***
Ему тогда было 16 лет. Всего каких-то глупых 16, но он уже вполне осознавал, что такое смерть — она ничто. Что отличает ее от простого поглощения завтрака, обеда и ужина? Просто чей-то пульс перестанет биться, просто кто-то перестанет дышать, а еще смеяться, плакать, жить. Но, что значит это для человека, который убивал своими руками. Раз за разом сталь рассекала плоть. И не было сожалений, мыслей, просто еще один, и еще, еще… И вот очередной приказ. Шесть человек — одна цель. Кони спокойны, меч заточен, солнце катится к горизонту — все так, как должно быть. Какая разница кого, с кем и за что убивать. Какая ему разница до какой-то там смерти, когда он сам выступает в роли палача. Темные отвесные своды, старый камень уже начал крошиться под натиском плетистых растений и ярых ветров, словно создавая лестницу проворным войнам. Сильный ветер трепал волосы и они с силой хлестали по лицу. Было так холодно, сыро, мерзко, но при этом правильно. Настолько, что казалось, иначе быть и не может. Посыльный орел описал круг над головами — пора. Такой величественный и свободный. И не важно, что выращен, обучение и служит хозяину, ему это ничуть не мешает. Его путь всегда открыт к небу, все остальное — лишь его выбор и желание. Он осмотрелся, кони спокойно ждут команды. Пугливые животные, а не дергается от далеких громовых раскатов. Он опустил руку и потрепал по холке норовистое животное. Конь фыркнул, а всадник выдохнул, синхронно, вместе. Наездники спешились, а кони так и продолжили спокойно ждать, лишь только склонив голову к траве. Проверить еще раз оружие отточенным движением. Дождаться решения командующего и двинуться вслед за ним. Трава по пояс еще влажная, тяжелая, стелющаяся к земле, а новый ливень не за горами. Как плавно склоняются с гулом макушки деревьев, так и они словно сливаются с местностью. Перелезть стену — легко. Вырубить стражу — так привычно. Два охранника на входе, еще три чуть поодаль. Тяжелые доспехи у них не дают им даже шевельнуться, прежде, чем упасть на холодную землю. Открыть дубовые двери. Пройти по коридорам, не зажигая факелов в кромешной темноте. Вдохнуть запах плесени, что коснулся коридоров. Тени бесшумно ступают, словно чувствуя в каком месте заскрипит старая древесина. Наверх по винтовой лестнице, направо, и вот их двое в комнате, а жертва одна. Он вытащил меч, увидел, как неизвестный «напарник, а в этот раз командир, бессловно дает свое разрешение к действиям. Ни крика, ни стона, лишь вздох и конец. Тем, кто не видел смерть, не понять, но к этому всё же невозможно привыкнуть. Да это обыденно, но жизнь ушла и ее не вернуть. Напарник подошел к телу и вытащил из-за пазухи черную розу, оставил ее на подушке и произнёс тихое: " Я в ответе за это». Не пресловутое и такое нелепое — «прости», что когда-то в глубине души, ему хотелось кричать самому. Все внимание переключилось на этого не очень высокого худощавого война. Все его движения были точны и планы, но при этом выглядели такими интуитивными и свободными, что сразу думалось, что это было внутри него, годы тренировок тут не причем. Редко когда он так рассматривает тех, с кем приходится работать. Но в этот раз, это получается само и кажется безумно важным, будто что-то можно упустить. Молча они покинули спальню, пересекли коридор и направилась к выходу. Остальные, словно отделяясь от стен, примыкали к процессии. Дорога назад всегда легче и быстрее, игра ли это воображения или действительно так, не известно. И вот они стоят на холме, ждут, когда с первыми лучами солнца поднимется шум и кутерьма ворвется в стены