Платина и шоколад

Это Поттер. Тот, кому доставалось всё, что не досталось Малфою. Так было всегда. Раньше бесило, после войны вызывало утомлённое равнодушие. Но не сейчас. Потому что сейчас это происходило снова. Он получал то, что никогда не достанется Малфою. Её улыбку. Она улыбалась Золотому Мальчику, Надежде всего Магического Мира. Заглядывала ему в рот и хохотала над какой-то отпущенной им шуткой. Касалась сгиба его локтя, что-то говорила и смеялась. Поднимала своё лицо с порозовевшим от прохладного воздуха кончиком носа, такая открытая и будто-бы-искренняя. И глаза конечно-я-не-плакала-всю-ночь, не отрываясь, следили за выражением лица этого… Поттера. Утомлённое равнодушие, родившееся после всего дерьма, через которое они все здесь прошли, смело за несколько секунд яростной, кипящей волной. Малфой кипел вместе с ней. Кипел с самого пробуждения, на самом деле. И, наплевав на то, что картина этих обжимок только сильнее подогревала его, продолжал смотреть. Она знала, что он смотрит. Драко был уверен в этом — Грейнджер ни разу не взглянула в сторону слизеринцев потому что знала — встретится с его глазами. Трусливая дура. И… однозначно, она сделала это специально. Надела юбку. Так, что всем были видны её чёртовы ноги. Несмотря на то, что ткань до колена скрывала их, но, Салазар, коленей было вполне достаточно, чтобы вспомнить, какая нежная у грязнокровки кожа. Половина девчонок в школе носили юбки, но почему-то именно её ноги притягивали внимание. Наверное, из-за того, что случилось вчера, подумал Драко, ёжась. Ничего. К вечеру отпустит. А если не отпустит, я прикончу тебя. За то, что я думаю об этом. За то, что я смотрю на тебя и твои... Ноги. Взгляд Малфоя снова метнулся к ее ногам. Он не видел Грейнджер в юбке с… с… да гребаную тучу времени, с первого курса наверное, когда девочка в брюках — считалось не комильфо. А теперь она стоит, то и дело оправляя подол, явно чувствуя себя неуверенно. Какого хера ты в юбке? Для кого? В том, что она так вырядилась для чьих-то конкретных глаз, Драко даже не сомневался. Странный укол где-то внутри. Не для него. Он и так вчера увидел много. Слишком. Проклятье, да он вчера её чуть не трахнул, прямо там, посреди её спальни, на полу. На голимом ковре. Так, чтобы она сегодня на ноги встать не смогла. На ноги. Такие... Явно не для него. Поттер чуть нагнулся, коснулся её ладони, в который раз одёрнувшей юбку вниз. Словно чувствующей, как взгляд Драко мысленно поднимает подол, дорисовывает линии бёдер. Распахнутых для него. Малфой мотнул головой, сбрасывая наваждение и желание… ничуть не странное желание, кстати, — сломать Поттеру руку. Швырнуть в него непростительным. Что ж, конечно. Она ведь помирилась с ним, верно? Снова. Снова оно. Золотому мальчику достался утешительный приз, а Малфою… Малфою оставалось смотреть. И представлять. Он не хотел этого, мысли рождались, роились сами. Что она делала вчера? Бегала утешаться в башню Гриффиндора? А теперь выставляет свои ноги напоказ, в открытый доступ жадным взглядам. Взглядам Поттера. Что ты делал с ней вчера, а, Надежда Волшебного Мира? Она так же жалась к тебе, как ко мне? Она позволила тебе вылизывать свою шею? Или, может быть, она позволила тебе добраться до трусов? Между этих своих херовых ног? Каково это — целовать её после меня? Почти прямо из-под меня. Отлизывать долбаной грязнокровке, мокрой из-за меня? Из-за меня. Сука. Челюсть сжалась. Малфой отвернулся, осознав, что слишком долго разглядывал их обоих, и вперил пустой взгляд куда-то над макушкой Пэнс, которая привычно прижималась к его боку, болтая с Дафной о какой-то ерунде. Они не замечали ничего вокруг — обсуждали предстоящий бал в честь Хеллоуина, до которого, правда, оставалось немногим меньше двух недель, но кого это смущало? Когда появлялся повод отвлечься от учёбы, сменить скучную школьную форму на что-то яркое, что-то для них незабываемое, время практически не имело значения. Малфой не вслушивался. Судя по тому, что ведущими словами в этом разговоре были «невероятно», «грандиозно», «топлес» и «огневиски» планировалась неплохая вечеринка после общего празднования. Малфой плохо себе представлял, что это будет. Он невольно подумал о том, что Снейп наверняка поручит ему следить за порядком. Малфой, следящий за порядком в компании Блейза, Пэнс, Тео и других слизеринских старшекурсников — заведомо провальное предприятие. И оно означало только одно. Грядёт хаос, и серьёзное похмелье — после. Забини приподнял воротник длинного серого пальто и поёжился. — Людно сегодня, — сказал он, тоже игнорируя активные обсуждения. Он не большой любитель тусовок. Его всегда привлекали спокойные посиделки, сколько Малфой его помнил. Даже обыкновенный поход в Хогсмид вызывал у Забини нахмуренный лоб и сдержанное раздражение, потому что… Мимо как раз пронеслась галдящая стайка первокурсников. Вокруг было слишком много людей. Все разбились на кучки во дворе школы, покорно ожидая МакГонагалл, короткая речь которой перед каждым походом в Хогсмид стала уже практически ритуалом. Все кутались в мантии, натягивали капюшоны. Теперь не только Тео щеголял в стильном шарфе. Теперь это был он — и большая половина школы. Вероятно, это в какой-то степени оскорбляло его чувства, потому что сейчас он стоял, сложив руки на груди, и немного отрешённо взирал на столпотворение вокруг. Молча, исподлобья. Он сам на себя не был похож. Обычно трещал, как тараторка, без затыку, лез к Блейзу со своими шуточками и хохотал громче всех, но сейчас стоял будто бы немного в стороне, только кривовато улыбался, когда Пэнс обращалась к нему или когда Даф поправляла его шарф, который ветер то и дело перебрасывал через плечо. Эта улыбка очень быстро исчезала, стоило им отвернуться. Блейз тоже был непривычным. Стоял около Малфоя и почти не двигался, будто у него что-то болело или он о чём-то всерьёз задумался. Погода была серой. Серое небо, серый воздух, серая, пожухлая трава под ногами, серые клубы утреннего тумана, тянущегося из Запретного леса. Начались морозные ночи, и кое-где просматривался иней. Драко опустил взгляд, замечая присыпанный мёрзлой крошкой островок земли прямо под носком туфли и тут же наступил на него ногой. Так же он бы наступил Поттеру на лицо. Наступал бы снова. Снова. Снова… — Привет, Тео! — Это маленькая кучка слизеринок-пятикурсниц, здороваются почти хором, с почти идентичными улыбками. Они стабильно приходили на поле, поглазеть на тренировки по Квиддичу и построить старшекурсникам глазки. Малфой запомнил их. Как стайка бессмысленных и немного раздражающих птиц. Тео молча поднял руку и махнул им рукой. Снова эта короткая, немного кривая улыбка. Невозможно было не заметить. Обычно он здоровался с ними, как идиот, отвешивая карикатурный поклон или широко улыбаясь, как болван. Сегодня что-то шло аномально не так. — Что-то ты совсем скис, — протянул Забини. Тео моргнул. Быстро посмотрел на него в ответ. Его щёки были немного красными от холодного утреннего воздуха, но сейчас этот цвет будто стал гуще. — Порядок. — Ну да, порядок, как же. Иди-ка сюда, — Забини протянул руку, ухватил Тео за шарф, потянул к себе, чуть не придушив. Малфой смотрел на них только затем, чтобы не смотреть немного левее. Немного дальше. Он смотрел на них, чтобы не смотреть на грёбаных грифов. Салазар их раздери. Достаточно было уже того, что он снова слышал чёртов смех Грейнджер. Это истеричное веселье начинало его выводить. Как вибрирующая в позвоночнике струна. Блейз закинул руку Тео на плечи, равнодушно глядя по сторонам. Тот прочистил горло, глубже сунув кулаки в утеплённую мантию. — Что-то вы, мальчики, сегодня тихие, — протянула Даф со смешком наблюдая за ними. — У меня просто зуб болит, — отмахнулся Тео. — Сходишь к Помфри? — ровным тоном поинтересовался Блейз, бросая на него быстрый взгляд. Тео почему-то покраснел ещё сильнее, а Малфой не сдержался, всё же повернул голову левее. Ничего не изменилось. Снова улыбка Грейнджер. Снова Поттер в раздражающей близости от неё. Снова они о чём-то мило щебечут. Малфой не услышал, что ответил Тео, но к Помфри никто явно не собирался. — Здорово, что Хогсмид не отменили, — сказала Даф. — Н-да, — протянул Малфой, едва размыкая губы. — Хоть какое-то развлечение для этого стада недоумков. Блейз приподнял брови, они с Тео перевели на него одинаково озадаченный взгляд. Пэнс тоже посмотрела вверх, на лицо Малфоя. Её щёки и кончик носа были розовыми. Красивый цвет. Спокойно-стабильно красивый, как и вся Паркинсон. Обыкновенно-красивая Паркинсон. — Эй. Всё нормально? — она обняла его рукой за талию немного крепче. Снова метила, клеймила. Перед Даф, перед Грейнджер, перед всей чёртовой школой. То, как её пальцы впились в ткань мантии, казалось почти хищным. И в то же время — немного безнадёжным. — Лучше не бывает. И вчера тоже всё было нормально. Когда он вошёл в свою спальню, проторчав в ванной до тех пор, пока рыдания из соседней комнаты не утихли, первое, что он увидел — эта рыжая пушистая скотина с круглыми жёлтыми глазами на его постели. Как так и надо. Даже головы не поднял. Первым побуждением было выкинуть кота, идиотскую кличку которого Малфой не произносил даже мысленно, в приоткрытое окно. Потом решил, что столь варварские способы снять собственное напряжение, которое весьма ощутимо оттопыривало штаны, были ему не свойственны. Потому ограничился тем, что спихнул его с кровати и мягко отпинал в ванную под пушистый зад, брезгливо вычистив простыни Тергео перед тем, как лечь. Точнее… закрыть глаза. И думать о том, что только что он чуть не трахнул Грейнджер в её спальне. Думать. Вспоминать. В таких подробностях, что опадающая было эрекция, тут же снова стала каменной. Отвращение к самому себе накрыло и привычно впиталось в грудную клетку, вызывая злость. Воронка раздражения настойчиво раскручивалась под рёбрами. Малфой бросил на грифов ещё один тяжёлый взгляд. Просто реакция на шум. Грейнджер шуточно подтолкнула Поттера в бок. Тот натянул ей капюшон до самого носа. Снова смех и его рука на её плечах. Скрип зубов Драко. Спокойный