Платина и шоколад

Дура. Чёртова дура, дура. И дура. Гостиная была истоптана уже вдоль и поперёк, а шаги всё не прекращались, отдаваясь в голове. Стреляя по вискам и зудя на языке. Видел ли кто-нибудь когда-нибудь такую дуру, как ты, Гермиона? Нет? Вот и тебе самой кажется, что нет. Потому что теперь у тебя в голове не только дурацкие дорисовки встречи Драко и Томпсона. Теперь ты ещё и жалеешь, что не сказала ничего Малфою о том, что Миллер зайдёт за тобой в семь. Понятно, что Малфою не до того. Ясно, что он думал только о том, что и в какой форме сказать министерскому работнику, чтобы в его слова поверили. И это нормально, чёрт возьми. Он как никто другой показывал сейчас, насколько задействован во всём. На его плечах лежало всё — вся ситуация, вся ответственность. От этого разговора зависит их судьба. Их обоих. И ему явно было бы не так нужно узнавать о том, что Гермиона встретится с Куртом сегодня. Тем более, это ведь просто встреча, как и все предыдущие, так? Он ведь не собирается заламывать ей руки и тащить… Чёрт возьми, да они же будут в библиотеке, а там наверняка будет много людей. Там всегда по вечерам в выходные есть люди. По крайней мере, можно будет не дожидаться закрытия и улизнуть раньше. А Драко… он и не узнает ничего, так? Так? Грейнджер попробовала представить себе реакцию Малфоя на то, что она сообщила бы ему о встрече. Мерлин, да ему и без того было о чём подумать. Его напряжение ощущалось с ночи. И добавлять ему ещё одну проблему сверху… было бы не совсем правильно. Он должен был быть там сейчас. А не сидеть здесь, возле неё. Но плохое предчувствие буквально вибрировало в груди. И Гермиона вторила ему, ускоряя лихорадочные шаги по гостиной. Нужно признать… без Драко она чувствовала себя неуверенно. Исчезала безопасность. Будто по ту сторону ворот. Неправильно, странно. Так не должно быть. Дура. Ну ты и дура, Грейнджер. И не смей оправдывать себя. Ты поступаешь неправильно. Ты должна была сказать, и не стоит прикрываться какой-то странной озабоченностью покоем Малфоя. Она действительно беспокоилась, но куда спокойнее ему было бы, если бы она осталась в своей спальне, а не бродила с потенциальным убийцей по школе. И… да. Решение пришло внезапно, едва не оглушив. Гермиона просто поняла, что не сделает и шагу из гостиной. Дождётся Малфоя, расспросит его о том, как прошла встреча. А он скажет, что всё хорошо. Скажет что-то вроде: “Ты зря переживала, Грейнджер. Я же говорил, что всё будет нормально”. И всё. Снова вернётся ощущение безопасности. А сейчас… сейчас было слишком холодно. Девушка рухнула на диван, прижав к себе подушку и уставившись на стрелки часов над камином, сжавшись в нервную собранность, как тетива лука. Пятнадцать минут восьмого. Минуты словно вворачивались в кости, каждая, слишком медленно. Так, что спину передёргивало дрожью. Мысли в голове были сосредоточены, будто оружейный прицел. Они сужались к одной-единственной, самой громкой и самой каменной: скоро вернётся Драко. В конце концов. Его нет уже почти двадцать минут. А Курт… он ведь и вовсе может не прийти? Ведь всё будет завтра. То есть… действительно, Нарцисса говорила, что в воскресенье проведут ритуал. А значит ли это, что сегодняшняя встреча — на которую она не пойдёт, — не более, чем одна из… Стук ворвался в гостиную и на миг оглушил Гермиону. Её слух и её сердце. Руки стали ледяными моментально. Три отрывистых удара кулаком по дереву и тишина, страшнее которой девушка не слышала нигде и никогда. Это была тишина перед-ещё-одним-стуком. И от неё скручивало сознание. — Гермиона? — голос, приглушённый закрытой дверью, но достаточно громкий. Будто Миллер жался лицом к самой створке. — Это Курт. Я могу войти? Конечно, нет, зашипела она про себя, против воли сжимаясь в углу дивана. Ты не войдёшь сюда, даже если мне придётся сидеть здесь и не дышать до конца вечера. И почему только сейчас она поняла, насколько жутко было сидеть в гостиной, когда за дверью стоит этот человек? Господи, пусть он просто поверит, что меня здесь нет. Что я уже в библиотеке. Снова стук — и каждый удар крепкого кулака отдался в груди. Словно Миллер стучал по рёбрам. — Гермиона! Она опустила голову, уткнувшись лицом в мягкую ткань подушки. Волосы упали на глаза, и девушка в очередной раз отругала себя за то, что потеряла свою заколку. Да, неважно. Да, глупо. Но её мозгу нужно было отвлечься на что-то. И у неё почти получилось, пока вдруг голос за дверью не произнёс: — Фениксус. Негромко и будто бы ненароком. По спине прокатилась ледяная волна. Что? Он знает? Курт запомнил пароль? Чёрт возьми, блин. Да уж куда хуже, чем просто “блин”. Потому что если вчера она думала, что без проблем увидится с Миллером сегодня вечером, то сейчас эта идея казалась ей убийственно-неправильной. И… разве он должен был без разрешения произносить пароль? Гермиона отбросила от себя подушку и едва удержала себя от того, чтобы не вскочить, не унестись в комнату. Злясь на свою просто титаническую тупость из-за каменного убеждения в том, что в людях всегда будет оставаться что-то хорошее и светлое. Доверчивость? Можно употребить это слово. Потому что она почти отключала мозги. Что делать, чёрт, какого фига делать? Она не успела отругать себя за эту панику — дверь медленно открылась, и Курт оказался на пороге в гостиную. Лицо его было бледным, а глаза лихорадочно поблёскивали, хотя выглядел он достаточно спокойным. Но глядя на это спокойствие, Грейнджер ощутила желание сжаться в ком. Вместо этого только медленно поднялась, стараясь не заводить руку за спину в попытке нащупать палочку, которая торчала из заднего кармана. Блин, зачем тебе палочка? Но рука сама тянулась. — Курт? — удивление убедительное. Чего не скажешь о его улыбке. Дрожащей и фальшивой. Которую непривычно было видеть на этом лице. Он указал рукой себе за спину, и жест этот был натянут, как будто Курт боялся. — Я стучал. Мы договорились встретиться сегодня. — Да, я… неважно себя чувствую. — Неважно? — Да. Наверное… я думаю, лучше сегодня отменить это. — Отменить? Он повторял её слова, а сам делал шаги в сторону Гермионы, заставляя её миновать кресло. Ей это не понравилось. И ещё — что-то в карих глазах, которые смотрели слишком прямо. — Слушай, Гермиона. Мне нужно… с тобой поговорить. Правда, я надеялся на эту встречу. Чёрт, блин. Это плохо. Ситуация становилась слишком напряжённой. А его улыбка постепенно исчезала с губ. Уходи из гостиной, Гермиона. Уходи, вали к чёртовой матери, сейчас же! Но с губ сорвалось только невыразительное блеяние: — Я действительно чувствую себя не очень хорошо. Она обошла столик, пока он двигался вдоль дивана. Теперь они немного поменялись местами, и девушка с некоторым облегчением отметила, что открытая дверь в коридор находится прямо за спиной. Уже тот факт, что он приближался, заставлял её дрожать. И что-то в его лице. Будто ему было больно делать каждый шаг вперёд. Дыхание Миллера было слегка сбито. Гермиона сглотнула. — Курт. Что это? Попытка его остановить? Хреновая попытка. — Мне нужно, чтобы ты пошла со мной, — его голос дрогнул. Молодой человек уже обходил кресло, и теперь достаточно было нескольких рывков, чтобы беспрепятственно схватить её. И… и — что? Сделать что-то ужасное. Она просто не знала, чего ждать от него. И это пугало похлеще, чем потерянный и пустой взгляд. Наверное, это толкнуло в спину. Наверное, то, как он сжался перед тем, как рвануться к ней. Потому что в следующий момент Грейнджер выхватила палочку: — Не подходи, Курт, не подходи ко мне! И вот сейчас — да, совершенно точно, — он понял наверняка, что попался. И она поняла, что попалась. Потому что почти тут же — ошеломление и догадка на его лице: она знает. Вот и всё. — Не подходить? Ты что, это же я, — он на секунду развёл руками. Такая фальшивка в глазах вместо доброжелательной искренности. — Я сказала, — голос дрожит. — Не смей. Ни шагу. Губы Курта медленно растянулись в трясущейся улыбке. Углы рта всё равно были опущены. — Что с тобой, Гермиона? Ты ведёшь себя странно. Да проваливай же, ну, сейчас, просто развернись и несись туда, где люди, блин! Но — и это было неожиданно — палочка оказалась и в его ладони тоже. Дрожащей, но направленной прямо в грудную клетку девушки. И ужас, сковавший на одну секунду, стал её ошибкой. Ошибкой Гермионы Грейнджер. Одной из миллиона за последние несколько месяцев. На неё впервые направили палочку, имея намерение не напугать, а причинить вред. Она чувствовала это каждой клеткой своего тела. Одно мгновение, потраченное на этот ужас. Ошибка. — Петрификус… — Экспелиармус! — рявкнул Курт, и голос был так не похож на голос Миллера. Мягкий и спокойный, к которому уже так привык. Древко вылетело из пальцев, с хрустом стукнувшись об оконное стекло. Гермиона задохнулась, когда пальцы сомкнулись на пустоте. Тёмные глаза напротив. А в них что-то такое… от чего холодом перехватывает дыхание. Он понял. Он знает. И терять ему нечего. Их гостиная. Опасность. И — следующий толчок, наконец-то! — девушка развернулась и выскочила в коридор. Она не понимала. Она чувствовала, как что-то сжимается и рвётся в груди. Едва осознавала, что ноги еле касаются пола. Она мчится вперёд, но коридор всё равно слишком медленно ползёт навстречу. До поворота к лестницам так далеко, слишком далеко. И это мерзкое, отвратительное чувство, ревущее в голове. Ты бежишь только потому, что тебе дают убежать. — Стой! Крик разносится по каменным стенам, впитываясь в рвущую рану в горле. Заставляющий сделать ещё несколько рывков вперёд, отчаянно закусив губу, и ни за одну мысль не ухватиться, потому что слишком громко стучит в сознании: беги отсюда, сейчас, беги! К нему, он поможет, он, он. И поворот ближе. Ещё совсем немного. Но. Так медленно. И за четыре шага до него — горячая волна, коснувшаяся спины. Ударившая в лопатки, прокатившая по всему телу, разрывающаяся где-то в затылке, отчего на мгновение виски вспыхивают болью, вырывая из рта невольный крик. Имя. — Драко! А в следующий миг — успокоение. И ноги останавливаются. Отголосок собственного голоса, эхом разносящегося по коридору, коснулся сознания. Зачем было так кричать? Ведь… всё в порядке. Разве не так? Она медленно повернулась, глядя на приближающегося Курта. Тот немного бледен и растрёпан. Лицо его напряжено. Взгляд шарит по девушке, словно в поисках повреждений. Холодные руки обхватывают лицо, заглядывая в глаза. В одной ладони зажата палочка. — Ты сейчас пойдёшь со мной в Выручай-комнату, ясно? — Конечно, — улыбается Гермиона. Это так чудесно, когда он говорит. Его голос — кажется, скажи он сейчас перерезать себе глотку, она сделала бы это без колебания. Только это беспокойство… отчего оно такое сильное? — Идём. — Конечно, — снова кивает Грейнджер, не прекращая улыбаться. А потом идёт за ним. Искренне недоумевая, почему раньше она не хотела следовать за этим человеком. Странно. Ведь так прекрасно — слушаться его. Повиноваться голосу. И вовсе не страшно. Потому что так нужно. Они идут среди людей, проходят мимо идущей по коридору профессора Трелони, выходят в лестничный зал, поднимаются вверх. Курт торопится, и Гермиона тоже спешит, чтобы не расстроить его. Он и так обеспокоен. Он и так напряжён. Студентов почти нет, а те, что есть, не обращают никакого внимания на них. Они ведь ничем не отличаются от остальных. Просто идут немного быстрее. Восьмой этаж встречает полумраком коридора, который показался слишком тёмным после освещённого зала с подвижными лестницами. — Грейнджер? Она удивлённо оборачивается. Блейз стоит на нижнем пролёте, глядя на неё, хмуря брови. Курт тоже разворачивается. Слишком торопливо. Взгляд становится беспокойным. — Отвали. Голос его напряжён и, кажется, немного дрожит. И девушка тоже чувствует раздражение. Почему он остановил их? Ведь нужно скорее попасть в Выручай-комнату. Но тёмные глаза смотрят снизу слишком внимательно. — Грейнджер, всё нормально? — Да, — отвечает она, хмуря лоб. Пусть просто отстанет, им нужно идти! — Куда вы направляетесь? И в этот момент ступеньки начинают отъезжать от этажа. — Молчи! — приказ Курта вклинился в сознание прежде, чем она успела открыть рот. Что-то в груди сжалось, когда Гермиона увидела, как мулат кинулся к ней, наверх. По лестнице, которая уже — да, к сожалению, — отъехала слишком далеко. А Миллер схватил её за локоть и потащил за собой в полумрак. — Быстрее. Да. Нужно идти быстрее. Но почему?.. — Грейнджер, стой! Она едва поспевает за Куртом, а тот бежит. Прямо по коридору, бесконечному, такому длинному. Быстрее и быстрее, не отставая, пока не начинает задыхаться, давиться колотящимся сердцем. Пока после нескольких поворотов они не натыкаются на медленно появляющуюся прямо в стене дверь. — Мы пришли! — радостно выдыхает