Часть 1
16 июля 2019 г. в 11:26
Египетский свет истории уже померк. Закончилась эпоха величественных фараонов, воспеваний кошкам и богам, тяжкой бремени рабов и не тронутых временем пирамид. Однако до сих пор и по сей день мы бессмертно наблюдаем за жизнью миллионов душ с небес, где Рай, да из земли, где Ад.
Век на Земле уже иной – на нашем новом календаре приближался конец восемнадцатого века. Эпоха революций и становления новых ценностей в жизни людей. Этот век был тяжёл и более чем хмур.
Дело же было в объятой холодной осенью Вене. Тридцатипятилетний Вольфганг Амадей Моцарт прибыл сюда после руководства над своей оперой «Милосердие Тита», в своё время ставшей подарком императору Леопольду Второму, который на тот момент готовился к коронации. Однако прошу прощения за это литературное отступление от текста, я продолжу. Его, знаменитого композитора, как всегда сопровождала жена его, Констанция. Ноябрь холодно поприветствовала супружескую пару. Бронзовые тучи грозно плыли по небу, не позволяя пробиться хоть одному маленькому лучику света и грозящие пролить на землю свои слёзы. Ветер едва шевелил листья, срывая их с густых рыжих.
– Знаешь, милая Констанция, – ласково говорил Моцарт своей жене, – я предчувствую свою скорую смерть...
А она его успокаивала, утешала, ласково воркуя. Они даже не замечали, что за ними, ступая легко и бесшумно, шёл странный мужчина: не то индонезиец, не то англичанин, – весь в чёрном одет, как будто на траур шёл, а под мышкой держал странную папку такого же цвета, на замке которой едва можно было разглядеть знак анкха. К смольным глазам хорошо подходили его волнистые чёрные, как сама тьма, волосы, которые ниспадали аж до самых лопаток. Худое, суховатое и совсем безжизненное лицо, украшенное небольшим шрамом, едва привлекал взоры прохожих, а потом с ужасом отводил их прочь и меж собой разговор начинали о нём. Телосложением, как ни удивительно, незнакомец напоминал ходячего мертвеца, восставшей из колыбели земли спустя несколько месяцев, а на впалых щеках и острых скулах не было ни оттенка румянца, ни яркого цвета кожи. А в глазах царил мёртвый покой, а, может, и скука, будто ему весь мир надоел. Всё это, видимо, так накапливалось, что под глазами можно было увидеть следы синяков. Правда, это описание лица вскрылось бы позже – лицо странного мужчины старательно закрывалось капюшоном. Даже ветер не смог бы сорвать. Этот шпион проследовал за ними вплоть до дома семьи Моцарта.
Когда спустилась мрачная ночь, фигура в чёрном сдвинула левый рукав, обнажив чуть видные часы и направив на свет одинокого уличного фонаря, глянул на время и направился к входу того самого дома на Раухенштейнгассе (Ах, я бы с трудом выговорил это длинное слово!). Короткий стук в дверь квартиры на втором этаже.
– Что вам надобно, мсье? – на пороге его встретил сам композитор.
– Я хочу сделать заказ... – глубоким басом произнёс посланник в чёрном, медленно и чётко говоря эти слова. – ...Позволите пройти?
Через несколько минут оба уже сидели на диванчиках в гостиной. Убранства были роскошны – семья Моцартов имела возможность тому, ибо музыкальному виртуозу платили не малые деньги. Помещение освещалось полусветом. Быть может, семья собиралась к ночному покою. Жена подала чай господам и по ласковому слову хозяина дома Констанция удалилась в другую комнату.
– Так какой вы хотели сделать заказ? – первым нарушил тишину Вольфганг, немного отпив из чашки.
– Траурную мессу, – коротко ответил незнакомец в чёрном плаще, игнорируя изумление Моцарта.