голос Блейза. — У них сегодня какое-то обострение, — прокомментировал он, по-своему трактуя брошенный Малфоем взгляд и замечая вышедшую на крыльцо МакГонагалл. — Ну неужто. Я думал, нас решили заморозить здесь на хрен. Начал накрапывать дождь. Малфой тяжело вздохнул, покачивая головой и переводя взгляд на МакГонагалл, которая уже достала пергамент с именами и зачитывала их своим сухим, нравоучительным тоном. Появилось несколько минут времени, когда можно было просто помолчать. Драко изучал взглядом притихших студентов, пытаясь отвлечься. На глаза почти сразу же попалась возвышающаяся над большей частью слизеринцев фигура Монтегю. Грэхем избегал встреч с Малфоем, как мог. Сводил общение к минимуму и старался быть незаметным, что получалось у него довольно прозаично. Пэнси обмолвилась, что когда Малфоя или Блейза нет рядом, он ведёт себя совершенно иначе. Ну, ещё бы. После случившегося они и общались-то — всего ничего. Только на тренировках по Квиддичу, и то, когда возникала необходимость. Драко до сих пор испытывал неконтролируемую злость, когда этот обмудок появлялся в гостиной. Малфой не хотел думать, чем это вызвано. Это не имело значения. Словно почувствовав взгляд, Монтегю повернул голову. Встретился с Малфоем глазами на какой-то миг и тут же шарахнулся, нервно поправляя мантию и не мигая уставившись на МакГонагалл. Драко фыркнул. Растерял былую прыть? Что ж, бывают в жизни огорчения. К слову об огорчениях. Курт Миллер вальяжно опирался плечом о дерево, скрестив ноги. Фигов царь компашки когтевранцев, совершенно игнорирующий жадный взгляд той блондинки, которую драл вчера ночью у двери в кабинет. Он смотрел куда-то в толпу перед собой так, будто заметил пирожное на тарелке среди студентов. Малфой проследил по направлению застывших глаз и едва сдержался, чтобы не фыркнуть. Вниманием Курта завладела Грейнджер. Снова долбаная Грейнджер. А точнее, её аппетитная задница, прикрытая задорно торчащей из-за юбки мантией. Салазар... Хогвартс сошёл с ума, если каждый второй начал засматриваться на эту идиотку. Это даже не смешно, потому что она всегда была той самой последней-на-кого-упадёт-взгляд. И явно не захочется этим самым взглядом задержаться на её невыразительной фигуре. А сейчас хотелось. Действительно хотелось скользить по ней, изучать хотя бы на расстоянии. Обзавестись парой ментальных рук, чтобы прямо сейчас была возможность коснуться её. Чтобы она вздрогнула, ощутив прикосновение на своих ягодицах. Она бы поняла, обернулась, встретилась с Малфоем глазами, слегка откидывая голову. Облизала свои розовые губы, не отрывая взгляда, забив, что вокруг куча студентов. Могут увидеть. Но пофигу, потому что он бы забрался руками в её трусы, отодвинул бы их, проникая внутрь, наблюдая с расстояния в двадцать шагов. В крепком объятии Пэнс, но имеющий Грейнджер пальцами. А она бы задыхалась. Такая влажная, текущая, что просто… просто, блин… он терялся бы в этом, и… — Драко, приём. Малфой моргнул, резко отвернувшись от грязнокровки и уставившись на Блейза, который озадаченно хмурил брови, очевидно, пытаясь дозваться до него уже не в первый раз. — М? — Идём, говорю. Пока толкучка не началась. Драко какую-то секунду смотрел на Забини, возвращаясь из своих фантазий на школьный двор и встречая на себе вопросительный взгляд Пэнс. Крэбб с Гойлом уже шагали в сторону подъездной дороги, оборачиваясь на ходу. МакГонагалл закончила свою речь, судя по всему. Забини снова потянулся к Тео и подтащил его к себе за шарф, как будто Тео сегодня был на автопилоте, барахлящем и немного тупящем. Как механизм, которому что-то мешает работать. — Шагай, не спи, — сказал Забини и обернулся. — Малфой? — Да, идём, — он прикусил губу, закидывая руку на плечо Пэнс и с ужасом понимая, что начал возбуждаться от терзающих голову мыслей. Нужно было срочно переключиться на что-то отвлекающее. Нужна была… Пэнс. Он не подумал «зря я это делаю» или «наверное, лучше не стоит», просто прижал её крепче к себе, обхватив за плечи, приподнял холодный подбородок рукой и поцеловал. Впервые, наверное, с начала учебного года поцеловал сам. Обычно это была она. Всегда она. Привлекала к тебе, обнимала, впивалась в его рукав, в плечо, в пальцы. Она прижималась к его губам, а Драко позволял и злился. Злился на неё за то, что… это она. Злился, что они не могут быть честными, как Забини и Дафна. Злился, что не чувствовал к ней ничего. Даже сейчас. Всё, что он ощутил сейчас — замёрзшие на холодном воздухе губы и её удивлённый вздох. Забини немного ошарашенно уставился на них — тоже не ожидал такого поворота событий. Даже Тео отмер, переглянулся с Блейзом и скривил озадаченную рожу. Слава Салазару, они оба догадались промолчать и просто пойти вперёд. Если бы они хотя бы что-то сказали, Малфой бы окончательно убедился, что делает что-то не так. Что всё это — такое лишнее и фальшивое. Ну… если говорить о честности. Ведь вчера утром они с Пэнс трахнулись перед прорицаниями. В туалете на третьем этаже. И… было неплохо. Было ведь неплохо? А сейчас... Малфой, целуя, следил за её дрожащими накрашенными ресницами из-под полуприкрытых век. Целуя и задаваясь вопросом — почему… ничего? Раздвигая языком пухлые губы, проникая в знакомый, практически идеально изученный всеми частями тела рот, недоумевая. Удивляясь. Пусто. Какого хера стало так пусто? Переводя взгляд на сдвинувшуюся с места толпу и замечая взгляд карих глаз. Сердце на секунду подскакивает в кульбите. А потом эти глаза исчезают в кагале красно-золотых галстуков. По крайней мере, она посмотрела на него. Пусть даже это были колючие и такие голые глаза, в которые он не успел всмотреться настолько глубоко, чтобы понять, что он увидел. Малфой оторвался от губ Пэнс и почти сразу отвернулся — побоялся посмотреть. Боялся, что снова дал ей ложную надежду, боялся, что она подумает, что так будет всегда. Что сегодняшнее утро волшебным образом что-то изменило между ними. Боялся осознать, что снова использовал её. — Драко… — голос Пэнс был тихим и немного удивлённым, как будто она собиралась о чём-то спросить. Малфой не позволил: снова закинул руку ей на шею. — Идём. Смотри, наши уже далеко ушли. И повёл за собой. Она обхватила его за талию и, кажется, вздохнула, прижимаясь ближе. Ни о чём не спросила. Всё вернулось на круги своя очень скоро. Они догнали слизеринцев, Пэнс завела негромкий разговор с Даф, сначала вялый, почти равнодушный, но с каждой минутой набирающий силу, оживающий всё больше, как и её улыбка. Блейз шёл рядом задумчиво-тихий, всё так же закинув локоть на плечо Тео и время от времени легко бил его хвостом шарфа по макушке. Не прошло и нескольких минут, как удалось догнать ушедших вперёд Винсента и Грегори. Обстановка практически сразу разрядилась. Даже Тео ожил, начал посмеиваться с какой-то шутки Блейза, а девушки начали трещать, не переставая, и, забросив попытки погрузиться в собственные мысли, Малфой против воли начал вникать в разговор. — Я уже всё решила. Это будет фея! — Фея? — переспросил Забини, приподнимая брови, и Пэнс самодовольно кивнула, заправляя волосы за ухо. — Да. И это сраная бомба. Если найдёшь платье, красивее, чем это, я буду делать за тебя домашку по травологии до конца года. — Соблазнительно, — заинтересованно протянул он. — Платье? Ты не забыла, что это Хеллоуин, а не конкурс «Мисс Хогвартс»? — протянул Нотт, отмахиваясь от кончика шарфа, который снова прилетел ему по лбу. — Костюмы должны иметь образ, а не просто… просто быть платьем. — Здравая, хоть и несколько сбитая мысль от мистера Нотта, — с фальшивой улыбкой протянул Малфой, явно подражая Снейпу. — Избавьте меня от этого. Пэнс закатила глаза и покачала головой. Она любила этот жест. Он будто без слов сообщал всему миру, что простым смертным умом было не понять высшие прихоти. — Это бессмысленно объяснять, Тео, — она немного сжала руку на локте Малфоя, но быстро расслабила пальцы. — Достаточно просто принять тот факт, что я не умею быть страшной даже на Хэллоуин. — Она врёт, я видел её спросонья… — пробормотал Тео, подталкивая Блейза локтем в бок. Тот издал фыркающий звук горлом и отвёл взгляд. Пэнс бросила на них обоих мрачный взгляд. Показалось, что она сейчас съязвит или театрально отбросит волосы назад и задерёт нос. Но она только утомлённо отмахнулась: — Я не запрещаю вам быть уродливыми. Делайте, что хотите, но не мешайте мне сиять на вашем фоне. — Ты всегда сияешь на нашем фоне, — искренне сказал Тео и подарил ей одну из улыбок, которые Пэнс так любила. Это срабатывало каждый раз и теперь она почти нежно улыбнулась ему в ответ, весьма довольная комплиментом. — Вот посмотришь, ты его увидишь, и сам слюной изойдёшь. — Правда? Думаешь, я подерусь с тобой за платье? — Он сделал вид, что глубоко задумался. — Я практически уверен, что у него не мой фасон. Но могу быть твоим прекрасным принцем. Пэнс рассмеялась. — Не думаю, что тебе по зубам эта роль, прости, детка. Тео тяжело вздохнул. — И снова я жертва недооценки… — Пэнс всё верно говорит, — протянул Забини, снова бездумно ударяя Тео по макушке хвостом шарфа. — Вон он, её прекрасный принц. Идёт и жуёт свои зубы. Чувствуете эту злодейскую ауру? Явно что-то замышляет. Ты бы лучше отошла подальше, Пэнс… — Я уже привыкла, — с улыбкой ответила она, переводя взгляд на лицо Малфоя. — Теперь даже не надеваю шапочку из фольги, чтобы меня не поразили эти излучения. — Идите на хер, — лениво послал их Драко. — Не делайте этот день ещё более тошнотворным, чем он есть. На минуту все замолчали, слушая общий гул вышагивающих по дороге студентов. Те, что шли первыми, уже медленно разбредались по улицам Хогсмида. Первокурсники неслись на всех парах, влипая носами в витрины ближайших магазинов, а старшие курсы вальяжно шли мимо них, посмеиваясь и глядя по сторонам. — Идёмте в паб. Собачий, блин, холод, — Крэбб хлопнул себя по плотным бокам, ускоряя шаг. — Понёсся, понёсся… — прокомментировал Тео. — Это мы, худенькие, бежать должны. А ты хоть весь день во льду просидишь — не замёрзнешь. — Кто тебе виноват, что ты такой тощий, хлюпик? — Не тощий, а