***
В тот день стояла невыносимая жара. Солнце шпарило вовсю, а прогноз на неделю был неутешительным — всего один потенциальный дождливый день. Два парня стояли в прихожей маленькой квартирки, и один из них собирался уходить, причём надолго, судя по стоящему рядом увесистому чемодану. — Так, почему ты уходишь?— робко спросил Пик. — Я же сказал, потому что так будет лучше. Лучше нам обоим,— раздраженно ответил Он.— Я уже всё тебе объяснил. Теперь тема закрыта.— Он дозавязывал шнурок на ботинке, сухо поцеловал фиолетового в щеку, взял чемодан и чехол со скрипкой и ушёл, мягко прикрыв за собой дверь, оставив Пика в некоем смятении. С того разговора и ухода прошёл почти год.***
Вообще, надежду на то, что Он вернётся парень оставил уже давно, спустя полгода после вышеописанных событий. Если Он что-то и делал, то делал он навсегда и безвозвратно, тщательно взвешивая и выверивая каждый шаг. В подавленном состоянии Пик подошёл к окну, грея руки о тёплую кружку. Бушевавшая за стеклом погода немного успокоилась, принимая какой-то свой личный печальный или не очень факт. В дверь снова позвонили, на сей раз настойчивее, чем прежде. Без особого энтузиазма парень отправился открывать. Скорее всего просто кто-то ошибся квартирой и теперь будет трезвонить в другую. А может это какая-нибудь рассылка типа «Давайте поговорим о боге». Да, действительно, это ведь ТАК интересно! Будто бы других дел у людей не существует, только как о боге разглагольствовать. Поставив кружку с чаем на тумбочку, где обычно лежали ключи, парень поправил сползший с плеч плед. Не удосужившись даже взглянуть в глазок, Пик открыл дверь. Вот знаете, иногда так бывает, когда гуляешь где-нибудь под балконами и внезапно на тебя падает снег или вода. И ты стоишь в этаком ступоре, не понимая, что сейчас произошло и пытаешься понять кто же это тебе так жизнь попортил. Так и сейчас Пик стоял перед открытой дверью и смотрел в глаза Ему. Тому самому, из-за которого в сердце столько времени была пустота, боль и непонимание зачем Он это сделал, зачем ушёл, толком ничего не объяснив. — К-куромаку...— голос предательски дрогнул.— Что ты тут делаешь? Разве ты не уехал в другой город? Разве... Договорить ему не дали, тут же обняв и начав неразборчиво нашёптывать извинения, точно таким же надломленным голосом. Слёзы снова были готовы брызнуть из глаз, но на этот раз от счастья. — Прости, я тогда всё слишком плохо объяснил, я не хотел, чтобы так получилось, прости...— Маку тихо говорил и улыбался как дурак, нашедший что-то красивое. — Ну что же ты стоишь в дверях, проходи,— утирая воду с лица проговорил Пик, нехотя высвобождаясь из объятий и проходя в прихожую, чтобы дать Куро чуть больше места. Чай на столе и на тумбочке ещё не успел остыть, когда к нему снова прикоснулись. Сидя на кухне, с любовью и заботой завёрнутый в тёплый плед, Маку рассказывал, что весь этот год учился в консерватории в Москве, но почему-то чёрт тогда дёрнул за язык и он ничего не сказал, только то, что ему нужно уехать. Пик его слушал немного в полуха, больше любуясь на то, как он изменился, как ещё больше посветлели волосы, линзы сменили старые очки, а глаза стали более добрыми и открытыми. Допив чай, они не стали ничего убирать — успеют ещё, сейчас главное — это то, что Маку наконец-то вернулся домой. Квартира впервые за долгое время услышала мягкий переливчатый смех фиолетового и странные шутки седого. Свободное пространство снова заполонил запах коричных булочек, сирени и счастья, если оно вообще может пахнуть. На своё законное место вернулись совместные фотографии и скрипка с виолончелью. Через час они уже сидели в обнимку на диване и, раскрыв окна, молча слушали усилившийся стук дождя по крыше, вторящие ему, завывания ветра и стук сердец, бьющихся в унисон. Тихо поцеловав Куромаку в щёку, Пик, впервые за этот почти год, подумал, что уж теперь-то всё точно будет хорошо, даже несмотря на то, что это лишь на лето.