Глава 7
Когда дождевая капля тяжело разбилась прямо о кончик носа, Гермиона вздрогнула, торопливо вытирая лицо. Тучи находили с самого утра, но кто обратит внимание на такую мелочь, когда впереди ждал прекрасный день. Теперь же она лишь крепче обхватила себя руками, отстранённо наблюдая, как студенты, которыми сегодня кишел Хогсмид, ускоряют шаги, стремясь спрятаться под навесами, заскакивая в первые попавшиеся пабы и магазинчики. Откуда-то доносится смех и вскрики. По мере того, как дождь увеличивался, улочка редела, а Гермиона брела вперед, хмурясь от прохладных капель и своих мыслей. Прятаться не хотелось. Ей нравился дождь. Сразу вспоминалось детство, загородный дом и бьющие в лицо капли. Шлепающие по лужам ноги. Мамин зовущий голос и мокрые подмигивающие васильки, буйно растущие у крыльца. Над раскинутым полем бьёт молния, и Гермиона забегает по ступенькам домой, прижимаясь к маминым ногам, обхватывая её колени и чувствуя, как сердце птицей колотится в груди. От страха и от восторга. Они стоят на веранде, и Гермиона не может понять, страшно ли ей от раскатов рокочущего грома. Мама рядом, а значит не страшно. Но дыхание всё равно перехватывает, когда порыв ветра бросает в лицо мелкий рой капель. Лёгкие руки гладят Гермиону по влажным растрепанным волосам. — Это просто гроза, солнышко. — Красиво… — шепчет она, прижимаясь щекой к маминым коленям. Вздыхает, и запах мокрой земли так глубоко въедается в неё, что кажется, будто она лежит посреди поля, раскинув руки, и трава липнет к щекам, а на лицо падают капли. Падают и падают. К нему примешивается запах цветов, потяжелевший от влаги, и мать мягко проводит ладонью по спине Гермионы. — Идем в дом. Почему-то в горло толкнулся колючий ком, который никак не удавалось проглотить. Ей вспомнилась хватка Грэхэма, она до сих пор ощущала её на своих плечах. Ни крепкое тело, ни сильные руки не вызвали в Гермионе ничего, кроме стойкого чувства отвращения, хотя чем-то отдаленно они напоминали прикосновения Малфоя, который держал её точно так же, в темноте коридора. И кто знает, будь он на месте Монтегю, стала бы Гермиона так вырываться? Мерлинова борода, конечно! Она на секунду представила себе, что это Малфой прижимался бы к ней пахом, топорщащейся ширинкой, своей горячей эрекцией, затянутой в ткань, и ощутила, почти с ужасом, как низ живота начинает тянуть. Нет. Она бы не вырывалась. Вырывалась бы, но не так. Потому что хотела бы прижаться к нему, чтобы он сжал руки сильнее, чтобы чувствовать его ещё больше. Горячего. С холодными глазами. Этот контраст… сводил с ума. По-настоящему сводил с ума. Становился необходимым. Пусть не прикасаться. Пусть просто смотреть, чувствовать. Видеть, как выражения на его обычно непроницаемом лице сменяются одно другим. Видеть его. Зачем? Нужно. Это слово внезапно оказалось настолько масштабным, что захотелось разорвать свою грудную клетку, чтобы выпустить его наружу. Гермиона закусила губу так, что в глазах начало печь. Как он мог вызвать чёртову необходимость за месяц? За один сентябрь она забыла, что была на свете когда-то та Гермиона Грейнджер, которая могла пройти мимо Малфоя в коридоре, не остановившись на нём взглядом. Что могла сидеть на уроке, старательно записывая конспект и попутно делая замечания Рону, который в очередной раз записал бы неправильный состав зелья, отвлекаясь на болтовню с Невиллом, а не напряженно прислушиваться, ощущая на своём затылке этот взгляд. И мимоходом оборачиваясь, убеждаться, что сходит с ума, потому что он сидит, склонив голову, и записывает что-то или читает, или смотрит в сторону отвлечённо и пусто, настолько погружённый в свои мысли, что, кажется, он никогда и не выпадал из них. Что когда-то могла просто не обратить внимания, что его волосы имеют самый удивительный оттенок платины, а руки с тонкими пальцами и чётко выступающими фалангами — самые красивые руки, какие она когда-либо видела. И что за их прикосновение… Гермиона крепко зажмурилась, осознавая, что смотрит куда-то сквозь завесу дождя и уже даже не идёт, а стоит на месте посреди пустой улицы. И в голове мысль: а у меня ведь сейчас взгляд, совсем как у него. Именно так он смотрит. Мимо всего, что его окружает. И, возможно, в какой-то из плоскостей этого дождливого мира их взгляды сейчас пересеклись. — Господи, я идиотка. Она встряхнула головой и, плотнее сжав руки на груди, поспешила к одному из навесов у паба. Ещё не хватало простыть под дурацким дождём, чтобы потом посещать мадам Помфри вместо занятий. Под навесом обжималась какая-то парочка, Гермиона против воли присмотрелась и поняла, что это Курт. Настолько увлечён своим делом, что не замечает вокруг ничего — ни стены дождя, ни продрогшую Гермиону, старосту девочек, замедлившую ход в десятке метров и наблюдающую, как Лори Доретт зарывается руками в его влажные волосы. Гермиона смотрела на эти движения. Как тонкие пальцы пропускают густые тёмные пряди, сжимаясь в них, притягивая ближе, соскальзывая на затылок, ероша. Так, как самую малость… самую крошечную малость хотелось сделать Гермионе. Она никогда вот так не зарывалась в волосы того, кто держит тебя в объятьях. Конечно, это просто романтичные глупости, они вовсе не нужны таким девушкам, как Гермиона, но… Коротко выдохнув, она отвернулась, ощущая себя грязной оттого, что увидела их. Я обязательно поговорю с Куртом, решила она. Не сейчас, конечно. Потом. Попрошу прощения, что прогнала его, ничего толком не объяснив, когда увидела Малфоя, летящего по коридору. Чужие ладони обхватили её, накидывая на плечи нагретую ткань так внезапно, что она вздрогнула. Сердце на секунду задушено трепыхнулось и упало, покатившись, кажется, по той самой грязи, в которой стояли сейчас ноги. Твердые руки волчком развернули её на месте. Нет. Не те руки. Это был всего лишь Гарри. Торопливо укутывал её в свою куртку и говорил что-то. Постойте. Говорил?.. — …Мерлин, Гермиона! Ты что, совсем с ума сошла? Вся мокрая, посмотри. Идём, живо. Рука крепко прижимает её к груди так, что она утыкается в его плечо носом. Запах мёда, пряности и грога. Запах вечеров у камина в Норе. Запах вечного поиска проблем. Запах спасения всех магов Лондона. Запах надежды волшебного мира. Родной запах Гарри. Она прикрывает глаза, понимая, что он продолжает отчитывать её, называет дурочкой, ругает и почти тащит за собой по улице, а их