Ленты ярче всех

— Абсурд какой-то! — Соня с досады ударила кулаком по столу. — Опять черви! С червонной мастью ей никогда не везло. В этот вечер удача оказалась в кармане её попутчицы, Марины Цветаевой — четвёртую игру подряд козырем выпадали черви, Соня проигрывала раз за разом, а Марина смеялась и хлопала в ладоши, как малая девчонка. За все три игры Соне попался лишь один потёртый туз, но Марина выманила и его, деловито вытянув из колоды червонного короля. Соне хотелось рвать и метать. Даже искренняя улыбка соперницы и подогретое вино не успокаивали её. — Давайте заново, Марина! — Соня требовательно взглянула ей в глаза. — Что ж это за дрянь такая, у меня в жизни такого не было!.. — А не хочу, — Цветаева с вызовом улыбнулась и принялась сортировать свои карты. На миг уголки её губ взволнованно дрогнули. «Опять козырных нахватала, » — поняла Соня. — Марина, это нечестно, — Парнок вырвала колоду из рук спутницы и положила её в общую стопку, после чего резво принялась перемешивать карты. Цветаева обиженно фыркнула, тряхнула чёлкой и закуталась в потёртую шерстяную шаль. Настенные часы уже давно остановились, было лишь слышно, как за окном завывает свою песню декабрьская вьюга. Путницы успели как раз вовремя — метель началась только тогда, когда они разложили вещи и поставили топиться печь. «Придётся остановиться до следующего вечера, пока не разметут, — думала Марина, теребя локон между пальцами. — Стоит, конечно, Сергею с Алей написать, чтоб не волновались…» Ещё ей сильно хотелось, чтобы Соня принялась её гладить и жалеть, но месяцы знакомства твердили своё — Софья Яковлевна читать мысли не умеет. Оттого-то и было тоскливо… — Да не может быть! — очередной возглас стального стебелька вернул её в реальность. Соня возвышалась над обеденным столиком из полусгнивших дубовых досок, на котором лежал тот самый червонный король — на этот раз метивший в козыри. Марина покатилась со смеху. — Соня, да Вам только в цирке выступать, фокусы показывать! — Вы смеётесь надо мной? — голос Парнок звучал серьёзно. Марина не придала этому значения — она с трудом удерживалась на табурете и громко, раскатисто смеялась. Её полненькие щёчки покраснели, глазки живо заблестели, и даже русые волосы, казалось, ещё сильней завихрились и расстрепались. Соня сжала губы, схватила её за запястье и силой подняла с трёхногого табурета. Марина замолчала. На миг показалось, что Соня сейчас больно ударит её по щеке или скажет что-то колкое и жестокое. Так и будет! — Парнок глядела ей в глаза разъярённо и холодно, совсем не моргая, ровно Снежная Королева с детских иллюстраций. Марина съёжилась и виновато забегала глазами по комнате. Часы всё так же молчали, шаль предательски слезала с плеча, свечка трепетала на промёрзшем воздухе, а на краю стола торжественно возлегал червонный король… Соня схватила её за подбородок, приподняла ей голову и впилась губами в тоненькую, бледную шею. Марина сама и не заметила, как блаженно ахнула. Шаль — уже на полу. Кровь морской волной хлынула к щекам и сковала ей движения. Нет, С Соней совсем нельзя проказничать, да и не хочется… Соню хочется только боготворить… Сердце билось анапестом. Парнок вскинула голову, снова дико глянула на Марину и повела её к печи, на которой были давно уже разложены одеяла и подушки. Камни ещё сохранили немного тепла, которое осталось с тех пор, как печь потушили, но этого недостаточно… А Соня — тёплая, нет, горячая — и к ней бы прилипнуть, как к свежему мёду — и целовать, целовать! Вот они уже средь одеял и подушек. Соня ловко расстёгивает пуговицу за пуговицей на своей рубашке, бросает её куда-то вниз — и принимается за маринино платье. А Марина глядит ей в глаза и пытается понять — что там внутри? У сестры она нашла там первый жёлтый лист — на воде, у себя — блик солнца средь пышной июньской листвы, а у Сони — что творится у неё в душе? Но Соне явно не до этого. Она вонзает пальцы в золотые маринины кудри, горячо дыша, целует её в щёку и притягивает к своей груди. И у неё тоже сердце бьётся — анапестом! Марина проводит языком по её соску, но мысли уже не там! Мысли в нижней части тела, которую, как новую арфу, робко перебирали руки Сони. Время от времени Парнок ласково касалась языком её шеи и плеч и прижимала её к себе, как сироты — плюшевую игрушку, когда им страшно или одиноко... Вдруг она схватила Марину за плечи, приподняла, сладко поцеловала и повернула спиной — к печи. Марина застыла в неестественной позе и широко раскрыла глаза. От того, как быстро менялись события, кружилась голова. «Я сойду с ума! — подумала Цветаева. — Я точно сойду с ума! Почему же тогда мне от этого так сладко?» Соня провела языком по марининому бедру. Началось! Марина закрыла глаза ладошкой и поневоле испустила сладкий стон. «О, люби меня!» Как стыдно, безумно — и как хорошо! Красиво сказано, не начать ли с этого стихотворение. Не до этого. Её язык. «О, люби меня!» Пальцы. Всё глубже и скорей. Цветаева еле прикрывала рот рукой, а затем — и вовсе перестала. Не до того! Не до всего на свете! Голова — опустошилась, все мысли мотыльками перелетели — туда; туда, где Соня. И минут десять девушка, которая ещё недавно считала себя счастливо замужней, билась в руках русокудрой дьяволицы и не думала ни о чём, кроме её рук. А когда Марина опомнилась, перое, что она почувствовала - хорошо нагретую постель. Мотыльки из живота разлетелись кто куда, единственный след сониных поцелуев — по телу волнами пробегала приятная дрожь. Сама Соня — уже с папиросой во рту — монотонно чиркала спичкой о коробок и чуть слышно бранилась. С улицы веяло диким холодом. На миг Марина почувствовала себя женой декабриста. Кошмар! Пальцы ног коченеют! Соня ещё счастливица, пила тёплое вино, а как теперь ей, Марине, согреться, если только не уснуть в её руках?.. Марина вырвала сигарету из сониных пальцев и с наслаждением затянулась. — С тем, как часто Вы курите, — усмехнулась Парнок, — я удивляюсь, что Вы ещё не разговариваете, как туберкулёзный мальчишка. Вам бы поберечь себя, а то и до пятидесяти не доживёте… — Беспокоитесь за меня? Вместо ответа Софья печально прикрыла глаза и чмокнула её в русую головку. — А не стоит беспокоиться, — нежно ответила Марина, — сколько себя знаю, всегда была неубиваемая. К тому же, кто знает, будут ли в нашей жизни ещё дни, подобные этому… И, травя дурные мысли дымом, она уткнулась носом подруге в плечо и прошептала: — Насладимся, Соня! Насладимся…