подтянутый. Крэбб рассмеялся, и у него изо рта вырвалось облачко пара. — Ага. Обтянутый. Кожей, — и снова ускорил шаг, а Тео оскорблённо выкатил глаза, почти тут же оборачиваясь к Малфою и Забини, которые с синхронным вздохом послушно протянули: — Ты не тощий, Тео. Это была давняя история о величайшем комплексе Нотта. — Не слушай его, он просто дурак, — Пэнс любовно поправила капюшон его мантии и похлопала его по плечам. — Смотри, какой сильный. Настоящий охотник. — Да, — важно сказал тот, расправляя осанку. — Потому что я… — Профессиональный игрок в Квиддич, да-да, все в курсе. Идём, оставим наших голубков ворковать. — Забини сжал в пальцах конец шарфа Нотта и пошёл в сторону паба. — Мы займём вам место? — спросил он через плечо. — Да, — ответил Драко, снова ощущая, как на него начинает давить весь мир, со всех сторон сразу. Почему-то появилось острое чувство, что он находится не в своей тарелке, хотя рядом теперь была только Пэнс. Она зябко прижалась к его руке, никак не реагируя на окружающих, магазины или преподавателей. Просто вздохнула и упёрлась подбородком в плечо Малфоя. Тот приподнял брови в немом вопросе, поворачивая голову. — Хочешь посмотреть платье? Всё, чего ему сейчас хотелось — это накормить дерьмом Поттера. — Да. — Идём, — и она потащила его за руку в сторону тулившихся друг к другу домишек с острыми крышами. *** — Попалась! И чьи-то руки подхватили её под мышки, отрывая от земли. Гермиона вскрикнула — вывески магазинов, витрины и удивлённые лица студентов — всё завертелось калейдоскопом перед глазами, но ноги почти тут же снова оказались на земле. Девушка отскочила, резко одёргивая юбку, и обернулась в негодовании. — Что ещё за шутк… Курт? Миллер стоял, как всегда блистая своей широкой улыбкой. — Здравствуй, староста девочек. Ты сегодня отлично выглядишь. Он выглядел уставшим. Несмотря на то, что он улыбался, глаза были какими-то пустыми. — Куда ты пропал? — вопрос вырвался сам собой, и Гермиона поджала губы, удивляясь собственному несдержанному любопытству. — Прости. Я хотела сказать, привет. Курт пожал плечами, запуская пятерню в волосы, которые сегодня не стягивала резинка, свободно спускавшиеся до воротника рубашки. — Дома были проблемы, — он махнул рукой. — Я даже предупредить не успел, всё так быстро случилось. — Ничего страшного, — быстро произнесла она прежде, чем он начал оправдываться. — Я понимаю. Правда, я думала, что ты с Лори Доретт. И внезапно прямой взгляд едва не просверлил лицо Гермионы. — С чего бы? — Ну… — она поборола желание поёжиться от внезапной прохлады в его голосе. — Вы ведь вроде как вместе. — Нет. Девушка вспомнила тот страстный поцелуй под дождём и слегка нахмурилась, но лишь пожала плечами. Нет, значит нет. Ей не хотелось вникать в личную жизнь Миллера. Просто хорошо, что он вернулся. — Прости, наверное, я просто неправильно поняла. — Хогвартс так быстро распространяет глупые слухи, — он снова отмахнулся, а в следующий момент из-за угла вышли Гарри и Рон, которые забегали в «Три метлы», проверить, есть ли там ещё свободные места. Уже издали были видны их недовольные мины. Гермиона махнула им рукой и те ускорили шаг, переглядываясь. Курт обернулся через плечо. — А. Твои друзья. Я могу уйти, — он посмотрел на Гермиону, та лишь уверенно покачала головой. — Не стоит, я вас познакомлю. Миллер радостно улыбнулся, и они уже вдвоём наблюдали за приближением ребят. — Ни одного свободного места, блин. Придётся ждать, шататься по магазинчикам или… привет? — Рон запнулся, наткнувшись взглядом на Миллера. — Мальчики, это Курт Миллер, я говорила вам о нём, — быстро представила Грейнджер, стараясь поскорее покончить с официальной частью. — Это Гарри и Рон. — Странно было бы не знать Гарри Поттера и Рональда Уизли, верно? — Курт рассмеялся. — Гермиона немало говорила о тебе, — Гарри протянул руку для пожатия. Улыбка, сияющая с лица Курта, была искренней и широкой. Довольно подкупающей. — Да? — тот хитро взглянул на девушку, опустившую взгляд, лихорадочно пытающуюся вспомнить, что же она такого говорила о Курте? Разве что… — А, тот самый чувак, который облил её Агуаменти с ног до головы! — Рон крепко сжал предложенную ладонь и основательно потряс. — Рад видеть живым после подобной выходки. Нас бы она убила. Курт снова рассмеялся, поворачиваясь к ней. — Надо же, так вот, кто рассказывает о моём позоре всей школе. Гермиона только вежливо растягивала губы, чувствуя себя отчего-то настолько несчастной, что впору зарыться в землю и сидеть там до конца года. Мерлин, последнее, чего она хотела — это выслушивать подколы. После бессонной ночи у неё так болела голова, что, казалось, вот-вот череп разорвётся на части. А собирающиеся дождевые тучи только усугубляли состояние. — В «Мётлах» очень людно? — осторожно поинтересовалась она, пытаясь ненавязчиво отвести тему разговора от собственной персоны. — Очень, — Гарри недовольно поморщился. — Все столики заняты, придётся немного подождать. Но мы пытались. — Да, чуть-чуть не успели, Крэбб и Гойл заняли стол у окна первыми, — поддакнул Рон и тут же бросил на Гермиону извиняющийся взгляд. — Годы идут, а эти ребята всё так же мешают нам жить… А ещё эта Паркинсон, — он перевёл взгляд на Миллера. — Истерику устроила из-за того, что их не пустили, видите ли, в магазин нарядов. — Магазин нарядов? — Гермиона приподняла брови. — Очень оригинально: обновлять гардероб в Хогсмиде. Три пары глаз взглянули на неё озадаченно. — Что? — она нахмурилась. — Хеллоуин, — протянул Гарри. — Ты же помнишь, правда? Годрик милостивый! Конечно, она помнила. Естественно, помнила. Какое сегодня число? — Ах, да… — и слабо улыбнулась, прищёлкнув пальцами. — Ещё целых две недели до него. — Гермиона, ты забыла про бал? — Нет, — она сжала губы. — Тогда ты уже придумала костюм, наверное? — Гарри взглянул на Курта. — У неё привычка делать всё заранее, знаешь… — Я… ещё не совсем, конечно. Я как раз собиралась… сегодня. Она быстро подсчитала в уме свои средства. Родители выслали ей немного денег, которые она рассчитывала потратить на школьные принадлежности. Так, стоп. Тратить деньги на костюм было поистине кощунством, она совершенно точно не собиралась этого делать. Гарри смотрел на неё, сдерживая смех. Потом приподнял брови: — Ты забыла про бал. Ох, Мерлин. — Я знаю… — сдалась Гермиона, взмахивая руками. — У меня такая дырявая голова в последнее время. — Эй, ты ведь староста, — тут же вмешался Рон, как будто она могла забыть об этом хоть на секунду. — У тебя точно есть, чем заняться, вместо того, чтобы думать о том, как нарядиться на Хэллоуин. — Спасибо, Рон. — Но ты всё равно должна подумать, как нарядиться на Хэллоуин. — …спасибо, Рон. — Гермиона вздохнула, пожимая плечами. — Ладно. У меня нет костюма. Может быть, надену прошлогодний. Помните… тот, который с летучими мышами и… — Это скучно. — Скучно? — она округлила глаза, глядя на Рона. — Прости, Гермиона. Это действительно немного скучно, — мягко сказал Гарри, похлопывая её по спине. — Во-первых, ты надеваешь его уже второй год, — морща лоб, заметил Рон. — А во-вторых, это… скучно. Придумай что-то новое. Ты же умная! — Или мы можем придумать за тебя, — Гарри пошевелил бровями. — Да! — моментально загорелся Рон. — Нет. Гарри усмехнулся, покачивая головой. Он не насмехался над ней, просто в его взгляде было что-то вроде… «ничего нового». Или «это было очевидно». Неужели она настолько предсказуемая для них? Их дружба — действительно сокровище, и Гермиона, если признаться честно, была безумно рада, что об их недомолвке в Большом Зале теперь ничего не напоминало. Сейчас они просто были друзьями, которые отправились вместе в Хогсмид, а это означало — одной проблемой меньше. Гермионе жизненно необходима была эта стабильность. Иначе она бы просто чокнулась. Но… Неужели в ней действительно нет ничего… свежего? Интригующего? Все без конца ждут от неё чего-то скучного, чего-то обыкновенного. Это никогда не задевало её по-настоящему до недавнего времени. На седьмом курсе стало иначе. Кто активировал этот пусковой механизм? Верните всё, как было, ради Мерлина. Если это и называется — взросление, то Гермионе поскорее хотелось перешагнуть этот этап. Слишком привычна была для неё родная скорлупа. Слишком не по себе было её покидать: даже показывать кончик носа, не то, чтобы выйти целиком. Несколько минут она помолчала, а мальчики уже переключились на разговор между собой. Курт им явно приглянулся, что не могло не радовать. Их беседа отзывалась в груди каким-то иррациональным облегчением, как будто Гермиона откупилась Куртом от всего этого бреда, который происходил у неё с Малфоем. Всего бреда с Малфоем, о котором она молчала. Они вместе медленно пошли вверх по улице, туда, откуда доносилась негромкая музыка. По субботам здесь выступали приезжие артисты у открытого кафе. Несмотря на утреннюю прохладу, приятно было просто немного погулять. — Слушай, мы правы, ты не можешь не признать этого, — Рон, догнав её, привычно обхватил плечи рукой, оставив Гарри и Курта увлечённо беседовать между собой. Сам же, судя по всему, резко почувствовал себя виноватым за беззлобные шутки над Гермионой. У него такое бывало. Она только вздохнула, покачивая головой. Сказала: — Просто позвольте мне самой выбрать дурацкий костюм, — хмурясь от мысли о том, что этот выбор действительно предстоит сделать. — Но я не собираюсь выряжаться, как эти… как все эти… — Девушки. — Да. Нет! — Гремиона слегка пихнула Рона в плечо. Тот выглядел очень довольным своим комментарием. — Я не это имела в виду. Ты ведь меня знаешь, я считаю подобные затраты лишними, куда лучше экономить деньги, ведь неизвестно, когда они могут понадобиться. А ещё я считаю, что это смешно — придавать такое значение своей одежде. Рон немного помолчал. Они прошли мимо небольшой толпы, собравшейся вокруг музыкантов. Открытое кафе пустовало. Было слишком прохладно для перекуса снаружи. На деревянных четырехместных столиках собрались небольшие лужицы. Да уж, под моросящим дождём не многие захотят отдыхать. — Если так подумать, — наконец сказал он, засовывая