обувь чавкает по размокшей земле. И из губ вырывается ожидаемое: прости, Гарри. Я не подумала. Да, дурочка. Да, идиотка. Да, прости. Простипростипростигарри. И его голос успокаивается, становится мягче. Наверное, потому, что он слышит то, что Гермиона так старательно скрывала все эти недели. То, чего он не понимает. И не дай Мерлин ты поймешь, Гарри. Лучше не понимай. Я не готова всё рассказать. Они останавливаются под крышей какого-то здания, дождь прекращает бить по плечам, и словно тут же становится легче. Теперь от неё пахнет осенью. От неё пахнет им. Господи, прекрати! Перед тобой стоит Гарри, а ты думаешь об этом придурке! Она захотела содрать с себя кожу, чтобы не чувствовать. Слишком сильно. Слишком нужно. Слишком. Ненавижу это слово. Гарри по-прежнему обнимал её. Чувствовал, наверное, что ей нужно ощущать чье-то тепло, кого-то, удерживающего её здесь. Или просто боялся, что она замёрзнет. Но ей уже было холодно. В животе и в груди. Холод забивался в кончики пальцев, которые, кажется, вот-вот посинеют. — Всё хорошо. Шёпот у него странный, так не похож на шёпот Гарри, который был в прошлом году. И снова осознание: они взрослые. И снова тоскливый вой где-то под рёбрами. Захотелось вернуть то, что было до этого сентября. Она кивает. Жмурит глаза. Вздыхает. От Гарри теперь тоже пахнет осенью, но запах совсем другой. Не холодный, как у Малфоя. Наоборот — совсем тёплый. Прекрати их сравнивать! Мерлин, прекрати… Гермиона плотнее закрывает глаза, утыкаясь носом ему в плечо, обнимает, цепляясь за влажный материал толстовки на спине. Но сознание предаёт её — так по-идиотски, это так злит! Оно подкидывает воспоминание колючего свитера, и пальцы на толстовке сжимаются сильнее. Хочется сказать: не отпускай меня, Гарри. Не отдавай меня этому дерьму, Гарри. Просто держи меня, Гарри, потому что я не справляюсь сама. Как же гадко… Но Гарри держит. Сгребает её совсем по-медвежьи, прижимая к себе и повторяя одни и те же слова, от которых сердце снова ухает вниз: — Не плачь. Мы ему этого так не оставим. Отметелим так, что родня не узнает. Рожа слизеринская. Кретин. Она отстраняется от него, глядя широко раскрытыми, влажными глазами. — О ком ты говоришь? Он слегка хмурится. Смотрит на неё непонимающе. — О Грэхэме, конечно. Будто сам собой разумеющийся факт. Гермиона ненавидит вырвавшийся из груди облегчённый вздох. — Ах, да. Конечно, — но тут же исправляется: — Нет, не надо его бить. Он просто идиот безмозглый. Совсем не соображает, что делает. Я сама с ним разберусь. — Ты начала слишком часто это говорить, — сказал Гарри, слегка хмурясь. — Как будто нас с Роном нет. Как будто меня нет. Она недоумённо моргнула в ответ на фразу, и по щеке скатилась слеза. Гермиона действительно плакала? Мерлин, да что с ней такое… Гарри уставился на её мокрые щёки, нахмурился ещё сильнее. Его глаза с беспокойством вглядывались в лицо. — Нам нужно поговорить, — твёрдо сказал он, и Гермиона шумно выдохнула, отводя взгляд. Подняла руки и вытерла щёку одним быстрым движением. — Гарри… — Нет, не начинай это «Гарри», Гермиона! — он повысил голос, но быстро взял себя в руки и настойчиво сжал пальцами её плечи. — Нам нужно поговорить. Хватит этой молчанки! Гермиона отстранилась, замечая, что чёрные густые волосы совершенно сырые и торчат в разные стороны, наверняка как и её собственные. Подняла руку и пригладила их. Гарри был раздражён, но не убрал голову, только терпеливо ждал. — Где Рон? — Пришёл Симус, я оставил их в «Трёх мётлах». Рвался со мной пойти, но я бы тогда вас обоих тащил. — Тебе без куртки не холодно? — Гермиона. Она замолчала, глядя, как мимо пробегают какие-то парни, хохоча под дождём и подгоняя друг друга. — Что происходит? Захотелось крикнуть: «Ничего!». Она бы правда закричала, очень громко, потому что это слово буквально рвалось из груди. Но Гарри уж точно не был виноват в том бунте, который устроило её сердце, и в тех разрывающих эмоциях, которые вызывал чёртов... — Всё в порядке. — Не ври, — выпалил он. Гермиона удивлённо подняла на него взгляд. Зелёные глаза впивались в её лицо. Гарри даже не обращал внимания на то, что с волос на стёкла очков падают капли, стекая к щекам, оставляя после себя неровные дорожки, мешая смотреть. Он переживал. По-настоящему переживал. Она даже не замечала, что он настолько переживает. — Что случилось? Это Малфой, да? Он словно готов был прямо сейчас шагнуть под дождь, не дожидаясь ответа и объяснений. Словно готов был выхватить палочку и броситься в «Три метлы», ворваться в зал, швырнуть в Малфоя аваду, не разбираясь, кто прав, кто виноват. Прямо как пару лет назад. До всего этого. Просто глядя на её заплаканное лицо. — Что он сделал?! — Ничего! Гарри застыл, и Гермиона испугалась. Впервые испугалась, что он услышал то, что резануло её саму, когда она выкрикнула это слово. Почти сожаление. Потому что ничего, дьявол его дери, Малфой не сделал. Он просто был, и факт его существования неожиданно начал отравлять её, каждую секунду, каждую минуту. Она не понимала, что с ней происходит. Она ломалась. Выходила из строя, медленно, но неотступно. Непозволительно. Просто от одного взгляда на Драко Малфоя. От одного его прикосновения или запаха. Как какая-то… — Ты смотришь на него. Она подняла голову, встретившись с ним глазами. Он смотрел то ли со всепоглощающей яростью, то ли с ужасом, и у неё тоже сжалось сердце. — Я не дурак, Гермиона. Я так же смотрел на Чжо. Так же смотрел на Джинни. А теперь ты смотришь на Малфоя. У вас… Слова явно встали у него поперёк горла. Он кашлянул в кулак, прижимая его к губам ещё несколько секунд и сглатывая. Гермиона видела, что он не может себя заставить произнести это. Она умоляла его не произносить. — Что у вас? — Ничего. Мерлин, нет даже никаких «нас». — Хватит повторять это слово. — Ничего, — твёрдо произнесла она, так резко вскидывая голову, что мокрые волосы ударили по щекам. — Господи, Гарри! Он сделал шаг назад, отвернулся. Провёл руками по глазам, приподняв очки, а потом сунул ладони в карманы штанов, сжал кулаки. Он шумно дышал. Уставился в сторону, прикусив губы. Гермиона смотрела на всё это, чувствуя, как внутри всё скручивает от страха. Впервые с прошлого года ей было настолько страшно, как будто все крыши в Хогсмиде прямо сейчас рухнут им на голову, а дождь просто будет продолжать стучать по обломкам, будто