– Траурную мессу? – чуть тише повторил тот, не сведя с заказчика потрясённых глаз. Его пробрала мелкая дрожь, которую он тут же сдержал. – Какова, однако, плата?
– Сто дукатов авансом при одном условии.
– Каком же? – Снова Моцарт был изумлён.
– Если всё останется в рамках анонимности. Прошу вас.
Композитор задумался с минуту, надвинул слегка брови к переносице и согласился. Разъяснив все детали заказа, гость покинул дом спустя два часа. Его встретил холодный ветер, который как будто бы гневался на него, и пытался сорвать с посланника в чёрном капюшон. Только за поворотом дома мужчина повстречал странную фигуру в белом, которая аккуратно опиралась спиной о стену дома. Едва в свете фонарей можно было увидеть аккуратную белоснежную рубашку с симпатичными манжетами ванильного оттенка, будто это мороженое и ваниль на одном блюдце и поверх надетый тоненький жилет; светлые штаны, аккуратно заправленные в сапоги, хоть и иногда морщился острый нос очередного незнакомства от неудовольствия их носить. Думаю, что всё-таки не привык к такой моде, а к простой одежде, к тому времени, в которой его имя было на устах. На груди у человека под тридцать и среднего роста висел небольшой медальон в виде солнечного диска и с головой сокола посреди него. А дальше, приблизившись к белому силуэту, человек в чёрном увидел ниспадающие, но едва касающихся юных и широких плеч, льняные волосы, которые изливали блеск и подчёркивали острые подбородок и скулы; а на лице – лёгкий румянец и огонь чуть тонких губ; ясные синие глаза, как сапфир, как глубокое дно синего моря, где покоится так много тайн, жизнерадостно сияли, смотря напрямик на нашего героя. Улыбка так и не сходила с его чуть красного от лёгкой жары лица. Вообще кожа сама по себе всё время как будто в золотом слое загара. По моему представлению, эталон для мечты скромных дам.
– Что ты тут делаешь, Блэк? – Прозвучал какой-то мягкий тенор.
– Не Вашего ума дело, Сан, – сдержанно произнёс наш герой, Серигала Блэк.
Партнёр его... Или друг? ...именуемый Раймоном Саном, вышел на свет фонаря и приторной улыбкой встретил своего старого приятеля.
– Я нашёл его, – с ходу произнёс Серигала.
– Я знаю... Так ты сделал заказ? – властным тоном произнёс собеседник.
– Всё как положено: в тот же день и час всё случится. Озирис позаботился о его судьбе и лично попросил меня проследить за процессом, – не скрывая долю раздражения ответил Блэк.
– Ах, – и светлый мужчина сложил ладони, прижимая локти к телу, – как жаль, что такому виртуозу вскоре придётся покинуть этот замечательный мир.
– Жизнь смертных не вечна. Только мы – бессмертные! Не забывай об этом, Амон-Ра! – и черноволосый, круто развернувшись, поспешил прочь.
Так пролетал день за днём, потом – ночь за ночью. Нашему герою невидимкою, неким духом часто приходилось бывать в доме композитора, безучастно наблюдая за сумасшествием Моцарта. Только Амон-Ра, выполняя некую музы, что приносит вдохновение подобным творческим безумцам, всё крутился, как юла, вокруг этой смертной души. Вольфганг, действительно поймав вдохновения блаженные минуты, торопливо и кряхтя что-то чиркал гусиным пером по расчерченной линиями бумаге, потом вскакивал с места и, бродя из угла в угол, потирал свой небольшой подбородок. Было видно, как бедняга-композитор мучился, силясь написать хоть один лист нотами, и впадал в депрессивное состояние, отчего он ни с кем не разговаривал и даже не высовывался на улицу. Констанция, припав к двери его кабинета, с отчаянием в глазах наблюдала, как её муж постепенно сходил с ума, пытаясь убеждать всех в том, что ту самую траурную мессу заказала сама Смерть. Анубису, когда он слышал это, оставалось только горько усмехаться и ждать, когда же срок забрать его яркую душонку в мир мёртвых.