руки в карманы и расправляя плечи. — Можешь прийти на бал в школьной форме и никто… — Никто не удивится, да? — Я хотел сказать — никто не будет против. Гермиона, мы ведь не осуждаем тебя, ты знаешь об этом, правда? Они не осуждали. Никто не осуждал. Просто вся школа улыбалась в кулак её предсказуемости и скучности. Как там сказал Малфой? Деревянность. Она — книжная полка. И неужели, неужели, блин, они все правы? — Скажи уже, Рон. — Чего? — не понял тот, встречаясь с ней взглядом. — Скажи, что я скучная и консервативная, не умеющая веселиться. — Да что с тобой такое? Гермиона сама не знала, что с ней. Она была совершенно, абсолютно эмоционально нестабильна с самого утра. Как будто то, что вчера… как будто Малфой… чёрт возьми, как будто этот придурок действительно теперь имел настолько сильное влияние на её настроение. Уму непостижимо… Она посмотрела на Рона и улыбнулась ему. По крайней мере, улыбаться она научилась вполне убедительно. — Извини. Всё в порядке. Просто дурацкая погода. — Отец этим летом даже немного впал в депрессию из-за постоянных дождей, — пробормотал Рон, согласно кивая. Он заскользил взглядом по низким тучам, затем по витринам и главной улице Хогсмида. — И я тоже. Пока вы с Гарри не приехали. Гермиона ободряюще сжала его руку, но быстро отпустила. Лето действительно выдалось тяжёлым. Не только из-за дождей. Наполненное усталостью и острым, печальным облегчением после окончания войны, оно будто попыталось выпить из них все оставшиеся силы. Но они прошли через это. Как и всегда. — Гермиона, смотри. Это тот магазинчик одежды. Взгляд нехотя переместился с Рона на витрину, где за тонким стеклом вальяжно осматривали проходящих мимо студентов манекены в великолепных платьях. Дух захватило помимо воли — платья действительно великолепные. Шёлковые, дрожащие словно от лёгкого ветра, подолы, изящные, присобранные рукава — длинные и не очень. Цвета поражали: пурпурный, изумрудный, бежевый, кремовый. Их было столько, что глаз не оторвать. Один из манекенов заметил пристальное внимание Гермионы и Рона, поманил их пальцем. — Чего остановились? — спросил Гарри, когда они с Куртом едва не врезались в застывшую и невольно приоткрывшую рот Гермиону. — Да вот… — Рон кивнул на витрину, а потом вдруг его глаза загорелись. Он схватил Гермиону за руку. — Идём, подберём тебе что-то! — С ума сошёл? Ты представляешь себе, сколько это стоит? — Не имею понятия, но я не я, если мы сейчас же не узнаем. — Рон, нет! — Перестань, даже я вижу тебя в одном из этих платьев, — Рон слушать ничего не хотел. Он обернулся через плечо. — Скажи ей, Гарри! Гарри тоже быстро закивал, тут же подхватывая инициативу. Он всегда подхватывал инициативу: — Да. Нужно посмотреть поближе. Гермиона вперила в него недовольный взгляд. Гарри уже делал шаг к магазину. — Давай, идём. Просто посмотрим. Это вызвало волну волнения, граничащего со страхом. Все эти эмоции почему-то сразу вызывали защитную реакцию. Как будто Гермиону вынуждали насильно сделать какую-то глупость. — Я же сказала — нет. — Мне бы тоже было интересно взглянуть, — вдруг вклинился в спор Курт. — Взглянуть на платья? — Она сдаваться не собиралась, лишь расправила плечи. — Вы, мальчики, меня пугаете. — Взглянуть на тебя в платьях. Она сложила руки на груди, сверля глазами каждого по очереди из стоящих перед ней. Потом вновь невольно взглянула на витрину. Манекен в пурпурном задорно ей подмигнул. — Рон сказал, что Пэнси Паркинсон сказала, что их не пустили сюда. — Она сказала, что продавец был очень занят, но начинался дождь, и им пришлось переться в “Мётлы”, занимать столик, чтобы не мокнуть, — терпеливо пояснил Рон, прикрывая глаза. — Ещё лучше. Я не хочу встретиться с ними в магазине одежды, когда они поймут, что дождь закончился. — Они обычно сидят там до посинения. Ты знаешь об этом. Дверь магазинчика со скрипом приоткрылась, и в проёме показалась лохматая седовласая голова продавца. — Вы заходить-то будете? Мальчики обернулись, Гермиона скрипнула зубами, опуская голову. Ей до жжения в затылке было интересно взглянуть на себя в прекрасном платье. Просто взглянуть, один разочек. Ведь она никогда не позволит себе купить что-то подобное. — Ладно, — пробормотала она с деланным недовольством. — Вы как клещи. Вцепились и не отцепишь. Я зайду туда на пять минут, только посмотрю, и всё. Она всё ещё что-то говорила, когда Гарри мягко сгрёб её за плечи и потащил внутрь. Там было тепло и совсем не сыро. Пахло выглаженной, чистой тканью, и свежей яблочной отдушкой. Пожилой продавец уже стоял за прилавком и тепло улыбался: — Подскажу вам с удовольствием. Ищете что-то определённое? — Да, мои друзья сошли с ума и хотят выбрать себе платья на Хэллоуин, — тихо пробормотала Гермиона, адресуя это скорее хмыкнувшему Гарри, чем продавцу. Но затем всё же перевела взгляд на красоту вокруг. Она ни разу за все посещения Хогсмида не заходила сюда, и почему-то людей здесь почти не было — пара пуффендуек с шестого курса, восторженно перешёптывающихся между собой. Запах тёплой ткани и яблок успокаивал, дразнился, так и просясь, чтобы его вдохнули поглубже. Манекены стояли у стен в тесные ряды. Справа — шикарные платья, обшитые жемчужинами и бисером. Слева — поскромнее, но столь же нарядные, пастельных цветов. Ленты, спускающиеся с рукавов и подолов извивались волшебными разноцветными змейками. Тонкие эфемерные руки безликих манекенов то и дело, дразня, поправляли юбки и оборки. — Вау, — протянул Гарри, оглядываясь по сторонам. — Это… впечатляет, сэр. — Мои лучшие модели, — старик с нежностью и гордостью провёл по рукаву ближайшего платья. — Да, и мы здесь смотримся достаточно странно, — добавил Рон, посмеиваясь. — Смотри, Гермиона! Вон там есть с летучими мышами. Но она не ответила. Курт только усмехнулся, поглядывая на Гермиону, которая уже делала несколько осторожных шагов к платьям. — Наверное, нам лучше её не отвлекать, — негромко сказал Гарри. Гермиона услышала, но решила, только сейчас, конечно же, проигнорировать его — пальцы уже касались нежного шёлка ближайшего наряда, наматывая лёгкую ленту на палец. — И всё же: вы ищете что-то определённое? — Старичок в тёмно-синей мантии, скреплённой на поясе крупной брошью, был на удивление юрким. Уже стоял рядом, заведя руки за спину. — У нас есть прекрасные костюмы для наступающего праздника. — Я только смотрю. — Вам нравится? — Это прекрасно. — Да, — продавец с гордостью протянул руку и легко отвёл подол платья елового цвета вбок, отчего из мягких складок ткани, разбиваясь друг о друга и тая, посыпались мутные звёзды янтарных искр. — Каждое из платьев для меня бесценно, как дитя. — Зачем же вы их продаёте? Старик отпустил ткань, и пол усеяли мерцающие крупицы. Гермиона наблюдала за ними, зачарованно закусив губу. — Всё прекрасное должно идти в люди, мисс. Если оно будет сиять лишь для одних глаз, оно потеряет свою ценность. Девушка подняла взгляд на покрытое морщинами улыбающееся лицо. — Меня зовут Грэнт, — представился он с лёгким поклоном. — Просто Грэнт? — Прошу, да. Я ещё не так стар, — продавец рассмеялся, и Грейнджер тоже улыбнулась — на вид ему было лет восемьдесят. — Показать вам карнавальные костюмы? Девушка несколько мгновений смотрела прямо на Грэнта, потом перевела сомневающийся взгляд на мальчиков. Рон и Гарри закивали, активно жестикулируя. Конечно, мол, показать. — Да, — решилась она, вновь обращаясь к старику. — Но я только посмотрю. — Конечно. Идёмте, — и тот направился в глубину магазина, взглянув на молодых людей, которые неуверенно топтались посреди зала. — Вы пойдёте с нами или подождёте? Они переглянулись, но прежде, чем успели ответить, Курт вызвался добровольцем, делая шаг вперёд: — Я пойду, если ты не против, — он смотрел на Гермиону, которая лишь сдержанно кивнула, пытаясь скрыть желание поскорее увидеть костюмы. — Мы подождём вас на улице. Там, вроде бы, солнце вышло, — подал голос Гарри. Гермионе осталось только снова кивнуть, а в следующую минуту она уже забыла, что находится здесь не одна. Мерлин. Второй зал был сказкой. Она действительно попала в другой мир, стоило проследовать за Грэнтом в витую арку, которую любезно открыла взгляду ожившая плотная шторка. Никогда в жизни Гермионе не приходилось видеть такого количества ярких, почти пылающих костюмов. Манекены стояли в четыре широких ряда. Здесь было всё. От коротких шорт с золотой пыльцой по краям, переходящей в такие же короткие полупрозрачные рукава и лёгкую ткань рубашки, едва заметную, до шикарных, пышных платьев, достойных, наверное, самой королевы. Огненного цвета, с огромными рубинами на поясе и мечущимися языками света на подоле. — Мерлин, ну и ну, — выдох Курта откуда-то из-за спины. Грэнт самодовольно наблюдал за их реакцией. — Это просто невероятно! — Гермиона не могла оторвать глаз, выхватывая взглядом то один костюм, то второй, и каждый был лучше прежнего. — Почему у вас так мало покупателей, если здесь такая... красота? — Вопрос цены, — протянул старик, присаживаясь на небольшой диванчик и вздыхая. — Можете пройти и рассмотреть их поближе. Наряды на Хеллоуин в последнем ряду. Девушка двинулась в глубину помещения, жадно рассматривая каждое одеяние, мимо которого проходила. Последний ряд начинала русалка с шикарным шлейфом, оборачивающимся вокруг манекена. Ткань будто была настоящей, влажной, блестящей чешуёй, по которой время от времени проходила рябь и блики, словно смотришь на солнце из глубины Чёрного Озера. Следующим оказался костюм паука, шевелящий своими тонкими, костлявыми, изогнутыми лапками, образующими вокруг длинной и ровной юбки в пол что-то на подобии замкнутой сферы, перебирающий ими, скребущими по полу. Тёмная ткань складывалась в узор, разукрашивающий плотно стягивающую корсетом грудь и облепляющую манекену горло. На подоле можно было увидеть тысячи блестящих чёрных паучьих глаз, следящих за каждым движением проходящих мимо людей. Ей даже послышалось тихое шипение, и по коже пробежали прохладные мурашки. Дальше — костюм драконицы, сияющий неподъемными на вид пластинами, облепляющий практически