Гермиона, слыша краем уха, как голос Забини разносится по коридору. — Миллер, не смей, мразь! И этот рёв снова заставляет лёгкие беспокойно сжаться. Как будто воздуха не хватает. И страх… откуда этот страх? Она не успевает понять — Курт уже вталкивает её в длинную и узкую комнату с голыми стенами. И только камин в самом конце. Стоит двери захлопнуться, как её снова тащат вперёд, и отдалённо, сквозь шум в ушах, она слышит удар кулаками по створке. Голос Блейза приглушён; что-то кричит. А проём медленно затягивается кирпичной стеной, словно его и не было. Всё так быстро. Слишком быстро. И, господи, что вообще происходит?.. Обернуться к Миллеру. И снова встретиться с направленной на неё палочкой. И глазами, полными неприкрытого страха. Отрезвляющего, возвращающего к сознанию. — Прости, Грейнджер. Так надо. Она молчит, всё ещё втягивая пересохшим ртом спёртый воздух. Оглядывается по сторонам, будто проснувшись. В сознании всё ещё бьётся рёв Блейза. Чёрт. Чёрт! А потом губы Курта что-то произносят. Что-то, от чего остаётся только вздрогнуть. На мгновение ослепнуть от яркой вспышки, закрыв лицо руками. И погрузиться в настоящую, звенящую тишину, покрываясь липким, ударившим прямо в позвонок ужасом. Сейчас. Всё закончилось. Наконец-то. * * * Чувство такое, будто рот полон тины. И она вяжет, не даёт сказать ни слова. Только лёгкие торопливо всасывают воздух. Крошечными порциями. От которых темнеет в глазах. И так пусто, что хочется заорать, чтобы заполнить пустоту хотя бы этим. Но Забини смотрит прямо на Малфоя, в то время как за спиной уже поднимается гул голосов. — Нужно немедленно принимать меры. Из Хогвартса похищена студентка. — Похищена? — Оливар едва не срывается на фальцет. — Что у вас там происходит?! — Сообщите в отделы магических происшествий и магического правопорядка, — голос Дамблдора не приносит успокоения. Еле прорывается сквозь хренов туман перед глазами. Да и о каком, нахрен, успокоении речь?! — Немедленно. — Конечно, Альбус. Я… сейчас я всё сделаю. Томпсон, возвращайтесь в Министерство, немедленно! Мне нужна будет ваша помощь, в организации отряда авроров. Сегодня из Норвегии прибыл Бруствер. Мы с ним возьмёмся за это. — Отряд? — Драко резко обернулся. — Не лезьте, мистер Малфой, — холодный голос Снейпа. Снова проходит мимо сознания. В голове страшно-пусто. Взгляд на зельевара — скользящий, рассеянный. Будто мозг наотрез отказался понимать, что здесь происходит. Что только что произошло. Что скоро произойдёт. Грейнджер не в гостиной старост. Грейнджер не в грёбаной гостиной. Она была там полчаса назад. — Да. — Дерек роется в мантии в поисках палочки. — Я буду через минуту, встретимся на третьем уровне, мистер Оливар. — Я отправлюсь с вами сейчас, — Дамблдор взял со стола дневник. — И возьму это с собой. Малфой сделал шаг вперёд, а Томпсон торопливо кивнул, находя палочку и произнося какое-то заклинание, обрывающее связь с Ральфусом. А затем шагнул за решётку, и изумрудный огонь тут же скрыл его из виду. Директор шагнул было за ним, но остановился, глядя на страницы. Взгляд синих глаз забегал по строкам. — Здесь появляется запись, — произнёс он. И на этих словах Драко очнулся, едва не задохнувшись от колотящего сердцебиения. Краем сознания отметил, что Блейз тоже вскинулся. А затем оба метнулись к директору. Малфой застыл по левую руку от Дамблдора, вглядываясь в появляющиеся слова до рези в глазах. И рези в груди. “Только что прибыл сын Логана с Гермионой Грейнджер. Логан приказал оставить её в дальней нижней комнате. Драко, я не знаю, как остановить их, сомневаюсь, что смогу. Все приспешники здесь, ритуал начнётся в полночь. До этого времени девочка в безопасности. Я не знаю, что делать. Надеюсь, Томпсон уже у тебя. Надеюсь, ты увидишь это раньше, чем они успеют, — мать на мгновение остановилась, словно подбирала слова. — Просто нужно быстрее что-то предпринять. Времени мало”. — Чёрт! — Спокойно, мистер Малфой. Всё уладится куда раньше полуночи. “Спокойно, мистер Малфой”?! Вы, блять, серьёзно? Это было совсем не то, что нужно было услышать сейчас. Не этим спокойным тоном, к чёртовой матери! Старик закрыл тетрадку и сделал шаг к камину. — Я отправлюсь с вами, — Малфой сжал кулаки и нервно облизал губы, когда старик даже не обернулся. — Нет. Теперь голос жёстче. — Доверьтесь мне. Министерство Магии сейчас возьмёт ситуацию под контроль. — Да, как же! — Драко понял, что взгляд его мечется по лицу Дамблдора, пока тот входит в камин и протягивает руку к фарфоровому горшочку с порохом. — Профессор, я должен помочь. Я не буду просто сидеть и ждать! И только через несколько секунд он понял, что орал во всю глотку, словно пытаясь докричаться до него. Бессмысленно, глупо. Не вернёт её. А если с ней что-то случится — не вернёт и себя. Но о чём он, к чёрту. Конечно, с ней ничего не произойдёт. — Всё будет в порядке, оставайтесь в школе. Северус, — взгляд из-под очков-половинок переместился на зельевара, который всё это время стоял у стола, молча наблюдая за разворачивающимися событиями. От него, как и от каждого из присутствующих, ровными волнами исходило напряжение, завязывающееся узлом где-то внутри. — Присмотрите за вашими учениками. И теперь Драко вспомнил, что здесь всё ещё Блейз. Это заставило резко повернуть голову и зачем-то уставиться на друга в немой ярости. Мулат едва ли не зубами скрипел. Какой-то отдалённой частью себя Малфой понимал, что с чертой характера, именуемой ответственностью, свойственной Забини, тому тяжело смириться с тем, что он недоглядел за Грейнджер. Но он не виноват, никто не знал, что она… Уйдёт. Блин. Блин, нахрен. — Конечно, — скупо отозвался Снейп, приподнимая голову и переводя взгляд на слизеринцев. А когда изумрудный огонь опалил их потоком прохладного воздуха, зельевар запахнул свою мантию посильнее и, не отводя глаз от Малфоя и Забини, пошёл в сторону двери. Драко сглотнул. Дыхание его было прерывистым и поверхностным. — Профессор, — он кинулся за Северусом, и тот сразу же отвернулся. — Я прослежу, чтобы вы оба отправились в общую гостиную, — отчеканил он, открывая двери. — Прошу. Преувеличено-вежливый жест рукой едва не вызвал рвотный рефлекс. Малфой не мог заставить себя пошевелиться, глядя на ожидающего у двери Снейпа. Он что, не понимает? — Нужно сделать что-то, — выпалил на выдохе. — Да. В первую очередь отправить вас в ваши спальни. Скоро отбой, мистер Малфой, если вы не забыли. К чёрту эти издевательские интонации. — Нет, я не забыл! — Драко сделал несколько шагов вперёд. — Контролируйте ваш тон. Он зарычал после этого замечания, почти против воли. Несмотря на то, кем оно было сделано. Это было последним, что волновало его сейчас, по сути. А затем остановился, сжав пальцами переносицу. Сильно. Но это не помогло, в голове каждая мысль будто троилась, прежде чем достигнуть сознания. Забини встретился глазами с другом, после чего перевёл взгляд на профессора, а затем снова на Малфоя. — Я не знал, что она собирается идти с ним. — Вас никто не обвиняет, мистер Забини, — голос Снейпа становился раздражённым. — Я должен напомнить вам, что жду, пока вы соизволите покинуть кабинет директора? Зельевар стоял, придерживая рукой дверь. Малфой вышел из помещения, которое начало душить его, в полумрак винтовой лестницы и, наверное, начал спускаться по ступенькам вниз. Он не был уверен, что мир вокруг вообще существует. Что камни, окружающие трёх спускающихся людей, можно потрогать руками. Что он расшибётся, если оступится и полетит, счёсывая тело о пол. Если раньше он не был уверен в том, что сможет испытать боль, то сейчас он не был уверен в том, что его сердце сокращается. Прислушался. Упрямый орган. А мысли замыкались. Снова и снова. Сознание будто тормошило его, било своими когтистыми и костлявыми эфемерными руками по щекам. Проснись, твою мать. Проснись. Жри эти мысли, эти образы, только проснись! Не время дохнуть, не время сдавать позиции, ты нужен здесь, ты нужен ей. Немедленно, Малфой, чёртова твоя кровь и затянутые илом твои мозги. Херов урод. Это были бесполезные, ненужные, глупые и даже почти не воплощённые в мысли фразы, стучащие. Отрывистые, полные пустого ничего. Бессилие. Крещендо грёбаного бессилия ударяло его о самое дно. Швыряло об окаменевшую грязь в самом нутре и лучше бы оставило там, навсегда. Потому что оживать после каждого из этих зверски-смертельных-ударов не хотелось. И он вздрогнул, когда ощутил на своём плече крепкую руку. Он ненавидел порой Блейза за то, что тот возвращал его к жизни. — Прости, дружище, — Блейзу действительно было важно, судя по выражению его лица. Малфой взглянул на него мельком, на секунду вырвавшись из цепей мыслей. — Ты не знал. Она не сказала никому. — Всё равно. Блин, я мог там не оказаться. Я шёл за Ноттом, но лестница не туда свернула, по ошибке. Ты представляешь, что было бы… Малфой сжал челюсть. Нет. Он не представлял. — Забей. Я её за это убить готов. — По-моему, она была под Империусом. Было… очень похоже. — М-м, — протянул Малфой. — Ну, в смысле, она не по своей воле за ним шла. Драко просто смотрел на ступеньки, мелькающие под ногами. Дура. Её вечернее беспокойство, её холодные пальцы, то, как она запнулась вчера ночью, когда они говорили. Ночью у раковины. В полумраке он мог видеть только своё отражение и неспешные движения её рук под тканью его свитера. Чувствовать и понимать, что если не эти руки, то уже ничьи и никогда. Дура, блять. Почему нельзя было сказать прямо? Что за херов героизм, херова ловля на живца? Тут же вспомнилось касание маленьких ладошек к животу, и тело прошило ледяной иголкой, от затылка до колен. Если они не успеют, этого может больше никогда не повториться. Я придумаю что-то. Я помешаю им. Я вытащу тебя из Мэнора, а потом убью своими руками. Сверну твою красивую шею. Запру в своей спальне и не выпущу ни на шаг. Сделать что угодно, но не допустить, чтобы твои слова: “Тебе пора. Увидимся вечером” были единственными, оставшимися в памяти. Не увидимся. Последний взгляд не должен быть взглядом в спину. Хотя, кому он врёт. Ведь память хранит не то, что каждое её слово — каждый вдох. Прямой или исподтишка. Он вообще не хотел думать о том, что придётся прощаться со всем этим. Прощаться с ней. Нет. И вот оно. Вливается в кровь, как горчащий яд. Подогревающий вены и мясо. Уверенность в том, что он не позволит Миллеру и его отцу прикоснуться к Грейнджер и пальцем. Грёбаным пальцем. Пусть только тронут. Он не посмотрит ни на что. Просто — слепо — уничтожит каждого, кто прикоснулся к ней без разрешения. И начнёт с Курта. Холод Хогвартса проходил сквозь тело, потому что теперь изнутри грела ярость. Настоящая, рычащая, гремучая ярость. На то, что их ведут, словно под конвоем. Что эти раздражающе-правильные шаги — прямо за спиной. Впервые за все годы учёбы декан настолько злил Драко одним своим присутствием. Только потому, что не было возможности поговорить с Забини. Они спускались всё ниже, и вот уже ощутился знакомый запах ледяной влаги подземелий, а Малфой почти подскакивал при каждом шаге. Ему нужно было подумать. В тишине подумать, что можно сделать. И остановить долбаный отсчёт времени, который уже запустили мозги. — Мистер Малфой? Голос Снейпа, и без того гулкий, ударил по барабанным перепонкам, эхом отбившись от каменных стен. Они с Блейзом уже свернули в коридор, ведущий ко входу в гостиную Слизерина, но Северус, идущий за ними, остановился, сжимая губы. — Мне понадобится ваша помощь. Как же вовремя, господи. Драко проглотил желание поскорее обсудить с Блейзом, что можно предпринять, игнорируя уставшие попытки мозга доказать ему, что ничего им самим не добиться. Не из Хогвартса уж точно. Но разговор. Нужен был разговор без свидетелей, потому что — а вдруг получится что-то придумать? — Помощь? — Это прозвучало нетерпеливо и заставило Снейпа сощуриться. Что он ещё задумал? — В кабинете. Вам ведь не трудно выделить мне некоторое время? Время? Время, мать вашу? Он издевается? Не было ни одной минуты долбаного времени! Мулат выглядел напряжённым, было видно, что он разделял беспокойство друга. То самое, не беспокойство-за-Грейнджер, а признание своей ошибки. Желание исправить её во что бы то ни стало. Они переглянулись, и Забини пожал плечами. — Ладно, идём, — сказал он Малфою, но профессор приподнял брови, не двигаясь с места. Мулат нахмурился. — Что? — Только мистер Малфой. Драко бросил на зельевара удивлённо-раздражённый взгляд, но встретившись с непреклонно поднятым подбородком, только скрипнул зубами. Да к чёрту, блять. Посмотрел на друга, мысленно пообещав примчать, как только освободится. Тот едва заметно кивнул. Ну, конечно же, заметно для Снейпа, который только сильнее прищурился. — Я полагаю, вы запомнили, куда вам нужно