замка. Когда прислала проснется и поймет, что хозяина больше нет. Когда чужая смерть перетопчет судьбы других. Вот пролетел орел, сложил крылья, и удобно устроился на руке командира, бледные тонкие пальцы погладили птицу по голове. Но вот ветер качнул пресловутую ветку, хищник испуганно вцепился в запястье острыми когтями, оставляя кровавый след. Дернулся всадник, повинуясь неосознанной команде шарахнулся конь, и мокрая земля заскользила под копытами. Животное споткнулось, потеряло равновесие и рухнула точеными коленями в дорожную грязь. Всадник не растерялся и легко соскочил, наклоняясь к раненой ноге подопечного. Капюшон слетел от очередного прорыва. Ветер разметал длинные темные волосы. Когда молния дала вспышку столь необходимого света он увидел, как кровь струйкой стекала по изящному запястью вдоль синих венок. Черты лица точеные, плечи расслаблены, другая рука огладила скакуна, и тот сразу успокоился. Это была их первая встреча, его и этой несносной девчонки. Единственной, кто надела эту форму, кто приняла порядки и порушила его принципы.***
Животное спокойно и монотонно шло по узкой, но свежей тропинке, Лир словно понимал заинтересованность молодого хозяина, а мальчишка пытался выцепить свое прошлое. Венир же просто думал, что конь так похож на того раненого, прямо как Дин на неё. — Ее звали Элен, твою маму. Те мечи, — он кивнул на два клиника, скрещенных в ножнах за спиной Дина, — подарок твоего деда. Она была дочерью предыдущего главы Теней, первая и единственная девушка, которая надела нашу форму. И, знаешь, она, как никто иной, была достойна ее. При этом Лени считала ее своей гордостью, всем, что у нее было. Виконтесса Элен де Невиль, лишенная титула и земель, глава пятого отряда. — «И просто заноза в моей заднице, " — тепло подумал Венир. — Мама была дворянкой? — Ее отец, когда-то был графом, но здесь нет титулов, хоть у нас и абсолютаризм. — Где она? — Смерть всегда шла по следам. — она за все расплатилась, вспомнилась ему та фраза, теперь он понимал ее смысл иначе. И убийство, его жестокость, ни к тому, кто умер, а к тем, кто остался жить. До поляны они ехали молча. Дин думал о том, как обманчива внешность. О том, что эта Лени совсем не похожа на его Элен. Но где-то внутри он понимал, что это — правда. Они остановились на той самой поляне, только сейчас ее укутывал снег. Под деревом был воткнут поржавевший меч, а рядом лежал букет черных искусственных роз, но выглядели они совсем, как настоящие. Дин спрыгнул и подошел к импровизированному кресту. Было странно тоскливо, но при этом, словно он слушает чужую сопливую сказку.***
Рождество подкралось незаметно. И праздником для них его назвать было сложно, но всё же трещали дрова, жарилось мясо. Алик оживился, Венир изредка словно улыбался, а Кло просто казался еще спокойнее, если это вообще возможно. — Думаю, у меня для тебя все же есть подарок, хоть это и почти рабские кандалы. — Венир протянул ему форму, точь в точь, как у Элен. А еще сверху лежал широкий браслет, старинный, золотой, но на удивление почти невесомый. Дин неуверенно взял сомнительный подарок. — Будем считать это подарком. С этого дня ты глава отряда исполнителей и мой приемник, кхм поздравляю. — И он улыбнулся почти незаметно мальчику, впервые. Он уже не был малышом, чтоб не осознавать, что ему всучили в руки вместе со свертком. И несмотря на весь идиотизм ситуации, когда в пору кричать: «Вот Говно! «, — он почему-то почувствовал тепло, наконец-то, особенно, когда тяжелая рука Венира опустилась на отросшие волосы и растрепала без того непослушные вихры. . —Вас