И в кровавом мраке есть свет

За окном впервые за долгое время разыгралась непогода. Чёрное небо наседает на крыши домов, и кажется, что те вот-вот обрушатся под его напором. От гула грома, обрушивающегося резко и неожиданно, тело каждый раз дёргается, а дыхание на миг замирает. Машины вопят сигнализацией, и Юнги кажется, он видит вспыхнувшие окна домов за плотной стеной дождя. Возможно, где-то маленькие дети плачут от страха и просятся в постель к родителям. Возможно, те придумывают сказки и небылицы, чтобы успокоить их. Чтобы уверить, что резкие косые всполохи молнии, появляющиеся всегда неожиданно и кривыми линиями расчерчивающие мутное полотно, не причинят им вреда. Юнги такие сказки уже не спасут. Он не маленький ребёнок. Да и тогда некому было успокаивать его, плачущего и сворачивающегося в клубок от боли. Может, поэтому каждая жуткая жёлто-серебряная вспышка вызывает мурашки, заледенение пальцев и желание забиться в угол. Молнии похожи на разряды тока в лаборатории за секунду до того, как тело наполняла агония. - Юнги... Его имя, стекающее с чужих губ, звучит так мягко и тепло. С заботой. Это так необычно и так завораживающе. Никто никогда не произносил его имя так. Возможно, потому что никто из тех учёных в лаборатории не относился к нему хоть с толикой осознания, что он не просто подопытный материал. Что он живое существо со своими чувствами, и разряды тока приносят ему дикую боль. «Я такой же!» - хотелось кричать Юнги, когда его привязывали к очередному операционному столу, вокруг которого высились жуткие машины и приспособления. - «Я такой же, как и вы. Отпустите!». Проблема была в том, что не такой же. Они - люди, а он - вампир. Пусть не рождённый таким, но обращённый, и его жизнь явственно отличалась от людской. Таких, как он, называют дикими животными и кровососами. Но кто на самом деле дикое животное: он - маленький мальчик, вынужденный питаться кровью, или те люди в лаборатории, режущие его на лоскуты, терзаемые больным желанием понять, как устроен его желудок? Сколько он провёл там, подвергающийся бесконечным пыткам? Около десяти лет? А сколько ему было, когда в его клетку запихнули израненного Чонгука, смотрящего диким волчонком? Все воспоминания о тех днях будто подёрнуты пеленой тумана, и вспомнить никак не получается. Да и надо ли? - Ты дрожишь. Тебе холодно? Негромкий звук шагов, и на плечи опускается толстовка. Она слишком большая для Юнги, но он укутывается в неё по самые глаза, жалея, что не может свернуться на полу клубком и накрыться ею с головой. Будто это спрячет его от бушующей непогоды. Будто голова перестанет болеть от раскатов грома. Будто тяжёлые воспоминания разом оставят его в покое, покинув память навсегда. - Я могу сделать какао. Хочешь? Юнги оборачивается. Не может не обернуться. А Намджун смотрит. Он такой мягкий. Такой светлый. Такой тёплый. Он такой родной и в то же время абсолютно чужой. Его запах окутывает со всех сторон, и Юнги жадно вдыхает, не беспокоясь о том, что Намджун всё это прекрасно замечает. Потому что тот понимает. Рождённый изначально вампиром, в своё время он представлял ещё большую ценность для лаборатории, чем Юнги, будучи полукровкой. Он и Сокджин, рождённый таким же. Но они сумели сбежать. Сумели подняться на ноги, хотя были такими же детьми в своё время, и сумели организовать целую структуру по защите людей от вампиров и вампиров от людей. Сумели добиться уничтожения всех подпольных лабораторий. Почти всех. Намджун был тем, кто спас Юнги, а заодно с ним и Чонгука, и Мин не может не чувствовать благодарности. Благодарности и непонятно когда и как возникшей привязанности к этому