Я - вся твоя

      Был уже поздний вечер, когда Канадэ Сакурай вернулась из колледжа домой. Устало вздыхая, она вошла в комнату, которую делила со своей сестрой-близняшкой, и бросила сумку на кровать.       — Я дома! — воскликнула она прежде чем повернуться к креслу, в котором, как ей думалось, сейчас сидит ее сестренка, просматривая свой блог или выполняя домашнее задание. Не обнаружив ее на привычном месте, Кана обвела взглядом комнату и неожиданно узрела светловолосую девушку стоящей перед зеркалом. Тот факт, что на Юкино не было надето ничего, кроме персикового цвета трусиков и кружевного лифчика с оборками, заставил Кану безмолвно застыть, уставившись на сестру во все глаза. От такой картины у нее перехватило дыхание, а сердце забилось часто-часто.       — Ох, с возвращением, Кана-тян! — тепло поприветствовала ее Юки. В голосе была слышна радость и совсем чуть-чуть — смущение, — как тебе мой новый комплектик? Я купила его сегодня в нашем любимом магазине, ну том самом, ты знаешь…       — А… очень миленький, мне нравится, — пробормотала Канадэ, — прости, мне… мне нужно принять ванну.       Она торопливо прошла мимо сестры. Каждая из них в этот момент могла бы заметить яркий румянец на щеках другой.       Позднее вечером младшая из близняшек отправилась в постель. Почувствовав, что Юкино тоже устраивается рядом с ней и ворочается под одеялом в своей обычной манере, Канадэ пробормотала, старательно отводя взгляд:       — Эй, Юки-нээ… Давай сегодня поспим отдельно, хорошо?       Не услышав ответа, она все же посмотрела на сестру с чувством некоторого беспокойства, и встретила взгляд, который, казалось, говорил: «Не верю!»       — Н-но… Но почему? Что случилось, Кана-тян?       С тех пор как сестры покинули родной Хоккайдо и приехали в Токио, был лишь один случай, первый и последний, когда они не делили одну кровать на двоих. Канадэ тогда решила, что ей стоит держать дистанцию между ними ради блага самой же Юкино; да, в тот раз у них случилось легкое недопонимание из-за Сакуи, их кохая, безнадежно влюбленной в Кану… Но сейчас старшая из близняшек не могла найти ни одной причины, объяснившей бы такие слова из уст Канадэ. Кроме…       — К…Кана-тян! — в голосе старшей были слышны слезы, — это из-за того, что ты сегодня видела меня раздетой? Да?!       — У-угу… — Кана просто не могла солгать своей любимой сестренке.       На несколько минут в комнате воцарилось неловкое молчание.       Смущенные до предела, близняшки замерли и как будто боялись сделать малейшее движение. Затем Канадэ неожиданно услышала срывающийся голос Юкино:       — Я… я некрасива, да? Похоже, я набрала пару лишних килограммов за этот месяц… Из-за этого тебе неприятно, что я сейчас в твоей кровати?       Эти слова заставили Кану резко повернуться к светловолосой:       — Нет! Ты все неправильно поняла… Все совсем наоборот! Ты потрясающе выглядишь!       Ее сестренка немного успокоилась:       — Ты действительно так считаешь? — взгляд Юкино светился надеждой.       — Угу, — Кана виновато отвернулась, будучи не в силах больше смотреть на свою старшенькую.       — Тогда почему?..       Встревоженная и даже немного испуганная, Канадэ молчала. «О боги, как мне сказать ей об этом и не выглядеть полной извращенкой, а?»       Взглянув в исполненное искреннего беспокойства лицо сестренки, она сдалась. «Но вся эта решимость окажется абсолютно бесполезной, если в итоге я расстрою ее…»       — Это потому, что… Ты невероятная, Юки-тян! Никогда больше не смей называть себя некрасивой! Ты же знаешь, что ты единственная, кто совершенен для меня! И поэтому… я не могу перестать думать о тебе… не как о сестре… н-но как о… девушке…       И снова в комнате повисла тишина. Кана, боясь встретиться взглядом с сестрой, мрачно уставилась в стену. Юкино же, залившись румянцем, пораженно смотрела на нее. Затем ее взгляд смягчился, и она зарылась в волосы Канадэ, обняв ту со спины:       — Кана-тян… Никогда больше не пугай меня так! Я так рада… Я боялась, что ты возненавидела меня…       Канадэ немного расслабилась, даже не осознавая этого.       — Это невозможно, глупенькая, — ответила она, блаженствуя в объятиях нежных рук и припоминая все случаи, когда тайком наблюдала за Юки в бассейне, — ты самое прекрасное создание во Вселенной. Серьезно.       