты страдал, — возразила Мэнди. — Если только ты не течешь потопом, когда не получаешь удовольствия. Не стоило спорить с той, кто в этом ничего не понимал, поэтому вместо того, чтобы сказать еще хоть одно слово, он накрыл голову подушкой, пытаясь заглушить ее нытье. Брюнет уже собирался перевернуться и посмотреть, который час, когда почувствовал, как чьи-то руки обхватили его лодыжки. — Отъебись! — крикнул он, пытаясь пнуть сестру, стаскивающую его с кровати. Он жалел, что научил ее вскрывать замки. — Я голый. — Я вижу, — заметила Мэнди, не прекращая попытки повалить его на пол. — Надень какие-нибудь штаны и вымой ванную, урод. Я не могу почистить зубы, не давясь от отвращения. — Отпусти, — приказал он. — Отпусти, и я пойду уберусь. Ослабив хватку, Мэнди уперла руки в бока и подняла брови, ожидая, что брат сдержит слово. Микки неохотно достал из ящика свежие боксеры и протиснулся мимо сестры. Последнее, что он хотел сделать, это отчищать свой сексуальный бардак посреди ночи. Еще больше его раздражало, что сестра стояла в дверях и смотрела, как он это делает. — Так кто же это был? — спросила Мэнди, нетерпеливо постукивая ногой, пока Микки собирал полотенца. — Кто был что? — спросил он, прекрасно понимая, о чем она говорит. — Альфа, который помог тебе изгадить нашу ванную, — уточнила она. — Кто он?  — Не беспокойся об этом, — проворчал омега. Раздражало, что Мэнди вообще спросила об этом. Они никогда не говорили о сексе, и он намеревался продолжать в том же духе. — Ну, ты должен поблагодарить меня, — решила она. — Ты, очевидно, отлично провел ночь, так что все твои жалобы были напрасны. — Ты действительно такая глупая, — сказал он, качая головой в ответ на идиотское заявление сестры. Сунув руку в шкафчик под раковиной, брюнет схватил салфетки «Хлорокс» и принялся за липкую столешницу. — Разве твои подавители не должны останавливать тебя от желания быть оттраханным случайными альфами? Это был хороший вопрос, но Микки не нравилось, когда его задавали. Хотя он знал, что его лекарство не остановит его от возбуждения при виде привлекательных альф, оно должно было контролировать уровень потребности, которую он демонстрировал. Он знал, что в понедельник утром первым делом должен отправиться в клинику, чтобы скорректировать препараты. Брюнет ни в коем случае не собирался рисковать, чтобы то, что случилось, произошло в менее подходящий момент. Он определенно потерял балланс. — Разве ты сейчас не должна сосать член какого-нибудь футболиста? — возразил Микки. — Все ушли и я счастлива сообщить, что ты единственный, кто отсосал сегодня. Он этого не сделал, но он чертовски хотел. Все произошло так быстро. Только что он пробирался сквозь толпу людей в ванную, а в следующее мгновение Йен Галлагер вылизывал его задницу. Черт возьми, у Галлагера был талантливый язык. Безумие, в котором оказался Микки, под воздействием пива и травки, перевело его в другую плоскость. Он понятия не имел, как долго они трахались и какое еще дерьмо он говорил помимо «Поцелуй меня» и «Свяжи меня». — Почисти свои грязные зубы. Я чувствую твое дыхание отсюда, — заявил Микки, забирая стопку полотенец в руки и относя их в свою комнату, чтобы там бросить в корзину для грязного белья. — Я думаю пригласить пару человек завтра вечером, — сказала Мэнди. Он слышал, что она уже держит во рту зубную щетку. — Не так много, как сегодня, но несколько ключевых игроков. Я думаю, что Лилли и Мия были действительно впечатлены тем, как мне удалось все устроить. Хочется показать им, что я могу тоже устроить хороший междусобойчик. — Черт, ты жалкая, — упрекнул ее Микки, ложась на кровать и забираясь под одеяло. — Ты не собираешься принимать душ? — спросила Мэнди, поворачиваясь к его двери. — Ты серьезно, Мик? От тебя воняет. — Мэнди, — предупредил Микки, которому на сегодня хватило нытья сестры. — Если ты не отстанешь от меня к чертовой матери, я расскажу всем твоим ненастоящим друзьям, что ты переспала с Саймоном Кастером летом. — Ты не сделаешь этого, — выдохнула она. — Не испытывай меня. Микки знал, что его сестра будет огорчена, если ее фейковые друзья узнают, что она связалась с их занудным соседом. Он также знал, что Мэнди сохнет по Саймону, но не позволила бы этому зайти дальше, потому что ее больше интересовало впечатление сучек, чем хороший парень, который был идеальным для нее. — Придурок, — пробормотала она, закрывая дверь. Он слушал, как она топает по коридору в свою спальню. Перекатившись, чтобы взять телефон с тумбочки, Микки взглянул на экран и вздохнул: 4:30 утра. Несмотря на усталость, Микки переключился на свое приложение Instagram и набрал в поиске имя Йена. Хотя Микки никогда не публиковал фотографии, он использовал других людей для своих фантазий. Щелкнув по последней фотографии, Микки посмотрел на ухмыляющегося Йена, показывающего пальцем в камеру, сидя рядом с двумя другими футболистами, которые делали то же самое. Микки потребовалось меньше секунды, чтобы понять, что фотография была сделана ранее той ночью в его гостиной. Прокручивая вниз до временной метки, он попытался выяснить, была ли фотография сделана до или после того, как они трахались. При более близком рассмотрении Микки заметил красные пятна на бицепсах Йена, которые казалось, были следами, оставленные пальцами. И тогда он понял, что это он оставил их там. Изучая лицо Йена, брюнет пытался определить, выглядит ли Альфа счастливым и удовлетворенным, действительно ли он был доволен, как сказал. Из того, что Микки мог увидеть, это был блеск в глазах Йена и мягкость в духе Микки. Часть него самого, которую он ненавидел больше всего, заставила Микки надеяться, что он был причиной этого блеска. Как будто пялиться на фотографию было недостаточно, Микки прокручивал фото, сделанные несколько месяцев в поисках взгляда, похожий на тот, что был на фотографии, сделанной той ночью. Он не нашел, и это наполняло Микки удовольствием, которого он не должен был испытывать. Хотя он и назвал Мэнди жалкой немного раньше, Микки был уверен, что именно он был воплощением жалости, не ложась спать даже после восхода солнца, изучая социальные сети Йена. Было около шести утра, когда Микки, наконец, положил телефон и закрыл глаза. Хоть его глаза и были закрыты, он все еще мог видеть лицо Йена, углы его челюсти, изгиб его носа и веснушки, растянувшиеся по его щекам. Он не мог дождаться понедельника, когда у него будет что-то, чтобы заглушить навязчивую идею, на которой настаивал его омега. Несмотря на то что Микки мог извинить себя за то, что так увлекся Альфой, он не мог смириться с тем, что останется таким. Необходимо было принять меры для решения этой проблемы, и он планировал принять эти самые меры. Он не позволит себе потерять контроль. В конце концов, это признак слабости даже более вопиющий, чем быть омегой. Он не мог не быть омегой, но он не мог быть неконтролируемой омегой. И все тут.