все открытые участки тела, оставляющий голыми лишь кончики пальцев в вырезах облегающих перчаток и лицо. Каёмку волос скрывал капюшон с выдающимися гребнями по обе стороны головы. Не сдержав любопытства, девушка протянула руку и легко коснулась этих гребней, отчего пластины вдруг тихо задрожали, будто бы манекен зашевелился, и начали менять цвет от точки прикосновения, расходясь плавными кругами — от тёмно-золотого в кричаще-синий и обратно, переливаясь и в конце концов успокаиваясь. — Мерлин, я никогда не видела ничего подобного, — прошептала Гермиона, оборачиваясь и глядя на Курта, который уже, видимо, насмотрелся на костюмы и теперь наблюдал за восхищением в её глазах, идя следом. Кивнул в подтверждение её слов и указал взглядом на следующий костюм, который она ещё не успела увидеть. А когда увидела, сердце зашлось и остановилось. Это было будто бы просто платье. Будто ничего особенного — не было пышности, вычурности, кричащих штрихов. Но оно было самым идеальным из всех, что ютились в этом магазине. Будто сгусток ожившего серебра, перетекающий по эфемерным формам. Практически полностью обтягивающее, без рукавов, подхватывающее грудь и уходящее за спину, а там — резко ныряющее вниз так, что еще немного — и будут видны ямочки на пояснице. Открытая спина отделана невесомой серебряной пылью, призрачным плащом просачивающимся сквозь пальцы, когда Гермиона протянула руку и погладила прохладное изделие спины застывшего манекена, беспрепятственно пройдя сквозь почти невидимую преграду. На тонкой шее замер маленький воротничок, отдельный от всего наряда, отделанный мелкими камушками, внутри которых сияли крохи изумрудных звёзд, по острому краю, изогнутого лёгкой волной и касающегося двумя острыми уголками ключиц. Подол заканчивался примерно на одну ладонь выше колена, а вниз опадало уже марево из серебристого и совершенно невесомого тумана, закручиваясь вокруг ног. Сквозь него можно было легко провести рукой и не ощутить ничего, кроме трепетной прохлады на коже. По бокам спины, там, где обозначалась граница ткани и кожи, дрожали лёгкие, прозрачные и пронизанные хрупкими жилками крылышки, какие бывали лишь у диких фей. Это было самое прекрасное платье, какое Гермионе доводилось видеть, и она шумно выдохнула, сообразив, что затаила дыхание, пока несколько раз медленно обходила наряд вокруг. — Пятьдесят пять галлеонов — и оно ваше, — тихо произнёс голос Грэнта, но в голову эти слова влетели ледяными стрелами, разрушая сказку и выдёргивая из мечтаний в привычную реальность. Гермиона вздрогнула. Шаг в сторону. Затем ещё один, и ещё, пока она не поняла, что почти бегом направляется к выходу, бросив удивлённому старику короткое “спасибо”. Отдёргивая в сторону не успевшую отодвинуться шторку и вылетая в зал. Она не могла себе позволить даже половину суммы, названной продавцом. Чёрт возьми, а на что она надеялась, когда поплелась за ним рассматривать наряды? На то, что галлеоны посыпятся на неё с неба? — Ну как? Нашлось что-то интересное? — голос Рона прошёл словно сквозь, не задержавшись в голове. Как и факт того, что мальчики остались в магазине, а не ушли. Гермиона молнией пронеслась мимо них, слыша тихий звон из кармана. Сорок сиклей стали вдруг такими тяжелыми, будто вот-вот просто разорвут ткань мантии и посыпятся на пол. Сорок сиклей. Пятьдесят пять галлеонов. Она почувствовала себя нищей и моментально возненавидела это чувство. — Гермиона? Что с тобой… Следующие слова Гарри она не услышала, потому что дёрнула на себя входную дверь и яростно ударила срезом по висящему над ней колокольчику. Дилинь-дилинь, запел он, разбиваясь этими резкими звуками о спину застывшей посреди улицы Гермионы. Тучи действительно стали светлее, кое-где просматривалась прохладная и далёкая голубизна неба. Действительно — что с ней? Ничего. Просто только что она впервые в своей жизни увидела что-то настолько идеальное и красивое. Хотя нет. Возможно, она уже видела нечто идеальное и красивое, видит каждый день… Но об этом не хотелось думать. Оба эти идеала шли в полный резонанс с ней самой. И при столкновении это, чёрт возьми, так выбивало из колеи. Слишком сильно выбивало. Дилинь-дилинь. — Что случилось?! — взволнованный голос Рона. Обеспокоенный взгляд Гарри. Вот они. Здесь. Дорогие, единственные, какие бы ни были не-идеальные. И губы растянула улыбка. — Всё в порядке. — Точно? — это уже голос Курта. В следующий миг он вышел из-за её спины. — Ты расстроилась, что оно такое дорогое? Щёки вспыхнули. — Что ты, конечно нет. Такая мелочь, пфф, я уже говорила Рону, что давать одежде влиять на свое настроение просто глупо и смешно. — Поэтому ты улыбаешься? Улыбка примёрзла к лицу, а брови полезли по лбу вверх, собирая кожу в морщины. — Совсем нет. — Знаешь, Гермиона, мы ведь могли бы добавить, если что, — Рон посмотрел ей в глаза, но встретил такой жёсткий взгляд, что поневоле осёкся, не договорив. — Это просто глупо, Рональд. Мы хотели посмотреть — мы посмотрели. На этом всё. Её щёки всё ещё горели. Она и сама не до конца понимала, что именно чувствует от всего этого. Хотелось одного: чтобы на неё просто прекратили таращиться три пары взволнованных глаз. Она сделала глубокий вдох. — Действительно красивые платья, — сказала спокойно, но не оглядываясь снова на витрину. — Здорово, что мы туда зашли. — Эй, — Гарри притянул её к себе и быстро обнял. — Мы вместе придумаем тебе крутой костюм. Объятья с Гарри всегда были немного неловкими, но успокаивающими, и когда он её отпустил, ей действительно стало немного легче. Это всё такая ерунда. На улице тем временем прибавилось народу, стоило первым за день солнечным лучам коснуться острых крыш. А может быть, дело было в другом: откуда-то сбоку доносился шум и улюлюканье. Это прекрасный шанс. — Гарри, взгляни, — указала она. Мальчики обернулись, глаза Гарри моментально зажглись энтузиазмом. — Рон! — Он толкнул Рона в плечо. — Это же Шустрые Мётлы Брай! Тот едва не подскочил на месте. Да. Это то, чего они оба ждали всё лето, Гермиона знала. Практически все разговоры, о чём бы они не велись, сводились к Мётлам Брай — новая команда, которая выиграла в июле чемпионат экстремальных гонок на мётлах. — Годрик, они здесь! — Рон едва ли не подпрыгивал на месте, наткнувшись взглядом на толпу, собравшуюся вокруг площади с фонтаном. — Мерлин милостивый, посмотри, это же Брай! Капитан команды! Взгляни на него! Скорее, идём! И в следующий момент оба уже мчались в сторону толпы, оборачиваясь на ходу. — Ну же, идём! Гермиона! — Я прогуляюсь лучше, — крикнула она в ответ. Мальчики знали, что она не была фанаткой метло-спорта, в особенности после того, как товарищ Джорджа свернул себе шею, проходя отборочный тур при наборе в команду, не вписавшись в воздушное препятствие. Гермиона даже подумывала создать очередное движение в стиле Грейнджер: Первая Ассоциация Против Опасных Полётов, но близнецы отговорили её от этой затеи — в любом случае, дело бы прогорело. Полёты бы не прекратились в виду того, что гонки начали вытягивать немалые сборы и собрали уже много фанатов. Да и аббревиатура Ассоциации, прямо сказать, получилась бы не ахти. — Ты не пойдёшь? — Гермиона перевела взгляд на Курта, который, вытянув шею, смотрел в сторону убегающих Гарри и Рона, что уже слились с толпой. — Нет. Мётлы это круто, но я не фанат Брай. Лучше прогуляюсь с тобой. — Но ты играешь в Квиддич, — с улыбкой заметила Гермиона. Курт только покачал головой, закидывая руку ей на плечо, будто копируя излюбленное движение Гарри и Рона, и повёл вниз по улице, в противоположную от шумихи сторону, ничего не сказав. Чужая ладонь на спине чувствовалась непривычным и словно бы ненужным грузом, но это отвлекало от всего, что ревело под тонким стеклом, отгораживающим её показной покой от бури внутри. Они возвращались к «Трём мётлам», практически не разговаривая и Гермиона в очередной раз удивилась — как можно так спокойно молчать с человеком? Наверное, Курт обладает особенным даром вызывать доверие и расположение к себе — во всём виноваты эти тёплые и добрые глаза с морщинками в уголках. Минута за минутой — они обменялись всего парой фраз. Солнце начало светить увереннее, и Гермиона с удовольствием прикрывала глаза, стоило мягким лучам заскакать по лицу. Но недолго она пребывала в этом иллюзорном покое: заметив в широкой витрине паба компанию слизеринцев в полном сборе сидящую за излюбленным столом у самого окна, Гермиона резко остановилась. Миллер взглянул ей в лицо. — Что? — Ничего. Не хочется идти в «Мётлы», — она опустила взгляд, заставляя себя держать плечи ровными и не сжиматься, будто в попытке исчезнуть, стать невидимкой. А затем вдруг широко открыла глаза, уставившись на землю под ногами. Там Малфой. Конечно, он там. Сидит попивает сливочное пиво, или ещё что. Обнимает Пэнси, которую так решительно поцеловал сегодня на школьном дворе. И, даже поймав гермионин скользнувший по ним взгляд, не остановился, не отстранился. А должен был? Её бесило, что стоило Малфою вспыхнуть в мыслях, как из сознания тут же сыпались все эти не требующие ответов, очевидные вопросы. Мерлин, что делать, если даже твоя собственная голова тебя не понимает, заваливая нерешаемыми задачками? Ничего. Вдруг вспомнился его нелепый запрет, и ей захотелось расхохотаться этому самодовольному гаду в лицо. Смотри. Смотри, как я общаюсь со своим “женишком”. Наплевав на твой приказ. Ну, как тебе? Если плохо видно, мы можем встать поближе. Или... Гермиона подняла улыбающийся взгляд на Курта. — Идём. Я проголодалась. И потащила его, удивлённого, на другую сторону узкой улицы, под навес, где не так давно стояли они с Гарри, прячась от дождя. Только теперь там расположилось очередное открытое кафе: плетёные милые кресла и круглые столики на двоих, максимум троих, человек. Прямо на это место выходило окно «Трёх мётел». Он мог видеть. Он отлично видел. А она получала от этого почти нездоровое удовольствие, подводя Курта к ближайшему свободному столику. Какая удача. Как раз напротив. Гермиона с трудом сдержала рвущихся наружу из грудной клетки