понял, приказ будет исполнен. — Дин взял форму и поклонился. — Можешь идти, свободен до ужина. То ли детское наваждение, то ли благодарность, а, может, и вовсе мазохизм, но он переоделся и пошел искать Кло. Его настроение никогда нельзя было угадать точно, но ноги сами несли его к наставника и уже практически брату. Тот нашелся сидя на стене, попивая вино из фляги и куря очередную сигару. Дыр смешивался с паром и стремился ввысь. Пальцы замерзли и покраснели, а на капюшоне собралась уже приличная шапка снега. — Мне стоит тебя поздравить? Добро пожаловать в болото. — Кло протянул руку и потрепал Дина по волосам и похлопал рядом с собой. Кажется, на голове скоро будет воронье гнездо. — Будешь? Думаю, сегодня можно и отметить. Дин отхлебнул горячую жидкость, глинтвейн. Глоток был слишком большим, жидкость обжигала, но он старался не закашлять, и слезы брызнули из глаз от напряжения. — Это от счастья? — вместо ответа мальчишка спросил. — А ты давно носишь эту форму? — Пять лет где-то. Когда ушел с армии. — Ты был солдатом? — Капитаном третьего отряда. — Кло снова хлебнул и протянул флягу мальчику. — Так рано? — Отец генерал — обязывает. Хочешь знать, что забыл тут? Просто не все всегда бывает так, как надо, и не все также переданы, как ты им. — ответ прозвучал скомкано и не очень то понятно, но в этом был весь Кло. Хочешь знать — угадай. — А… — Эй, я еще не настолько пьян, а ты еще не глава, так что завязывай. Праздник сегодня. У меня тоже есть подарок, кстати, вот. В коробочке лежал маленький складной нож на цепочке, там же была отмычка необычной формы. Дин кивнул, спасибо было лишним в их кругу. — А как вы познакомились с главой? Несколько лет назад<center>***
</center> Молодой капитан и приемник главы наемников. У каждого своя цель. А оружие уже не в ножнах. — Я не обязан тебя убивать, отойди. — А я обязан, знаешь ли. — Попробуйте, сударь. — Венир словно кот забавлялся с мышкой, которая на удивление с каждым мигом все прибавляла в габаритах. Метал о метал. Свист клинков. Удар за ударом. — — Неплохо, вы действительно стоит своих денег. — Кло усмехнулся. — Взаимно, я думал, среди офицеров одни идиоты. Не разочаровывай меня снова. Взмах меча, разворот, удар. Они словно не дерутся, а играют. Чужие черти, так похожие на своих собственных. Кло не был фанатиком, помешанном на долге и чести. Он просто делал то, что казалось правильным или попусту удобным. — А я думал, вы из тех, кто покупает индульгенцию и идет резать дальше. — А я, что вы из тех, кто их продвигает. — Усмехнулся Венир, почему бы и не поболтать, никуда не торопится, разве, что чужой меч раздражает. Кло фыркнул на последний выпад. — Я похож на духовника? — А разве нет? — Если во что и верю, то в то, что прирежу тебя и получу свое жалование. — Ну тогда, я пожалуй пойду, мне то за тебя не заплатят. До встречи. — Кинжал просвистел мимо носа, Николя увернулся, а Венир уже исчез. Было странное ощущение, будто перед носом помахали конфеткой и отобрали. Вот дерьмо!***
Он сидит в дешевой задрипанной таверне на открытой веранде, а в глазах все плывет — пара литров живительной влаги сделали свое дело. К нему липнет очередная девица. Симпатичная, даже красивая, длинные волосы, пушистые ресницы, крестьянка или торговка. И он пьян, доволен собой, молод. Руки особенно не сопротивляясь скользят по ее бедрам, задирая такую длинную и совершенно не удобную юбку. Кто придумал эту ужасную конструкцию? Бокал, еще один бокал, и вот он плавно забывает, как его зовут. Отец в отъезде, завтра на службу, но его это не парит. Ать дома готовит ужин. День