вампиру. - Обними меня, - просит хрипло, протягивая вперёд тонкие руки, тонущие в рукавах чужой толстовки. И Намджун обнимает. Он выше Юнги на голову, и его плечи такие широкие. Как будто неподвижная непобедимая неприступная скала, и Мин льнёт к его грудной клетке, вжимаясь в неё и впервые за последние часы чувствуя себя в полной безопасности. Намджун рядом. Намджун не оставит. Намджун держит его так, будто Мин хрупкая статуэтка из фарфора, но в то же время достаточно крепко для того, чтобы понять - не отпустит. И никому не позволит забрать. - Чонгук опять тайком воровал молоко из холодильника, - улыбается Намджун. Юнги не видит эту улыбку, но чувствует её. Как будто тепло оседает на макушке, в которую Ким уткнулся подбородком и губами, и растекается по всему телу. Мин радуется, что Намджуна не злят звериные повадки Чонгука и тот факт, что младший даже спустя третий месяц свободы никак не может привыкнуть к тому, что безопасно, спокойно и без боли. Что можно покидать комнату и есть столько, сколько хочется. Что протянутая к голове рука означает не попытку дёрнуть за волосы, открывая беззащитное горло, а лишь желание потрепать по ним, приласкать. - Он привыкнет, - шепчет Юнги. - Не сразу, но привыкнет. Чонгуку сложнее, чем им всем. Конечно, ведь его семью перебили у него на глазах, а его, как самого маленького и «свеженького», притащили в лабораторию. Юнги не знает, сколько мучили мальчишку, совсем ещё крошечного ребёнка, до того момента, как они стали существовать в одной клетке. Зато помнит, как рычал на него Чонгук. Как скалил крошечные сточенные больными ублюдками в белых халатах клычки и как первое время даже кидался, пытаясь расцарапать когтями, раз лишили клыков. К тому моменту Юнги уже потерял веру в собственное избавление и спасение. Поэтому, чтобы не сойти с ума, он вцепился в единственное, что подвернулось под руку. В Чонгука. В этого дикого волчонка, который в своей жизни только и знал боль, боль, боль, постоянную боль. Юнги приучал его к себе. Юнги заботился о нём, как мог. И во время очередных извращений лабораторных ублюдков, когда Чонгуку совсем, совсем не давали крови, он сам был кормушкой для едва способного дышать вампирёныша. - Ох, - обрушивается понимание, и Юнги поднимает взгляд на Намджуна. - Кровь. Мне нужно покормить его. На лице Намджуна бегущая надпись «мне это не нравится», но он отпускает. Юнги может его понять. Их отношения... Они сложные и одновременно кристально ясные. Все видят, как Намджун смотрит на Юнги, и все понимают, что Мин отвечает ему взаимностью. Но кровь вампира - сама его жизнь, и Намджун по-глупому ревнует из-за того, что Юнги позволяет Чонгуку пить свою. А, возможно, он просто волнуется. Только никак не может понять, что зря, хотя Мин много раз объяснял ему, что всё вполне безопасно. - Всё будет хорошо, - заверяет он в очередной раз и бесшумно выскальзывает сначала из тёплых и родных объятий, а после из кухни. Чонгуковы апартаменты находятся в самом дальнем углу многокомнатной квартиры, которая принадлежит Намджуну с Сокджином и которая укрывает в себе несколько самых дорогих и любимых близких вампиров, прибившихся к их «стае» каждый в своё время. Пробравшись к комнате, Юнги коротко стучит и заходит внутрь, тут же плотно закрывая за собой дверь и защёлкивая замок, чтобы им не помешали. В прошлый раз заглянувший Чимин, увидевший кормление, поднял панику из-за незнания и непонимания ситуации, что принесло слишком много головной боли. - Хён? Чонгук, забившийся в угол своей разворошенной постели, выглядит совсем маленьким и хрупким. Вокруг разбросаны пустые пачки от молока, и это вызывает улыбку. Которая гаснет, стоит