бесенят, пляшущих под собственные задорные дудки и едва не выскакивающих из глаз. Она села лицом к пабу, закинув ногу на ногу и придвинув своё кресло к креслу Курта, — озадаченного, но невообразимо довольного — безошибочно находя взглядом платиновые волосы из компании за стеклом. Посмотрим, Малфой, что ты сделаешь. А точнее — чего не сделаешь. Гермиона усмехнулась, раскрывая лежащую перед ней карточку меню. Сердце в волнении вылетало из груди. Мерлин, это просто… — Бладжер мне в сраку! — Тео даже не потрудился понизить тон, когда вдруг вытаращился в окно, пихая Малфоя под рёбра и хватая сидящего рядом Блейза за рукав. — Я в афиге! Дурацкая привычка Тео вот так выпаливать какую-то дичь, сегодня показалась особенно раздражающей. Малфой вздохнул, поднимая глаза от своего бокала с грогом. — Что там? — у него было не то настроение, чтобы вестись на привычную несуразицу. Тео уже явно вернулся в своё обыкновенное состояние заведённого мотора, тарахтя без умолку. И, если бы не резко изменившееся выражение лица Блейза, который тоже поднял глаза на окно, Малфой бы, наверное, даже не соизволил перевести взгляд на улицу, лениво поднося высокий бокал с только что принесённым горячим напитком к губам. Слава Салазару, что он не успел сделать глоток. Из глубины груди едва не вырвалось утробное рычание, стоило ему увидеть… вытаращиться на грязнокровку, которая, как так и надо, ворковала с развалившимся в кресле за столиком Миллером. В ушах зазвенело. — Они что, типа… — Тео быстро взглянул на Блейза, потом на Малфоя. Зачем-то понизил голос: — Вместе? — Ты прикалываешься? — Пэнс фыркнула, тоже глядя на них в окно и кривя губы. — За Миллером бегает половина школы после того, как он начал играть в Квиддич. На кой ему сдалась эта Грейнджер? — Списывать домашку? — Умолкни, Тео. — Ну… — Гойл почесал за ухом. — А чё, она, вроде, ничё… Нотт перевёл на него саркастический взгляд полуприкрытых глаз. — Ты настоящий сердцеед, друг. — Затем снова уставился в окно, обхватывая обеими руками свой стакан с какао. — Ладно, я думал, что сегодня обойдётся без шоу, но, по ходу, ошибся. Всем устроиться поудобнее, — и он действительно влип в окно, как будто за стеклом находилась театральная сцена. За столиком воцарилась недолгая тишина. Все молча таращились в окно, пока «Три метлы» гудели смехом и голосами студентов. — Ставлю пять сиклей, что он ей сегодня засадит. Блейз толкнул Тео локтём, и тот сразу же осёкся, умолкая. — Прости, прости. Мысли вслух. — Десять на то, что не засадит, — отмахнулся Винсент. — Прикоснуться к Святой Грейнджер? — Я думал, Святой всегда был Поттер, — прогудел Гойл. — А Грейнджер просто заучка… — Я так скажу, — Тео отпил немного какао и вытер губы. — После войны Грейнджер перестала быть «просто заучкой». Только не ори, Пэнс. Но после войны вообще всё стало иначе. И это… Он кивнул на сидящих за столиком Грейнджер и Миллера. — …было довольно предсказуемо. Я имею в виду… они оба ничего, да? Грейнджер не пальцем деланная, а у Миллера ручищи здоровенные, сильные. Что-то в нём точно есть. — Ты бы дал? — Иди в жопу, Винс. Пэнси сидела напряжённая, слушая беседу и недоверчиво поглядывая на улицу. Почему-то казалось, что в ней плещется какая-то тяжёлая, натужная радость. Неискреннее облегчение. Странная эмоция. — Да она, наверное, и счастью-то своему поверить не может, — пробормотала она. — На неё впервые обратил внимание симпатичный парень. Блейз наблюдал за Малфоем, не говоря ни слова. Тот же продолжал молча смотреть в окно, безостановочно сжимая и разжимая челюсть. На щеках ходили желваки, и оставалось только удивляться, как тонкое стекло ещё не разорвалось на части или не покрылось слоем инея толщиной в палец. Холодные глаза следили за тем, как грязнокровка наклоняется к Миллеру, смеётся, касаясь его рукава. А сраный Миллер смотрит на неё, как на светоч. Как будто никогда не видел ничего красивее. Драко стискивал бокал с грогом, от которого поднимался невесомый пар, всей рукой, так и не донеся его до рта, и Блейз видел, как краснеет обожжённая кожа светлых пальцев. — Кстати, не так уж он и хорош, — сказал Тео, откидываясь на спинку стула. — Видел я, как он играет. Загонщик из Миллера весьма посредственный. — Ну, начинается… — пробормотал Крэбб. — Нет, правда. Он умеет летать — это всё. Хотя я сам видел, как он на прошлой тренировке чуть не навернулся с метлы. Готов поспорить, что он в Квиддиче только ради женского внимания. — Прямо как ты, — усмехнулся Блейз, опуская на Тео взгляд. Тот озадаченно и почти оскорблённо поднял брови, алея щеками. — Я?! Да будет тебе известно, Квиддич — моя душа. — Ну да, — протянул Забини, закатывая глаза. А потом сделал голос очень высоким: — «Привет, Тео! Классно играешь, Тео!» Ты ведь тоже это сегодня слышал, а, Малфой? — Мерлин, заткнись, — Тео пихнул Блейза, но всё же рассмеялся. Малфой со стуком поставил бокал на стол и сжал обожжённую ладонь в кулак. Поднял взгляд на однокурсников. Тео замолчал, посмотрел как-то осторожно и недоверчиво. Забини тоже умолк, поняв, что отвлечь Драко простой болтовнёй не получится. Не на этот раз. Иногда Блейз ощущал полное бессилие перед ситуацией, поэтому теперь только негромко кашлянул в кулак, потянулся. Хрустнул шейными позвонками. — Ну ладно, так что? — он встал, поправляя мантию. — Кому взять ещё выпить? Тео? Нотт слегка улыбнулся ему, поднимая голову. — Мне какао. Спасибо. Гойл тоже оживился, подскакивая и спеша следом за Блейзом к бару. Пэнси, которая, кажется, на минуту успокоилась, тут же перевела взгляд на напряжённого Малфоя. — Ты чего, детка? — И погладила его по запястью, ненавязчиво и осторожно. Малфою стало тошно. Он не мог сказать, от чего конкретно: то ли от этой осторожности, то ли от собственного убийственного коктейля ярости в груди. Что с ним делает проклятая Грейнджер? — Ты из-за неё бесишься? — ещё тише спросила Пэнс, наклонившись ближе. Её тон был напряжённым, настороженным. Как будто она знала ответ. — Она вообще ко мне отношения не имеет, ясно? Пэнс посмотрела молча, потом кивнула. Что-то в её глазах. Всё выходило из-под контроля. Малфой грубовато высвободил локоть из её пальцев и резко отодвинул свой стул, который с грохотом отъехал назад, едва не перекинувшись спинкой на пол, не придержи его Тео в последний момент. — Куда ты? — поднял брови он. — Сейчас вернусь, — буркнул, широким шагом следуя к выходу из паба. Открывая дверь и останавливаясь на пороге. Чувствуя, как осенний воздух медленно втягивается в лёгкие. Зябкий, ещё сырой после дождя. Взгляд сам приковался к сидящей за столиком парочке. И тут же пересёкся со взглядом Грейнджер, которая будто только и ждала появления Малфоя. Её ладошка, словно невзначай скользнула по руке Миллера вверх, робко коснулась его щеки и, чуть дрогнув, зарылась в волосы, привлекая к себе. Что она, на фиг... Уговаривать патлача не пришлось. Миллер не тупой, прекрасно понял, чего хочет Грейнджер, и судя по тому, как он почти с ходу врезался в её губы, был совершенно не против. По-хозяйски сминая её рот, едва ли не причиняя боль. Сокращая расстояние. Нахально лапая открытые ноги, эти чёртовы проклятые ноги, своими руками. Урод. Драко не отрываясь смотрел на них, пытаясь понять, кого сейчас ненавидит сильнее. Кулаки сжались сами собой. Он сделал шаг в сторону открытого кафе, отмечая, что поцелуй становится глубже, а грязнокровка явно увлеклась. Вошла в долбаный раж. Она закрыла глаза. Дрянь. Секунду назад её взгляд был прикован к Малфою. Но вот уже веки демонстративно опустились, прерывая зрительный контакт, и она только ближе придвинулась к Миллеру, позволяя огладить своё бедро. Серьёзно, Грейнджер? Мать твою, серьёзно? От следующего шага в сторону целующейся парочки его удержала только ладонь Блейза, опустившаяся на плечо и вернувшая в сознание голос разума. — Уверен, что хочешь это сделать? — спросил он негромко из-за спины. Имея в виду: тебе это нужно? Имея в виду: на глазах у всего Хогсмида? Малфой был уверен. Ему было нужно. Но он не сделал больше ни шагу. Нахер. Эта идиотка его не касается. Пусть лижется хоть до посинения с кем угодно. Наверное, Тео прав. Нужно будет поставить на Миллера. Грейнджер уже сейчас почти раздвинула ноги перед ним. За этим утырком дело не станет. Засадит, без сомнений, за ближайшим углом. Мысли грязные, отвратительные. Малфой чувствовал, как пачкается от них, но не мог, не мог не думать. Это пожирало его изнутри. Он обернулся и взглянул на Забини, который спокойно наблюдал за реакцией Малфоя на открывшуюся картину. — Всё нормально, — тот снова вздохнул, прикрывая глаза. — Идём. Пока грог не остыл. Стерпев похлопывания по плечу от всепонимающего Блейза, он вернулся в «Три метлы», а когда сел за своё место и поднял взгляд в окно, ни Грейнджер, ни Миллера через дорогу уже не было. Что-то внутри дёрнулось, закричало: иди за ними. Иди за ними, сейчас. Видеть легче. Легче знать, что происходит, чем… Воображение сразу услужливо нарисовало несколько ярких картин, в которых Миллер зажимал её в каком-нибудь пустом переулке и вовсю шарил своими лапами под юбкой. Действительно. Не зря же надела. Проклятье. *** Тишина библиотеки всегда успокаивала нервы. Особенно если время уже подходило к девяти вечера. Когда Ирма Пинс, как обычно, дремала за своим рабочим местом, склонив голову над одним из любимых талмудов, а в лабиринте из шкафов и столов, освещённом только тусклым светом свечей и нескольких ламп не было ни одной живой души. Это место всегда погружало в состояние умиротворения. Всегда, но не сегодня. Гермиона уже почти привычно не воспринимала ни единого слова из раскрытой перед носом книги. Так бывало всегда, когда мысли уводили её куда-то далеко. Она размышляла о том, как завтра вести себя с Куртом, от которого сегодня ей едва удалось отделаться. Кажется, он всерьез полагал, что она настроена пригласить его к себе в спальню. От этого осознания щёки Гермионы налились румянцем. То представление, что они провернули… что она провернула перед Малфоем теперь казалось ей глупой и бессмысленной затеей. Но, по крайней мере, этот кретин