Brontophobia

Рохан устало трёт переносицу, потягивается, разминая затёкшую спину. Опять засиделся за работой, не заметил, как начало темнеть. Жмурит пересохшие глаза, левой рукой оттирает следы грифеля с мизинца правой. Пожалуй, на сегодня всё. За окном тучи набегают одна на другую, сбиваются в единую массу. Почерневшее небо нависает низко-низко, словно сейчас начнёт давить на самую макушку. На город обрушивается обещанный с утра ливень. Рохан спускается вниз, на кухню, щёлкает кнопкой электрического чайника. Отрешённо глядит, как в стеклянной колбе бегут снизу вверх пузырьки, сначала маленькие, а потом всё крупнее и крупнее. Вода громко клокочет, чайник отключается и дом снова погружается в тишину, нарушаемую лишь шумом дождя. За окном режет небо пополам слепяще яркая молния. Раскат грома встряхивает город. Так громко, что Рохан даже чуть вздрагивает. Тянется к банке с чаем, но замирает, когда раздаётся звонок в дверь, нервный и жалобный. На пороге — этот противный Хигашиката Джоске, мокрый до нитки, дрожит и смотрит глазами побитой собаки. — Чего тебе? — угрюмо спрашивает Рохан. — Рохан, в-впусти, — одними губами лепечет тот. За шумом дождя почти не слышно. Молния вырывает из сумерек его побелевшее лицо. С новым раскатом грома Джоске бросается к Рохану, сгребает его, прячет голову на груди. — Да что творишь, придурок?! — бесится Рохан. — Из-за тебя тоже вымокну! Но Джоске, ссутулившись, держит мёртвой хваткой, только сильнее сжимая руки. Рохан чувствует себя донельзя глупо — этот переросток бесцеремонно мнёт его как плюшевую игрушку. Джоске хватает ртом воздух так, словно тонет. — Страшно!.. — вдруг всхлипывает он. — Чего?.. — замирает Рохан. — На улице что-то? Но дурацкий Джоске молчит. Только дрожит, задыхается и жмётся. Кое-как перетянув его через порог и захлопнув дверь, Рохан касается стендом напряжённого до каменной твёрдости плеча. — Да ладно? — недоверчиво хмыкает он. — Грозы боишься? Грома? Смотрел бы прогноз погоды, что ли, раз такой трус, думает Рохан. Небось опять ошивался по округе с Окуясу и Коичи. И как эти трое вообще сдружились? — Что, побросали тебя твои друзья, раз ты ко мне прибежал? — злорадствует Рохан. Джоске лишь подскакивает от оглушительного грохота за окном. — Да отцепись уже, рёбра мне поломаешь, — Рохан с трудом выворачивается из его рук. Может, просто вписать в него, что он больше не боится, думает Кишибе. Да ну, слишком просто. Мелкий ублюдок набил ему морду в его же доме, а потом ещё и пытался кинуть на деньги. Он, конечно, спас Рохана в тоннеле, так что тот не выгонит его на улицу. Но если хочет избавиться от страха — пусть сам попросит. А Джоске молчит, опустив голову, мнёт рукав Рохана, шарит взглядом по сторонам. В глаза не смотрит. И Рохан чуть смягчается. Успокаивающе треплет его по плечу и неуклюже приобнимает. Как вообще люди это делают? — Какой ты всё-таки ещё ребёнок, — ворчит он. — Такой большой, а грозы боишься. Они так и ходят по дому за руку. За ладонь Рохана цепляются ледяные дрожащие пальцы. Когда сверкают молнии, Джоске набирает полную грудь воздуха и выдыхает только после того, как стихает гром. Рохан вытаскивает из шкафа широкие пижамные брюки — больше этот здоровяк ни во что из его одежды не влезет. Джоске не справляется с пуговицами гакурана и Рохану приходится ему помогать. — Дальше сам, — фыркает он и отворачивается. Спустя почти минуту, наконец, оглядывается — Джоске сидит на углу кровати в его пижаме и косится, словно ожидая команды. Трусливый мальчишка. Рохан жестом велит ему лечь, укутывает одеялом. Холодный и бледный как мертвец. Только мертвецы так покрасневшими глазищами не хлопают. — Может, тебе чаю принести? — спрашивает Рохан. Всё равно ведь себе сделать собирался. Джоске смотрит на него, кусая губы. Коротко кивает. — Сейчас вернусь, — на всякий случай предупреждает Рохан. Внизу, на кухне, он едва не обливается кипятком, когда за окном снова грохочет. Этого идиота хоть инфаркт не хватит? Рохан возвращается наверх и ставит две кружки на пол у кровати. Джоске лежит в позе эмбриона, натянув одеяло на голову, и снова дрожит. Когда Рохан опускается рядом и кладёт поверх руку, дрожь стихает. — Мне что, так и сидеть теперь? — интересуется он в пустоту. Сидеть вполоборота неудобно, и через пару минут Рохан вытягивается рядом. Это его кровать, в конце концов. Джоске едва заметно придвигается ближе и льнёт к его плечу. Дурак, и причёска у него дурацкая. Рохан откидывает одеяло и