Sweaters and Seals

Руки Вейверли задрожали, когда она ворвалась в кабинет к Черным жетонам, кровь пульсировала в ушах, когда она увидела развернувшеюся сцену. Розита с раскалывающейся головой (от истощения или боли, она не могла говорить) сидела в кресле, а недалеко от нее Джереми с очень виноватым выражением лица. Рядом с ними на столе были прозрачные пластиковые трубки, которые простирались от одного химического вещества к другому, в конце концов они заканчивались крошечной иглой, вставленной в вену выходца. Сразу после того, как самая молодая Эрп зашла в комнату, появился Доллс, наполненный решительностью, запечатленной в его чертах, но остановился на своем пути, увидев друга, подключенного к бесчисленным капельницам и трубкам. Тем не менее он остановил Вейверли, прежде чем она смогла вырвать иголку из руки Розиты, мягким голосом напомнив девушке, что это был единственный шанс спасти Николь. После этого в комнате несколько секунд стояла тишина, но как только заместитель Маршалла выпустил брюнетку, она пошла в сторону своего друга-выходца и осторожно вытащила иглу из ее руки, повернувшись лицом к Джереми и Доллсу. — Это не единственный способ. Как только она произнесла это вслух, Вейверли поняла, что план был безрассудным и глупым, но картина пылающих рыжих волос и крошечных ямочек подтолкнула объяснить сделку, которую ей предложили. Конечно, она знала лучше, чем кто-либо, что нельзя доверять вдовам, но ее девушка в настоящее время умирала на больничной койке, и для брюнетки другого выхода не было. Доллс согласился, он ошарашил ее, когда предложил взять на себя вину. — Можно сказать, что я приказал тебе. Просто скажи, что я приказал тебе сделать это. И хотя Вейверли боялась за будущее офицера Николь Хот, она все еще колебалась секунду. Если она отдаст печать, то это будет означать предательство ее сестры, и что одна из самых могущественных сил зла, которая когда-либо существовала, восстанет и будет готова убивать. Неопределенность затуманила разум девушки, когда ее глаза неосознанно устремились к столу Николь. Там была открыта папка с бумагами, разбросанными вокруг с аккуратным наклонным почерком. Рядом стояла кружка, наполовину наполненная холодным кофе с надписью «Лучший папа мира». Она снова украла чашку Недли. Брюнетка обнаружила, что ее взгляд обращен к стулу, а точнее — к тому, что на нем висело. Выцветшая толстовка с надписью «Purgatory Police Department», слегка мятая и явно очень изношенная. Вейверли медленно подошла к ней, взяв мягкую ткань в руки на несколько секунд, а затем надела на себя, пока остальные трое молча наблюдали за происходящим. Как только тепло одежды окутало ее, Вейверли почувствовала, что втягивается в бесчисленные воспоминания, проносясь мимо так быстро, что едва могла поймать их дольше нескольких секунд. Она мельком увидела день, когда Валет ножей забрал Вайннону, когда она покинула больницу после посещения Николь, чтобы оказаться в отделении полиции, натягивая брошенную толстовку для защиты от холода. Она вспомнила день, когда Уилла была убита (во второй раз), когда она возвращалась в поместье, чтобы найти рыжую с теплой улыбкой и еще более теплую толстовку. Она вспомнила, когда Микшуна, наконец, убили, когда она дрожала, стоя в сарае. Она вспомнила, как Николь обняла ее за плечи и держала так крепко, что ее руки совершенно онемели. Освободившись от воспоминаний, Вейверли на несколько секунд закрыла глаза, вдыхая запах лаванды, ванили и Николь, прежде чем повернуться к Доллсу с единственной слезой, бегущей по щеке. — Мне нужно найти эту печать.