понял, каково это — смотреть на подобные поцелуи со стороны. Каково смотреть на них с Пэнси. На сегодняшнем ужине он так самозабвенно вылизывал рот Паркинсон изнутри, что Гермиона какое-то время просто сидела, позабыв о еде, не имея сил оторвать от этой картины глаз. Благо, Рон и Гарри ничего не заметили — остаток дня они посвятили страстному обсуждению встречи с Шустрыми Мётлами Брай. И от этой беседы их было не оторвать даже кричалкой, сообщающей, что их подруга за последние сутки позволила попробовать себя двум чужим языкам — притом один из них был малфоевским. Снова. Она закрыла глаза. Мерлин. Не хотелось его ни знать, ни видеть. Если Миллер обладал умением внушать доверие и уверенность, то Малфой имел чудесный талант говорить вещи, от которых любая выдержка за минуту срывалась и летела к чертям. Вместе с ним самим. Да чтоб его. Под веками заплясала картинка, жутко смутившая её в Хогсмиде — прикрытые тёмными ресницами глаза Курта, странно-неправильные губы, слишком мягкие, слишком прижимающиеся к её рту, душащие. Она провела кончиками пальцев по шероховатой странице учебника и вспомнила жёсткие волосы, в которых путалась руками, сидя за столиком в открытом кафе. Слишком длинные. Слишком не-такие. И не спасал даже факт того, что в сознании в момент поцелуя стоял совершенно другой человек. На которого она смотрела до того, как Курт прижался к ней. Взгляд Малфоя был таким ядовитым, будто его вот-вот вырвет. Сначала он сверлил её своими глазами из-за столика, а затем и вовсе вышел на улицу, и Гермионе показалось, что он сейчас сделает шаг к ним, чтобы... чтобы — что? Оттащить увлёкшегося Курта? Гермиона не планировала заходить слишком далеко, она, чёрт, она вообще не планировала всего этого. Это должен был быть просто поход в Хогсмид… но всё случилось слишком быстро. С Куртом тоже было много «слишком», но не того, что горело, казалось, в самих костях с Малфоем. И от осознания, что она произнесла, действительно мысленно произнесла это, глаза чуть не распахнулись. Гермиона не позволила. Только плотнее зажмурилась, не желая возвращаться в настоящее. Теперь она не понимала, что было легче — думать об этом постоянно или не думать вообще. А иначе не получалось. И поэтому она позволила воспоминаниям утащить её во вчерашний день. Да даже если бы не позволила — обычно они не спрашивали разрешения. Просто ложились вдруг на плечи, касаясь шеи и проникая в каждый позвонок, спускаясь по спине вниз, к бокам и животу, заставляя дыхание сбиваться, а мозг — лихорадочно вспоминать. Додумывать. Представлять. Воскрешать в памяти горячие руки и губы. Не те, совсем не те, что были сегодня. Другие. Его. Вспоминать лихорадочный поток собственной мысли, почти отсутствующей, когда жарко дышащий рот прижимался к её подставленной шее. Его шёпот и осознание: это Гермиона довела его до состояния, когда Малфой мог лишь безостановочно дрожать, выдавливая из себя нечленораздельное. Задушенное. Хриплое. Такое нужное. Такое... привычное. И от этой нужды, которая вдруг становилась настолько огромной, что просто перекрывала собой все остальные чувства, Грейнджер готова была падать на колени. Перед ним? Действительно — перед ним. Покрывать влажными поцелуями его живот. Обнажённый, как вчера. Ночью. С едва заметным следом от резинки пижамных штанов. Касаться неровности кончиком языка, ощущая, как дрожит его кожа, а руки зарываются в волосы. Представлять, как он напрягается от её ласк. Твердеет. Руки Гермионы соскользнули со стола, будто в поисках более значимого ориентира, чем учебник по травологии, и вцепились в деревянные подлокотники кресла, сжимая их, откидываясь на спинку сидения, отрываясь от реальности и ныряя в омут воспоминаний. Ярких, почти реальных. Ей хотелось снова почувствовать эту твёрдость в своей ладони, поглаживающей сейчас прохладную гладкость дерева. Пальцы правой руки неосознанно сжались сильнее, а спина выгнулась, отчего бёдра, скрытые юбкой, чуть раздвинулись, позволяя прохладному воздуху скользнуть по влажной коже. Она сама не уловила момент, когда завелась от воспоминаний так, что захотелось спустить трусики и коснуться себя. Чёрт, нет. Грейнджер, не будь дурой... Это ведь так грязно — хотеть его. До боли хотеть, проживая вновь и вновь прикосновение горячих рук к груди и сжимающиеся на сосках пальцы. С губ сорвался рваный выдох, когда одна её ладонь накрыла грудь прямо через рубашку. Слегка. Чтобы создать нужную иллюзию. Библиотека тут же исчезла - так чётко вспомнились прикосновения Драко. Но нет. Этого мало. Нужны были его руки, его пальцы. Беспрепятственно скользящие, умелые, знающие, как надо, как будет приятно, хорошо… Она задохнулась, лихорадочно облизывая губы, прислушиваясь к пульсации внутри себя и грохоту в ушах. Упёрлась затылком в спинку кресла, ещё больше выгибаясь навстречу воображаемой ладони. Не замечая колебания воздуха так близко от своего разгорячённого лица. Господи, да она не заметила бы, даже если бы ей на голову прямо сейчас свалился наргл, потому что сердце вылетало из груди, а дыхание было таким быстрым, что казалось, будто его и вовсе нет. Не сдерживая стона от ощущения движущейся вверх по голой ноге руки. Ещё шире раздвигая бёдра, приглашая коснуться дальше. Это была магия, не иначе. Она ощущала руку, сухую ладонь, скользящую, дразнящую... пальцы достигли мокрой ткани трусов, костяшками поглаживая материю. И это прикосновение заставило распахнуть глаза. Встретиться с серыми глазами напротив и тут же обомлеть от ужаса. Его ухмылки. Мягкого движения головы — вниз. И ощущения жарких губ на своей шее. И новый выдох вырвался из груди, когда он слегка прикусил мочку. Чуть подул на повлажневшую кожу. — Обо мне думаешь, грязнокровка? — низким и хриплым голосом, не отнимая руки от влажной ткани её белья. Вспоминая, как делал почти то же самое на школьном дворе, утром. Входил в неё. Имел пальцами — горячую и мокрую, как сейчас. Только мысленно. Он застал Грейнджер в библиотеке совершенно случайно. Конечно, случайно. Как ещё? Как часто Малфой по своей воле заходил в чёртову библиотеку? Внимание привлекло частое и сбитое дыхание, переходящее в стоны. Воображение зашлось в предвкушении, когда Малфой понял, что это она. Он сразу понял. Выучил каждое выражение её вдохов и выдохов. Грейнджер была возбуждена, и ноги сами понесли его к ней. На колени перед ней. Рукой под юбку, к призывно раздвинутым бёдрам. К насквозь уже мокрым трусам. Она текла. Так бесстыже, так не-по-грейнджерски. Так… Так, что захотелось почувствовать её под собой, и он почти толкнулся вперёд, между раскинутых ног. Вжимаясь напряжённым членом в мягкую обивку кресла и сдерживая глухой стон сквозь стиснутые зубы. Подаваясь к ней вместе с осторожными движениями пальцев снова и снова. Срываясь на рычание. Балансируя на границе, за которой мозг уже почти не соображал. За которой было только рваное дыхание и сбитые рывки. Лихорадочный шёпот. Его имя. Он был готов сделать что угодно, чтобы почувствовать её, сокращающуюся вокруг его члена. У него ехала крыша от ощущения трения о кресло, когда рядом была она, задыхающаяся, мокрая. Принадлежащая ему. Полностью — ему. Был готов признать, что стоит перед ней на коленях, на полу. Между её бёдер. Жадно вдыхая терпкий запах. Даже то, что насрал на собственную уверенность — после того, что было в Хогсмиде, он к ней не подойдёт. Не посмотрит. И — вот он, Драко Малфой, на чёрт-возьми-коленях. Вжимается эрекцией в обивку кресла, наслаждаясь тем, как её бёдра судорожно пытаются сжаться, сжимая только его бока. Ещё секунда — и он рванул бы ткань трусов с её ног. Как вдруг встретился взглядом с распахнутыми глазами. Стоило задать один единственный вопрос, и Грейнджер будто рухнула с небес на землю. Малфой замер в нескольких миллиметрах от её лица, вглядываясь в мечущиеся глаза. Узнавая взгляд, полный накатывающей паники, пылающий желанием и необходимостью, терзающей их обоих. Он не отстранялся. Был слишком близко, чтобы дать ей прийти в себя. — Так что? — голос глухой. — Обо мне, или нет? Проходит несколько мгновений, и она резким движением толкает его плечи, отстраняясь, захлопываясь, закрываясь. И если бы не огонь в тёмных глазах, Драко мог бы поклясться, что это не она только что извивалась в кресле, заходясь в собственных вдохах и выдохах. Пальцы всё ещё чувствовали под собой прикосновение ткани и горячую влажность. Малфой сжал руку в кулак, уверенно упираясь локтями в деревянные подлокотники, загоняя трясущуюся Грейнджер в ловушку. — Не молчи, — он прищурился, почти касаясь кончиком носа её щеки. — Я знаю ответ. Она сжала губы, пробегая взглядом по лицу Малфоя. — Встань. Драко поморщился, когда она снова толкнула его, но с места не двинулся. — Не слышу, Грейнджер. — Встань немедленно, слышишь? — её голос прерывается. Он чувствует, как пальцы, всё ещё влажные, становятся прохладными от воздуха библиотеки. Изо всех сил перебарывая какое-то ненормальное желание поднести руку ко рту и попробовать грязнокровку на вкус, он облизывает губы. — Для кого было всё это представление? — Пошёл ты! — тихий голос почти неузнаваем. Дрожит и дёргается так, будто собственный язык жжёт её. — Не думай, что ты имеешь хотя бы... к чему-то из этого отношение! А слова раскалёнными печатями влетают в мозг Драко, оставаясь внутри. Наверное, навсегда. Это немного отрезвляет, и он на миг угрожающе сжимает подлокотники кресла, но в следующую секунду подаётся назад, замечая, что Грейнджер делает судорожный вдох, стоит ему покинуть её личное пространство. Словно сожалея. И снова вспышка перед глазами, преследующая его целый вечер: она, зарывающаяся в волосы Миллера руками, открывающая рот навстречу его губам. Малфой бросает на неё быстрый взгляд, поднимается на ноги, отходит на несколько шагов и упирается бедром в край стола, удерживая на лице безразличное выражение. Что было довольно тяжело, если учесть, что он только что делал с ней, сжавшейся в своём кресле. — Я запретил тебе общаться с ним. Гермиона подняла брови, постепенно возвращаясь из разгоряченной девушки в… обыкновенную себя. — Я