проследовать, мистер Забини. Не заблудитесь по пути в гостиную Слизерина? Вход в гостиную был за спиной мулата. Да быстрее же, рычал про себя Драко, глядя, как Блейз кивает и, взглянув на Малфоя в последний раз, торопливо разворачивается и произносит пароль. А блондин смотрит на декана и молит Мерлина, чтобы взгляд не получился затравленным. Тот разворачивается и шагает в сторону своего кабинета. Не остаётся больше ничего — только побрести за ним, натужно втягивая в лёгкие холодный до ломоты в теле воздух. — Это… займёт много времени? — негромко поинтересовался, поравнявшись с высокой долговязой фигурой, шествующей по коридору почти не спеша. — Да. Ответ короткий и ни о чём не говорящий. Не вызывающий ничего, кроме раздражения. — Вы не говорили, что моя помощь может вам понадобиться сегодня вечером. Снейп бросает один медленный предупреждающий взгляд на Малфоя, а затем снова смотрит перед собой. — У вас были какие-то планы? — Можно сказать и так. Голос полон злой иронии, которую не удаётся проконтролировать. Малфой сам не совсем понимает, что можно сделать, но просто идти тут, просто, блин, идти за деканом, когда в Мэноре скоро начнётся что-то ужасное… — Я не позволю вам совершить ни одной глупости за сегодняшний вечер, мистер Малфой. Смиритесь с этим. Спокойно, Драко. Не обязательно задавать этот вопрос, ты ведь и сам всё понял, да? Легилименция. — Вы рылись у меня в голове? — шипит он. — Мне не нужно нигде рыться, чтобы понять, что вы замышляете. Вы прозрачны, как стекло. И столь же хрупки в том, что касается эмоционального давления. — Поэтому вы решили запереть меня у себя в кабинете?! Это, определённо, получается куда громче, чем того требовало. Но не производит на Снейпа никакого впечатления. — Что вы. Я очень своевременно вспомнил о том, что картография зелий срочно требует внимания студента. Драко сцепил зубы, сверля взглядом обтянутые мантией плечи профессора, который тем временем открывал дверь в кабинет. Чёрт. Чёрт возьми. Откуда в нём этот сволочизм? Неужели он не понимает? — Прошу, входите. Просто невообразимо. Грейнджер в темницах Мэнора. Неизвестно, что с ней делают, и неизвестно, что с ней собираются делать через несколько часов. Возможно, Логан уже пытает её Круциатусом или ещё чего похуже… а Малфой. Что Малфой? Будет сидеть и переписывать картографию зелий в кабинете декана? Это просто издевательство. — Мистер Малфой, никогда раньше не замечал за вами такого натянутого отношения с дверьми, как сегодня. Он шутит. Это была грёбаная шутка прямо сейчас. Драко влетает в кабинет, разворачивается и рявкает, едва створка успевает закрыться: — Вы что, не понимаете, что происходит?! Заклинание заглушения вспыхивает на стенах, и в ушах можно разобрать лёгкий гул, если бы не шум и пульсация яростно бегущей по венам крови. Снейп издевается. Совершенно точно. Потому что проходит к кафедре и отодвигает тяжёлый деревянный стул с высокой спинкой. Тот начинает натужно скрежетать ножками по каменному полу. Звук этот ввинчивается в затылок и словно толкает Драко вперёд. Он и моргнуть не успевает, когда уже оказывается у профессорского стола. — Не понимаете, да? Взгляд тёмных глаз слегка привёл в чувство. — Я понимаю, мистер Малфой. Всё хорошо понимаю. Чего не скажешь о вас. — Я пытаюсь что-то делать! — заорал слизеринец. Зря. Но срать. — А не нужно пытаться, не будьте идиотом! — зельевар тоже повысил голос, тяжело опускаясь за своё место. — Это дело Министерства, за это взялся профессор Дамблдор. Вы не имеете никакого права лезть. — Я имею все права. Я могу прямо сейчас отправиться в поместье, потому что там… мой дом и моя мать. — В первую очередь, там сейчас опасно. Драко зарычал. Мотнул головой, словно отметая все сказанные зельеваром слова. — Вы не можете запретить мне, сэр. Обращение сорвалось с губ почти ругательством, но вряд ли кто-то из них обратил на это внимание. Северус фыркнул, как фыркал только он. Словно перед ним пыталось изъясняться неразумное существо. — Сейчас я могу запретить вам. Потому что отвечаю за вас. — Вы не отвечаете за меня, я сам могу о себе позаботиться. — Да уж в гробу я видел такую заботу о себе, — процедил тот. А когда Драко только бессильно скривил губы, кивнул на стеллаж с карточками. — Вам туда, мистер Малфой. Несколько секунд слизеринец всё ещё сверлил взглядом профессора, который уже переключил всё своё внимание на какие-то пергаменты, исписанные кривоватым почерком, отдалённо напоминающим почерк Гойла. — Я не стану этим заниматься. Драко едва протолкнул эти слова сквозь свои голосовые. У него жгло глаза от собственного взгляда. Оставалось удивляться только, как он не прожигает в Снейпе огромную дыру. Но тот молча перелистнул пергамент, не поднимая лица. И внезапно какая-то гудящая нитка, проходящая сквозь судорожно сокращающееся сердце, разорвалась. Истончившаяся, пережёванная этим кровяным потоком. Избитая яростью. Лопнула и лопнул вместе с ней стержень, держащий плечи ровными. — Там Гермиона Грейнджер, профессор. Это был вопль. Едва слышный. Как будто последний шанс, нашаренный пальцами вслепую. Взгляд зельевара медленно поднялся. Видимо, что-то в тоне Драко всё же заставило его оторваться от тетрадки. — Я помню, мистер Малфой. По этой причине директор и проследовал в Министерство Магии. — По этой же причине в Мэноре должен быть и я. — Это не причина. — Я должен помочь ей. — Серьёзно, Малфой? Так громко. И как ты, нахрен, не оглох. Хотя… от чего? Голос звучит еле слышно. — Геройство нынче в моде? — отрешённо поинтересовался зельевар. — Берёте пример с Поттера? Проглотить, не жуя. Эту фразу, от которой ощетинился каждый бес в грудной клетке. Просто смотреть в глаза и видеть что-то странное в отражении глаз напротив. Непривычное. — Я должен, потому что… это она. И он ждал любых слов. Искривлённых губ, презрения и отвращения, потому что перед Снейпом стоял сейчас совершенно обнажённый человек с распахнутой на груди мантией и таким же распахнутым сердцем. И — кто бы мог подумать — имя этого человека было: Драко Малфой. Который забыл обо всём, кроме того, что Грейнджер сейчас в поместье. Остановите, мать вашу, землю. Но презрения не последовало. — Я пытаюсь уберечь вас от того, что вы никогда не простите себе. Если вдруг… что-то пойдёт не так. Таким тоном, что Драко затрясло. Эти слова. Воспалившие каждую мысль в голове, заставившие рвануть сразу десять тысяч петард в ушах. И… это ощущение. Когда кажется, что человек говорит о том, что пережил сам. — У меня всё получится. Я… я должен ей. — Должны ей? — тон слегка насмешлив, но серьёзен. — Остаётся только догадываться, чем она вас так зацепила, мистер Малфой. — Она спасла мне жизнь. Вечер грёбаных громких слов. Откуда они взялись, да ещё и адресованные Северусу, который всегда минимально располагал для откровений с ним? Но… что-то будто нашло отклик. Драко не понял. Ведь только что непроницаемая маска сковывала это бледное лицо. А сейчас взгляд тёмных глаз будто провалился сквозь Малфоя. — Любое спасение временно. И если бы не бурлящий поток измождённой мысли, стучащий в голове, Драко бы озадачился тем, как осунулось лицо зельевара. Оно будто постарело лет на сто за несколько секунд. Тёмный взгляд подёрнулся поволокой. И на один короткий миг Малфою показалось, что Снейп сейчас исчезнет из своего кабинета. Растворится в собственном неотступном прошлом, о котором оставалось только догадываться. Но заняло это всего мгновение, потому что Северус тут же взял себя в руки. Поднял тяжёлый взгляд на Драко. И вдруг медленно кивнул, глядя так, словно сам себе не верил. А у Малфоя вдруг создалось ощущение, что кто-то вынул у него из груди заточенное лезвие. Кажется, это был первый вдох, сделанный за сегодняшний вечер. * * * Когда-нибудь этот дом будет полон звуков. Смеха или музыки — не имело значения. Просто — звуков. Громких, вызывающих радость и улыбку. Тишина, въевшаяся в стены и в саму Нарциссу, будет нарушаться не только дыханием. Не только негромкими приказами, отданными эльфам. Не только торопливым скрипом пера. Когда-нибудь миссис Малфой сможет отойти от зеркала в своей спальне. Почему она чаще всего находилась здесь, за туалетным столиком? Всматривалась в своё отражение в бесконечных попытках найти себя. Ту самую часть, которую когда-то отнял муж. Наверное, отражение помогало ей вспомнить о том, кто она есть. Или кем она являлась. Оно держало её в рамках разума. Но только не теперь. Сейчас зеркало осталось в другом углу комнаты, а сама Нарцисса сидела за столом, вцепившись холодными пальцами в перо до тихого хруста стержня. Буквы появлялись на страницах дневника быстро — это был чужой почерк, не Драко. Каллиграфический почерк Альбуса Дамблдора. И дело было не в том, что миссис Малфой помнила почерк директора Хогвартса. Скорее, в энергетике, которую буквально излучали строки. И в том, конечно, что он чинно представился в самом начале разговора, а затем торопливо распрощался, и место его занял мелкий почерк Дерека Томпсона. Часы показывали девять вечера. Время неслось, как ненормальное. Прошёл час, а кажется, только минуту назад в холле вспыхнул камин, и из него вышел этот молодой человек с девушкой без сознания на руках. Её длинные тёмные волосы были перекинуты через его локоть, а бледное лицо открыто высоким потолкам. Нарцисса сразу же узнала эту девочку. Она видела её, и не раз. Гермиона Грейнджер, которая хоть и достаточно повзрослела с их последней встречи, но была вполне узнаваема. Ещё кое-что. Нарцисса впервые увидела его сына. Курт был немного ниже ростом, чем Драко. Приятное, располагающее лицо, сейчас бледное и осунувшееся, но оттого не менее привлекательное, чем у отца. Выступающие скулы и худощавая фигура. Однозначно, если поставить этих двух мужчин рядом, ошибки допустить было невозможно — перед вами отец и сын. И теперь, когда Курт выходил из камина, судорожно сжимая челюсть и торопливо оглядываясь по сторонам, натыкаясь на неё глазами Логана, такими же тёмными, но ещё чуть более юношескими, Нарциссе стало даже жаль его. От осознания, что в голове этого человека живёт проклятие, которое может укорениться в нём навсегда. Но не менее жалко было и её, безвольно обмякшую в руках молодого человека. — Отец там? Без приветствий, без улыбки. Просто кивок наверх. Так, словно он тысячу раз уже бывал здесь. Женщина постаралась не зацикливаться на этом. Просто кивнула. — Да. Все уже здесь, — сказала она, и от этой фразы стало не по себе. Сложилось ощущение, что она способствует всему этому. Что она участвует во всём этом. Но она и так участвует, разве нет? Нет, конечно же, нет. Нужно сейчас же написать в дневник, чтобы вымести из головы последние сомнения на этот счёт. Нарцисса смотрела на светлую кожу лица Гермионы, пока Курт нёс ту вверх по лестнице, ведущей на второй этаж, а оттуда — в темницы. Женщина едва ли не до крови закусывала губу, следуя за ними, до самых нижних этажей, недоумевая, почему Драко с такой неприязнью отзывался о ней. Девушка не была красавицей, но и некрасивой её нельзя было назвать. Лицо её казалось приятным, хотя прямая линия бровей и слегка островатый подбородок говорили о том, что эта Гермиона Грейнджер не робкого десятка. Она была такой ещё в детстве. Взгляд прямой и не скрывающий ни одной из её мыслей. Почему-то именно это запомнилось в ней. Взгляд. Хотя они и виделись всего раз, наверное. И то случайно. Ведь встречи на платформе возле Хогвартс-Экспресса даже за встречи не считаются, не так ли? — Курт, наконец-то. Голос Логана был приглушён, а каменное помещение — наполнено спёртым воздухом, который почти собирался в клубы под потолком. Запах травяной, то ли сладкий, то ли кислый. В любом случае, он был отдалённо знаком Нарциссе, и от этого по коже забегали мурашки. Этот запах стал одним из утерянных паззлов, которые составляли уже почти цельную картинку. Там, за небольшим порогом в голове, именуемом “Обливейт”. — Отнесите её в последнюю комнату, пусть останется там до полуночи. Нам как раз хватит времени. Тёмный капюшон скрывал верхнюю часть лица Логана, но голос доносился уверенно и достаточно чётко, несмотря на некоторое волнение, которое исходило от него ощутимыми волнами. Её он заметил, кажется, только через несколько секунд. — Нарцисса? Что ты делаешь здесь? Она честно старалась не замечать нестройного гула голосов людей, что стояли полукругом вокруг алтаря и произносили какие-то слова, которые почти складывались в уродливую песню. — Проводила вашего сына, — пробормотала она, бросая ещё один взгляд на каменное возвышение в центре комнаты. В горле поднялась тошнота. — Простите, я… Логан смотрел пристально, но Нарцисса уже выскочила из помещения и хватала ртом прохладный воздух, пробегая вверх по ступенькам. Перед глазами стояла каменная комната и бледное лицо Гермионы Грейнджер на руках Курта. Было странно и жутко видеть эту девушку здесь. И понимать, что с ней произойдёт. Представить её у алтаря, истекающей кровью. Выпущенной Логаном кровью. Этого не допустят. Пожалуй, единственная фраза, стучащая в голове до сей секунды. Прошёл час. И сейчас сердце сильно билось в груди от томительного ожидания. “...