окончательно растрёпывает и так пострадавший от ливня помпадур. — Вот уж правда, воронье гнездо, — злорадно тянет он, готовый уворачиваться от ударов. Но Джоске не реагирует. Да какого чёрта с ним творится? Взлохмаченная голова зарывается Рохану под подбородок. Джоске дышит чуть спокойнее. Вот ведь, цокает языком Рохан, приглаживая пряди, которые лезут ему в рот. Горячее влажное дыхание обдаёт шею, и сердце бьётся чаще. Рохан вспоминает, как и сам когда-то боялся грозы. Не в шестнадцать лет, конечно. И не до панических атак. Но, оставаясь в детстве один в пустом доме, снаружи которого бушевала стихия, он многое был готов отдать, чтобы кто-то успокоил его и ласково погладил по спинке. И гладит Джоске. Так ласково, как только может. Не то чтобы он это заслужил, конечно — этакий детина, а трясётся как ребёнок. Джоске немного расслабляется, вытягивается под одеялом. Ощупью находит свободную руку Рохана и снова хватается за неё. И, кажется, шмыгает носом. — Ты там плачешь, что ли? — Рохан удивлённо запрокидывает Джоске голову. И правда, по лицу тянутся влажные дорожки. Сжимает искусанные до красноты губы, а широко распахнутые васильковые глазищи глядят с мольбой. И как такому гадкому мальчишке досталась такая милая мордашка? Вспышка молнии озаряет комнату. Джоске испуганно зажмуривается и вздрагивает, когда за ней следует раскат грома. Взмокший лоб прижимается к щеке Рохана. — Ну, тише-тише, — неловко произносит он, поглаживая Джоске по волосам. Рохан сам не понимает, кто из них поворачивает голову так, что его губы касаются лба Джоске. Это выходит само собой. Во рту расходится соль. Внутри что-то ломается, сыплется. Он ещё раз прижимается губами к коже, теперь уже сознательно. Джоске на мгновение перестаёт дышать, а потом судорожно тянет воздух и стискивает руку Рохана. Глупый Джоске. И Рохан тоже глупый. Он не может остановиться. Снова и снова целует лоб, мокрые зажмуренные глаза, горячие щёки, кончик носа. Трогает губы пальцами — мягкие. Рохан почти не удивляется, когда Джоске едва ощутимо целует подушечки его пальцев. И тут же закусывает губу. Чего ты боишься, Джоске? Грозы или меня? — Открой глаза, — шепчет Рохан. — Взгляни на меня. Джоске не слушает. Вслепую тычется в лицо Рохана влажными губами, как щенок носом. Рохан обхватывает его голову и припадает ко рту. Первые поцелуи всегда нелепые. Особенно когда оба толком не знают, что делать. Сколько бы Рохан не рисовал их, в реальности всё оказывается совсем иначе. Он злится, чувствует, что должен контролировать ситуацию. Он старше и должен быть опытнее. Кто же виноват, что с юности его мало что интересовало кроме рисования, и почти все подростковые переживания прошли мимо него? Они случайно бьются зубами, кусают друг друга, но быстро приноравливаются. Джоске первым пускает в ход язык, неумело и пылко. Рохан обхватывает его плечи и Джоске тут же закидывает на него ногу, путаясь в одеяле. Секунда — и Рохан отбрасывает его, прижимаясь ещё теснее. Ладонь соскальзывает на грудь и движется ниже. Пальцы натыкаются на шрам под ребром. Только сейчас, чувствуя под руками живое тепло, Рохан вдруг понимает, что Джоске мог погибнуть тогда, в схватке с Кирой, и в груди что-то проседает. Сколько он тогда провалялся в больнице? Рохан даже подумывал, что надо его навестить. Но так и не придумал, как оправдать свой визит. В первую очередь перед самим собой. Не боится боли. Не боится крови. Не боится вступать в поединок с опасным маньяком. Смерти, видимо, тоже не боится. Только и делает, что лезет на рожон. Да что этот мальчишка о себе возомнил, бесит. Таскаться ещё к нему. А ведь и тогда, в тоннеле, окажись Юя проворнее — и они бы оба сейчас лежали не в постели, а в могиле. Если бы осталось, что в неё положить. Какого чёрта, Джоске? Безрассудный придурок. Каждый раз подставляешься из-за посторонних. А придурок лишь часто дышит да тянется к осторожным пальцам. Рохан не может перестать гладить отметину. Хочет прильнуть к ней губами, но лежать вот так в обнимку — слишком приятно. Он не решается разорвать объятия. Лишь заводит руку за спину Джоске и гладит его по лопаткам, вдоль позвоночника, чувствует, как напрягаются крепкие мышцы. Притягивает к себе за поясницу. Когда бедро Рохана упирается в пах Джоске, тот чуть слышно стонет. Твёрдый. Да Рохану и самому уже тесно в брюках. Не слишком ли много для одного вечера, думает он. Джоске, кажется, не думает ни о чём. Лишь трётся о ногу Рохана и жалобно поскуливает. Пути