jealousy

Полумрак комнаты освещала лишь жалкая тусклая настольная лампа, в которой уже давно нужно было поменять батарейки, но все никак не доходили руки. В самом углу, обняв коленки, сидел худощавый парень, кусая потрескавшиеся губы. Из глаз, прорез которых больше напоминал улыбающиеся полумесяцы, брызнула тонкая струйка прозрачных тёплых слез, сползающих вниз, очерчивая изящную линию подбородка. Сердце сжалось в комок под напором внезапно нахлынувших чувств, а тело содрогнулось то ли в истерике, то ли от сквозняка, потянувшего из-за открытой двери на балконе. Джисона уже второй день температурило, но ему это не мешало открывать балконную дверь на распашку и щеголять в слишком открытых вещах, потому что ему было чертовски жарко, казалось, что он задыхается, и поэтому периодически открывал окошко, когда его соседа не было в комнате, потому что тот на него сильно ругался по этому поводу. Ченле всегда такой. Вечно обо всех заботится. На улице дул холодный ветер и шёл дождь, отбивая свою дробь по оконному стеклу. Пак поднялся с пола и зашагал в сторону балкона, вставая босыми ступнями на мокрый и холодный дощатый пол. Длинная белая хлопковая рубашка, что сейчас была единственным элементом одежды на блондине, мгновенно стала намокать, все плотнее прилипая к телу. Джисон вообще в принципе не мог терпеть дождь, но сейчас он казался таким уместным и понимающим, что тот даже с каким-то удовольствием подставлял лицо под капли, позволяя ветру беспощадном хлестать щеки. Словно небо плакало вместе с ним, пытаясь скрыть печальные слёзы юноши. «Ченле, — тихим, и охрипшим от простуды голосом произнёс Джисон. — Ченле». Он звал его, но тот все никак не появлялся. Сердце болезненно защемило, а из терракотовых глаз брызнул новый поток соленых капель. Почему ты все не приходишь? Ты ведь уже как два часа должен быть дома... В голове подростка возникли свои картинки, травящие душу, заставляя блокировать дыхание и вызывая проблемы с принятием кислорода. Его душили мысли и собственная обида. А тот лишь скривил зубы. Почему? Почему ты так ласков со всеми? Почему пытаешься излечить раненые сердца людей, если ты, черт возьми, не врач, а самый обычный студент? Почему ты всем помогаешь, а сам не видишь, как разрывается моё сердце от ревности? Потому что ты заставляешь меня ревновать, Ченле. Вот так собственнически и так по-детски. Так, что я готов припечатать к стенке ту девчонку, которой ты помог поднять книги в коридоре универа, и даже не посмотрел бы на то, что она представительница слабого пола. Потому что я такой. Потому что эта любовь к тебе делает меня эгоистом. Потому что ты только мой. Только вот, черт, как же мне это всем показать, когда ты вот так просто улыбаешься, заставляя меня растворяться в твоей тёплой улыбке, и протягиваешь свою руку помощи любому, кого ты увидишь? «Леле...» — вновь позвал блондин, чувствуя, как слабеет, и как его зов становится больше похожим на скулёж. Но ведь это правда. Силы потихоньку отнимались, а лихорадочное состояние усугубляли мысли, просто сводящие с ума. Его обуревала ревность. Сейчас было такое противное состояние, что все, чего хотелось, это полететь вниз. С этажа так тридцать первого. Но под ногами было лишь два этажа, и этот вариант не так воодушевлял. Только упасть хотелось не на холодный и липкий неприветливый асфальт, а к Ченле в объятия. Потому что он — это все, что нужно Пак Джисону, его панацея, он что, так много просит? Дельфин полюбил цыплёнка, какая ирония... И кто бы мог подумать, что такой улыбчивый и бескорыстный парень может принести столько боли? Блондин сползает, садится на корточки, хватаясь за корни намокших волос и оттягивает их. Больно. Морально и физически. В голове слышны отголоски смеха Ченле, и Джисон панически пытается их заглушить, поднося руки к ушам и закрывая их ладонями. Пожалуйста, утихни. Потому что я влюблён не только в тебя и твой заливистый смех. Но ещё и в твой такой чистый и милый голос. Рубашка облипила все тело, даря свои холодные объятия, и завтра этого парня точно будет лихорадить намного хуже, чем сегодня, но ему искренне все равно. Джисон очень опрометчив в этом плане, потому что ему плевать на всех людей, кроме его соседа. Даже на самого себя. Он слышит металлический скрип от двери на входе и, разворачиваясь, идёт туда. — Джисон-а, я дома, — слышится как всегда радостный голос из прихожей. Мокрыми ступнями блондин спрыгивает с пластикового порога и, еле держась на ногах, приземляется на ламинат, и сырыми босыми пятками шагает по полу, оставляя