пролетел, словно господин Фаньер над Парижем. Но что-то смущает… Вдруг, перед прямо его глазами оказывается нож, уклониться не удастся. Прикрыться девкой? Как-то слишком. Черт! И тут кинжал сбивает стрела. Вторая вонзается в горло какого-то крестьянина. Какого черта? Адреналин бьет в голову, практически полностью вытесняя алкогольные пары. Рядом с кустами видятся две фигуры в черном. Они бегут к телу, и вынимают свёрток бумаги из кармана мертвеца. И это у крестьянина -то бумага? Они двигаются быстро, словно торопясь. Да и не в их стиле появляться в людных местах. Они приходят ночью, забирают свое и уходят. Ни следов, ни улик. Первая мысль убить этих теневых шавок. И тут до него доходит, что кинжал кинуть они не могли, а значит, это был тот самый, который теперь уже окочурился. Но оказалось, что не совсем. Рука в предсмертном порыве целится ножом в спину одного из наемников. И толи совесть, которая еще не сдохла окончательно, толи алкоголь, сподвигший на чистой воды идиотизм, но Кло хватает ножик для мяса со стола, и в следующий миг он пролетев пару метров вонзается в горло неудачливому убийце. Двое в черном замирают. Один из них кивает ему, и Кло смутно узнает «старого знакомого». Тем временем вторая фигура вновь склонилась над жертвой, но ее хватают за руку и тащат с места преступления. — Как звать? — какое нищебродское обращение, но он все же отвечает. — Николя. — Венир. Мы квиты. Они исчезли так же быстро, как и появились, оставляя за собой только труп и черную бархатную розу подали него.***
Кло стоит в белой сорочке на коленях. Где-то поют «серенады», о чем это он, его же сейчас казнят. Ничего не осталось, ждать осточертело, все бесит. Это мучительно ожидание последней секунды. Палач, давай быстрее, мерзкое чувство, словно он девственница в первую брачную ночь, и его вот вот, ну, вы поняли. А рядом стоит смерть — прекрасная и величественная. Тьфу, он просто сдохнет, абзац, конец. Его даже не похоронят нормально, изменник как же. Сожгли все, что у него было, а его даже убить нормально не в состоянии. — Ваша последняя просьба? — и тут он понял, что уже ничего не важно. Смерть — ничто, когда раскрываются ее объятия. Они сгорели в их чертовом доме, все, а он вместе с ними, хоть и наинем не наблюдалось ни единого следа от ожогов. — Закурить дайте. Его даже не развязали, затяжка, и дым обжигает легкие, устремляясь в воздух. Когда-то он думал, что не будет так глупо травить себя, как отец, а сейчас уже какая разница? Человек, протянувший сигарету вдруг выдает: — Капитанишко, не накурился? — У меня глюки? Ты тут что забыл? — Понимаешь ли, мне нужно убить того, кто приказал убить тебя. — Замечательно, а можно посодействовать? — Так хочешь жить? — Венир усмехнулся. — Сдохнуть хочу, вот видишь пытаюсь. И хочу его прибить. — Святой Николас исполняет лишь одно желание. — веревки перерезаны, руки свободны. — На святого ты не тянешь, да и я тоже. Пойдем выполнять твое дело. Черт побери, я и наемник. Просто смешно, осталось еще обняться на радостях. — Замечательно, обязательно этим потом займемся.<center>***