увидеть состояние младшего. Бледный, и круги под глазами. Кутается в пуховое одеяло, будто ему очень холодно, хотя в комнате тепло, и дрожит так, что кровать едва не трясётся. - Прости, - просит Юнги искренне и забирается к нему, раскрывая руки для объятий. - Прости, я совсем забыл, Чонгукки. Тебе следовало напомнить мне. Знаешь же, иногда я бываю рассеянным. Чонгук ничего не отвечает, лишь юркает в его объятия и сворачивается клубком, как было всегда. И до спасения, и после. Чонгук всегда любил находиться в его объятиях. Он говорил, что так ему кажется, будто никакой боли нет и злых и жестоких людей в белых халатах тоже нет. И холода нет, одиночества нет, страха нет. Всё это прогоняли объятия Юнги, смешавшего на себе их запахи, и Чонгук тянулся к нему. Тянулся к единственному живому существу, что заботилось о нём, защищало по мере сил, выхаживало и... Кормило. Да, Юнги кормил Чонгука. Не представляя, какие могут быть последствия, прижимая полуживое тело к себе и самолично раздирая шею когтями, чтобы Чонгук с его сточенными клыками мог хотя бы лакать, он лишь надеялся, что младший выживет. Что вампирская кровь не отравит другого вампира и не сделает хуже. Юнги надеялся, что не убивает Чонгука собственными руками, когда пытался хоть как-то напитать его организм. И, как оказалось, это сработало. Вот только Чонгук привык. Без человеческой крови он привык питаться кровью другого вампира, кровью Юнги, и после того, как Намджун вместе с отрядом вампиров ворвался в лабораторию, перебил там всех и забрал их двоих, полуживых и не осознающих даже, что происходит, это стало проблемой. Чонгук не сразу смог адаптироваться. Он не сразу смог привыкнуть, как много вампиров вокруг и как много еды. Пакетами с донорской кровью холодильник был забит до отказа, но Чонгук не мог её пить. Ему было плохо от неё. Его тошнило и знобило. И Юнги кормил его. Кормил, постепенно увеличивая интервал и заставляя после или до приёма его крови пить обычную, человеческую. Медленно, очень медленно Чонгук избавлялся от своей зависимости и переходил на обычный режим. И даже спустя три месяца он не избавился от неё до конца. - Пей, Чонгукки, - ласково просит Юнги и зарывается пальцами в растрёпанные чёрные вихры, мягко прижимая лицо младшего к своей шее. - Пей, тебе это необходимо. Чонгук не сразу, но слушается. Пододвигается ближе и привычно обнимает за шею, сначала утыкаясь в неё и громко сопя. Так он просит прощение, и Юнги знает это, слабо улыбаясь и поглаживая его по подрагивающей спине. А потом наконец-то отросшие аккуратные клыки, заменившие сточенные кривые осколки, аккуратно, но резко впиваются в его шею. Это неприятно. Это очень неприятно. Хочется оттолкнуть или боднуть головой, но Юнги привык к этому ощущению. Да что там. Раньше приходилось драть себе горло, и Чонгук всегда был такой голодный и жадный, очень жадный. Сейчас он настороже и глотает кровь медленно и осторожно, ласково скользит языком по ранкам от клыков, стараясь убрать боль, и больше не походит на одичалого волка, желающего разодрать до конца то, что и так представляет собой кровавое месиво. - Намджун сказал, ты снова таскал ночью молоко, - негромко говорит Юнги и едва сдерживает смех, когда Чонгук не то урчит, не то рычит, продолжая пить кровь. - Он не следит за тобой, Чонгук-а. Он заботится. Тебе не нужно голодать днём, пока все дома, чтобы ночью тайком брать еду. Сокджин волнуется тоже. Он сказал, что вытащит тебя из комнаты, привяжет к стулу и будет кормить насильно, если ты будешь продолжать в том же духе. Знаешь, с рук и с сюсюканьем, которое ты терпеть не можешь. Чонгук наконец-то отрывается от его