на нём влажные следы и лужицу от стекающих струек с насквозь промокшей рубашки, неприлично облепившей тело, и волос, с которых стекали редкие капли, как с тающих сосулек. Парень, который держал в руках любимый напиток друга, вылупил глаза на него и, судорожно поставив стаканчик на стол, тут же подлетел к блондину, на ходу кидая куда-то в угол квартиры свой рюкзак. — Ты чего весь мокрый? И почему лишь в одной рубашке? — перепуганным голосом спросил парень с зелёными волосами, хватая того за руки. — Совсем с дуба рухнул? Джисон лишь горько усмехнулся и вырвался руки из дружеских ладоней. — Не нужна мне твоя забота, — с его стороны это прозвучало грубовато, но Ченле был не тот, кто может это распознать с первого раза, и поэтому все никак не утихал, и рукой прикоснулся ко лбу блондина, меря температуру. — Да ты весь горишь! — ужаснулся Ченле, округлив темно-карие глаза. И тут у Джисона все перевернулось. Он психанул, и резко перехватил запястье парня с зелёными волосами, с силой потянув в сторону и, тем самым, ловко прижав того к стенке. — Да, я весь горю, из-за тебя, — прохрипел Пак, не отрывая зрительного контакта, а в его глазах словно полыхнул непонятный огонёк злости. — Потому что я волновался, где же такого придурка, как ты, черти носят. — Я помогал Донх— — Заткнись, — Ченле вроде и хотел что-то сказать, но тот его перебил. — Знал бы ты, как я уже устал это слышать. Как мне хочется стереть в порошок каждого и каждую, которым ты делаешь комплименты или помогаешь. Почему ты пытаешься всем предложить свою помощь, а сам не слышишь треск моего сердца, которое вот-вот разобьётся вдребезги? Разве ты не видишь, что я ревную, что мне, черт возьми, обидно? Из глаз Джисона выступили искренние слёзы, которых он совсем не постеснялся и, в психе, со всей силы размахнулся и ударил кулаком в стену в десяти сантиметрах от головы Ченле. У китайца мгновенно дрогнуло сердце, забившись загнанной птицей в клетке рёбер, и тот сразу же рефлекторно поднял руки, которые уже заботливо тянулись в сторону разбитых костяшек дружеской ладони, из которых сочилась кровь, желая обработать повреждения: — Джисон, дурак, ведь больно... — Эта боль пустяки, по сравнению с той, которую ты мне причиняешь, Ченле, — отозвался блондин, продолжая настырно держать друга за запястья, игнорируя чуть ли не разрывающую ноющую боль в костяшках другой руки. — Ты хочешь для всех быть хорошим, но, на самом деле, ты просто монстр, Ченле. Беспощадно убивающий меня монстр. — Я не хотел делать тебе больно, я не знал, — в совершенной растерянности произнёс парень, чувствуя, как начинает покрываться гусиной кожей, потому что этот вид Джисона его озадачивал. Он хотел утереть ему слёзы, но рука вновь болезненно оказалась прижата к стенке над головой. — Что же мне сделать для тебя? — Пожалуйста, просто люби меня, — побитый безысходностью, прошептал тот ему на ухо, проведя кончиком носа вниз, спускаясь к шее и вдыхая такой родной тёплый аромат. — Но я ведь и так люблю тебя, — с губ Ченле слетает нервный смех, на что Джисон неодобрительно щурит глаза. — Леле, будет ли слишком эгоистично с моей стороны попросить тебя любить только меня? — честно спросил младший, заглядывая в глаза другу, упрямо сражаясь с диким ознобом. — Я... — Ченле почувствовал, как сердце пропустило удар, а язык наотрез отказывался произносить хоть какие-либо слова. — Прости, Леле, но я не могу больше держаться, — прохрипел Пак, шумно выдыхая, и, притягивая к своему мокрому телу за бёдра парня, он пухлыми губами находит чужие губы, и завлекает их в глубокий, но ленивый и такой желанный поцелуй. Китаец и понять-то ничего не успел, а этот сладковатый привкус сиропа от кашля на устах Джисона, и вообще сам факт, что это именно этот парень, все это дурманило мозг, словно гипнотизируя и заставляя желать этого ещё больше. Когда в их легких уже стало не хватать воздуха и они отстранились друг от друга, то парень с зеленой макушкой сказал, переводя дыхание: — Прости, я... я больше так не буду. Блондин слабо улыбнулся, моргая болезненными глазами, смотря на такого прекрасного Ченле. Нет, так нельзя. Этот человек слишком прекрасен, чтобы жить в этом грешном мире, полного предателей. Каким же должно быть большим твое сердце, чтобы относиться ко всем людям с такой любовью? — Так что случилось? — спросил он, поглаживая друга по мокрой спине, и ловя себя на мысли, что нужно скорее её отжать и повесить сушиться. — И кстати, я тебе принёс твой любимый чай из белых персиков. — Ничего, я просто ревнивый придурок.