</center> Он уже Кло, Николя умер, казнен. Рядом его друг обнимает свою девчонку. Так странно, ему не понять, он не верит в любовь, для него она сказка, в которой возможно есть доля правды. Венир становится живым с ней — это факт. Оба не имели привычку повышать голос, но эта их особенная ругань. — Я сама пойду, одна. — Нет, не пойдешь. Какого черта, Элен? — Отец сказал, что я справлюсь, а ты считаешь меня бесполезной барышней, монашкой! — Лени всегда бесилась на эти правила относительно ролей. Гордость мешала ей перестать сопротивление. — Ты издеваешься?! — она встала и пошла к выходу, чеканя шаг, — Элен! Элен! Лени! твою мать! Венир выдохнул, и посмотрел на Кло, как мальчишка. — Монашкой? Она серьезно? Если бы все так просто было. Я скоро начну молиться. — Не стоит отупевать еще больше, дружище. Мы ведь пойдем за ней. — Надеюсь, она все же не заметит, — Кло был почти уверен, что заметит, и все начнется сначала. А потом снова бурные примирения на грани со срачем. И либо завтра вылезти донельзя довольный друг, либо закадычный собутыльник. — Как же с вами муторно, — Кло вздохнул. — Вот вляпаешься, я, пойму тебя, а ты меня. — Упаси Господь! И все же, пусть Венир и косяк, но это его косяк. И его теперь уже почти сестренка Элен. И даже Алик, бывший карманник, который так виртуозно и удачно умудрился оставить сигару у него в кармане. » Наше время»***
— Пойдем как в дом, холодно. Они пересеклись двор и спустились в холл. Там уже начиналось веселье. — Эй Кло, спой, что-нибудь. — крикнул кто-то из толпы. — Нет. — А если я попрошу? — встрял Алик. — Тем более нет. — А если я — Дину было любопытно. — Прикажу, думаю, теперь это в твоих силах. — Венир подошел и встрял незаметно в очередной раз. — К дьяволу вас. Кло взял протянутую кем-то лиру, прикинул в уме, опробовал инструмент, мазну вскользь по по струнам, а потом запел. Голос был глубоким, словно бархатным. Струны легко подчинялись сильным пальцам. Звени бубенчик мой звени Гитара спой шута напевы А я вам песню напою Как шут влюбился в королеву. А я вам песню напою Как шут влюбился в королеву. В одном из замков короля С его прекрасными садами Жил шут красивый молодой Король любил его напевы. Жил шут красивый молодой Король любил его напевы. Чем дальше он пел, тем расслабленнее остановилась поза, взгляд туманился, словно музыка билась сама сквозь пальцы. И сам он был музыкой. Раз королева говорит Спой шут одну лишь серенаду А коль затронешь сердце мне Дам поцелуй тебе в награду. А коль затронешь сердце мне Дам поцелуй тебе в награду. И шут гитару в руки взял И полились его напевы И в ту же ночь наш шут узнал Как сладки губы королевы. И в ту же ночь наш шут узнал Как нежно тело королевы. Он резко ударил по струнам рукой. Инструмент словно дернулся. А вместе с ним пошатнулись все, кто слушал и слышал. И дело было не в самой песне. На утро в спальню с плачем Король явился в полном гневе И что-то пряча за плащом Сказал прекрасной королеве. И что-то пряча за плащом Сказал прекрасной королеве. Шута я вовсе не любил Лишь полюбил его напевы И бросил голову шута К ногам прекрасной королевы. И бросил голову шута К ногам прекрасной королевы. Венир положил руку на плечо Дину и шепнул, — Идем, пора начинать. Они пошли по широкому проходу, туда, где на возвышении стоял стол и три кресла. Играли последние аккорды. А девять месяцев спустя У королевы сын родился Он был похожим на шута Играл и пел он и веселился. Он был похожим на шута Играл и пел он и веселился. В одном из замков короля С его прекрасными садами Стоит могилка там одна Всегда со свежими цветами. Стоит могилка там одна Всегда со свежими цветами. Струна вернулась в последний раз. Многие не сразу отошли. Кло лишь кашлянул и посмотрел на возвышение, отложил инструмент, встал в проходе. И все устремили свой взор туда, куда так спокойно смотрел он. А потом встал на одно колено и склонил голову, так и не опуская взгляда. Вся толпа последовала его примеру. А Дин занял место по правую руку от Венира, лишь на секунду подумав о том, что соседнее кресло, где обычно сидел Кло пустует, ведь оно принадлежало ей…