Когда осень плачет, всегда идет дождь.

       Дождь лил, с самого утра. И надеяться на тёплый осенний денёк уже не приходилось. Транси отвлёкся от мрачного пейзажа и откинулся на подушку: — «Беда не одна», — протянул он.       ― Так и будешь валяться в постели? — ответа не последовало. — Вставай, проспишь. Алоис проследил тусклое, отражение в зеркале шкафа. Это был его сосед по комнате, Сиэль Фантомхайв, темноволосый мальчик со снисходительной ухмылкой. Он оправил, белоснежную рубашку и педантично стал завязывать в бант тонкую синюю шейную ленту.       ― Там льёт как из ведра. А благодаря тому, что ты поставил будильник, я вряд ли уже усну.       ― По-другому тебя не добудишься. И умерь уже своё пространство в шкафу, количество одежды не поддаётся исчислению, мы вдвоём живём тут , — строгим голосом отчеканил Сиэль, обернулся, — ты вообще собираешься на мессу? Улыбка Алоиса была исчерпывающим ответом, и тяжело вздохнув, Фантомхайв прошёл к окну:       — Не открывай, так широко, на улице не лето, — заворчал он, но был прерван наглым вмешательством Транси. Граф нагло смял выглаженный открахмаленный шёлк чужого рукава и рванул на себя.       — Бла! Больше никто ничего сказать не смог. Фантомхайв был грубо, и скоро опрокинут на кровать. Но спустя несколько мгновений отчаянной возни и сопения, не выдержав сопротивления, Алоис отпрянул:       ― Не нравится? — он с улыбкой вытер рукой мокрые губы. Реакция не заставила себя ждать. Получив желанную свободу, Сиэль тут же накинулся на друга. Транси и спрыгнул с постели, накинув на голое тело халат. Фантомхайв, тут же вылетел из комнаты:       ― Увидимся на уроках, опаздываю, — крикнул он. Транси вновь распахнул окно. Сырой, холодный воздух ворвался в комнату; собирая пальцами капли дождя, он наблюдал за тёмной фигурой, спешащей к церкви. Вдалеке, за серой пеленой, горделиво возвышались острые крыши собора. На мгновение Алоису показалось, что фигура среди деревьев обернулась и, смотря прямо на него, приветливо помахала рукой.       «Лука!..» — родное имя, растворилось в воздухе, и мираж обернулся Сиэлем Фантомхайвом. Раскаты грома эхом отозвались от старинных каменных стен. Алоис закрыл окно, стряхнул с ладони капли дождя: «Мы могли бы заключить с тобой одну сделку…» — вспомнил он. Графу казалось, что во рту до сих пор остался кисловато-сладкий привкус лимонада. «Если бы это был только сон. Лука…»       Когда часы пробили восемь, он забрал книги и вышел в коридор. Ученики шныряли из кабинета в кабинет, разговаривали на бегу. Алоис завернул за угол. На лестнице в гостинную его окликнули:       ― Эй, Транси, давай с нами! — высокий кудрявый парень, помахал в воздухе веером игральных карт.       По соседству возмутились:       ― Крой давай уже, Карл! Это были старшеклассники ― «элита», почти― «небожители». И от запрета на азартные игры они «почти элитно» увиливали. На лестнице, Алоис столкнулся со старостой класса ― Жаком Матти. Игроки засуетились:       — Чёрт, это Жак. Сгребай всё в кучу!       — Ой, я деньги рассыпал!       — Это мои деньги!       — Лезь под стол! Жак, однако, их миновав, подошёл к Транси. Алоис вздёрнул подбородок.       ― Ай! — раздался вскрик из-под стола.       ― Тссс…       ― Заткнись, Гай, — прошипел Карл. Взгляды присутствующих устремились к лестнице.       ― Габриель просил тебя зайти к нему в кабинет, — сухо сказал Жак, словно делал замечание по поводу цвета мебельной обивки, и начал подниматься по лестнице. Матти был хорошим другом Фантомхайва, а вот Транси он, мягко говоря, недолюбливал, очень мягко говоря. Поэтому Алоис широко улыбнулся и заявил: «Что Жак, до комнатной собачки нового Старшего Префекта выслужился?», — а затем бросился вон. Толпа притихла:       ― Вот это да, Жак нас даже не заметил.       ― Кажется, он ничего не видел.       ― Ну не видел и хорошо.       ― Тише! Матти обернулся:       ― Вообще-то я всё слышу. Дверь грохнула об стену, и пламя в камине, дрогнуло. Алоис перевёл дыхание.       ― Ты вошёл, без стука. Звякнула о блюдце чашка. Серые глаза выжидающе сверлили дыру где-то между бровей Алоиса. Габриель считался дальним родственником семьи Транси и был то ли кузеном младшего брата его тёти, то ли чьим-то незаконнорождённым братом, то ли ещё какой седьмой водой на киселе. Алоис же родственником его не считал, по причине крайне неустойчивой психики оного.       «― Почему не постучал, прежде чем войти? Ах, Транси. Да, этикету вас явно не учили… — Габриэль спокойно, возвратил чашку на стол, и вдруг закричал: — Немедленно выйди и зайди нормально!»       Вот из-за подобных перепадов настроения граф и был готов обратиться к врачам психиатрической лечебницы, лишь бы навсегда исключить Габриэля из списка даже дальних ветвей фамилии.       