нужно быть уверенным, что все в сборе. Вы уверены, что все приспешники на месте?” Нарцисса торопливо окунула кончик пера в чернильницу. “Уверена, Дерек. Они в темницах, и девочка тоже там, в дальних комнатах. Ещё несколько часов они будут готовиться к ритуалу”. Некоторое время пергамент оставался чистым. Видимо, Томпсон совещался с кем-то в Министерстве, потому что сам сообщил, что они с Ральфусом сейчас обдумывают максимально бесшумное прибытие в поместье с аврорами. “Вы сможете незамеченной выйти на связь через камин?” Сердце Нарциссы замерло. Она даже не обновила на пере чернила, потому надпись оказалась прерывистой. “Да. Минуту”. А затем на негнущихся ногах подошла к двери и закрыла её на щеколду трясущимися руками. Наложила заглушающее и запирающее. Логан не должен был покинуть темниц — до ритуала осталось меньше трёх часов, и это время приспешники всегда посвящали чтению заклинаний и подготовке, потому на верхних этажах поместья висела ужасающая тишина. Но говорить с открытой для любого желающего дверью она бы не рискнула. — Инсендио, — трясущемися губами произнесла она, глядя, как вспыхивает огонь за тонкой невысокой решёткой. Затем так же тихо сняла с камина внешний блок, наложенный ею самой, и прошептала заклинание, открывающее связь. Судя по яркой вспышке и холодной направленной волне воздуха, у неё получилось. Министерство открыло её камин для общего доступа. То есть, теперь был открыт не только камин в холле. И от этого на мгновение стало легче дышать. А в следующую секунду из огня начали проявляться сразу несколько фигур: одна повыше, в которой без труда узнался Дерек, а другая — покруглее. Люди, стоящие за ними, были слишком размыты, чтобы хотя бы разделить их на образы. — Мисс Малфой! — голос Оливара громыхнул в комнате так, что женщина вздрогнула, поблагодарив Мерлина за то, что наложила на стены заглушку. Пожалуй, она слишком отвыкла от чужих голосов. — Да, это я, — произнесла шёпотом, делая шаг к камину так, чтобы её могли увидеть, почти против воли оглядываясь на закрытую дверь. — Вы уверены, что вас никто не слышит? — Да. — Хорошо. Назовите нам точное количество приспешников, которое находится сейчас в поместье. Ральфус говорил медленно и с расстановками, словно обращался к слабоумной. Нарцисса сцепила перед собой руки. Внезапное осознание того, что она делает, накрыло её с головой. Практически то, что пришлось сделать Драко, донося на Люциуса. Исчезая в этом самом камине. — Одиннадцать с Логаном и Куртом, — голос не слушался её, то и дело срываясь. — Одиннадцать! — тут же рявкнул Оливар куда-то себе за спину, и люди, стоящие поодаль, ожили. — Быстрее, Стоули, быстрее, шевелитесь! — Вы в порядке, Нарцисса? — Томпсон слегка наклонился к камину, будто в попытке рассмотреть женщину получше. В его тоне различалась какая-то вежливая отдалённая забота, и вспомнились те дни, когда он посещал поместье, всячески поддерживая её. Когда он был единственной опорой для неё. Человек, который лишил её памяти. — Да. Я не знаю, чем могу помочь, — сказала Нарцисса, переплетая пальцы. — Ваша помощь неоценима, — тут же отозвался Дерек и поправил очки на носу, заметив, что Оливар уже вернул к ней своё внимание. — Скоро авроры будут в Малфой-Мэноре. — Они воспользуются камином в холле? — Полагаю, да, — кажется, Ральфус нервничал. — Я буду с ними. Сердце билось так сильно, что спирало дыхание. Женщина прижала раскрытую ладонь к горлу, стараясь успокоиться. И следующий вопрос не способствовал успокоению. — Вы ни слова не сообщили в Министерство о Непреложном Обете, почему? — Я… — Нарцисса сглотнула. — Я сама не была уверена до конца. — Вы помнили. — Я ничего не помнила, пока не появился Логан. А затем… я начала чувствовать страх перед ним, который, скорее всего, Обет и вызывал. Это помогло вернуться мне к остальному в моей памяти. Мужчины в камине переглянулись. — Значит, вы вспомнили всё? Пауза не должна была затягиваться. Она выдавила из себя согласный кивок. — Нарцисса? — Да, — тихо. — Мне кажется… почти всё. Несколько секунд они молчали. Затем Оливар раздражённо вздохнул, потирая висок пальцами. — Разберёмся с этим позже. После… операции. И это могло значить что угодно. Её могли казнить. Память услужливо подкинула сознанию слова Логана. У него есть приказ, Нарци. Эта фраза слишком часто посещала её голову в последнее время. У каждого министерского работника есть все основания убить её при первой же возможности. Но… она ведь не делает всё это, чтобы вымолить прощение для себя? Конечно, нет. И что-то подсказало, что это действительно не так. Сейчас было важно другое. — У них есть порт-ключи, — произнесла торопливо. — Они могут аппарировать в любой момент. Я видела, как это происходило. Позавчера к Логану прибыл один из них. Просто появился, а затем исчез. Это был высокий худощавый мужчина. Он сообщил о том, что все готовы к проведению. И тёмный взгляд был чем-то совсем не запоминающимся. Такие взгляды бывали лишь у людей сумасшедших или лишённых воли. Однако же вряд ли странный гость был под Империусом. Он был просто одним из них. Волшебником с больной судьбой и отчаянием в глазах. — Порт-ключ? — спокойно переспросил Томпсон. — Да. Перчатка. Он сделал это с помощью… с помощью перчатки. — Успокойтесь, миссис Малфой. Мы позаботились об этом, — Ральфус выставил руку перед собой. — Тот щит, что наложен на поместье, имеет достаточно обширный радиус. И министерские волшебники поработали над тем, чтобы сделать его антиаппарационным. Никто не сможет использовать порт. — Поработали? Нарцисса кусала губы, стараясь побороть отчаянную дрожь в руках. Однако ответ получить не успела, потому что отдалённый голос нарушил разговор: — Мистер Оливар, всё готово! — Я иду, — отозвался Ральфус. Бросил ещё один взгляд на Нарциссу и поплотнее запахнул мантию. — Через пару минут мы прибудем в Мэнор, будьте в холле. — Да, — сердце рухнуло в желудок, когда фигура Оливара исчезла. — Всё будет в порядке, Нарцисса, — тут же произнёс Томпсон, тоже делая шаг назад. — Скоро всё это закончится, будьте осторожны. И он уже поднял руку, чтобы разорвать связь, когда женщина сделала быстрый шаг вперёд, отчего подол платья коснулся каминной решётки. — Мистер Томпсон… Он обернулся почти недовольно, насколько могла понять этот искажённый огнём жест женщина. — Вам нужно поторопиться, Нарцисса. Авроры вот-вот… — Извините, что не сказала вам, когда ко мне начала возвращаться память. Дерек несколько секунд смотрел на неё, а затем снова поправил очки запястьем. Знакомый жест. Очень давно она уже видела его. — Вы этим сделали хуже не мне, — тихо произнёс он, почти против воли, кажется, опуская взгляд. Но затем возвращая его к лицу женщины. — Вы сделали хуже себе. И ещё несколько секунд. Время внезапно поделилось на болезненные секунды. И это было почти смешно. — Удачи, — пожелал Томпсон, и огонь потух. Связь отключена. Нарцисса какое-то время смотрела в камин, который выглядел так, как и пятнадцатью минутами раньше. Холодный и пустой. А в следующий момент уже рывком достала спрятанную на время разговора палочку и подлетела к двери, торопливо сняв запирающее заклинание и на миг замешкавшись с засовом. Она бежала по тёмному коридору, подхватив длинный подол платья, который то и дело спадал вниз, путаясь в ногах. Ступала по пятнам льющегося на пол ночного света. Ощущая, как эта звёздная пыль чистого неба почти оставляет следы на мчащемся теле, заглядывая в высокие окна поместья. Пыталась услышать в тишине тихий хлопок аппарации. Вслушивалась в удары своего сердца, задыхаясь, споткнувшись о складку ковра на повороте, но лишь слегка поморщившись от боли в лодыжке. Нарцисса Малфой бежала. Тяжело дыша, слетая по ступеням на второй этаж и сворачивая в коридор, ведущий к холлу, вслепую хватаясь за поручни лестницы, удерживая равновесие, и вспоминала, как точно так же бежала по поместью десять лет назад. Когда увидела, что маленький Драко упал в декоративное озеро у них во дворе. Как страх захлёстывал её с головой. Как не хватало воздуха, прямо как сейчас. И ей казалось, что ещё немного, немного медленнее — и её мальчик погибнет там. Захлебнётся в озере. Это воспоминание стало вспышкой. Почти физической, потому что перед глазами так же проносились эти портреты, и из головы начисто вылетел тот факт, что ему могли помочь домовики, работающие в саду. Или случайно заметившие падение домовики поместья. Ничего не имело значения, кроме того, что если она сбавит ход, то Драко не станет. Он погибнет. Она не обнимет его, промокшего, вытащенного эльфом из озера. Не прижмёт маленькое тело к себе. Не будет лихорадочно целовать потемневшие от воды волосы и слышать его испуганное до полусмерти “Да всё в порядке, мам… Всё хорошо. Ну, мам, всё, перестань. Только отцу не говори, ладно? Не плачь, мам, ну…” И именно так она бежала сейчас. Так, словно где-то погибал её сын. Пока ноги не вынесли Нарциссу в холл и зелёная вспышка из темноты внизу не заставила летящее в ударах сердце остановиться. Вернуться в реальность, в которой не было маленького Драко. В которой были незнакомые люди в форменных одеждах, выходящие из вспыхивающего камина торопливым, но бесшумным шагом, едва различимые в мрачном неосвещённом холле. Сдёргивающие капюшоны. Нацелившие на неё палочки, заставившие замереть прямо посреди лестницы, против воли поднимая руки в унизительном жесте “сдаюсь”. И только тогда заметить, что в правой ладони по-прежнему зажата её собственная палочка. Понять, почему из неё постоянно выпадал подол платья. А грудь разрывалась от тяжёлого дыхания. Краем глаза Нарцисса заметила очередного аврора, вынырнувшего из камина — высокую и широкую фигуру. Единственную, кто не направил на неё свою палочку. Подробнее рассмотреть она не успела, ослеплённая очередным всполохом, резанувшим по сетчатке. Зато заметила Оливара, шустро вынырнувшего из-за спины одного из своих подчинённых. Он торопливо одёрнул мантию и быстро пошёл в сторону Нарциссы, отвлечённо касаясь вытянутых рук с палочками своей рукой, и они послушно опускались вниз. — Миссис Малфой, — на его лбу уже проступила лёгкая испарина, ставшая заметной при приближении в изумрудных вспышках, освещающих его лицо. Выхватывая его из плотной темноты позднего вечера рывками. Вот он на первой ступеньке, вот на пятой, а вот его лицо уже достаточно близко. Так, что можно опустить руки и торопливо кивнуть на какие-то слова, достигающие слуха. — Вас не заметили? Волшебников становилось всё больше. Женщине стало не по себе, когда перед глазами предстал взгляд Логана, полный пустого и оглушённого страха. В тот день, когда он вернулся от Карталы. Но очередная вспышка стерла этот образ из головы. — Нет, не заметили, — прошептала она. Она не знала, зачем шепчет. Хлопки аппарации всё равно были громче этого шёпота. Тем более, в то же время ей захотелось заорать. — Тогда быстрее, быстрее, идёмте, — он подтолкнул её в спину. — Уже? — выдохнула бесшумно. Ральфус услышал. Даже головы не повернул, начал подниматься по ступенькам, уцепившись пальцами в локоть Нарциссы. — Когда началась подготовка и сколько времени она обычно занимает? Он говорил полушёпотом, и только когда камин прекратил зажигаться аппарационными вспышками, мракоборцы начали быстрыми тенями подниматься вверх по лестнице. Женщину душила паника, и она делала медленные глубокие вдохи, чтобы не потерять сознание прямо сейчас. В этой темноте и тишине. Только если напрячь слух до боли в висках, можно было услышать тихий шелест ткани их мантий. Этот звук был сравним с отдалённым шорохом крыльев каких-нибудь лёгких стрекоз, как те, что летом обычно разрывали своими хрустальными телами воздух над самой водой озера во дворе Малфой-мэнора. Эта мелькнувшая мысль придала эфемерных сил. — Они начали подготовку к ритуалу сегодня днём, — быстро произнесла Нарцисса, послушно поднимаясь по ступеням вслед за Ральфусом, который практически тащил её за руку. В темноте ориентироваться всегда было легко. Ещё Хогвартс научил этому в своё время. — Сначала прибыл этот мужчина, с перчаткой. Затем Логан ушёл и привёл с собой четверых. Двух женщин и… — Они все в темницах? — торопливо перебил Оливар, заскакивая на последнюю ступеньку и поворачивая в коридор, ведущий к нижним комнатам. Нарцисса кусала губы, судорожно пытаясь успокоиться и не отставать от быстрого шага мужчины. Тёмный шлейф из сильнейших