назад уже нет. Что ж, по крайней мере, он теперь не обращает внимания на гром. Рохан просовывает руку между их телами, стискивает Джоске сквозь ткань. Чёрт, да почему он везде такой большой? Джоске борется с молнией на брюках Рохана. Наконец, кое-как справляется с ней, тянет брюки вниз, а заодно и свои. Из тонкого свитера Рохан выпутывается самостоятельно. Касаться голого тела страшно. Непонятно, что с ним делать и как. Непонятно, приятно ли Джоске. Тот лишь напряжённо дышит распахнутым ртом, пока Рохан прилежно вылизывает его уши и шею, медленно двигая рукой внизу. Он несмело кладёт ладонь на живот Рохана, скользит ниже и сжимает его член. Слишком слабо, но Рохан всё равно чувствует, как у него слабеют ноги. Хорошо, что он лежит. Плохо, что он лежит в одной постели с бесячим Хигашикатой Джоске и они трогают друг друга. Или не очень плохо. Пальцы Джоске, всё увереннее сжимающиеся на члене Рохана, не способствуют размышлениям. Лежать на боку неудобно. Рохан седлает бёдра Джоске и тянет его на себя, вынуждая сесть. Тот расставляет колени и Рохан устраивается между ними, обхватывая Джоске ногами. Усаживает его поудобнее — податливый как пластилин, лепи что хочешь. Лишь опускает голову и трётся носом о шею Рохана. Тот так и замирает на долгие секунды, отдаваясь незатейливой ласке. Потом Кишибе всё же опускает вниз ладонь и сжимает ею сразу оба члена. Пара капель смазки стекают по пальцам. Джоске обнимает его за шею и раз за разом тянется за новыми поцелуями. Пытается толкаться навстречу, но лишь сбивает с ритма. — Не двигайся, — приказывает ему Рохан и замолкает от того, как непривычно хрипло звучит его голос. — Я сам всё сделаю. И Джоске покорно замирает. Лишь ерошит волосы Рохана да чуть слышно стонет ему на ухо, целует шею, заставляя ускориться. Внизу живота сладко тянет. — Эй, Джоске, — зовёт его Рохан. — Открой глаза. Посмотри, уже ведь не страшно. Он слушается. Рохан видит, как вздрагивают ресницы, размыкаются веки. Джоске глядит на него так, будто видит впервые. Когда он опускает взгляд ниже, его рот приоткрывается, а брови ползут вверх. Всполох молнии вспарывает темноту комнаты. Ногти царапают загривок. Джоске коротко вскрикивает, вскидывается, падает на локти. Рохан не в силах отвести взгляда от выгнувшегося тела, от запрокинутой головы, часто вздымающейся груди. Он жадно смотрит, как Джоске прошивает оргазм, яркий как атомный взрыв. Несдержанные стоны тонут в раскатах грома. — Скорострел, — дразнит его Рохан. Но и сам через пару движений кончает, заливая живот Джоске. Сил хватает лишь на то, чтобы не рухнуть сверху, а всё же лечь рядом. Джоске, всё ещё не в силах отдышаться, смущённо закрывает глаза тыльной стороной ладони. Рохан кое-как вытирает его дальним углом одеяла. Дойти до душа сейчас кажется невозможным. — Рохан... — пытается что-то сказать Джоске. — Заткнись, — обрывает его Рохан. — Не хочу ничего обсуждать. Спи. Словно в подтверждение своих слов, он устраивается на широкой груди Джоске, слушает, как постепенно успокаивается его сердце. Уже проваливаясь в сон, он чувствует лёгкий поцелуй в макушку. *** Утром Рохан просыпается один. За окном снова такая серость, что он не сразу понимает, какое сейчас время суток. Сначала ему даже кажется, что вчерашний вечер был сном, но раскиданная одежда и две кружки с невыпитым чаем на полу говорят об обратном. Он натягивает пижаму, спускается вниз и видит, как Джоске, толком не причёсанный и в мятой форме, крадётся к двери. — Эй, — окликает его Рохан и тот вздрагивает. — Доброе утро. Кофе будешь? — Рохан! — Джоске оборачивается с неестественно широкой улыбкой на лице. Неестественно громко смеётся, неестественно размашисто приветствует его рукой. — Да я пойду, мама наверняка переволновалась. Он будто съёживается, пересекаясь глазами с серьёзным взглядом Рохана. — Я могу тебя подвезти, — Рохан бросает эту реплику как мячик — поймает или отобьёт? Джоске молчит. Мячик повисает в воздухе. Тишину рассеивает дробь дождевых капель по подоконнику. Джоске ёжится, оглядываясь на окно, и быстро отворачивается, когда вспыхивает молния. Гром раздаётся вдалеке, тихий, больше похожий на шелест. — Рохан, я... — Джоске несмело делает маленький шажок вперёд и вопросительно смотрит на Рохана. Поймал. Кишибе разводит руки в стороны, позволяет Джоске крепко прижаться к своей груди непросохшим гакураном и обхватывает его плечи. Рот растягивается в улыбку, такую же широкую, как бывает у этого придурка. Бесит.