ничего и не случилось. — Я просто… — Гарри плотно закрыл глаза. Будто ему стало невыносимо тяжело здесь находиться, но в то же время он не мог просто уйти. — Если мне не показалось и… — он попытался подобрать слова, но только выдохнул: — Боже. — Гарри, прекрати, — еле слышно произнесла Гермиона. — То, что ты говоришь, не имеет никакого смысла. Прекрати. Я правда не готова говорить об этом. Он перевёл на неё взгляд. Покачал головой: — Тогда скажи, что между вами ничего нет. — Конечно, нет! Снова это слово. Почему она произносит его всегда, когда врёт? — Я ненавижу Малфоя всеми фибрами души! — выпалила Гермиона с отчаянной яростью, такой сильной, что жгло в висках. Настойчиво поймала его взгляд, сжала ледяные пальцы. — И плевать, что он сделал! Бросил он тебе тогда свою палочку или нет! Раскаялся он во всём, что творил с лёгкой руки своего папаши, или не раскаялся! Сейчас я ненавижу его! Ненавижу, что он говорит! Ненавижу, что он делает! Если существует на свете чистая ненависть, которую может испытывать человек, поверь мне, Гарри, это то, что я сейчас чувствую к Драко Малфою! Даже если Рон готов его жалеть, а ты готов его простить! Мерлин, это прозвучало почти как обвинение. Гарри же просто смотрел на неё. Она судорожно пыталась расшифровать этот взгляд, но внезапно поняла, что не видит в нём ничего, кроме измождённого спокойствия. Словно ярость Гарри внезапно исчезла, лопнула, как надутый шарик, и теперь он мог только устало смотреть в глаза. Как человек, который пытался что-то понять, но не смог. — Я не готов его простить, — сказал он. — Но… можно попробовать дать ему шанс. — Сомневаюсь, что он оценит, — выплюнула Гермиона, отворачиваясь. Клокочущая злость внутри успокаивалась. Ей было тошно и горько. На душе скребли кошки. Она хотела рассказать Гарри всё, но не смогла рассказать ничего. Она почти обвинила его, что он больше не хочет броситься на Малфоя и перегрызть ему глотку. Почти осудила Рона за то, что он упомянул, что Малфоя можно пожалеть. И в то же время не рассказала ничего, что могло бы вернуть их на привычную тропу войны. А в глубине души вовсе не хотела возвращать. Это выводило из себя. Чёрт возьми, когда всё успело запутаться в такой огромный и сложный клубок? — Послушай, — сказал Гарри, измотанный разговором. — Просто помни, что ты можешь поговорить со мной. С нами. Обо всём, понимаешь? — Да, — быстро согласилась она, но он взял её за плечи и заставил посмотреть на себя. — Обо всём. — Гарри слегка встряхнул её. Она несчастно уставилась в ответ. — Ты моя семья, Гермиона. Ты и Рон. Больше у меня никого не осталось, понимаешь? Я никому не позволю вам навредить. Если война меня чему-то и научила, то… Мерлин, смотришь на Малфоя — ну и хер с ним! Правда, — он коротко, резко рассмеялся, но глаза его оставались сложными, серьёзными. — Смотри на Малфоя, если хочешь. Но если он навредит тебе — я сверну ему шею. И всё. Поняла? Гермиона не дышала, только слышала, как успокаивается проливной дождь. Шумело всё тише. Где-то начали слышаться смешки и громкие выкрики. А Гермиона стояла и не могла поверить в то, что говорил Гарри. Не могла. Не хотела. — Я пытаюсь сказать, что никогда не смогу этого понять, но... Нет. Нет! Теперь он собирался оправдывать её. Он только что буквально сказал, что не осуждает её за взгляды на сраного Драко Малфоя, а теперь собирался оправдывать ту нездоровую одержимость, которая всё сильнее заламывала Гермионе руки, подчиняя себе. Подчиняя себе. Делая из неё кого-то, мать её, совершенно другого! — Не надо, Гарри. Пожалуйста. Давай просто… не будем больше говорить об этом бреде. Никогда. Он замолчал. Потом кивнул. Выпустил её и слегка похлопал по плечу. — Хорошо. Гермиона смотрела на него так, будто внезапно перед ней оказался не Гарри Поттер, а Хогвартс-Экспресс. Он насмешливо поднял брови, а потом улыбнулся — немного напряжённо, но куда искреннее, чем предыдущий болезненный смешок. Словно возвращая свет в комнату с заколоченными окнами. Возвращая их обоих к жизни. — Ладно, — протянул, закидывая на неё руку и прижимая к себе. — Идём уже отсюда, пока Рон не послал за нами поисковую команду. Гермиона чувствовала себя оглушённой, когда только слабо, отстранённо кивнула. Гарри глубоко вздохнул, делая шаг под редкие капли дождя, и она почувствовала, как его пальцы крепче сжимаются у неё на плече, когда он повторил совсем тихо: — Идём отсюда.***
Он пришёл в понедельник, в восемь вечера. Нарцисса была уверена, что Логан ни на минуту не задержится. Но надежда, что он и вовсе не придет, теплилась в ней, пока ровно в восемь в библиотеке не появился Ланки, и она уже знала, почему эльф так напуган. В поместье посетитель. — В Мэноре гость, миссис Малфой. Ланки попросил его дожидаться хозяйку в гостиной, как и в прошлый раз, — чередуя слова с торопливыми поклонами, такими низкими, что тонкие уши касались пола, произнес он. Нарцисса кивнула, вставая с кресла. Расправила платье похолодевшими руками и, стараясь не прислушиваться к ударам своего сердца, поспешила вниз. За окнами сгущались сумерки. Страх её сегодня был не таким сжирающим, как в прошлый раз. Сегодня она надеялась получить ответы на терзавшие её вопросы. Может быть, что-то, что могло бы помочь Дереку Томпсону. Или что-то, что могло бы помочь ей самой. Ведь за всё время после потери памяти Логан был единственным человеком, который что-то в ней пробуждал. Воспоминания или, скорее, образы. Определенно негативного характера. Но результат! Главное — результат. С последних ступенек она почти спрыгнула, понимая, что запыхалась, спеша в гостиную, поэтому перед дверью остановилась, приглаживая волосы и снова расправляя платье. Вновь ей казалось, что лучик света из-под двери, окрашивающий её легкие домашние туфли в тёплый цвет огня, морозил кожу. Мерлин, помоги. Она легко толкнула дверную ручку. Сегодня на нём другой костюм — и это оказалось первой глупой мыслью в голове. Логан снова стоял у окна, сцепив руки за спиной. Тёмные волосы собраны и перехвачены лентой, открывая аккуратные хрящи ушей, а огонь из камина бросает на седину у висков свои мягкие блики. Логан обернулся почти сразу же, и Нарцисса застыла, ощутив себя так, будто грудь пронзило ледяной стрелой. Зря она надеялась, что вторая встреча будет легче. Руки медленно холодели, хоть и воздух в гостиной сегодня был куда теплее. — Ты приказала эльфам