мракоборцев Министерства следовал за ними. Их было человек двадцать, не меньше. Двадцать опытных бойцов против одиннадцати сумасшедших. — Д-да, они готовятся, это продлится до полуночи. — Девочка тоже там? — Да. — С ними? — В дальней комнате. От быстрого взгляда Ральфуса стало не по себе. Какое-то глухое обвинение засело в глубине его лысеющей головы. Обвинение и… то ли угроза, то ли сочувствие. Что-то, что внезапно заставило выпалить: — Я не знала, что они собираются совершить это уже в полночь! Если бы я знала, я бы сказала об этом сыну. — И о похищении вы не знали? — внезапный мягкий голос из-за спины. До ужаса знакомый. Заставил Нарциссу волчком развернуться на ходу. Оливар недовольно крякнул, но промолчал. На удивление. Тот самый, высокий и широкоплечий аврор шёл прямо за ней. Его тёмная кожа сливалась с окружающей темнотой, только серьга поблёскивала в ухе. Большие, широко посаженные глаза смотрели спокойно и почти доброжелательно. Имя всплыло будто из ниоткуда. И тут же сорвалось с языка. — Кингсли! Широкая, но слишком быстрая белозубая улыбка на секунду украсила располагающее лицо, и аврор шуточно отдал честь своей большой рукой. — Рад видеть тебя, Нарцисса. И рад, что ты узнала меня, — сказал низким и гулким басом, немного приглушённым шёпотом. А затем негромко добавил: — Несмотря ни на что. И тут же посерьёзнел, будто говоря своим наморщившимся лбом: у тебя большие проблемы. А Нарциссе вдруг стало намного легче. Она плохо помнила этого человека, но ощущала всем существом, что ему можно было доверять. Как одна из тех вспышек, что освещает комнаты, заполненные пробелами в голове. А таких осталось немало. — Так что с похищением? — Я не знала. Всё, что я узнавала, тут же сообщалось Драко через… — Зачарованный дневник, — Кингсли снова одобрительно хмыкнул. — Я уже в курсе. Неплохая идея с этим. Твой сын всегда был умным мальчиком. Это стало очередным подтверждением — не зря доверие к этому человеку просто перескакивало все возможные планки. Он был знаком с её семьёй. И, возможно, с мужем. Был одним из тех, кто остановил его тогда? Может быть. — Прости, что не смог появиться здесь раньше. — Раньше? — слегка запыханно переспросила она. — После закрытия дела Люциуса мне пришлось уехать в Норвежское Министерство Магии. Они подняли шумиху из-за этого и… — мужчина покривился и махнул рукой. — К чёртовой матери все эти выяснения. Я мог бы вести твоё дело, если бы меня не прижали там на бессмысленных почти три месяца. А когда я прибыл, с новым делом уже заварилась такая каша, что не прожевать. — Ральфус церемонно проигнорировал брошенный на него недовольный взгляд Кингсли. — Как только я узнал… В общем, всё будет нормально. Разберёмся. Почему-то в это “всё будет нормально” Нарцисса поверила сильнее, чем во что бы то ни было за последние месяцы. И только когда показалась тяжёлая дверь в темницы, она почувствовала, как леденеет рот. И онемение это медленно разносилось по шее вниз, пока не достигло живота и ног. Что заставило её остановиться. — Здесь? — одними губами произнёс Оливар, останавливаясь и извлекая палочку. Всё, на что хватило — лёгкий кивок. Кингсли тоже остановился. Резковато обернулся, выискивая взглядом кого-то из цепочки авроров. Судя по всему, он был в этом деле примерно на той же позиции, что и сам Оливар, потому что, кажется, скажи он хотя бы слово, и его тут же послушаются, даже не задумываясь. Найдя нужного волшебника, Кингсли тут же вытянул руку и одними губами произнёс: — Стоули! Ко мне. Из вереницы выделилась фигура, тенью скользнувшая по полу к Нарциссе. Она смогла рассмотреть не слишком молодое лицо волшебника — глаза его горели, словно перед боем. — За миссис Малфой отвечаешь головой, понял меня? Быстрый кивок. Понял. — Уведи её отсюда. — Что? — Нарцисса повернулась к мужчине, который теперь спокойно перевёл на неё взгляд тёмных глаз. — Твоя работа на этом закончена, — пояснил Кингсли. — Проводи Стоули во вторую гостиную на третьем этаже. Запечатай двери и аппарируйте через камин в Министерство. Дерек Томпсон уже ждёт. Я найду вас после. И от этого “после” у женщины свело сердце. Она даже не обратила внимание на то, что он знал расположение комнат в Мэноре. — А если… — Они в ловушке, Нарцисса, — он кивнул на плотно закрытую дверь в подземелье, и серьга его снова залихватски блеснула в темноте. — Нет никаких “если”. Идите. Она сглотнула. Если сказать, что было адски не по себе, это станет чудовищным преуменьшением. Внизу Логан. Пытается спасти своего сына и не догадывается о том, кто здесь… Чёрт возьми. Вопрос вырвался сам: — Вы убьёте их? Кингсли, который уже было отвлекся, что-то говоря Оливару, медленно обернулся через плечо. — Их казнят. Везунчиком будет тот, кто из них погибнет там. Остальным придётся пройти через Азкабан. Горло сжалось. Нарцисса стиснула зубы, а затем развернулась и на дрожащих ногах понеслась в противоположную от этого места сторону. Прошла, высоко задрав подбородок, мимо авроров, замыкающих отряд. Застывших изваяниями в широком коридоре. Но стоило свернуть за угол — на глазах накипели слёзы. Нарцисса ускоряла шаг. Единственное, чего она боялась — услышать, как скрипнет дверь. Так, как она скрипела всегда, когда кто-то собирался спуститься вниз. Это была пытка. Изощрённая пытка — заставить Нарциссу отвести отряд мракоборцев прямо к тому месту, где сейчас должны были погибнуть “везунчики”. И он. Слёзы скатились по щекам, и женщина прижала холодные руки к лицу, чувствуя, как влага просачивается сквозь пальцы. Прямо за собой она слышала лёгкие шаги некого Стоули, не отстающего, но и не нарушающего дистанции. На них и сосредоточила своё сознание, глотая солёные комья в горле. Она чувствовала себя той, кто предал человека, стоящего за её спиной. Человека, который не ждал предательства, а когда появилась опасность, Нарцисса вдруг исчезла, подставляя его под удар. Целиком убивающий, оглушающий. И, наверное. Да. Всегда появляется это ощущение, когда после принятия важного решения мозг решает, что хозяин совершил ошибку. Но… это ведь и есть ошибка. Логан ведь помог Нарциссе. И тогда, и сейчас. А что она? Привела к нему мракоборцев, когда он пытался в очередной раз спасти жизнь своему сыну. Это чёртова несправедливость, от которой глаза снова обожгло и руки затряслись. Яростно смаргивая слёзы, женщина свернула к лестнице. Так нужно. Так было нужно. Так было правильно. Но что-то подсказывало, что сколько раз не произнеси эти слова, они всё равно не примутся ею как должные. Потому что это Логан. И, господи. Они даже не попрощались. Она не попросила у него прощения. За то, что наделала. За то, на что обрекла его и его сына. Имела ли право? Кто теперь разберёт. Имели ли они право убивать людей? Даже во имя излечения. Мысли были слишком тяжёлыми для Нарциссы. Даже сердце билось тяжело. Настолько, что ей показалось, что краем уха она услышала почти бесшумный хлопок аппарации из холла. Быстро обернулась, вытирая влажную щёку ладонью. Поймала взгляд Стоули, который, кажется, ничего не заметил. Он явно был несколько разочарован, что Кингсли лишил его сладкого, вместо сражения отправив присматривать за хозяйкой поместья. Да, действительно. У этого человека в глазах читалось желание пойти и уничтожить приспешников. Поучаствовать в заварушке. Мерлин всемогущий. Она ощутила неприятный холодок по спине, поднимаясь на третий этаж и слыша шаги позади. Как Нарцисса упустила тот момент, когда все люди вокруг начали превращаться в зверьё? В готовую впиться в глотки друг друга свору. В этом они все. В этом вся суть. Сильный убивает слабого. Чтобы… выживать? Возможно. Не единожды она слышала это выражение: выживает сильнейший. Но… почему тогда сама Нарцисса всё ещё жива? Почему за неё приходится жертвовать другим? Эти мысли, ещё немного — и продавят в висках две глубокие дыры. Впору сойти с ума. Прямо сейчас. В лицо ударил ясный луч лунного света из окна. Взгляд упал на двор Малфой-мэнора против воли, наверное, но вдруг остановился. Замер. Прикипел к небольшой каменной скамье, едва угадывающейся в покрытом инеем ночном саду, неподалёку от чёрной и блестящей глади воды. Скамья под деревьями; сердце сжалось так сильно, что стало больно. Что захотелось кашлять. Безостановочно. До конца дней. Просто скамья под деревьями. Пиджак на плечах и прохладный октябрьский ветерок, не перебивающий запах одеколона. Знакомо-незнакомого. До тоскующей боли в груди. — Прохладно. Ты легко одета. — Вы закончили? — Ещё нет…Им осталось обойти третий этаж и комнаты для гостей. Его голос очень легко было воскресить в памяти. Он запомнился ей с первой фразы, сказанной им когда-то. Ей, новой, увидевшей его впервые. А тогда, в саду, ей казалось, что она знает его уже очень давно. Он был единственным, кого она знала, вернувшись в Мэнор после своего прошлого. Он стал единственным, кто начал медленно восполнять пробелы между висков. — Миссис Малфой? — Стоули был явно озадачен их остановкой. Он напряжённо смотрел на Нарциссу, переводя взгляд с неё на оконное стекло и обратно. — Да. Одну секунду. И пойдём дальше, — шепнула она. А тот смотрел. Не смотрите сюда, Стоули. Всё равно вы ничего не увидите. Не то, что вижу я. — Что вы здесь делаете? — Ты всегда любила этот сад, Нарци…Ты больше ничего не вспомнила? — Нет. — Я хотел сказать, что некоторое время не буду навещать тебя. О, не расстраивайся, это не надолго. — И вовсе я не расстроилась! Я вне себя от радости. И действительно. После того дня в поместье он не объявлялся очень долго. Разве что в её голове. — Миссис Малфой, нам нужно идти. Голос аврора раздражён. Женщина прикрыла глаза, чувствуя, как слёзы снова щиплют под веками. Сделала шаг назад и возобновила движение по коридору, торопливо сворачивая в нужную сторону. Подальше от окна. Подальше от света, льющегося с ночного неба. Это было то прошлое, от которого она хотела избавиться. Это была та встреча, которую она хотела обозначить последней с этим человеком. Сейчас она поняла, что если бы ей предложили Обливэйт — в это мгновение, в эту секунду, — она бы не сопротивлялась. Потому что с тем, что творилось у неё в голове сейчас, невозможно было существовать ни одного дня. Рваное “когда-то” и трясущееся “сейчас” смешивались в один сумасводящий коктейль. Резкий выдох вырвался из груди. И, открывая дверь в гостиную, которую упомянул Кингсли, Нарцисса решила, что если она ещё когда-нибудь вернётся домой, то первым же делом прикажет эльфам убрать эту скамью у озера. Пусть на этом месте весной будут расти цветы. * * * Херова аппарация вывернула его на херову изнанку. Снейп предупредил, что так и будет. Снейп много о чём предупреждал, только всё проходило мимо. Пролетало мимо ушей, мозгов, сознания. Облегчение, когда зельевар согласился на то, чтобы Драко использовал камин в его личных комнатах, сменилось напряжённым ожиданием почти моментально. И Драко до сих пор не понял, почему Северус вдруг передумал. Он выглядел так, будто делал что-то важное. Что-то, за что пытался простить самого себя. Уже очень давно. Было видно, что ему вдруг стало нужно позволить это своему ученику. Для самого Малфоя это стало полной неожиданностью, тем более, это дело касалось грязнокровки. Он не аппарировал уже полгода, если не больше, и теперь пришлось на несколько мгновений согнуться пополам, обхватив рёбра и живот руками, привалившись плечом к камину, чтобы не выблевать все свои непотребные внутренности прямо здесь. Но уходящие секунды с силой продирались под его лопатки. Перед глазами ещё даже не прекратили мелькать яркие точки после вспышки зелёного пламени, когда ноги уже несли вверх по лестнице, а холодный воздух ударил в лицо. Полный чужого запаха. Это был не его дом. Это было не то место, в котором он жил и рос. Это была прогнившая насквозь разваленная династия, которую так извращённо пытались сохранить эти стены. Никогда. Никогда здесь уже не будет так, как раньше. Вся жизнь перешла в камень. Камень здесь дышал, а люди не могли. И понимание того, что в этом месте живёт Нарцисса, заставило что-то в груди совершить кувырок. Наконец-то круги начали пропадать, возвращая его в псевдородные стены Мэнора. Нельзя было сказать, что Драко не понимал, что делает, но пришёл в себя он уже на ходу, когда мчался в сторону темниц так быстро, что перехватывало дыхание, а глаза лихорадочно выискивали дверь. Огромную, тяжёлую, почти каменную. Он ненавидел эту дверь. И до неё было грёбаных четыре поворота отсюда. А он летел вперёд, отдалённо слыша, как ткань мантии бьёт его по ногам. И единственный образ, застывший перед глазами. Единственный правильный образ. Бледное лицо и растрёпанные волосы. Распахнутые глаза. Она здесь. В этом доме, в этом гадюшнике. В поместье, увядшем в грязи, смерти, крови. Она