шеи, тщательно зализав ранки, и вытирает губы тыльной стороной ладони. Слабо улыбается, а после кривится и снова льнёт, притихая в родных тёплых объятиях. - Сокджин-хён жуткий. Он как опекающая мамочка. И его сюсюканье действительно ужасно. Юнги посмеивается и вновь поглаживает младшего по затылку и шее, стараясь игнорировать наваливающуюся после кормёжки усталость. Поведение Сокджина... Нет, поведение всех остальных вампиров, живущих в этом доме, действительно порой удивляет и даже немного пугает. До сих пор. Пугает своей искренностью, теплом, открытостью и желанием позаботиться. Яркий и улыбчивый Хосок, от которого Юнги поначалу шугался, потому что слишком громкий. Немного застенчивый в начале, а после жутко прилипчивый Чимин, реагирующий на малейший неправильный вздох пристальным взглядом, в котором так и читается «если с тобой что-то не так, скажи мне, я укутаю тебя в одеяло, принесу чай, таблетки, кровь, я станцую для тебя в костюме феи, чтобы осчастливить». Про Сокджина и говорить нечего. Видимо, у него у самого после детства в лаборатории осталось много тараканов в голове, и главный из них - голод. Серьёзно, когда Юнги и Чонгук попали в этот рай для вампиров, они только и делали, что ели. Сокджин накачивал Юнги буквально литрами крови, чтобы тот перестал напоминать труп, а Чонгука, который воспринимал только кровь Юнги, пытался откормить обычной пищей, пичкая его овощами, мясом и рисом. Стоит заметить, сработало, и Чонгук вскоре тоже перестал напоминать скелет. А ещё есть Намджун и Тэхён. И если про первого и говорить ничего не нужно, то Тэхён... - Ты засыпаешь, - шепчет Юнги и целует Чонгука в лоб, осторожно опрокидывая его на постель. - Ты не останешься со мной? - бормочет Чонгук, отчаянно цепляясь за его руки, и Мин качает головой. - Если так, то один сидящий прямо сейчас под твоей дверью вампир выбьет её, чтобы убедиться, что с тобой всё в порядке, и ты не умираешь сию минуту у меня на руках от голода или ещё чего-нибудь. Чонгук заливается краской, и это совершенно очаровательно. После кормления он преобразился на раз, и теперь его глаза сверкают лёгким озорством, сытостью и спокойствием, а ладони такие тёплые, что об них можно обжечься. Он не напоминает трясущийся ледяной скелет, и это хорошо. Это очень хорошо. Ком внутри Юнги немного разжимается, и он делает себе мысленную пометку поставить таймер в календаре телефона, чтобы больше не допускать таких задержек. Чонгук ещё не скоро перейдёт на нормальное питание, состоящее целиком из человеческой крови, и Юнги не позволит ему страдать из-за голода, который не может утолить человеческая еда. - Это просто так странно, хён, - помедлив, признаётся Чонгук. - Он такой... Такой понимающий. И он ласковый и заботливый. И тихий. Он просто смотрит иногда на меня, но в его взгляде так много эмоций, и я не понимаю, чем заслужил это. Когда он прикасается ко мне, когда обнимает, я порой ощущаю боль. Боль от осознания, что прикосновения могут быть такими: осторожными, ласковыми, тёплыми. Чем я заслужил его? Почему он пытается стать ближе ко мне? - Тебе нравится это? - задаёт главный вопрос Юнги, и Чонгук, помедлив, кивает, пряча взгляд. - Это самое важное. Если тебя не пугает его желание стать ближе, то всё хорошо. Я всегда буду рядом, Чонгукки, и я буду защищать тебя, моего дикого волчонка, до последнего вздоха, но... Но тебе нужно социализироваться, малыш. Тебе нужно учиться не бояться жить. Не бояться прикосновений, взглядов и разговоров. - И ты... Ты, правда, будешь рядом? Даже если... Даже если Намджун-хён выгонит меня? Ты уйдёшь со мной? - Конечно. Юнги говорит это без запинок, сомнений и пауз. Потому