разжечь камины. Тихое замечание его режущим по памяти голосом заставило её замереть, покрываясь мурашками, подавляя в себе желание убежать как маленькой девочке. Но она тут же нахмурила лоб. У неё есть цель. Возможно, он единственный, кто сможет помочь. И неважно, что чувствовать при этом, будь то страх или холод. Её решительный шаг вперёд заставил его вскинуть брови, и это стало единственной данью удивления. — Холодает. Я начинаю мёрзнуть в этом здании, — спокойно произнесла она. Логан обернулся к камину, а затем вернулся взглядом на её лицо. — Определённо. Он смотрел на неё со странным подозрением, и Нарциссе почему-то показалось, что она проворачивает ловкий фарс с этим страшным, пугающим мужчиной. Будто пытается одурачить его. Мнимость всего этого спектакля была шита белыми нитками. Это всё равно что ребенок, показывающий фокус взрослому человеку. Нарцисса сжала перед собой руки, выпрямляя спину до боли. — Вы обещали рассказать мне. — Нет, это ты хотела рассказать мне, Нарци. — Что? — То, что ты вспомнила. Она сжала губы, глядя на него, ощущая дрожь в сцепленных пальцах. По мере того, как его тон становился жестче, узел в животе завязывался всё туже, становился всё холоднее. Она заставила себя смотреть прямо. — Я не помню ничего. Совершенно ничего, — голос стал тише, пока не упал почти до шёпота. Вот она, хваленая смелость. И в руки себя не возьмешь, когда он смотрит вот так. — Я ждала вас, чтобы… — Ты ждала меня? — …чтобы вы объяснили мне, что происходит в моей голове. Логан смотрел на неё, прищурив глаза, а она отвела взгляд, чувствуя давление — внутреннее, внешнее. Этот человек уничтожал её, вытеснял из гостиной, из собственного тела. Будто сама душа хотела сбежать подальше от этого места. Туда, где нет Логана. Он молча развернулся, шествуя обратно к окну, за которым всё ещё можно было различить очертания деревьев, розовых кустов и ограды, окружающей особняк свободным каменным кольцом. Но с каждой секундой сумерки становились плотнее, погружая сад в ночной бархат. Где-то беспокойно крикнула птица, и Нарциссе послышался в этом крике отчаянный вопль: «беги!». Она вздрогнула и перевела взгляд на мужчину, внезапно замечая на его шее, под собранными волосами, изображение ворона, раскинувшего свои крылья по обе стороны позвонка. Заинтересованная рисунком, она напрягла взгляд, пытаясь рассмотреть его, но Логан снова обернулся всем телом. Определённо, этот мужчина привык выигрывать на внезапности. — Ты видела, что пишут газеты, Нарци. Это прозвучало утвердительно, поэтому она не посчитала нужным кивнуть. Лишь смотрела на него, ощущая, как ускоряется сердцебиение от осознания, что что-то заставило его начать говорить. И тут же крохотный червячок сомнения заворочался где-то в груди. Нужно ли это тебе? А затем тихий внутренний голос: разве ты не заметила, Нарцисса, что тебя уже давно не спрашивают, что тебе нужно? — Твоего мужа казнили в тюрьме за то, что ты и твой сын дали против него показания, которые подтвердились тем, что в Мэноре на тот момент находилось четырнадцать трупов магглов… Создалось ощущение, будто в грудь ударили Петрификусом. Дыхание Нарциссы перехватило, и она против воли поднесла руку ко рту. Остальные слова потонули в звоне, который так и разорвался в ушах, а глаза распахнулись, глядя на мужчину с ужасом и недоверием. Желудок сжался. А гость всё продолжал говорить: — …ты была одной из сподвижниц этого движения — удаления нечистокровных волшебников. — Ч-что значит удаления? — она едва шевелила онемевшими губами. — А как ты думаешь? — Я убивала людей? Он в два шага оказался перед ней, и Нарцисса не успела удивиться, только через несколько секунд понимая, что упала бы на пол, если бы руки Логана не поддержали её за локти. Она ощутила запах его одеколона, отчего очередная судорога ужаса прошла по сознанию и голова закружилась, заставляя закрыть глаза. Тёмная комната. Пылающий факел. Мужчина на коленях. «…Империо!...» — Скажите мне, Логан. Я убивала людей? Он смотрел на неё с напряжённым ожиданием. Хотелось крикнуть ему, чтобы он не молчал, но страх заталкивался в глотку, душил и закручивался тошнотворными кольцами, не давая произнести ни слова. Она ощутила, как опускается в кресло, что внезапно оказалось за спиной. Логан разжал пальцы на её локте, и она испытала от этого добрую долю облегчения. Хорошо бы, чтобы он ещё и отошёл от неё. Ей и без того было нечем дышать. Оглушённый известием, мозг так и норовил разорваться от напряжения и ожидания ответа. — Нет. Облегченный выдох вырвался из груди, и комната закружилась перед глазами. Нарцисса улыбнулась, прикрывая веки. — Мерлин. Слава Мерлину, — её шёпот казался совершенно обессиленным. За несколько секунд она успела наречь себя убийцей. Представить, как от ее рук погибает человек, и от этого становилось страшно. Мысли гнетущей тучей нависли над головой. — А что же Люциус? Как я… почему… — Позволила Министерству уничтожить своего мужа и каждого, кто нёс с ним этот крест правосудия волшебного мира? Она осмелилась поднять глаза на Логана, который смотрел на неё со странным напряжением во взгляде, однако губы кривились, как если бы он собирался выругать её как маленькую девочку. — Это не правосудие. Правосудие не в смерти, — голос Нарциссы стал на один миг жестче, и бровь мужчины коротко приподнялась, вновь выражая удивление. — Люциус Малфой был жестоким человеком. Слишком жестоким, отчего ты и посчитала, что он сошел с ума… Он позволял приспешникам то, что тебя несколько пугало, Нарци. От холодного и застывшего в ушах «Нарци» свело желудок. Нарцисса поджала губы, не отрывая от гостя глаз, будто пытаясь увидеть ответ во взгляде. В какой-то миг женщина поняла, что всматривается в его лицо. Он красивый мужчина. С чётко очерченным ртом и проницательно-карими глазами, от взгляда которых становилось муторно, что делало его похожим на ту птицу, изображение которой было вытатуировано на его шее. — Сначала ты терпела это без пререканий. Потом пыталась прятаться. Сбегать. Произнесённые слова медленно, с расстановкой шевелили ледяной ком в желудке. И от того, что он говорил, ей становилось еще страшнее. Но воспоминания не двигались в голове. Был просто страх от осознания, понимания, от чего она бежала. — Ты закрывала Драко в его комнате, накладывая всевозможные заклятия, чтобы он не узнал ни о чём. Люциус не