Валтор душит так же

      В одной из комнат холодного угрюмого замка послышались тихие, сдавленные, едва слышимые стоны. Длинные острые коготки царапали предплечье, оставляя на нем свежие, слегка кровоточащие раны.       Лучше уж расцарапать их в мясо, лучше уж залить свои пальцы кровью, почувствовать яркое жжение, которое затмит собою боль в спине. Понимать, как невыносимо ноют почки, видеть, как на животе набухают темные фиолетовые пятна, было по-настоящему отвратительно. Лучше уж причинить себе боль самостоятельно, чем каждый день терпеть унижения от своего Господина.       Раз.       Портал медленно открывается, показывая свое темное чрево, затягивая в себя маленькое, давно не сопротивляющееся тело.       Хотя в первый раз все было совсем по-другому. В первый раз, Обскурум не сразу смог поверить, что вся сказка, пророчившаяся ему, стала страшным сном. В первый раз, когда он не смог убить того умного мальчишку с Прометии, у него начали болеть почки. Господин избивал его, швырял об стену, на пол, кожаными сапогами выбивая у него на спине следы от рифленой подошвы. Когда Дорана говорила ему о наказании, он мог спрятаться в библиотеке, часами не покидая нужного угла, пока сестра не бросит его поиск. Когда о Наказании начал говорить Господин, Обскурум стал мочиться кровью.       Его первым порталом было странное место, усеянное льдами. Разбитый вдребезги в тот момент, очнулся он не сразу. Тогда появилось первое ощущение смерти. Тогда его слезы замерзли, превратившись в маленькие льдинки, а пальцы на ногах перестали двигаться. Тогда он закрыл свои веки, чувствуя на ресницах иней, с мыслью о том, что лучше больше не просыпаться. Но его разбудили. Его разбудил Господин. Аккуратно поглаживая Оскурума по спине, он говорил, шептал ему на ухо, что Господина лучше не злить. Никогда не злить. Потому что наказание всегда будет противным, как горький сироп от кашля. А потом, когда разговор был закончен, Господин...       Два.       Обскурум сжимается, обхватывает свои худощавые колени, прижимая их к груди, ощущая как на глаза наворачиваются слабые капельки слез.       Если бы Дорана была рядом в этот момент, то уберегла бы его от Господина? Вправила бы ему челюсть, перевязала бы глубокие раны? Быть может, она бы даже отправила его в лазарет. После этого случая, Обскурум стал задумываться о ней все чаще. Держа волшебную палочку в руках, смотря на спящего Господина, у него нередко начинала возникать мысль. Страшная, просто противная мысль. Что будет, если он убьет Господина, как сделала бы это Дорана, будь она на его месте? Нет, что будет, когда он засунет волшебную палочку этому ублюдку глубоко в его мерзкий гниющий...       Три.       Клыками закусывает губу все сильнее, пока не чувствует металлический привкус крови. Закрывает глаза, зная, что будет дальше       - Ваше Темнейшество, не стоит. Не надо. Прекратите, пожалуйста. Я исправлюсь, я правда исправлюсь, дайте лишь шанс!       После этого он стал делать свою работу лучше. Качественнее. Если он убьет этого Люмена, то быть может, в этот раз Господин не станет делать с ним плохих вещей? Может, сегодня все произойдет по-другому. Быть может, если сегодня он сможет отправить Господину больше сотни Звездоедов, то Господин перестанет делать это со ним? Может, он ослабит хватку?       Каждый день, направляя палочку на защищавших ядро, Обскурум уже не думал об их семьях, чувствах и последствиях. Он стал думать лишь о себе. Стреляя в Люмена, он вновь и вновь вытаскивал лотерейный билетик, где шанс выиграть один на миллион, но, может, сегодня он сможет вытащить нужный?       А потом появились Винкс.       И все пошло по новой.       Четыре.       Тело пронзает адская боль, сознание отключается.       Тогда на теле появились первые порезы. А на шее маленькие фиолетовые следы от цепких пальцев Господина. Но это были его порезы. Свои, настоящие. Доказательство, что он тоже существует. Не только Господин может причинять ему боль. Тогда он начал подолгу принимать ванны, когда Господин засыпал. Чувствовал, как при соприкосновении с водой, все тело отдавалось неприятным жжением. Тогда он хотел просто нырнуть поглубже в воду и больше никогда не всплывать на поверхность. Но все было не то. Все было не так. Ведь если Господин узнает, что он пытается сделать, то...       Боль, которая копилась в душе начала выплескиваться наружу. Только тогда, утопая в воде, Обскурум наконец осознал, что он в клетке, из которой невозможно выбраться. И что Дорана никогда не вправит ему челюсть.       Пять.       Он обнаруживает себя на холодном каменном полу абсолютно раздетым, чувствуя как унижение и стыд захлестывают его все больше. К горлу подкатывает отвратительный тошнотный комок. Тело содрогается под веянием рвотных позывов, и хотя мальчик силой удерживает рот ладонью, от легких судорог появляется вечно преследующая его боль.       Нельзя. Нельзя пачкать пол Господина.       Иначе я тебя накажу. - Раздается голос совсем близко с ним, отчего Обскурум вздрагивает, сжимаясь всем телом. Нет. Показалось. Легкие галлюцинации, не более.       Иначе он накажет.       Своими липкими поцелуями.       Своей железной хваткой.       Своей грязной пошлой речью.       Своими цепкими пальцами.       Своим звериным сбивчивым дыханием.       Когда он припрет его к стене, хватая за шкирку, когда он порвет его крылья, надламывая каждую кость, когда он швырнет его об пол.       Когда изо рта и носа потечет густая струйка крови, когда пальцы будут разбиты, ничего не остается, как выплеснуть эту боль наружу, царапая свои ноги, бить головою о каменную стенку ванной, погружаясь все глубже в воду.       Ничего не остается, как взять всю оставшуюся волю в кулак и поплестись в ванную, смотреть на мутную воду, а затем мягко опуститься на дно, задерживая дыхание. Воздуха остается в легких все меньше, и вроде пора уже выплывать наружу. Но он лежит, лежит до тех пор, пока в голову не прокрадывается маленькая, злая, язвительная мысль, единственная, что удерживает его от смерти.       Господин душит так же.       Обычно, он вскакивал, набирая в легкие побольше воздуха, в адской панике озираясь вокруг. Сердце его начинало стучать в бешеном темпе, а все раны жгло страшным огнем. Огнем Господина.       Но не сегодня. Сегодня он поползет в ванную комнату, не ощущая потребности в спасении. Стыд и покорность постепенно будут отпускать его, становясь слабее с каждым шагом Люмена. Сегодня, набирая ванну, он будет лишь ждать, пока та наполнится до самых краев. Сегодня, опустившись на самое дно, и чувствуя нехватку воздуха, он примет мысль, яростную чертовку, как должное, как обыкновенный житейский факт.       Каждый день схож с другим до малейшей безобразной черты, до каждого отзвука, до каждого действия. Каждый день он просыпается от невыносимой боли в почках, от саднящих ссадин, от нехватки воздуха в легких. Каждый день он прикасается к темно-фиолетовым пятнам на своей шее, ожидая итоговой расправы. Чувствует, как нещадно хватает за его тоненькое горло отвратительная жизнь. И его Господин, пора бы это уже признать, Его Господин душит так же.       Имя этого ублюдка - Валтор.       Сегодня ему больше не потребуется воздух.       Потому что лучше убить себя, чем позволять убивать другому.       Потому что мысль стоит принять как должное, опустив все эмоции, и подумав разумно.       Потому что Валтор душит так же.