что так и есть. Намджун ему дорог, и Юнги, возможно, где-то в глубине души очень сильно влюблён в него, но Чонгук всегда будет на первом месте. Несчастный истерзанный забитый малыш, которого подкинули в его клетку, поселился в сердце намного раньше спасшего их всех истинного вампира, и Мин ничего не может поделать с этим. Даже если бы и мог, то не стал бы. И поэтому его несказанно радует тот факт, что Намджун никогда не выгонит Чонгука. Пусть он и смотрит иногда пристально и тяжело на младшего, это не из-за неприятия или раздражения. Намджун волнуется, очень волнуется о состоянии Чонгука. Просто он немного неловкий в проявлении эмоций, и к этому нужно привыкнуть. - Я люблю тебя, хён, - едва слышно шепчет Чонгук и крепко сжимает его ладонь, на мгновение переплетая их пальцы в крепкий замок. - А ещё ты любишь того, кто околачивается сейчас за твоей дверью, да? - подмигивает Юнги, и Чонгук снова вспыхивает щеками. - Он пахнет мёдом и солнцем, - улыбается младший. - И спелыми яблоками. И корицей. Одуванчиками и карамелью. Теплом. - Тогда мне пора возвращаться к себе. Твой сон в компании кого-то столь ароматного точно будет сладок. - Хён! Чонгук хнычет из-за подколки и пихается коленями. Он так сильно смущён всем этим. Поднявшись с постели под собственное беззлобное посмеивание, Юнги подходит к двери и отпирает замок. Тут же дверь распахивается, и в комнату залетает Тэхён. Пристальным диковатым взглядом он окидывает Юнги, задерживаясь на его шее с отметками от клыков, а после пробирается к постели Чонгука и сгребает его в крепкие объятия, утыкаясь носом в макушку. - Всё хорошо? Ты чувствуешь себя в норме? Ты больше не голоден? Мне принести ещё молока? - Т-Тэ-хён... - лепечет зажатый в его руках покрасневший до ушей Чонгук и смущённо жмурится, когда Тэхён приподнимает его лицо за подбородок и прижимается губами к переносице, шепча глупые нежности. На этой ноте Юнги удаляется. Он знает, что Чонгук в надёжных руках, и Тэхён о нём позаботится. Мин не очень понимает, почему Тэ привязался к Чонгуку буквально с первого взгляда первой встречи, но пусть так. Вампир всё это время пытался заботиться о скалящем почти целиком сточенные клыки Чонгуке, вился вокруг него с неловкими попытками начать разговор или пригласить вместе поесть, прогуляться, посмотреть фильм или сыграть в приставку. Он был искренним в своих порывах, и вскоре Чонгук сдался. Сначала они начали коротко разговаривать через запертую дверь комнаты младшего. После - лицом к лицу. Спустя какое-то время Юнги увидел их сидящими вплотную на диване в гостиной, смотрящими телевизор. Тэхён был тем, кто поведал Чонгуку о новом полном свободы мире, о фильмах и книгах, учил играть в игры и рассказал обо всех вкусах мороженого, каждый из которых после притащил в дом, чтобы дать попробовать младшему. Тэхён был тем, кто заявил о пользе молока и кальция в нём. Возможно, именно поэтому Чонгук начал глушить его едва ли не литрами. Возможно, Тэхён был прав, и поэтому клыки Чонгука так быстро пришли в норму, и его кости перестали напоминать тонкие сухие веточки. «Хорошо, когда есть кто-то, кому ты очень дорог. Кто-то, кто готов заботиться о тебе просто так», - мелькает в голове, пока вампир бредёт из тёмного коридора по направлению к мягкому жёлтому свету. - Какао? - спрашивает Намджун, сидящий за столом кухни с двумя огромными кружками, полными горячей ароматной жидкости. Не ушёл. Дожидался возвращения. Окидывает взволнованным взглядом, подмечает бледность, но ничего не говорит. Понятие и принятие. Затапливающее тепло. - Какао, - выдыхает Юнги, поправляя чужую толстовку, продолжающую согревать плечи. И улыбается.

|End|