не твоя собственность. Надо же, как разительно быстро поменялся голос. Он сжал зубы, чувствуя уверенный толчок раздражения в груди. Немного наклонился, сверля её взглядом. — Мне кажется, ты чего-то не поняла, Грейнджер. Я запретил. Тебе. Общаться с ним. — Что, личную жизнь мою собрался обустраивать? — бросила Гермиона ему в лицо, окончательно приходя в себя. — Что ты несёшь? Я не собираюсь пачкаться о твою личную грёбаную жизнь. Конечно, Салазар, он не собирается! — Тогда объясни мне, почему тебя волнует… — она осеклась, не решаясь произнести слишком не те слова для её губ. — О ком я... Трусиха. Малфой зло усмехнулся. — Я знаю о ком, Грейнджер. Часто кончаешь, воображая себя со мной? Она открыла рот. Потом закрыла его, не найдя, видимо, достойного ответа. Только залилась таким румянцем, что пятнышко на скуле практически слилось с ним. Малфою это понравилось. — Что ты сейчас представляла? Мою руку там или мой язык? — он поднял ладонь, которой несколько минут назад ласкал её и медленно, не отрывая глаз от её лица, облизал подушечки пальцев, наслаждаясь тем, как она съедает невесомые влажные движения взглядом. — Признайся, ты хочешь, чтобы я задрал твою юбку, раздвинул тебе ноги и лизал, прямо через трусы, пока ты не... — Заткнись, Малфой! Просто заткнись! Щёки грязнокровки вспыхнули ещё ярче, а ладони судорожно прижались к ушам. — Если бы не моя рука, ты бы трахала себя сейчас сама. Пальцами. Мечтая обо мне. Вспоминая, как дрочила мне. Еще бы чуть-чуть, Грейнджер, и ты бы встала тогда передо мной на колени. Знаешь, что было бы дальше? Сказать тебе? Ты это себе представляла. Как ты сосёшь у меня. — Заткнись, к чёртовой матери! Она вскочила на ноги, не скрывая тяжёлого дыхания, сверля его таким взглядом, что Драко почти ощутил его копошение в голове. Её глаза безотчётно стрельнули вниз, на его пах. Малфой даже не подумал скрывать собственное возбуждение. Пусть смотрит. Но через секунду она уже отвернулась, резко, будто за поводок дёрнули, лихорадочный взгляд переместился на учебник, оставшийся на столе, а дрожащие руки принялись собирать рассыпанные по столешнице пергаменты. Грейнджер лихорадочно оглядывалась в поисках сумки, которая валялась за креслом. Драко наблюдал за её молчаливой паникой, по-прежнему сложив на груди руки. Перебарывая раздражение и... ещё что-то. Глубоко внутри. А затем услышал свой собственный вопрос: — Зачем ты сделала это? — Сделала что? — рявкнула она, яростно шипя: один пергамент упал на пол. — Сегодня. В Хогсмиде. Чуть не сожрала его за столиком в кафе. На моих… на наших глазах. — Не твоё дело, — поднятый лист полетел на стол. — Прекрати, Малфой. — Специально, да? — он не мог остановить взгляд, который бегал по ней, будто пытаясь уличить во лжи. В правде. Да хотя бы в чём-нибудь, Салазар её дери. — Нет. Хотелось, ясно? Я хотела поцеловать его, — кинулась к своей сумке, швырнула её на стол и сгребла пергаменты, засовывая их внутрь. Бумага мялась и хрустела. Грейнджер зарычала, всплёскивая руками. Резко поворачиваясь к нему. Малфой сверлил её напряжённым взглядом. — Уясни уже своей головой, что мир не крутится вокруг таких, как ты. — Вокруг грязнокровок, значит, крутится, — прорычал он, на что она только фыркнула, кривя губы. Совсем как он. Совсем, сука, как он. — Ты сам это сказал. Никто за язык не тянул. О, твой язык, Грейнджер. Твой грязный язык. Который годится лишь для того, чтобы облизывать мой член. Только мой. Да, я бы с удовольствием трахнул тебя в рот. Чтобы слышать, как ты будешь давиться и стонать. От ощущения меня у себя в глотке. И снова эта осада мыслей, от которой стоять на месте, чувствуя её запах, оказалось довольно сложно. — Правильно, лучше помолчи немного. И подумай, что за бред ты говоришь. Знала бы ты, грязнокровка. Как громко я молчу. — Повторяю в последний раз: я хочу, чтобы ты держалась от этого патлатого кретина подальше, ясно? — произнёс Малфой, пытаясь навести порядок в пульсирующих мозгах. — Поздно. В библиотеке на несколько мгновений повисла тишина. И даже мысли, гремящие в голове, заткнулись. — В каком смысле? — почти ласково спросил он. — Хм, — Грейнджер расправила плечи, складывая руки под грудью и вздёргивая подбородок. — Я думаю, вы знатно повеселились, наблюдая за тем, как я и Курт... отдыхали за столиком напротив, не так ли? — Ты этого и добивалась, да? — Я уверена, что ты подначивал их на любые гадостные слова в нашу сторону. — Ты безмозглая дура! — рявкнул он, не сдержавшись. — Я бы и не заметил тебя, если бы они не начали... Они спорили. Засадит он тебе, или нет. — И кто ставил на то, что... да? — Нотт, — ответил почти против воли, случайно. Просто не успел захлопнуть рот. А потом вдруг заметил... её. Эту улыбку. Которая чуть не разодрала его глотку и бронхи. Лёгкие и сердце. Чуть не разорвала на части его самого. Нет... Нет, твою мать. Я не поведусь на это, Грейнджер. НЕТ! Он стиснул зубы. — Трахнул, значит? Под кожей вдруг стало совсем тихо. Будто он сдох. Наконец-то сдох. Но продолжал ждать её ответа. Молчала. Он так ненавидел, когда она молчала. Ненавидел до раздирающего воя. До сорванной глотки. Скажи уже что-нибудь, дрянь. Скажи, что он отымел тебя. Грязно, быстро. Кончил в твою дырку, отчего ты стала ещё гаже. И его сперма до сих пор там, внутри. Скажи, что ты ловила оргазмы один за другим от этого мерзкого, тошнотворного траха. Скажи мне. Пожалуйста. Скажи, что ты никогда не позволила бы ему коснуться себя. — А если и да? — произнесла так убийственно-спокойно, что... Что ничего. Просто под рёбрами вдруг что-то оборвалось. Рухнуло. Он сжал руки, впился короткими ногтями в ладони, чтобы не сорваться, не заорать, не убить её, не рухнуть на пол, не затрястись перед ней, как щенок, не… не… Шлюха. Грязная, сраная шлюха. Он верил: то, что сейчас отрезало куски мяса от его тела изнутри — это ненависть. Ненависть к ней. Привычная. Тягучая. Густая, словно патока. Снова правильная. Такая, какая и должна быть. Ему хотелось уйти и заткнуть эти кровоточащие язвы ладонями. Чтобы кровь прекратила хлестать. Его чистая, кристальная кровь. И он сделал единственное, что мог позволить себе сделать, чувствуя её испытующий взгляд прямо в глаза. Прямо в себя. Он рассмеялся. Что ты ищешь, Грейнджер? Там уже ничего нет. Видишь, сука. Мне смешно. Ты совсем не задела меня. Грязнокровка смотрела на его улыбающиеся губы, недоверчиво щуря глаза. Что, маленькая дура, не та реакция, которой ты ожидала? Интересно, на что ты рассчитывала? Что я буду психовать из-за такой, как ты? Зачем? Если я могу просто показать тебе твоё место. Сжатые зубы разомкнулись и он оттолкнулся от стола. — Если да, то, думаю, ты не будешь против. — Против чего? — не поняла она, напрягаясь, когда его рука потянулась к зелёному галстуку. — Малфой? Тон её стал звенящим, словно разбитый бокал. — Ещё одного траха, Грейнджер. На этот раз со мной. — Что?! Она смотрела, как он развязывает узел под шеей, слегка наклоняя голову набок. Эта его привычка сейчас показалась ей особенно пугающей. Гермиона нервно сглотнула, попятившись и уткнувшись коленями в кресло. — Слушай, если ты думаешь, что это смешно... Он же не станет раздеваться. Конечно, не станет. Просто шутит. — Похоже, что я смеюсь? Тёплый, нагретый от его кожи галстук скользнул по воздуху и свернулся змейкой на столе. Пальцы Драко потянулись к пуговицам и начали расстёгивать рубашку. Гермиона наблюдала за ним, чувствуя, что тело начинает прошибать нервная дрожь. Сейчас он остановится. Это не может быть по-настоящему. — Малфой, что ты задумал? — язык едва ворочался во рту, а голос дрожал так, будто кто-то тряс её за плечи. — Я ясно выразился, Грейнджер. Я трахну тебя. Разве не этого ты хотела пять минут назад? Гермиона обошла кресло, пятясь. Попыталась сморгнуть туман, наползающий на глаза. В животе закрутился такой ледяной узел, что не хватало дыхания. — Прекрати, — почти шёпот дрожащими губами. Расстёгнутая рубашка осталась на нём, прикрывая плечи. Малфой поднял брови: — В чём дело? Ага, мы не договорились о цене, видимо, — он сделал медленный шаг в сторону Грейнджер, которая уже подпирала спиной книжный шкаф. В груди клокотала ярость. Он плохо понимал, что несёт. И зачем. — Кнатами берёшь? Или сразу галлеонами? Сколько ты стоишь, Грейнджер, а? Он так откровенно не издевался ещё никогда. — Малфой, хватит! Крик заставил вздрогнуть даже огоньки свечей, наверное. Драко остановился в нескольких шагах от неё. Глядя прямо в глаза. Она видела, как насмешка исчезает из его взгляда. Остались только сжимающиеся губы и желваки, ожившие на щеках. И ещё что-то, на самом дне глаз. В полутьме библиотеки он казался ей самым потрясающим и самым жутким творением этого мира. Этого и всех остальных вместе взятых. В белоснежной рубашке, подчёркивающей бледность идеальной кожи, с платиновыми волосами, слегка спадающими на лоб. Взглядом. Кричащим и молчавшим одновременно. Шли минуты, а Драко стоял и молчал. Только «что-то» закипало в ледяных радужках. Медленно, набирая силу. И когда ему, кажется, уже не куда было деваться, Гермиона поняла, узнала. Увидела. Боль. Закрытая в нём, застывшая, непризнанная. Знал ли он, какие голые сейчас у него глаза? Мерлин, наверняка нет, потому что если бы знал — отвернулся бы, не позволяя смотреть настолько глубоко. Сейчас он открыт перед ней. На одно мгновение он перед ней открыт, и за это мгновение Гермиона готова была заплатить ему любую цену. Даже ту, что Малфой запрашивал, сам того не зная. Что-то случилось. Оба почувствовали это. В глазах обоих отразилась такая острая и тяжёлая усталость, что, наверное, она заполнила каждый уголок библиотеки, рванувшись из них навстречу друг другу и внезапно — объединила две крайности. На один миг. Но и этого хватило. И когда она открыла рот, чтобы сказать, просто сказать хотя бы что-то, его голос пронёсся, отражаясь от пыльных полок и книжных корешков тихим и оглушающим шёпотом одновременно: — Мы в полном дерьме, Грейнджер. И одно единственное слово ревущим набатом разорвалось в сознании. «Мы. Мы, мы.» А в следующую секунду он сделал шаг. К ней.