Затем она вдруг вскинулась:       — Эй, подожди-ка! Ты… полностью осознала то, что я только что сказала? У тебя это не вызывает отвращения или страха?       Но Юки лишь обняла ее еще крепче, так что Канадэ в конце концов повернулась к ней лицом.       — Хех, ты же моя глупышка… Как я могу испытывать отвращение к отражению своих собственных мыслей? Я думаю о тебе точно так же, Кана-тян. Мы знаем друг друга лучше, чем кто бы то ни было в этом мире, и я хочу, чтобы ты всегда оставалась рядом со мной. Всегда-всегда… И я принимаю и разделяю все твои чувства ко мне.       — Юки-тян… Знаешь, твои слова совершенно не помогут мне бороться с моими желаниями! — беспомощно пробормотала Кана. Сейчас, после слов Юки, она почувствовала себя значительно лучше, но ей все еще было ой как непросто.       — Но зачем бороться, Кана-тян? — мягкое мерцание взгляда Юки буквально завораживало Канадэ, — я счастлива от того, что ты чувствуешь ко мне нечто… нечто подобное. Что любишь меня так искренне.       Кана отчетливо понимала, что не в состоянии более сопротивляться, но тем не менее попыталась донести свой последний аргумент:       — Но… но мы с тобой были и остаемся сестрами, не так ли? Это неправильно… вот так вот… Что про нас будут говорить?       — Ты действительно думаешь, что меня это заботит — что кто-то там скажет про нас? Я люблю тебя больше, чем кого-либо на свете. Для меня не существует ничего более важного, чем ты. И, кроме тебя, мне никто не нужен. Я хочу быть для тебя той единственной. И разделить… разделить с тобой твой путь.       На последней фразе Юкино залилась румянцем, и ее младшая сестра невольно подумала, насколько же мило, но в то же время уязвимо та сейчас выглядит.       Канадэ еще никогда в жизни не чувствовала себя настолько смущенно-счастливой. Она смотрела на сестренку, словно не узнавая и пытаясь понять, когда же ее близняшка стала настолько взрослой и рассудительной; стараясь отыскать хотя бы малейший след сомнения на ее лице. Но все, что она видела в глазах Юкино — это отражение своей собственной любви, разделенной с ней и возвращенной ей же сторицей. Это привело младшую в состояние полнейшего блаженства. И Кана сдалась.       Она сжала руку старшей сестренки и придвинулась ближе.       — Я тоже, Юки-тян, — прошептала она, — я хочу быть с тобой всегда. Оставаться для тебя единственной. Но как же… как же быть с обычным порядком вещей? Что, если… вскоре ты поймешь, что тебе нужен… нужен парень?       — Вот же дурында. Ты моя сестра и моя подруга, самый близкий для меня человек. Мне никогда не будет нужен кто-то другой, неважно — девушка или парень. А знаешь, почему? Потому что я знаю, что никогда и никого не смогу полюбить настолько сильно, насколько люблю тебя. Мое сердце заполнено лишь тобой, сестренка.       Проходили мгновения. Теперь близняшки смотрели прямо друг другу в глаза. Затем Канадэ резко поднялась, оказавшись над сестрой. Юкино чувствовала себя полностью загипнотизированной ее сияющим взглядом.       — Тогда… тогда будь моей девушкой? — из уст младшей это прозвучало застенчиво, но твердо.       Старшая залилась краской так, словно стремилась сравняться цветом лица с помидором. Эмоции совершенно поглотили ее, так что она не могла вымолвить ни слова. А затем Канадэ осторожно потянулась к лицу Юкино и поцеловала ее в уголок рта — нежно и совсем-совсем легонько, как тогда, пару месяцев назад в зимнем парке.       Юкино замерла, но лишь на миг. Теперь, после признания Канадэ, она наконец смогла полностью принять их взаимные чувства. Поэтому она обняла сестренку так крепко, как только могла, и прильнула к ее губам, дав волю столь долго сдерживаемым желаниям, целуя горячо и безудержно.       Когда в легких не осталось ни капли кислорода, Юкино мягко обхватила лицо Каны ладонями, смотря на нее страстно и одновременно нежно; в этом взгляде была вся та безмерная любовь, что она чувствовала к ней:       — А ты разве не знаешь? Я — вся твоя, и всегда была твоей, Кана-тян…       Окончание фразы утонуло в новом поцелуе.       Этой ночью две души преодолели последнее препятствие и стали вечно-близкими друг для друга.