и мать. Два человека, которые не давали Мэнору прямо сейчас рухнуть в ад. Где сейчас мать? Он был уверен, что она в безопасности. Нарцисса никогда не участвовала в подобного рода сборищах, и уж тем более не в этом. Значит, она либо в спальне, либо уже прибыли авроры. И она в… надёжном месте? Где её не смогут достать. Но почему тогда так тихо? Бег переходит на очень быстрый шаг. Такой размашистый, что волосы снова и снова падают на лоб, тут же сбиваясь в сторону потоком воздуха. Руки сжаты в кулаки, а свитер под горло душит, как удавка. И только одно живо в нём, движется, повторяя один и тот же вопрос, загоняя им в тупик, подгоняя, обжигая загривок. Грейнджер ещё жива? Конечно, чёрт возьми, она жива. Потому что это было единственной осознанной мыслью за последние… последнюю… блять, да это было единственным, наверное, осознанием за всю его жизнь: ему просто нужно знать, что она жива. Скажите мне, что она в безопасности, и я снова свернусь в тугой ком. Продолжу свою спячку. А пока это не так… пока кто-то считает, что тронет её, прикоснётся к ней, подумает о ней не в том ключе — я буду искать и найду. Никто не побеспокоит её без спросу. Без, мать её, спросу никто даже не взглянет в сторону Гермионы Грейнджер, потому что в ином случае сдохнет на том же самом месте. И каждый из демонов согласно выл, запрокинув голову. Так громко и сильно, что почти тряслась грудная клетка. Почти рычанием вырывалось дыхание. А Драко недоумевал — когда его дьявольщина, разверзнувшаяся внутри, вдруг выступила вместе со своим хозяином в защиту грязнокровки? Когда лохматые и костлявые призраки прекратили впиваться в него когтями, терзая? Потому что. Сейчас каждый из них был нацелен на одно — обеспечить ей безопасность. И когда это стало для него настолько важно, что он, к грёбанным чертям, ломанулся в Мэнор против Дамблдорского слова? Малфой не знал, что будет делать. Он не имел понятия, с чем столкнётся сейчас. В пальцах его застыла палочка, и он знал, что если найдёт Грейнджер в той комнате, о которой писала мать, он останется там. Будет стоять перед ней, ощетинившись, как животное. И не подпускать к ней никого, пока мракоборцы не разберутся со всеми этими психами. Он согласен стоять и охранять её, отгоняя каждого. Пока не станет тихо. Пока она не сможет беспрепятственно выйти из темницы. Вернуться с ним в гостиную старост, которая казалась сейчас чем-то таким отдалённым, словно он не был там не пару часов, а как минимум несколько недель. А когда они вернутся, он утащит её в душ и вымоет, сам, собственноручно, отмоет каждый сантиметр её красивой кожи, чтобы на нём не осталось налёта страха, чужих — недайблятьмерлин — прикосновений и воздуха этого места. Чтобы Грейнджер снова улыбалась. Чтобы она сказала: всё закончилось, Малфой. И он бы согласно кивнул. А потом убил бы её за то, что она сделала. За то, что подвергла себя такой блядской опасности. Или нет. Он бы унёс её к себе и трахнул. Занялся любовью, как в последний раз. А потом обнимал и зарывался пальцами в непослушные волосы. И она уснула бы у него в постели. А потом, глядя в её лицо, задался бы вопросом: а каково это? Жить, не думая о том, что всё херово? И на секунду он даже почти задался этим вопросом. На секунду. А потом. Ему показалось или… Скрип. И это заставило остановиться, замереть на месте у самого поворота. Чуткого слуха достиг шорох чужого движения и какой-то отрывистый приказ, приглушённый. Кто это? Уже прибыли авроры или это херов Логан со своей кучкой уродов? Драко осторожно выглянул из-за угла. Знакомая дверь открыта. И в неё одна за другой вплывают фигуры. Быстро, неслышно, почти незаметно. И только на одной — последней — удаётся рассмотреть значок Министерства Магии на рукаве мантии. Кровь ударяет в виски. Вовремя. Как же вовремя. И Драко скользит за ними, выдержав дистанцию. Естественно, мракоборец не закрывает дверь. Лишний шум — и они наверняка не собираются выпускать никого оттуда живым. Никому не позволено будет подняться по ступенькам и рвануть к свободе. Разве только затем, чтобы последовать в Азкабан. Впервые в жизни Малфой ощутил такую острую благодарность аврорам. За то, что те сейчас сделают. За то, что нужно было сделать ещё давно. Ступеньки скользили под подошвами туфель, словно были гладким скатом, а Драко даже не замечал их. Они отделяли от него Грейнджер. И он просто спускался вниз, слегка пригнувшись, всматриваясь в дрожащую темноту перед собой и бесшумно втягивая в себя спёртый воздух, в котором уже ощущался знакомый запах. Влажного камня, плесени и вплетение каких-то отвратительно-приторных ритуальных благовоний, от которых голова словно начинала пухнуть изнутри, наполняясь воздухом. Когда последняя фигура аврора сошла с коридора ступенек, Драко замедлил шаг, пригибаясь ещё немного ниже, заглядывая в арку подземелий. Знакомая дверь была открыта, бросала на пол желтоватое марево грязного света, перебитое сейчас шествующими к двери мракоборцами. В одном из них Малфой без проблем узнал Оливара. Низкорослый, раздавшийся в боках. Краем сознания он удивился, что толстяк решил явиться сюда с отрядом зачистки. Хотя, возможно, они рассчитывают на банальный арест? Неизвестно, что сейчас будет. Они молча схватят их, закидают авадами или подтолкнут к ненужным никому переговорам, но в любом случае, Драко в этом участвовать не собирался. Он скользнул взглядом дальше по широкому коридору, к повороту, далеко впереди. Там, где дрожал огнём факел. За этим поворотом был ещё один коридор, уже поуже, с каменными стенами, изрезанными глухими дверьми с обеих сторон. И за последней — она. Очередной бес глухо зарычал где-то под кадыком, обнажая зубы и прижимая уши к голове. Глаза неотрывно наблюдали за медленными шагами мракоборцев. Самый высокий силуэт остановился, поднимая руку, а затем, по истечении секунды, вдруг тенью рванулся в помещение. Гулкий голос низкого баса отдался в стенах темниц: — Отошли оттуда! Сейчас! В темницах повисла гудящая тишина, нарушаемая только стуком капель о подмёрзшие кое-где лужи воды. Сердце Малфоя отчего-то замерло. На секунду ему показалось, что это он стоит там. Что его накрывает страхом. Видимо, приспешники не шевелились, так и застыв вокруг алтаря, потому что: — Миллер! Я сказал, отошли, твою мать! — голос Кингсли ворвался в ушные раковины и буравил голову будто шилом. Тишина от этого становилась только затяжнее, кажется, замерли все, кто был в подземелье. Авроры — на изготовке, сжимая направленные на видневшихся в проёме двери людей палочки. Драко моргнул. Давай, парень, двигай. Сейчас. Сделал ещё шаг вниз, аккуратно ступая на пол и, прижимаясь спиной к холодной стене, последовал в полумрак коридора, противоположный от двери. Отсюда он мог видеть, как медленно оборачивается Логан, поднимая голову. Только профиль, скрытый капюшоном, но долговязую ненавистную фигуру узнать было проще простого. Кингсли стоял напротив, направив на него палочку. Драко так сильно прижимался лопатками к неровным камням, что несколько раз ощутимо приложился о выступы хребтом. Он старался не дышать, что выходило крайне трудно. Сердце колотилось где-то в глотке, а горло пекло так, будто оно вот-вот зажжётся огнём. — Прикажи им отойти, слышишь? Всё кончилось, Логан. Всё кончилось. От этой фразы по спине пробежали мурашки. Мутный свет из камина в ритуальной комнате лизнул носки туфель, когда под каблуком вдруг неожиданно громко хрустнула крупица льда от натёкшей со стен воды. Малфой замер — один из мракоборцев, оставшихся в коридоре, резко обернулся. А за ним — ещё несколько, моментально отыскивая его взглядами. Вскидываясь, оборачиваясь корпусом. Нацеливая палочки прямо в грудную клетку Драко. Как будто он был одним из них. Какого хера? Какого хера они целятся в меня? Он открыл рот, чтобы спросить. Сказать. А в следующий миг. Разорвавшийся в гробовой тишине хлопок. Оглушительный, будто рвануло что-то в голове, и в ушах зазвенело. Взгляд сам метнулся в комнату. Неудавшаяся аппарация через порт-ключ, который Логан в ту же секунду отшвырнул от себя, и его судорожный шаг назад. Волну шока было сложно не почувствовать, она будто прибила Малфоя к стене. И снова хлопок. И ещё. И звон, бесконечный звон в ушах, умноженный эхом. Они пытались аппарировать. И они не могли. Только слепые, беспомощные хлопки, которые вдруг стали условным запуском этого гигантского механизма. Всех сознаний, находящихся здесь. Потому что вдруг начало происходить… всё. Всё и сразу. — Не двигаться! — рёв Оливара, который тут же залетел в помещение, заставил вздрогнуть даже Драко. Авроры ринулись за ним, а в следующий миг — вспышка и разорвавшееся где-то над потолком заклинание, синхронное с чьим-то воплем: “Экспелиармус!”, заставило погрузиться подземелья в плотный и густой туман, который тут же разодрал грохот. Будто тяжёлое тело врезалось во что-то, опрокинув какие-то склянки. Звон битого стекла тут же перекрыл рёв Кингсли, отдавшего отрывистый приказ. — На поражение! На поражение! Миллер, стой, падла! И снова чей-то ор — на этот раз повторённый несколько раз, словно заклинатель запнулся, произнося заклинание. А затем сорвался на крик, словно в него попали, задели, зацепили. Оглушённая незрячесть. Малфой не видел ничего, только слышал вопли и всполохи где-то перед собой, как сквозь чёрную толщу воды. Туман был живым, он двигался, выцепляя то одно, то другое тело мечущихся в этом невидимом пространстве людей. — Протего! Протего, мать тв… Оранжевая вспышка мелькнула где-то совсем рядом. Прерванное заклинание и задушенный хрип, словно кого-то настиг приступ удушья. И Драко очнулся. Оттолкнулся от стены, впившись на миг пальцами в камень, и побежал, ощущая спиной вибрирующий от заклинаний воздух. Горячо. Плечи жгло, будто на них тлели угли. Дыхание спёрло от резкого запаха палёного, разожжённого, разъедающего. Слепой воздух, пронизанный лучами заклинаний и проклятий. Отдалённым углом сознания Малфой различил сзади крик — кто-то рявкнул непростительное. Авада на секунду заставила сжаться и припустить ещё быстрее. Вслепую. По инерции туда, где не было тумана. В нужную сторону. Туда, где Грейнджер. Ждёт его. Она должна была ждать его. Он чувствовал это, и это, наверное, было единственным, что ощущало полностью отключенное сейчас сознание. Нужно было бежать. Просто перебирать ногами, мчаться быстрее, интуитивно пригибаясь, сжимая в руках палочку. Чувствовать людей повсюду, а иногда и задевать их собой. Мерлин, он словно наворачивал по кругу, потому что эта какофония из воплей и грома заклинаний вслепую не заканчивалась. Грейнджер ждёт его. А он… Споткнулся об один из выступающих камней и со всей дури влетел плечом в чьё-то тело. — Сектумсемпра! Ох. Боль в плече просто адская, и Драко не успел осознать этой боли. Нагнулся, оттолкнувшись от волшебника руками, отлетая к стене, и в тот же момент на голову посыпалась труха со старого камня. Даже туман на миг отступил. В метре над Малфоем осталась щербатая каменная вмятина от заклинания, слегка дымившаяся в полумраке. Он торопливо прижал руку к пылающему плечу и ощутил горячую влагу на пальцах. Это что? Почему… так горячо? А затем снова ничего. Словно в ночь, в омут головой. Херов омут и незрячесть. Ничего не видно и не слышно, только гудение в ушах и собственная кровь на пальцах. Зацепил, мразь. Зацепил-таки. Рычание сквозь зубы. Вставай. Вставай, Малфой, мать твою, это плечо всего лишь. Вставай и припусти, если сдохнуть не хочешь здесь, среди этих ублюдков. Тело слушается. Поднимается, совершает рывок, и, кажется, что даже туман становится реже, стоит только продвинуться немного вперёд. А за спиной снова кто-то орёт так, что вопль этот прошивает позвонки под свитером и прокатывает по спине. Боль в плече не прекращается, и рукав мантии уже начинает липнуть к руке, пропитываясь кровью. Похеру. Просто похеру, нужно добраться до Грейнджер, и всё будет нормально. Всё станет нормально. Рука будто в огне и… пустая. Блять, она пустая. Палочки нет. Торопливо оборачивается через плечо, различая силуэты в движущихся щупальцах тумана. Силуэты и вспышки. Снова удар по камням — и мелкие камушки сыпятся на пол, отбиваясь этим мерзким звуком в ушах. Еле слышным. Заставляя пригнуться и тут же ощетиниться от боли. Прижав ладонью пульсирующую рану, он снова побежал, чувствуя, как над головой проносится вибрирующий луч заклинания. Замечая, что туман отступает. Получилось. Наконец-то получилось вырваться из липких эфемерных лап этой слепоты. Снова появились каменные стены и пылающий в конце коридора факел. И только лёгкое марево вокруг, будто не желающее отпускать из своих щупалец. Только дрожащие волны ударов куда-то в его сторону. Он уже даже не различал проклятий. Один сплошной грохот и