ты перепутал комнаты

Чонгук слегка жмурится, кое-как стряхивая с себя остатки сна. Тёплые объятия – это лишь нагревшееся одеяло, поцелуи в шею – лишь смятая подушка. Только запах остаётся прежним, и Чонгук плавает в нём, как в искрящейся воде. Он почти – почти – спокоен, но есть эта тянущая недосказанность, собравшаяся в узел внизу живота. Он словно хочет нырнуть под эту воду с головой, погрузиться вновь в сон без лишних звуков и запоминающихся лиц. Закончить начатое. Но тихое шуршание в тёмной комнате сбивает его с толку. Сперва Чонгук искренне не понимает, почему Намджун-хён не уткнулся в компьютер, отхлёбывая из пятой чашки кофе за ночь. Потом лишь вспоминает, что сам ещё поздним вечером, как змейка, уполз подальше от клацаний мышки, щёлканья клавиатуры и остальных раздражающих звуков. Не сказать, что на соседних койках с Хоби-хёном спится лучше, но к шумному сопению и похрапыванию привыкнуть намного легче, чем к звону бьющейся посуды ближе к утру. Поморгав, Чонгук замечает фигуру около своей кровати. Ну, скорее, это фигура пришла к своей кровати, на которой развалился сонный гость. – Ты перепутал комнаты… – сквозь лёгкую улыбку шепчет Чимин, кладя ладонь на его плечо. – Для лучшей памяти кушай побольше морковки. – Морковка для зрения, а не для памяти, глупый хён… – Чонгук едва слышно хихикает, вяло оценивая аллюзии на себя, кроликов и прочие внутригрупповые шуточки. – Ложись спать, уже поздно… – Он беззвучно зевает. – Ну раз такие дела, то пойду попрошусь к лидеру… – Чимин пытается отвернуться, но не успевает. Его запястье уже в ладони Чонгука. Всё происходит быстро и ловко, одеяло взметнулось, Чимин валится на кровать и в ту же секунду укрыт. Чимин перепугано вспоминает, как дышать, он уже каким-то образом лежит спиной к Чонгуку, а тот лишь считает удары в чужой груди, невольно прижавшись к ней ладонью. Этот хён такой славный. Сладкий, как зефиринка, его так и хочется ущипнуть, а то и как следует помять. Ходит по общежитию с голодными глазами, да и то далеко не из-за диеты, и пахнет так… Чонгук придвигается поближе и утыкается носом в мокрые после душа волосы. Вот этот запах ему снился. Этим запахом пропиталась чужая подушка, и Чимин имел такую неосторожность вымыться своим любимым шампунем после поздней тренировки, позволить композиции осесть на коже и смешаться с запахом владельца… – Какой ты вкусный, хён… Чонгук закрывает глаза, продолжая принюхиваться, обнимает Чимина уже с двух сторон, не в силах оторваться, и тот лишь постепенно расслабляется в чужих объятиях. Чимин вообще очень тактильный, и Чонгук обнимал бы его постоянно по поводу и без, но есть одна проблема. Одна проблема чуть ли не на весь бэнд, где каждый второй умудряется платонически потрогать Чимина за плечико, а потом полдня жрать взглядом из-за угла. Потому что сил нет остановиться, и желания нет, а есть только какой-то там долг, какие-то там нормы, смутные командные взаимоотношения, вся эта муть, до которой в темноте вообще нет дела. – Чонгук… – Чимин едва сдерживает улыбку, и это прекрасно слышно. – Ты в меня упираешься своим… своим. Время и Чонгуку замереть. Он искренне радуется, что в тёмной комнате никто не увидит румянец, приливший к щекам, и он собирается с силами, лишь бы не посыпаться из-за собственной застенчивости. Чимин уже собирается перевернуться на спину, но Чонгук вцепился в него из последних сил. Он тут главный. И он прекрасно знает, как Чимину это нравится. – Ты хочешь разбудить Хоби? – едва слышно шепчет Чонгук, касаясь губами маленького ушка, в которое так и охота вцепиться. – Просто… – Чимин продолжает идти наперекор, всё пытается развернуться, цепляясь за напряжённое предплечье своими смешными пальчиками. – Просто дай мне помочь, дурак! Он почти шипит сквозь беззвучный смех, и Чонгуку приходится расслабить руки. Резко, аки сурикат, он приподнимается над подушкой и сверлит взглядом зашевелившуюся фигуру на соседней кровати. Хоби что-то амбициозно бубнит сквозь сон и вырубается обратно. Через секунду его шумное сопение снова оглашает комнату. Выдохнув, Чонгук вновь опускается на подушку. Он может поклясться, что в темноте видит лукавый блеск глаз напротив. – И как же ты… – Он комкает и сглатывает остатки фразы, когда всё те же маленькие пальчики лезут в штаны. Да, он уже много раз пробовал. Да, представлял всякое, лазал в соседской истории браузера и впечатлялся, но живое чужое тепло в таком месте заставляет вздрагивать буквально от каждого движения. Чимин просто водит ладонью по его члену, а Чонгуку уже одновременно сладко и дурно. И в голове бьётся одна-единственная максимально дурная фраза. «Хён, а можно тебя поцеловать?». Развёл тут альфа-самца, поверил в себя настолько, что ради желанной разрядки вообще ничего делать не приходится, а такой дури стесняется. Максимально дурной дури, от которой зубы скрипят, но которую упрямо хочется больше всего на свете. – Нравится? – Чимин шепчет где-то совсем близко, лукавит и совсем ну самую малость не уверен в ответном молчании. Чонгук слышит интонации даже в шёпоте, буквально чувствует. Злость берёт своё. Ему нужны эти надутые выпуклые губы, похожие на спелые вишни, нужны вопреки всей логике, и Чонгук дёргается вперёд, придавливая Чимина к подушке. Сперва не попадает, утыкаясь носом в пухлую щёку, но тут же заметает следы эпичного провала, прижимаясь в поцелуе на ощупь. Губы Чимина парадоксально легко сминаются, и он невольно постанывает в ответ, отчего в панике охота срочно заткнуть его. И Чонгук не придумывает ничего лучше, чем протолкнуть язык меж этих самых губ. Чимин покорно умолкает, открывая рот шире, и в ответ сжимает пальцы сильнее, давит ими на член, размазывая выступившую смазку, и Чонгук почти вырубается от пронизывающего чувства удовлетворения. Его трясёт, в порыве он кусает чужие мягкие губы, и на шум плевать. Плевать уже, собственно, на всё. Хоби громко всхрапывает и утихает. Чонгук приходит в себя, лёжа поверх притихшего Чимина. Их дыхания постепенно смешиваются, и губы почти соприкасаются вновь, как вдруг в лицо утыкается что-то… бумажное. Салфетка. Неизвестно, откуда достал её Чимин. Рука выскальзывает из штанов, и Чимин давится беззвучным смехом, вытаскивая из-под кровати ещё один бумажный платочек. Похоже, у него тут всё до ужаса складно продумано. – Хён… – Изо всех сил Чонгук пытается не смущаться, чуть ли не силой вырубает все эмоции, лишь бы хоть как-то высказать свой вопрос. – Хён, а ты… – А я очень устал и хочу спать, – шепчет Чимин сквозь улыбку, забрасывая скомканную салфетку обратно под кровать. – Но спасибо за заботу. Чимин вновь поворачивается спиной и мостится на краю подушки. С лёгкой неловкостью Чонгук просовывает свою салфетку в штаны. «Хён, а ты без салфеток сумеешь?», – носится в голове невысказанная фраза, а следом за ней зреет и новый коварный план.