И вот, уже минул январь. Холодная пора. Снега за окном, да противные метели. У сумасшедшего композитора окончательно прогрессировала болезнь, поразившая ещё в Праге. Умирал он мучительно, терпя невыносимую боль, но продолжал работать и сочинять, с ужасом пытаясь закончить свой «Реквием», пока окончательно не оказался в постели с опухшим телом. Только в тени Серигала Блэк и Раймон Сан наблюдали за таким ужасным процессом смерти и горячо спорили, каждый боролся за его душу. Последний боролся за его жизнь, а другой – ничего не делал, так как знал, как Озирис распорядился судьбою даже этого великого, но смертного композитора, и всякий раз остро язвил.
– Что, пытаешься опять спасти его, Амон-Ра? Сдайся наконец! Он обречён! «Реквием» будет не завершён! – Однажды вспылил Блэк, когда в очередной раз увидел, как первый пытался посреди ночи его вылечить от болезни.
– Я хоть что-то пытаюсь делать, любезный друг, – всё так же мягко воркуя, защищался Амон-Ра.
Но тут Сан, резко обернувшись, взглянул на Моцарта и резко приложил пару пальцев к шее. Так он понял: Вольфганг Амадей Моцарт, поразивший своим талантом весь мир и оказавший большое влияние на мировую культуру, великий композитор... был мёртв.
– Вот видишь, до чего ты его довёл своими силами? – Злился уже снявший свою маску Блэка бог Анубис. Раскрыв свои тёмные ладони с длинными пальцами, бог смерти пронёс свою руку над всем телом умершего от ног до головы. По всему организму стал собираться откуда-то не возьмись голубоватый свет; он широкими змеями пополз от ног, рук, постепенно собираясь у закрытых уст композитора, а потом весь свет выполз из мёртвого тела и кое-как сформировал полупрозрачный силуэт, повторяющего черты тела и лица Моцарта. Тот в последний раз взглянул на себя, бледного и опухшего, и за руку со своей Смертью ушёл в голубой свет.
И вот на следующий день, шестого декабря, наступили похороны. Кладбище Святого Марка. Поздний вечер. Снег, будто оплакивающий потерю великого гения, непрерывно падал на землю большими группами. Метель не трогала тихие захоронения на кладбище. Средь тех мрачных крестов, склепов и почерневших от времени скульптур можно было увидеть небольшую группу людей, которая, прячась от ветерка, ютились около пока что пустой могилы. За всем этим мрачным процессом вдалеке наблюдали наши знакомые герои.
– Странно, что Констанции нет на похоронах её же мужа, – с отголосками грусти в тембре заметил Раймон, поправляя свой кулон и вертя кольцо с головой сокола на указательном пальце правой руки. Анубис молча стоял и смотрел на Сальери, который стоял к ним спиной, и крепко держал под мышкой всю ту же папку с знаком Анкха.
– Меня больше удивляет присутствие его противника, – спустя минут три вдруг вставил Блэк.
– Почему же? У них была прелестная дружба! – С бурлящим восторгом воскликнул бог солнца и жизни.
– Не знаю. Но именно он закончит мой заказ...
– Ты всё ещё помнишь о нём? – Хихикнув, изумился его партнёр.
– Нельзя забывать о том произведении, который станет самым известным после смерти своего создателя и который покажет завистливого Сальери с лучшей стороны, как друга его, настоящего партнёра. Такова судьба последней работы Моцарта!
И уже потом, место погребения постепенно опустела, наши герои – Смерть и Жизнь – взглянули в последний раз на свежую землю, которая уже постепенно покрывалась слоем снега, потом развернулись и исчезли в полном мраке тихой и беззвёздной ночи, которая уже давно покрыла своим чёрным пледом спящую Вену...