рёв. И осознание — кто-то пытается его прищучить. Сука. Драко втягивал в себя воздух сквозь сжатые зубы и прислушивался к колотящей в висках крови, стараясь не отвлекаться от этого звука. Удары сердца, быстрые и лихорадочные. Ты живой. Просто беги — таким и останешься. На миг грудную клетку обожгло страхом, когда пол ушёл из-под ног. На один всего миг, но затем этот страх снесло давящей, опаляющей волной боли, вкручивающейся под лопатки. Это было не Круцио. Это было что-то парализующее, потому что он упал, как подкошенный, рыча сквозь зубы, прикладываясь скулой и лбом о пол. Что-то заставляющее едва не ломать себе хребет от напряжения, в которое завязалась каждая мышца. Вцепившись пальцами в кровоточащее плечо и тем самым причиняя ещё большую боль. Бля-я. Бля… бля! Больно, сука, больно! Ему казалось, что мясо заживо сдирают с рёбер и не дают шевельнуться. Вывернуться. И палочки, блядской палочки нет. — Куда намылился, щенок? — пыхтит кто-то, и, открыв слезящиеся глаза, Малфой замечает пожилого мужчину в сбившейся одежде и с оскаленным в улыбке ртом. Губы его разбиты, а часть лица словно обожжена, отчего кожа была похожа на красную бумагу. Приспешник. Драко видел его впервые и уже ненавидел всей душой. Ублюдочный старикан направил на него свою палочку, проворачивая кисть всё сильнее, от чего боль и окаменение внутри завязались таким плотным узлом, что впору было сдохнуть. Или орать, как ненормальному. Но он не мог издать ни звука. И дыхание. Дыхания нет. Плотный обруч обхватывает рёбра и сжимает их. А Малфой только смотрит, обещая всех чертей преисподней. Пока бесы в его груди корчились от боли и отсутствия кислорода, разрывая когтями свою живую клетку в поисках выхода. — Ищешь кого-то? — он подходит так спокойно, будто за его спиной не разрываются заклинания и не мрут люди. Спокоен, а в глазах помешательство, которое было таким осязаемым, что почти имело форму. Старик наклоняется и опускает палочку. Кислород медленно всасывается в лёгкие, а внутренности отпускает. — ...т… еб… ись… — хрипит Драко сквозь сведённую челюсть. Чувствует, как покорёженные внутренности не желают возвращаться в норму. Лёгким едва удаётся наполняться воздухом, смешанным с собственной кровью. Теперь он чётко чувствовал её не только на ладони, но и на языке. Она поднималась изнутри вместе с отвратительно-горькой желчью. А вот этот вкус был хорошо ему знаком. Желание блевать в последнее время появлялось достаточно часто. Глаза у приспешника были пустые и бессмысленные, если можно было бы сказать так. Человек без сути и без стержня. — К девчонке направляешься? — он всё скалится. — С ней там сынишка Логана. Развлекается. Развлекается. Развлекается Миллер. С его Грейнджер. Грязный выродок. — Что? — хрип опаляет горло, а протестующее тело само совершает рывок в попытке подняться. Отчего снова она. Долгожданная в течение всех этих месяцев. Боль. И такая мучительная сейчас. Хотел — получи. Жри. Подавись. Но палочка снова смотрит в грудь Драко. Это уже кажется не таким важным, потому что сознание рисует картинки, от которых тошнота поднимается в желудке. Сильнее и сильнее, борясь со стискивающей болью за право владеть его телом. Какое-то заклинание срывается с грязных губ, и из Малфоя наконец-то вырывается вопль, от которого закладывает уши. И звенит. Звенит в голове, нарастая, разбухая, двигая по сосудам эту боль, и ощущение такое, что тело сейчас просто распадётся на молекулы, исчезнет из подземелий. И даже образ этого старика теряется в красном тумане, пока глаза не начинают закатываться. Драко ломается. Он чувствует, как что-то внутри, поддерживающее в нём жизнь, начинает медленно, с хрустом, сдвигаться со своего места. Тёплая струйка стекает по мочке уха, теряясь в волосах, и от этого ощущения сводит дыхание. Леденеет сердце, которое сокращается так быстро и сильно, что ему хватило бы одного прикосновения к груди, чтобы разорваться на части. Вспышка, лопнувшая перед глазами, показалась Малфою смертью. Настоящей смертью, имеющей изумрудный цвет. Он почти ни черта не соображал, но лишь зажмурился сильнее, ожидая, когда же его душа провалится и рухнет в преисподнюю прямо сквозь этот каменный пол. Потому что после такого просто невозможно остаться в живых. Но. Вместо этого. Вдох. Судорожно, сокращающимся горлом. Открывая воспалённые глаза, поедая непослушными лёгкими кислород. Вслушиваясь в собственное натужное мычание на выдохах. Что? Ускользающее сознание ухватилось за это. Боли нет. Прошла, оставив за собой трясущуюся оболочку. Он едва заставил себя повернуть голову. Моргнул несколько раз, пытаясь избавиться от красноватого напыления на обратной стороне сетчатки. Тело приспешника вытянулось рядом, изогнувшись в неестественной позе. Глаза широко раскрыты и так же пусты, как были при жизни. Сломанная палочка лежит у стены. Несколько секунд Драко неверяще смотрит на это, после чего отворачивается. На секунду закрывает глаза, пытаясь вернуться в реальность. Поделом ушлёпку. Затем приподнимается на локтях. Слегка встряхивает головой, чувствуя тупую боль во всём теле. А ещё через несколько секунд звуки обрушиваются на голову с такой ясностью, будто кто-то выкрутил в голове регулятор громкости на самый максимум. Только в правом ухе звон и жар, будто нож засадили. Острый и длинный. Чтобы прямо насквозь. Но это не мешает Драко слышать голос, произносящий эти слова. От которых вдруг появляются силы на то, чтобы снова оказаться на ногах. …с ней сынишка Логана… развлекается… В десятке метров от Малфоя, где уже начинает сгущаться неисчезающий туман, стена снова ловит шар заклятия и разбрызгивает по воздуху осколки камня. Нужно уходить. Подняться на ноги реально трудно. От каждого движения болит что-то глубоко внутри, и привкус, гадкий, гнилой, металлический, и никогда ещё не… так близко к краю. Буквально шагать по нему. Шагать, потому что она там. Драко уже даже не нагибался. Он шёл, прижимая руку к плечу, чувствуя, как что-то поднимается в нём. Растёт, разрастается пустотой и холодом в животе. Он чувствовал, что что-то выключено, не работает так, как нужно. И всё, что надо — убедиться. Просто в том, что с ней всё в порядке. Убрать от Грейнджер Миллера, прикоснуться к ней и позволить себе… отпустить. Не её. Себя. Её он не отпустит. Теперь — нет. И снова грохот исчезает из ушей. Потому что на смену приходит её голос. Её смех. Стучит набатом в голове и будто толкает в спину. Убирает жалящую пульсацию в мозгу и в груди, где что-то уверенно сбавляет обороты. А ноги идут быстрее. И голос. - Что-то случилось? - Нет. - Пароль забыл? - Очень смешно. - В таком случае, почему ты здесь? Почему ты здесь, Малфой? Потому что она здесь. И Драко стискивает зубы, заставляя себя делать ещё-и-ещё-шаги. Приваливаясь на секунду к каменному углу боком. Поворачивая в следующий коридор. Почти вваливаясь в него, цепляясь раненым плечом за стену, наверняка оставляя кровавый след за собой. Но тут же ещё сильнее сжимая зубы, заставляя себя выровнять шаг. - Я не хочу… приобщаться к вашему клубу любителей этих… штук. - Нет такого клуба, Малфой. - Да мне… - Просто возьми и надень. - Я не умею пользоваться этой хреновиной. - Ничего сложного нет. - Твои идеи сведут меня в могилу... Он останавливается и кашляет, прижимая руку ко рту. Покачиваясь из стороны в сторону. Да что же это. Что с ним, к чёртовой матери, такое? Не смей кони двинуть, щенок. Трус. Иди, давай. Ты уже почти там, почти пришёл. Вот смеху будет, если ты сдохнешь, так и не дойдя до двери какой-то десяток метров. Хриплый смешок срывается с губ. Снова внутри прошивает болью от этого. Может, хоть что-то отучит его от знаменитой гадской ухмылочки. Или нет, не нужно. Потому что она — единственное, пожалуй, что осталось от него прежнего. Пусть остаётся и дальше. Хотя бы просто на память. Взгляд поднимается и приковывается к приоткрытой двери. Она. Она там. И снова шаги — быстрее, немного шаркающие, но шаги. …верю в истории, которые не заканчиваются. Ты ожил. Глаза не отрываются от двери, а это слово, это слово, в которое хочется верить, подгоняет его. Подпитывает. Ожил. Не для того ведь, чтобы сдохнуть. Или..? Но мысль оборвалась. Потому что вдруг. — Заткнись, Грейнджер! Прошивает. Раз — и насквозь. Что там отключалось внутри? Неважно. Он забыл, моментально. Потому что кровь закипела в сосудах в тот же момент, а лёгкие снова начали тяжёло перекачивать воздух. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Шаг за шагом, осатаневший в момент, готовый убить. Его. Грёбаного Миллера, голос которого, произносящий её имя, заставил Драко совершить грёбаный внутренний кульбит. Он там. Она там. И, кажется, в кровь пустили дозу чистой ярости. Необходимой. До такой степени, что Малфой готов бы был сказать Курту “спасибо”, если бы не желание вырвать к чертям его глотку. А в следующую секунду он толкнул тяжёлую дверь. И тут же. Крошечная комната, освещённая факелом. Холодный воздух. Два лица, обращённых к нему. Одно ненавистное, до кипящего масла под кожей. Бледное, осунувшееся, полудохлое, как сам Драко. А второе — родное до боли в груди. С наливающимся на нежной скуле кровоподтёком. И эти глаза, в которые он бросился, тут же. Слава Мерлину. Господи. Слава Мерлину, с ней всё в порядке. Дрожит, напугана, боится. Знаю, малышка. Знаю. Заберу тебя отсюда, сейчас. Немножко ещё потерпи. Почему в твоих глазах такой страх? Почему ты смотришь на меня так? — Драко! — вскрик отдалённый, и это имя, чёрт возьми, не сравнится ни с одним из имён, которые когда-либо произносили её красивые губы. И единственное, что заставляет оторваться от созерцания её, это резкое движение со стороны Миллера. Собраться, перевести взгляд. И понять: теперь на Малфоя смотрит кончик его палочки. Курт настроен серьёзно. Нельзя показать ему своей слабины. Поэтому Драко, несмотря на разъедающую боль, выпрямляет плечи и отрывает руку от плеча, опираясь о стену. Медленно поворачивая голову и глядя на руки Грейнджер, скованные кандалами у неё над макушкой. А этот урод стоит слишком близко, касается краем мантии коленки Гермионы, которая теперь смотрит не просто со страхом — с ужасом. — Отойди от неё, — рычание вырывается из горла, перекрывая желание закашляться. Воздуха не хватает даже для этого. Просто говорить. — Не лезь в это, Малфой. Ты не в том состоянии. Таким тоном, будто всё здесь зависит от этого ущерба. Патлатого, взъерошенного, перепуганного так же, как и каждый в этом помещении. Будто не его отец сейчас жопу рвёт ради его же жалкой жизни. Губы Драко кривятся в отвращении. Немощь. Он ненавидел немощных людей. Таких, как он. Ненавидел молча, потому что собирался с силами для следующей своей фразы. Всё в порядке, просто нужно немного отдышаться. И взгляд Грейнджер… слишком огромный. — Хорошо по тебе приложились, а? Ответить, сейчас. Поставить на место. Но — бля-я, — словно в подтверждение, жалящая точка внутри снова оживает. Снова наполняет его кровью: лёгкие, желудок, рот. Он чувствует, как тяжёлый сгусток собирается в углу губ. Горький и мерзкий. Вот-вот сорвётся вниз, по подбородку. Драко не сдерживает кашля, сплёвывает бордовую тягучую кровь. И наконец-то делает судорожный вдох. — Я сказал, — хрип. Боль в животе. — Проваливай. И чувствует, как губы окрашиваются горячей, почти липкой. Семейная, чистая. Кристальная. Такая невообразимо отвратительная на вкус. И даже Миллер напрягается. Непонятно, что напрягает его больше. То, что перед ним додыхает человек, или то, что то же самое ждёт и его самого. Но страх в тёмных глазах обозначен очень чётко. Он почти доставляет удовольствие. — Прости, Малфой, — голос трясётся. Что-то с Куртом не так. Его словно не осталось. Словно это что-то чужое в нём. — Это конец. Всё. Вот, значит, как гибнут люди от проклятий. Во взгляде, который Драко изучил за столько месяцев наблюдений, не осталось больше ничего. Он был похож на взгляд того старика, которому почти… удалось убить Малфоя десять минут назад. Когда ему почти показалось, что он мёртв. Но ты не можешь быть мёртв. Не сейчас. Не тогда, когда она здесь и смотрит, и зачем-то безостановочно повторяет его имя. Громко. Словно пытаясь предупредить о чём-то. Но в голове снова начинает гудеть, а одна часть и вовсе оглушена, будто погружена под воду, пульсирует, шумит. Малфой понимает, что сильнее вцепляется в стену, но мокрые пальцы соскальзывают с камня, оставляя на нём тошнотворно-красный след. — Нет! И этот крик Грейнджер куда громче остальных, и она дёргается, будто в попытке вырваться из плена кандалов. И сознания касается отдалённый звон цепей, а перед глазами начинает появляться зелёный свет. Блять. В голове темнеет так не вовремя. Нет, нет, погоди, Малфой. Сердце будто спотыкается и еле-еле дышит, сплёвывая при