Молчание

Альфонс всегда молчит. Он молчит о том, что неизлечимо болен, давясь густыми сгустками крови и корчась от боли в очередной лихорадке ночью, а после на утро делая вид, что всё хорошо. Правда Эдвард знает о том, что его друг болен, но ничем не может помочь с молчаливой жалостью наблюдая за тем, как тот медленно и так несправедливо угасает жизнь изобретателя. — Ты ведь уже знаешь, да? — как-то спрашивает Хайдерих, сжимая тонкие и бледные губы и подавляя желание выхаркнуть кровь, которая снова скопилась в лёгких. В его ледяных глазах, в которых когда-то, точнее при их первой встречи, горела жизнь, мечта, теперь видна мольба о том, чтобы Элрик не смотрел на него с жалостью и сочувствием, не смотрел на него с этой странной и ненавистной для Ала тоской и грустью. — Да, — коротко отвечает юноша, поджимая губы и отводя взгляд на пару мгновений, но после протягивая белый платок. — Так что, можешь больше не сдерживаться. И Альфонс судорожно кашляет, вытирая сгустки тёмно-алой, почти чёрной крови. На его исхудавшем лице отражается вся боль от этих действий, которую совсем невыносимо наблюдать, осознавая, что осталось совсем немного. Одна тайна раскрыта. *** Альфонс всегда молчит. Он молчит о своей мечте, которая теперь кажется глупой, невозможной, медленно угасающей в суровой реальности, в наступающей войне. Хайдерих всегда мечтал дотянуться до звёзд, бороздить небо среди таких лёгких и мягких облаков. Он всегда мечтал летать. Правда, все его мечты уже разбиты, как хрупкое стекло, осколки которого уже невозможно склеить. — Альфонс, — лениво тянет чужое имя Эд, плавным движением откидывая чертежи на стол и устало вздыхая. — О чём ты думал, когда ввязывался в мир ракетостроения? Изобретатель улыбается уголками губ и отрывает свой взгляд от каких-то бумаг. Элрик замечает в них явную грусть, которая мигом пропадает, стоит Альфонсу опустить глаза и якобы вчитываться в строчки текста. — О мечте. — Мечте? — без какого-либо удивления, но с уточнением переспрашивает парень, мысленно надеясь на продолжение. В золотистых глазах промелькает интерес и детское любопытство, такое непривычное для Ала, ведь его друг очень редко интересуется именно им. — Да, мечте, — кивает Хайдерих, не переставая улыбаться, но уже как-то виновато что-ли, будто его мечта — грех. — Всегда мечтал летать, как бы глупо это не звучало, — Прекрасная мечта. Думаю, у тебя всё получится! — и бывший алхимик улыбается ему. Тепло, искренне и именно ему — Альфонсу Хайдериху. — А уж постараюсь помочь. Вторая тайна раскрыта. *** Альфонс всегда молчит. Он молчит о своих чувствах к Эдварду Элрику. Они ему кажется такими неправильными, отвратительными, но сильными, причиняющими большую боль, чем новый порыв кашля, который медленно, но верно отнимает драгоценные минуты жизни. Хайдерих безнадёжно влюблён в яркий блеск золотых и до прекрасного длинных волос; в лёгкую и тоскливую улыбку, которая заставляет сердце болезненно сжиматься; и вечно полный печали и отрешённости взгляд медовых глаз. Он влюблён в характер, порой такой невыносимый, в негромкий с легкой хрипотцой голос, в прекрасный ум и сообразительность юноши, в такие неловкие и нерешительные жесты и в его истории. Альфонс любит всё в нём, но и одновременно и ненавидит, ведь это причиняет столько боли, что хочется просто убежать туда, где он больше не увидит Элрика… Правда, тогда он совсем угаснет без него, умрёт, так и ничего не сказав. Парень просто уверен, что Эдвард не видит в нём именно его — Альфонса, а не Ала, младшего брата, отчего эта неправильная любовь просто уничтожающая. — Эдвард, посмотри на меня, пожалуйста, — в какое-то мгновение просит его изобретатель, приподнимая уголки губ в привычной и мягкой улыбке и держа в руках кружку с кофе. — Что такое? — юноша моментально поднимает взгляд на того, вглядываясь внимательно в чужое, но с тем же и родное, лицо, и горько усмехаясь в своих мыслях, которые снова плавно переходят в воспоминания о родном брате. Сердце болезненно заныло. При чём у обоих. — Да нет, ничего. Держи, — Хайдерих протягивает эту самую кружку с кофе, тихо вздыхая и собираясь уже уходить. — Альфонс, как долго ты будешь молчать? — тихо спрашивает Эдвард, быстро вырвавшись из воспоминаний и смотря в чужую спину, которая содрогается от надрывного кашля. — Пока ты не начнёшь видеть меня во мне, а не его, — Альфонс уходит, оставляя Эда наедине со своими мыслями. Элрик понял, что тот уже всё сказал, в этой самой фразе, которая полна боли и тех самых скрытых чувств. — Я такой идиот… — шепчет юноша и, подрываясь с места, бежит за Хайдерихом, которого настигает у лестницы. — Альфонс, стой! Стоило тому обернуться, как бывший алхимик заключает его в объятия, но в такие робкие, словно боясь причинить ещё больше страданий. — Я не смотрю на тебя, как на своего младшего брата уже давно, — тихо говорит Элрик, утыкаясь носом в чужое плечо. — Ты это ты — Альфонс Хайдерих, и никто больше. — Но… Ты до сих пор смотришь с тоской и жалостью… — Да, наверное… Прости… — Почему? — Потому что я не переживу ещё одну потерю. Ты так же важен для меня, как и все те, кто дорог мне. Хайдерих осторожно обнимает парня, чувствуя, как тот вздрагивает, но не отстраняется, и целует в светлую макушку. — Ты тоже дорог мне, Эдвард. Третья тайна раскрыта…