хотел, чтобы сын был в курсе того, что происходило в Мэноре. — Что… что происходило в Мэноре? — несмелым эхом повторила Нарцисса, сжимая пальцы и следя взглядом за Логаном, который начал медленно расхаживать от камина до окна, то рассматривая свои ногти, то останавливаясь и глядя на портреты, которые, польщенные вниманием, притихали. Наконец он соизволил изречь: — То, о чём писали газеты. От осознания, что дом, в котором она сейчас живёт, был пыточной, повесткой в один конец для стольких людей, женщине едва удалось побороть тошноту. — Мерлин… он убивал их... здесь? — Ну, не прямо здесь, — саркастично протянул Логан. — Обстановка гостиной не располагает к этому, не находишь? — Где? — В нижних комнатах. Нарцисса зажмурилась, резко выдыхая воздух через рот. Она ни разу не была в темнице. Ни разу после того, как потеряла память. Стоило ей подойти к лестницам, что вели в подземелья, сердце заходилось, а руки начинала сотрясать дрожь. Примерно так, как было при первой встрече с Логаном. Она чувствовала, что Мэнор скрывает в своем камне какие-то тайны, но знать, что в этих стенах погибали люди, было выше её сил. Крошечная, но острая мысль ледяной иголкой прошила мозг, заставляя вскинуть голову и на момент забыть обо всём, что было только что услышано, но не обдумано. Она чувствовала себя так, как было при первой встрече с Логаном. Он поймал её взгляд и будто понял, что она сейчас спросит, потому что сжал губы и сделал шаг вперед, сокращая между ними расстояние, словно испытывая её сегодняшнюю шаткую храбрость. «Спросишь?» — Откуда вы знаете всё это? Голос тихий, едва слышный, но звенящий. А может быть, он звенел лишь у неё в черепной коробке. Нарцисса не поняла того одобрения, что мелькнуло в его глазах, однако тут же сменилось настороженностью и открытым вызовом. — Я работаю в Министерстве, Нарци. Я обязан знать подобные вещи. Это было логичным объяснением. Министерство знает всё. Но в эти объяснения не вписывалось то, что чувствовала сама Нарцисса, когда находилась рядом с ним — его взгляд сейчас такой прямой, что почти давил на глазные яблоки. Кажется, Логан даже не моргнул ни разу. А женщина почти не дышала. Что это? Он ждет? Он понял, что она хочет спросить? — В таком случае откуда Министерству известны такие мелочи? Что я закрывала Драко в своей комнате. И что Люциус позволял делать приспешникам. Сомневаюсь, что каждый из них предоставил полный отчёт по этому делу. — Медленно поднимаясь на ноги, Нарцисса чувствовала себя так, будто идет по крупицам еды, раскиданной на полу. Прямо в его ловушку. Как глупое животное — на приманку. Ей казалось, что она вот-вот словит Логана за хвост, так, что он не вывернется из этой хватки. Но внезапно поняла, что он хотел, чтобы она додумалась до этого. Сама. И логическая цепочка на этом прервалась, потому что он сделал к ней последний шаг, разделяющий их, почти упираясь в грудь женщины своей грудью. В этот раз она даже почти не придала значения запаху его одеколона. Сердце почти не трепыхнулось, потому что усиленно било в ребра, ожидая его ответа. — Умница, — тихо произнес он, и губы растянулись в уже знакомой волчьей ухмылке, от которой захотелось отпрыгнуть прочь, захлопнуть дверь и бежать. Снова какой-то мутный образ вспыхнул перед глазами, но тут же исчез. Нарцисса задохнулась воздухом, вскидывая голову и глядя ему в лицо. Догадка в её глазах. — Ответь на свой вопрос, — подначивал он. — Скажи мне, откуда я знаю. Скажи. Она поняла. И не поверила. Сделала шаг назад, но колени уперлись в кресло и подогнулись. Женщина не удержалась и села, глядя на него теперь снизу вверх. Этот взгляд. Эта улыбка. «…Нарци, не кричи…» «…Ты не сделаешь этого, Логан!..» «…Тш-ш-ш…» Тш-ш-ш… — отдалось в ушах, в голове, во всей комнате. Тш-ш-ш. Ярко, четко. Воспоминанием. Сковывая руки, обдавая почти физическим холодом, вырывая судорожный всхлип из горла — становилось нечем дышать. — Господи, вы один из них. Слова рухнули в заряженный воздух комнаты камнями. Огромными валунами, прибившими её, Нарциссу, к месту. Ей казалось, что она никогда не сможет пошевелить ни рукой, ни ногой. Она медленно моргнула, не заметив торопливо скользнувшей по щеке слезы. Лишь ощутив, как тёплая капля разбивается об обнаженную ключицу. Нарцисса даже не поняла, что плакала. Смотрела на Логана так, будто сам Мерлин сейчас ухмылялся с его лица, глядя на неё. — Вы один из них, — судорожный шёпот. Почему она не могла в это поверить? — Вы — приспешник. — Умница. Ты всегда была умной женщиной, — Логан протянул руку, и женщина отшатнулась, вжимаясь в мягкую спинку кресла, всхлипывая, втягивая в себя воздух. Смерть. Он пах смертью. Дрожь начала сотрясать её тело, а когда холодные пальцы коснулись влажной щеки, Нарцисса, почти не осознавая, отшвырнула его руку, вскакивая. Моментально оказываясь на безопасном от него расстоянии, упираясь руками в спинку дивана, что был теперь между ними. — Убирайтесь! — её крик зазвенел в оконном стекле, впитался в потрескивающий камин. Логан сделал шаг назад, поднимая голову и сжимая губы. Глядя на неё уже с иным выражением — никакого снисхождения. — Убирайтесь вон и никогда не возвращайтесь в Мэнор! Если ещё хотя бы раз я увижу вас здесь, я тут же сообщу об этом Дереку Томпсону! Он усмехнулся, медленным жестом засовывая руки в карманы брюк. — Интересно, кому он поверит. Сошедшей с ума женщине без памяти, которая спутала свой очередной ночной бред с явью, или же мне, человеку, который работает с ним уже много лет? — он блефовал. Нарцисса хорошо помнила его фразу о том, что у него могут возникнуть проблемы, если она обмолвится хотя бы о том, что Логан посещал поместье. Но, чёрт возьми, как для блефа, он был адски убедителен и спокоен. — Я не сумасшедшая, ясно?! — прокричала она, отрывая руки от мягкой ткани, впиваясь ногтями в ладони. Вытерла кулаком влажные щёки. — Он поверит мне. Он верит мне. — Верит, пока ты ему нужна, Нарцисса. — Женщина вздрогнула. Логан впервые повысил на неё голос, и это напоминало далекий раскат грома. Да и своё полное имя, сорвавшееся с тонких, искривленных раздражением губ, было странно услышать от этого человека. — Что с тобой будет, когда Министерство наконец-то бросит это дело? Или когда Томпсон убедится, что ты ни черта не помнишь? Тебя просто упекут в Мунго, вот и всё. А там можешь говорить всё, что душе угодно. Там твои