Алоис улыбнулся. Транси знал, что улыбка, с которой он сейчас смотрел на префекта, раздражала того больше всего. И вероятно, потеряй Габриель контроль, он бы ударил Алоиса или с криком вышвырнул мальчишку из кабинета. Вот был бы знатный скандал, ― уж об этом Транси бы позаботился, ― вчера назначили, сегодня выгнали! Казалось, какова неожиданность, старшекурсник ударил? А с должности Габриеля попросили бы в тот же день! И подавился бы он своим значком*, как костью в горле! Ну, Алоиса обязательно бы пожалели. По наблюдениям Транси, это чувство очень любили — жалость... Как тут не пожалеешь красивого юного школьника? Бедняга же не нарочно попал под горячую руку, человека, у которого психика накладом дышит? Тщеславие! Но Габриель был хитёр. А Алоис слишком хорошо знал устав. Правила школы рьяно не поощряли рукоприкладство, однако, с тем же рвением они, облагораживали «иные меры учебного воспитания». Габриэль потянулся за розгами:       ― За неуважение к старшим, положено наказание. Подойди. Алоис сделал шаг вперёд. Свист! Кожа на его ладони рассекла, красная полоса. О, с каким блеском в глазах префект нанёс этот удар! В одном списке с Джеком Потрошителем и Германом Маджеттом* Габриель несомненно бы нашёл своё место!       ― Прошу, присаживайся. Габриель убрал розги и указал графу на вольтеровское кресло. Алоис приглашение принял ― ладони жгло нестерпимо. Но Транси стоически терпел, ожидая зачем же его пригласили? Префект достал из ящика стола белый конверт и протянул мальчишке:       ― Твой "отец", Алоис, просил тебе передать.       ― Благодарю. Алоис широкой ухмыльнулся, письмо забрал, Габриэля поблагодарил и кабинет покинул. Впрочем тут же улыбка пропала с его лица. Он выбежал из школы, промелькнул у автомобиля возле ворот, и свернул в парк, на ходу разрывая конверт. То, что Он отказался приехать на похороны, нисколько Алоиса не удивило. Слова соболезнования читать было противно и, пробежавшись по строчкам, граф пропускал абзац, за абзацем.        После смерти матери жизнь двух братьев в поместье Транси изменилась навсегда и бесповоротно. День за днём они были предоставлены самим себе. А синяки и царапины стали обычным явлением. Горничные вздыхая, обрабатывали очередной ушиб, учителя косо посматривали, не осмеливаясь спросить. Графу же на глаза Алоис старался не попадаться вовсе … Единственным напоминанием о некогда счастливой для Алоиса жизни, стал его брат — Лука!       Порой, лунной ночью, когда мучила инсомния, он пробирался в кровать брата, вытирал его слёзы, и говорил что утром будет день совсем, совсем новый!       Алоис смял окровавленный лист бумаги, и разорвал недочитанное письмо. Невинные, пустые слова ранили в самое сердце! Слёзы застряли у него в горле. Исправить что-либо было уже невозможно! Один - он беспомощен!       Ветер вырвал из его рук мятые надломленные строки. Сколько граф не пытался поймать и собрать обрывки вновь, ветер уносил их прочь. Эхом, разнёсся среди листвы, призрачный детский голос: «Мы будем счастливы, братик!» « Будем…» — холодно повторил Транси. Лёгкие стискивал глухой кашель, и запах мокрой травы. Последним уроком по пятницам была латынь. Ученики зашли в просторную классную комнату. Начали рассаживаться по местам. Алоис, негодовал:       ― Не понимаю, зачем учить мёртвый язык? Всё равно поговорить не о чем и не с кем ― все мертвы! А скрижали пусть в музеях переводят. Он откинулся на жёсткую спинку деревянной скамьи, бросил книги на стол и закинул ноги на парту. Фантомхайв хмуро на него глянул ― граф ноги опустил, ― и ответил:       ― Латынь, Транси, язык хоть и мёртвый, зато оценки за него вполне живые. Граф усмехнулся:       ― Будь у меня время латынь учить, я бы ей пользовался! В класс вошёл директор, в чёрной мантии. Тенью, вслед за ним, в зал, проник высокий незнакомец в очках и строгом костюме. — Прошу, садится, ― произнёс директор. ― Ученики, знакомьтесь, это господин Фаустус. Он временно будет преподавать в нашей школе. Алоис не верил своим глазам. Внутри у него всё вздрогнуло от страха и неожиданности. Это был Он? Граф тихо выругался, (явно не на латыни, чем обратил на себя пристальное внимание Сиэля), и подскочил с места. Вокруг пронёсся гул голосов. Директор перелистнул ученический журнал:       ― Транси, вас что-то беспокоит?       ― Мне надо выйти, сэр, — промямлил граф.       ― Простите?       ― Я говорю, мне надо выйти, — повторил Алоис громче. Он бегом спустился между рядов, под удивлённые взгляды аудитории. Директор покраснел и захлебнулся от возмущения:       ― Алоис, что вы себе позволяете! Сиэль поднялся за партой:       ― Алоис!       Дверь хлопнула. И директор стукнул указкой по столу:       ― Фантомхайв, сядьте!       ― Ничего страшного,— раздался вдруг спокойный тон гостя, — бывает.       Сиэль, поймал взгляд Фаустуса под блеснувшими в лучах солнца линзами и содрогнулся. В саду, вжимаясь холодевшей спиной в каменную ограду, Алоис пытался унять сорвавшееся сердце. «Какого чёрта? Это не может быть Он! Случайностей не бывает. Кошмары не воплощаются в реальность, правда, Алоис?». Тут он мог бы поклясться, что почувствовал прикосновение, к своему плечу, и когда обернулся…