каждом ударе. А холод в животе всё больше разрастается. И всё это херово, очень херово. Потому что Грейнджер всё ещё в опасности, а ты сдаёшь, как последний слабак. Сдаёшься, да? Урод, сдаёшься?! Она кричит. И Драко не успевает сделать ни шагу. Он не был уверен, что сумеет сделать хотя бы один шаг, но не сейчас. Сейчас он готов был перебежать вокруг всей Великобритании трижды, если бы это могло как-то спасти Гермиону. Но этот зелёный свет, разгорающийся сильнее. И всё перед глазами слишком медленно. Словно плавленая резина растягивается и сжимается. — Авада кедавра! И этот звук. Звук непростительного, летящего в твою сторону. Наверное, самый жуткий, который можно было выделить из всех звуков в жизни Драко. Гудящий, словно что-то невообразимо огромное мчится и ревёт по воздуху, уже обдавая тело ледяной крошкой искр, и смешавшийся с ним крик Гермионы. Просто — громкий, настолько, что вдруг кажется, что слышат оба уха. Просто — крик. Без слов. Крик из сердца, из глаз, и, блин. Слова, эти её слова стучат в голове. Услышанные один-единственный раз, тогда. И никогда больше. Те самые. Те. Самые. Я люблю тебя, Драко. Я люблю тебя. ЯлюблютебяДраколюблютебя. Почему именно сейчас? Воскрешающие, заставляющие открыть глаза, а темноту под веками на миг — отступить. Чтобы ослепнуть от изумрудного вихря, гудящего прямо перед… Тело с силой врезается в пол. Вдруг, внезапно, и новая вспышка боли. Застыть на секунду, замереть, зажмуриться, вслушиваться в продолжающийся крик, вслушиваться в него и не понимать — почему? Почему он слышит его до сих пор. Или в его персональном аду крики Грейнджер будут разрывать голову вечность напролёт? Но разве должна быть после смерти эта боль? Разве не… Понять. Осознать, что дыхание всё ещё тревожит грудную клетку. Что не все черти в груди ещё валяются дохлые. Что один ещё дёргает своим хвостом. А потом поднять голову и заметить выражение лица Миллера, который смотрит перед собой. Такими огромными и мертвецки-испуганными, что взгляд невольно опускается туда, куда уставился патлач. И сердце замирает. И тело запоздало ощущает саднящее чувство между лопаток. Словно от толчка в спину. Глаза же не отрываются от застывшего в проёме двери мужчины. Там, где только что стоял Малфой. Длинная мантия распахнута. Капюшон откинут на спину. Худое лицо и выступающие скулы бледнеют слишком быстро. Стираются, будто чьим-то ластиком. И несколько ссадин на щеках становятся от этого темнее. Почти чёрными. Ореол от непростительного поднимается зелёной дымкой где-то в районе груди, медленно исчезая в спёртом воздухе. Он видел, как разжимаются пальцы Логана и палочка падает вниз, в то время как худощавое тело кренится вперёд. Какой-то невразумительный звук сквозь гремящую в ушах кровь. Словно Курт задыхается, не может произнести не единого слова. Но взгляд Драко не отрывается от палочки приспешника, которая бьётся о пол и со стуком отлетает от камней, откатываясь в сторону Малфоя. Он видел только её. И схватил трясущейся рукой в тот же момент, как Логан тяжело рухнул на колени, глядя сквозь своего сына раскрытыми глазами, зрачки которых медленно расползались, будто кто-то ослабил на них ремешок. — Нет… — и этот дрожащий шёпот срывается с губ Миллера вперемешку с громким всхлипом. Тело его отца тяжело ударяется о пол. Просто — лицом вниз. А Малфой сжимает пальцы на тёплом древке, несколько бесконечно долгих мгновений глядя на мёртвого Логана, который встретил собой Аваду, предназначающуюся не ему. — Отец… нет… Этот рваный выдох заставляет поднять голову, отчего комната снова вращается перед глазами. В чёртовом вселенском калейдоскопе. Малфой уже плохо соображает, что происходит вокруг, но видит, как Курт трясётся, прижимая руки ко рту. Бледное лицо его заливают слёзы. А губы, наверное, ходят ходуном, судя по нечленораздельным фразам, прорывающимся сквозь ладони. А затем — шаг. Его шаг вперёд. Наверное, к телу отца, но Драко выкидывает вперёд руку, отчего внутренности в очередной раз разрываются палящей болью. — Петрификус Тоталус! — хрип, сквозь крошево в глотке. Запястье чертит руну изогнутого крюка, и чужая палочка, тяжело вибрируя, исторгает из себя сеть почти прозрачного потока заклятия, впиваясь в Миллера, который уже почти рухнул перед Логаном на колени. Когтевранец замирает. Ужас и скорбь застывают на его искривлённом в рыдании лице. По рукам и ногам пролетает лёгкое свечение, застывая на кончиках пальцев, и оно словно тянет к земле, потому что он тут же падает там, где стоял. В той слегка нелепой позе с полусогнутыми ногами, в которой встретил заклинание. И самая громкая в жизни Малфоя тишина вливается в уши. В носоглотку и рот, который исторгает из себя быстрые выдохи. Один тяжелее другого. Мерлин. Ты не понял, наверное. Ты только что чуть не сдох. Тебя спас Логан Миллер, который хотел убить Грейнджер. Грейнджер. Драко поворачивается так резко, приподнимаясь над полом, что против воли рычит, прижимая руку к животу. Вспышка боли ударяет по мозгу. Но. Даже сквозь мутный туман он видит, какие испуганные глаза смотрят на него с белого как мел лица. Искусанные в кровь губы не шевелятся, болезненно сжаты. Гермиона застывшая и напряжённая. Он никогда не видел её такой напряжённой. И синяк на — на той же, блять — щеке теперь кажется сочным и горящим. Но даже это не портило идеальной красоты этого неидеального лица. Он пытается подняться, опираясь на руку, но тело ведёт в сторону. Словно не он управляет им. Как тогда. Под испуганным взглядом Грейнджер, когда метла понесла его прямо в трибуну. Вынудила влететь и снести собой лавки. У него был снитч в кулаке. А сейчас. Он просто должен был встать. Встать, чтобы подойти к ней, прикоснуться, прижаться лицом к её лицу. Потому что она могла быть мертва в любую секунду этой ночи. В любую грёбаную секунду. Потому что всё могло сложиться иначе. Потому что Драко мог сейчас сидеть в кабинете зельеварения и заполнять картотеку под присмотром Снейпа, а не со свистом лететь на дно, отключаясь, сломанный, в полной заднице, с глыбой льда во внутренностях. Всё могло случиться не так. Малфой мог бы сейчас лежать, уткнувшись рожей в камень, как этот человек за его спиной. Но он дышал. Пока ещё натяжно дышал, и какая-то глупая мысль мелькнула в голове: никогда не думал, что глухота такая тяжелая. К правой стороне головы будто привязали булыжник. Но. Это всё такие мелочи. Так неважно, Мерлин. Нужно только прикоснуться к ней, и всё отойдёт на задний план. Она воскресит его, как делала всегда. Малфой снова опирается о локоть, но только хрипит, заходясь в позорном кашле. А она так близко, дразняще близко, в трёх шагах. — Драко?.. Слёзы в голосе. Слёзы в глазах. И от них ему на миг становится страшно. Молодец. Покажи, какой ты хренов слабак. — Вставай, Драко, — шепчет она дрожащими губами, и он стискивает зубы. Хочет сказать, что да, сейчас встанет, сейчас освободит её. Но во рту вяжет от крови, которую приходится глотать. Ещё попытка. Рывок. Господи, это смешно. Он откидывает голову и закрывает глаза, тяжело вдыхая в себя воздух. Всё, да? Это всё. Потому что живой человек не может чувствовать этого. Слишком холодно. А Грейнджер, почти распятая хреновыми кандалами, дёргается к нему навстречу. Гремят цепи, отдаваясь в голове. — Стой, слышишь! Пожалуйста. — О чём она просит? О чём, когда сознание заволакивает, медленно и неотвратимо. Как тот туман из коридора. Даже сердца почти не слышно. — Освободи меня, и я помогу тебе, — она всхлипывает. Из темноты закрытых век. Но он видит. Сознание рисует её растрёпанные волосы и карие глаза. Таких огромных не было ни у кого в Хогвартсе. Ни у кого в мире. Он так хорошо знает её. Он так хорошо изучил. Наверное, по предмету “Грейнджер” у него был бы отличный балл. — Малфой! Давай же, Алохоморой, сейчас! — и это уже крик, направленный, злой. Заставивший на секунду вернуться в темницу. Приоткрыть глаза и уставиться в плывущую стену. И её лицо, такое чёткое на фоне всего остального. — Немедленно! Боится. Глупая девочка. Думает, что имеет право… говорить с ним так… Но рука почему-то поднимается, чертит — кривую-косую, но — знакомую с детства руну. А губы бесшумно произносят заклинание. На голос просто не осталось сил. Драко слышит звон железа. Слава Мерлину, получилось. Секунда, две — и тело Грейнджер рядом. Вот оно. Продрогшее в этом мертвом мраке темниц тело. Затёкшие руки пытаются сжаться на его мантии, но вместо этого беспорядочно гладят по груди. Гладят и не чувствуют, будто его нет. Конечно, это из-за того, что кровь ещё не успела разогреть пальцы, но страшно. Так надрывно страшно. Потому что он есть, вот он, перед ней, лежит и смотрит прямо в лицо, а взгляд будто не здесь. Медленно скользит по ней. У Драко всё лицо в крови. Губы, подбородок. Бровь рассечена. Волосы справа, ухо. Вся ушная раковина испачкана. И ладони её в крови. В такой красной, что слёзы не удерживаются в глазах. Она прикусывает губы до боли. — Смотри на меня, — шепчет Гермиона. И судорожно дышит полувсхлипами. Пальцами, которые наконец начинают слушаться её, она обхватывает его холодное лицо. А он смотрит. Сжимает и разжимает челюсть. То ли в попытке что-то сказать, то ли в попытке сохранить своё сознание. Она лихорадочно гладит его щёки, будто в попытке согреть. Пожалуйста, нет. Пожалуйста, пусть он продолжает смотреть на неё. А она… Слышит отдалённый крик из коридора. Отданный приказ. Гулкий голос кажется знакомым, и до слуха доносятся только отрывистые выкрики. — Быстрее! В каждую дверь! Открывай, Ральфус, открывай. Нет? Дальше! Быстрее! Барти, тащи последнего в Министерство! Свяжитесь с Томпсоном! Быстрее, мать вашу, Ральфус! Сердце переворачивается. Их найдут. Сейчас найдут, Мерлин. — Мы здесь! — кричит Гермиона, уже не осознавая, что трясётся всем телом, нервно сжимая пальцы на мокрой мантии Малфоя. — Сюда! А Малфой слегка прикрывает глаза от её крика. — Нет, нет, — она снова гладит его лицо. Любимое лицо, сереющее с каждой секундой. — Смотри на меня. Пожалуйста, Драко. Тонкие губы приоткрываются, выпуская изо рта струйку крови. По щеке, по линии челюсти. Драко сглатывает, словно этим может остановить её. Извилистая змейка путается в его волосах, окрашивая их. В страшный. Самый страшный на свете цвет. И хочется обхватить его голову руками, чтобы сохранить его в ней. Глаза светлые, как никогда. Видит Мерлин, они никогда ещё не были такими прозрачными. — Хол…лодно, — хрип получается едва слышным. Но губы продолжают шептать что-то. Просто воздух. Гермионе кажется, что она слышит своё имя в этих выдохах. Которые становятся прерывистыми и слишком короткими. А голоса в коридоре громче. Она осторожно привлекает Малфоя к себе. Пытается приподнять тяжёлое тело, но у неё ничего не получается. Поэтому наклоняется к аккуратному уху. — Всё будет хорошо, — дрожащая улыбка растягивает губы. Она чувствует вкус собственных слёз на языке. — Сейчас, они уже здесь. Сейчас ты согреешься. Она не замечает, как начинает раскачиваться из стороны в сторону, лелея его. Успокаивая себя. Давясь рыданиями, подступающими к горлу. Чувствует только, как его рука слабо сжимает ткань её рубашки. Тишина смертельная. Душит, давит. И Драко тоже ощущает её. Потому что выдыхает: — Не сл…ышу. Г… говори. Пож… Судорожный вдох, перебивший его слова, пугает её больше, чем его кровь, в которой она была уже по самые локти. И она начинает говорить, просто говорить ему на ухо, торопливо подбирая слова. Несусветную чушь. Такую важную. — Всё будет хорошо. Ты спас меня, слышишь? Спас, по-настоящему. Ты смелый, отважный, всё будет хорошо, слышишь? Сейчас всё будет в порядке, — Грейнджер перемежает эти слова, которых он почти не понимает, с поцелуями, которых он почти не чувствует. Но звук её голоса помогает оставаться здесь. И чудовищный холод. Такого холода он не испытывал никогда. Такого, от которого бы отнимались руки, и он не может больше сжимать её рубашку. Пальцы срываются, и рука тяжело падает на пол, отчего Грейнджер сильнее обнимает его, трясётся, плачет. Плачет. — Нет! Нет, нет, пожалуйста, Драко. Держись, здесь, со мной. Я люблю тебя, — всхлипы такие громкие. — Пожалуйста… Сознание так быстро отключается. Так не вовремя, потому что от этого, сказанного ею, на какой-то миг сердце вдруг стучит сильнее. Несколько ударов. Сраных несколько ударов. Глупый орган. Ради этих слов можно воскреснуть, а тебя хватило на два грёбаных конвульсивных толчка. А он даже ответить не может. Он не может говорить. Рот будто онемел. Словно шестерёнки замедляются. Пусто перекручивают воздух, а не друг друга. И только её голос. Всё тише и тише. И, выдирая из груди последний хрипящий выдох, Драко вдруг понимает, что Грейнджер поёт. Плачет и поёт какую-то белиберду. О падающих мостах.