слова не стоят ни кната. В комнате зазвенела тишина, нарушаемая лишь её шумным дыханием. Логан смотрел на неё с серьёзным выражением в глазах, впервые. Без насмешки, без снисхождения и надменности. — А если он поймёт, что ты вспомнила хоть что-то, тебя убьют, — холодный голос вновь был совершенно спокоен. — Он же, Дерек. Тут же. Непростительным. У него есть разрешение сделать это, без суда и следствия. И ты даже не предстанешь пред Визенгамотом, как было с остальными. Логан обошел диван, делая к ней несколько уверенных шагов. — У него есть приказ, Нарци, — голос понижен почти до шёпота. Она не шевелилась. — Приказ убить тебя, если появится хоть толика намека, что ты вспоминаешь что-то. Потому что тебя тут же заподозрят в том, что ты замешана в недавнем убийстве, о котором писал «Пророк». Ты единственная, кого оставили в живых. Потому, что ты донесла на Люциуса. Ты сдалась им, сама. — Нет, — её голос тоже был тих. Практически обескровлен, безэмоционален. Она и сама была словно потухшая свечка с оборванным фитилем. — Не единственная. Ещё вы. — Кто об этом знает? — Я. — Сумасшедшая женщина без памяти. Вот кто ты. Он был так близко, что она без труда рассматривала каждую глубокую морщинку в уголках его глаз, вокруг рта. Несмотря на это, лицо казалось молодым. И внезапно, совершенно нелепо и не вовремя мозг сгенерировал вопрос: интересно, сколько ему лет? Нарцисса тряхнула головой, списывая это на самозащиту организма. Она не хотела принимать то, что он говорил. — Что вам нужно от меня? Ей показалось, что она услышала облегченный вздох. Логан сделал шаг назад, и комната прекратила сужаться до размеров его лица. — Отдыхай, Нарци. Надо же. Она так спокойно отреагировала на это обращение. Даже почти проигнорировала его. — Что значит «отдыхай»? — женщина уставилась на Логана с непониманием. — Вы появились в Мэноре для того… — Для того чтобы поставить тебя перед выбором. Но сейчас ты всё равно его не сделаешь. Поэтому пока отдыхай. — Я не собираюсь делать никакого выбора. Оставьте меня в покое, — процедила она, вновь вскидывая подбородок. Он усмехнулся. Кивнул. — Думай. Думай хорошо. А мне нужно идти. У меня мало времени. — Времени на что? — вопрос зачем-то вырвался сам собой. — На сегодняшнюю ночь. Глаза Логана сверкнули, отразив огонь, что дрожал в камине, когда он развернулся и пошёл в сторону выхода. Нарцисса наблюдала за ним с отвратительным бессилием, сковавшим руки и ноги разом. — Вы сказали… — Он замер у двери, остановленный её голосом, — что Мэнор принадлежит не мне. Что вы имели в виду? На этот раз он усмехнулся слишком обречённо, чтобы это могло как-то задеть её, замершую у окна. Несколько секунд Логан смотрел в ответ, а затем дверь за ним закрылась с легким хлопком. Не нужно было снова подсматривать — она знала, что он уверенным шагом идет к выходу из особняка, минуя освещенный факелами холл. А через несколько секунд она поняла, что осталась одна. Не было больше ни слёз, ни сил на осознание того, что теперь распирало изнутри черепную коробку. То, что он рассказал. Вспышки воспоминаний в голове. Безостановочный страх. Она закрыла глаза, приваливаясь спиной к оконной раме. Мерлин, помоги. В саду снова крикнула странная птица, так громко, что Нарцисса вздрогнула. «Беги!». И её дрожащие руки торопливо закрыли окно.***
Утро вторника принесло с собой дождь, бьющий в окно. Осень вступала в свои права — и даже магия не в состоянии была изменить этого. Гермиона открыла глаза, уставившись в балдахин своей кровати и чувствуя тупую, бьющую в затылке боль. Она плохо спала. Вчера они слишком засиделись с мальчиками в гостиной Гриффиндора, затем она едва не наткнулась на Филча, да еще и под утро, кажется, Малфоя подняла нелёгкая — в гостиной старост слышались шаги и голоса. Гермиона привычно списала это на его вечных посетительниц и даже подумывала спуститься вниз, чтобы высказать всё, что думает о нём и его подружках, но буквально на секунду закрыла глаза и погрузилась в беспокойный двухчасовой сон. Половина восьмого утра — известили часы. Гермиона со вздохом поднялась с постели, хмурясь от боли в голове. Не хотелось опоздать на завтрак. При мысли об этом желудок протестующе заурчал. Сегодня она собиралась не спеша. Видимо, дождь так влиял. Или позавчерашние события в Хогсмиде. Разговор с Гарри… После него она весь понедельник проходила, словно мешком по голове стукнутая. До сих пор, если честно, не могла поверить в то, что именно он сказал. Я не готов его простить, но можно попробовать дать ему шанс… Мерлин. Гарри просто перепил грога, это точно. Хорошо, что они больше не возвращались к этой теме. Натянув на себя форму, она остановилась у зеркала, поправляя волосы. Каждый божий день она заглядывала в это зеркало и удивлялась — такое ощущение, что с каждым подъёмом все больший беспорядок на голове. Заклинанием заставив волосы принять приемлемую форму, она вышла из комнаты, хватая сумку и вешая её на плечо. Торопливо спустилась в гостиную, привычно осматриваясь на предмет забытых женских вещей. Как-то раз Пэнси оставила свои отвратительно-розовые трусики прямо на диване. Гермиона думала, что её стошнит прямо там. Странно, что Малфой её не подначивал этим. Хотя произошло это не так давно, и с похода в Хогсмид они не виделись вовсе. В понедельник общих занятий у них не было, а оставшуюся от учёбы часть дня Гермиона провела на поле для квиддича, куда ее потащил Рон, чтобы понаблюдать за тренировкой гриффиндорцев. Вчера, в отличие от сегодняшнего дня, погода была куда лучше, и они сидели прямо на траве, обсуждая грядущую игру со Слизерином и подбадривающе хлопая, когда Гарри совершал особенно удачный пируэт. — Ты посмотри на него! Меня бы стошнило, если бы я такую петлю фиганул… — Потому что он, в отличие от кое-кого другого, вчера не вылакал все запасы сливочного пива в «Трёх мётлах», Рональд? — Как смешно, Гермиона. Эй! Не выпендривайся, Гарри! Оставь немного запала на завтрашнюю игру. — Завтра мы их уделаем, Рон! — Гарри приглушала высота и ветер, но даже они не могли скрыть предвкушающей радости в его голосе. Вернувшись в Хогвартс он снова ожил. Гермиону немного пугала мысль о том, что Гарри считал своим домом только Хогвартс, а своей семьёй только их с Роном. Ведь школа закончится меньше, чем через год, и что тогда? Семья у него останется, а вот дом… — Уделаем, если сегодня не убьёшься, — буркнул Рон и достал из кармана мантии пакетик с мармеладными тянучками. После тренировки Гермиона зашла в библиотеку, чтобы взять том по травологии для написания реферата, безрезультатно поискала Курта, после чего отправилась в гостиную Гриффиндора. Мальчики были очень рады её видеть и даже согласились вместе сделать домашнее задание. Понедельник прошёл как-то неестественно. То ли потому, что они ни разу не пересеклись с Малфоем, то ли потому, что Гермиона чувствовала себя странно после разговора с Гарри. Он же смотрел на неё с тёплой улыбкой и не испытывал совершенно никаких проблем, будто не было ничего более нормального чем то, что они вообще обсуждали… Малфоя. В этом, прости Мерлин, ключе. Но в любом случае понедельник уже закончился, и это означало, что начался новый день, важный и ответственный вторник — в полдень начиналась игра. Гермиона уже коснулась двери в гостиной старостата, когда взгляд остановился на «Ежедневном пророке», брошенном на столе. Не увидь она застывшее бледное лицо, сжимающее губы на первой странице и огромную статью под ним, она бы даже не обратила внимание, однако огонёк беспокойства вспыхнул в груди, и пальцы выпустили дверную ручку. Пока ноги несли её к столу, девушка напрягала зрение, пытаясь рассмотреть заголовок, ощущая, как сердце начинает стучать всё сильнее. Оставалось всего пару шагов, когда дверь распахнулась, с грохотом ударяясь о стену. Гермиона резко обернулась. Мерлинова борода, хорошо, что она успела отойти оттуда. Малфой залетел в гостиную, кажется, не замечая перед собой ничего. Выглядел он так, будто всю ночь провел в комнате Пэнси. Рубашка не заправлена в брюки, галстук отсутствует, волосы на затылке взъерошены, словно в них часто запускали руки. Только лицо напряжено и бело как снег. Игнорируя возмущения Желтой Дамы, он рывком захлопнул дверь и застыл, широко разводя руки и упираясь в дерево ладонями и лбом. Гермиона видела, как тяжело вздымается его спина. Она замерла, распахнув глаза и не шевелясь. Казалось, если она пошевелит хотя бы пальцем, случится что-то ужасное. Но Малфой стоял, недвижим, с застывшими от напряжения плечами и низко опущенной головой, и, кажется, его не интересовало совершенно ничего, будь то хоть появившийся посреди комнаты венгерский хвосторог. Кулаки его были сжаты, а дыхание — все тяжелее с каждой секундой. Гермиона пыталась увидеть его выражение лица, но видела лишь белоснежную скулу и его дурацкое, слегка заострённое к концу ухо. Да что случилось-то, собственно, чёрт возьми? Губы уже сложились, чтобы произнести его имя, но — бах! — её перебил грохот, когда кулак Малфоя соприкоснулся с дверью, заставив Гермиону подскочить на месте, а сердце пуститься в пляс. Какого дьявола? Она не успела прийти в себя. И снова — бах! Низкое рычание. Бах! Бах! Гермионе показалось, что он сломает дверь, по которой лупил так, будто она была его смертным врагом. Стоять без движения было просто тупо, поэтому, прикусив губу, она сделала шаг вперед, замечая, как сильно тряслись его плечи и он сам. Ей стало не по себе. — Малфой, — голос был тихим, но он вздрогнул всем телом и обернулся, сверля её взглядом. Грудь вздымается. Челюсть сжата. — Она ни при чём, — глухо, будто по ту сторону. Будто он не говорил, а просто слишком громко думал. Гермиона моргнула. — Что? И в следующий момент её оглушил его рёв: — Она не причастна! Они не понимают! Чёртовы придурки, идиоты… тупые… тупые мрази. Она ни при чём! Грейнджер, — он словно только сейчас её увидел. — Блядь, Грейнджер… И голос сорвался. Малфой запустил руки в волосы и снова зарычал, мечась по гостиной. — Малфой, пожалуйста. Сядь, — она шагнула к нему, и он обернулся таким рывком, будто сейчас вцепится в неё зубами и разорвет на части. Гермиона остановилась. Выставила руки. — Всё нормально. — Она непричастна ко всему этому! Дамблдор… МакГонагалл… эти уроды из Министерства. Они допрашивали меня так, будто я прикрываю её, понимаешь?! А она… она ни при чём, я знаю. Она ничего не помнит. Я же знаю… Я был там, видел. Я держал её… Его снова начала сотрясать дрожь, и он сел, практически упал в кресло, роняя голову на сложенные руки. На одну страшную секунду показалось, что Драко Малфой сошел с ума прямо у неё на глазах. Взгляд скользил по его сгорбленной фигуре. Светлые пряди на затылке слегка спутались. Из оттопыренного воротника выглядывала светлая кожа шеи, почти сразу же прячась в волосах, демонстрируя несколько выступающих гребнями позвонков. Широкие плечи, обтянутые белой тканью, безостановочно трясутся. Она сделала было шаг к нему, когда взгляд наконец-то упал на заголовок «Ежедневного пророка». «Люциус Малфой — шут или убийца?». Сердце упало. — Нет… Дрожащими руками Гермиона схватила газету, разворачивая её, глядя в бледное, незнакомое лицо мужчины, затравленно взирающее на неё с первой страницы. Взгляд скользил по строкам, пропуская половину слов. Глаза наполнялись слезами, а сердце кололо так, будто вот-вот остановится. Мозг выхватывал лишь отдельные фразы, но и их хватало, чтобы понять. Сегодня ночью была обнаружена зверски убитая семья магглорожденной… отряд Министерства сумел задержать одного из виновников… Первого октября, во вторник состоится собрание Визенгамота… на допрос приспешника, задержанного и доставленного… Голова закружилась, газета едва не выпала из рук. Глаза судорожно искали имя. Имя волшебницы, родителей которой убили. …На опознание тел были приглашены… Следствие, раскрытое Министерством… Приговорят ли к казни пойманного преступника… Решение суда… Наткнувшись, наконец, на имя, Гермиона выдохнула, прижимая руки ко рту и упуская «Пророк», что безвольно упал у её ног. Она подняла опустевший взгляд, заметив, что Малфой слегка повернул голову, уткнувшись виском в сжатые кулаки, один из которых был рассечен о дверь, пачкая светлую кожу кровью. Сидит, смотрит на неё сухими воспалёнными глазами. Будто не спал целую ночь. Кажется, он успокаивался. Приходил в себя. Теперь отстранённо и совершенно спокойно наблюдал за её реакцией, а она чувствовала, как бледнеет кожа её лица и холодеют щёки. Приступ тошноты едва не согнул пополам. — Лори Доретт… Малфой легко кивнул, глядя на неё, не отворачивая головы. Не потому, что хотел увидеть её реакцию или ее страх. Просто потому, что он знал, что не один здесь и сейчас. На него смотрели её огромные глаза, и ужас, колотивший изнутри, изнурительный допрос какими-то кретинами из Министерства — всё это отступало. Потому что их было двое — старосты, взрослые дети, напуганные до полусмерти. Каждый своим. Но напуганные, дрожащие — если не внешне, то внутренне. Будь здесь сейчас кто угодно, он бы чувствовал то же самое облегчение, уверял себя Драко, ощущая отголоски озноба где-то в плечах. Грейнджер на удивление быстро собралась. Осторожно нагнулась, взяла в руки газету. Аккуратно сложила, положила на стол. Застыла спиной к нему, кажется, прижимая руки к лицу. Он же смотрел куда-то сквозь оконное стекло, прислушиваясь к колотящему дождю. — Драко, ты должен сказать правду. Ты же не хочешь, чтобы мы поили тебя сывороткой правды? — Мистер Оливар, я не позволю применять подобные методы к своим ученикам — мистеру Малфою незачем врать. Мы выдернули его из постели по вашей просьбе, мальчик в шоке… — Я в порядке, профессор, — бросил Драко, не глядя, давясь собственным голосом, не отводя ненавидящего взгляда от мерзкого толстяка в очках, присланного Министерством, который пытался выдавить из Малфоя признание в том, что он замечал за матерью какие-то просветы в памяти, пока жил в Мэноре. — Альбус, если вы ещё не поняли, у нас два трупа сейчас в Министерстве. Считаете, это шутки? — Я понимаю, — голубые глаза старика смотрят сквозь очки-половинки. — Но у вас также есть один задержанный, у которого было бы логичнее разузнавать информацию о преступлении, чем у ученика, который находился в своей постели, за много миль от места убийства. — Наш задержанный не в себе. Лопочет что-то о Мэноре, больше мы не разобрали ничего связного. Сердце Драко едва не вылетело в гортань, когда он услышал слова Оливара. — Не трогайте Нарциссу! Она ни при чём! Дамблдор успокаивающе сжал пальцы на плече Малфоя, и тот едва удержался, чтобы не сбросить руку. Оливар же гнул свою линию: — Его мать… — Его мать лишена памяти, насколько мне известно. Нарцисса Малфой проживает в Малфой-Мэноре и находится под тщательным наблюдением ваших людей. — Профессор Дамблдор, — Оливар начинал терять терпение, а Малфою, которого уже начинало потрушивать, до охренения хотелось бросить непростительное прямо в его жирную рожу. — Мне нужен ответ на вопрос. — Мистер Малфой, дайте, пожалуйста, ответ мистеру Оливару. — Моя мать не имеет отношения к этому убийству! — снова выпалил Драко прежде, чем Дамблдор успел закончить. — Не смейте трогать её. Он сам не понимал своего рвения защитить её. Эта женщина уже не была его матерью, это была лишь фальшивая оболочка, но сейчас Драко знал, что может убить любого, кто приблизится к ней. Она была ни при чём. — Вы получили ответ?.. Оливар молча кривил рот, отчего становился похожим на жирного тюленя. Затем перевел взгляд на Дамблдора. — Мы ждем вас сегодня в Визенгамоте, Альбус, — коротко бросил он и торопливо засеменил к камину. Малфой вздрогнул, услышав её влажный выдох и поднимая глаза. Грейнджер по-прежнему стояла у стола, комкая кончиками пальцев уголок газеты. Край щеки, который ему был виден, был совсем бледный. Он тяжело поднялся, делая несколько шагов к ней, замечая, как напрягаются тонкие плечи, застывая, ощущая его приближение. Если он испугался за свою мать, которая уж точно не виновата в произошедшем, то каково было сейчас грязнокровке? Её страх действительно был подпитан фактами — кто-то взялся за истребление нечистокровных семей. Драко стоял в нескольких шагах от неё и не знал, что делать. Внезапные мысли, лишние, ненужные, лезут в голову. Сколько писем от Нарциссы он не прочёл? Сколько писем сгорело в огне камина? Кто знает, о чём она писала. Вдруг… вдруг она действительно… Нет. Нет, мать его. Нет, этого не будет. Нарцисса сама толкнула Драко на то, чтобы он донёс на отца. Какой смысл ей было начинать всё сначала? А вдруг она всё помнила? Всё это время. Врала ему. Зачем? Херовы мысли. Херова грязнокровка. Он смотрел в спутанные кудри, достигающие её лопаток, и ненавидел их. Так первобытно, так правильно ненавидел. Хотелось взять и… и… Он сжал руки от бессилия и едва не вздрогнул, когда она обернулась, глядя ему в глаза. Драко нахмурился, пытаясь отвести взгляд, но она смотрела так прямо, что это почти приколачивало гвоздями, как дурацкое насекомое, пришитое иглой к поролоновой подушке. А в глазах цвета горячего шоколада плескался страх. Такой явный. Отражающий его собственный. Это… это был порыв. Потому что он захотел прижать её к себе. Зачем? Она не позволит. Он не станет. Это не к месту. И… И это, блядь, неправильно! Но Грейнджер внезапно стала единственной, кто разделяет с ним ледяное, опустошающее чувство ужаса за свою семью. Верхняя губа напряглась. Драко старательно вызывал в себе раздражение. На неё, на статью, на дождь, на Оливара. О, да. На Оливара. Жирный сукин сын. Малфой почти зарычал, а кулаки сжались сами собой. Она заметила, опустила взгляд. — У тебя кровь. — Что? — он не понял, о чем она говорит, пока не поймал взгляд Грейнджер на своей руке. Надо же. А он и не заметил. — Заживёт. — Я могу залечить. — Пошла к чёрту со своей заботой. Она еле заметно моргнула. Он еле заметно поморщился. — Тогда тебе стоит посетить больничное крыло. — Мне повторить, Грейнджер, чтобы ты пошла к чёрту и подавилась там своей грёбаной заботой?! Она замолчала. Отвернула лицо. Он отвернулся в противоположную сторону. — Нюни не распускай, — бросил почти небрежно куда-то в сторону окна. — Даже не собиралась, — шепнула потрескивающему в камине огню. Он резко выдохнул и раздражённо обошел её, направляясь к себе. Гермиона стояла и пыталась восстановить сердечный ритм, но сердце всё равно колотилось, переполненное страхом. Руки были ледяными. — Первых уроков не будет, — его голос откуда-то сзади. — Старуха и Дамблдор вызваны в Министерство. Гермиона кивнула, чуть не прокусывая губу, жмурясь. Пытаясь остановить накатывающие на глаза слёзы от мысли, что её мать и отец снова, снова в опасности из-за неё. В один прекрасный день «Пророк» может написать статью о них. От этой мысли у неё отнималась душа. Хорошо, что Малфой не видел её лица. — А игра? — тихо, чтобы не услышал дрожи в голосе. — Перенесли. На завтра. Гермиона снова кивнула. Уйди. Ради Мерлина, уйди. Так тяжело находиться с тобой в одной комнате. Видимо, он научился читать мысли, потому что в следующую секунду Гермиона осталась одна.