Месяц жизни.

«Когда ты заглядываешь в бездну, сама бездна заглядывает в тебя» Фридрих Ницше

      Вокруг тьма. Она охватывает каждую частичку мира, не жалея ничто на своём пути. Она помнит темноту. Означает это, что её состояние ухудшается? Боль въедалась в тело всё глубже и глубже, как какой-то паразит, напоминая о себе время от времени. Но даже в полной темноте, она продолжала видеть свет и цепляться как можно сильнее, причиняя себе кучу боли, ломая ногти, обжигая кожу, но продолжая верить видеть вокруг хаоса эту частички света.       -Видишь того человека? Почему он до сих пор сидит и ждёт, когда его обслужат?       Мой рабочий день закончился час назад и совсем не этого хотелось услышать напоследок. В корчме никого не было, только этот совсем мне незнакомый человек и по взгляду Энзы я поняла, что мне не единственной. Чужак. В нашей деревне не любят чужаков и уже привычно видеть их трупы через пару дней. С малой вероятностью это чей-то родственник, но скорее потерянный, так как в основном у большей части нашего малого населения все родственники перебиты на войне или ушли на охоту, после чего не вернулись.       От моих мыслей меня отвлекла Энза. Схватив за руку, она резко пододвинула меня к своему лицу. В её совсем тёмных глазах была злость, но больше всего страх. Все морщинки слегка дёргались от напряжения. Рука тянула мой рукав так сильно, что на секунду мне показалось, будто он отделится от моего платья.       Энза являлась единственным человеком, с которым у меня были какие-то отношения. Возможно она считать себя больше чем человеком, так как именно она взяла меня под опеку, когда я осталась совсем одна, теперь моя цель была только отплатить ей за всё. Возможно она не особо хорошо выполняла свои опекунские обязанности. Когда мне было семь, я единственная, кто делал что-то по дому: убиралась, готовила, делала Энзе массажи по вечерам, кормила и убирала у коз, а ближе к трём часам ночи, шла в корчму убираться. Там всегда было ужасно грязно, потому что я единственная, кто делала эту работу, а так как я освобождалась от дел дома только к ночи, за день там было всё заблёвано, в алкоголе, пиве, дерьме, иногда в чьих-то зубах, выдранных волосах с кожей. Да, моё детство прошло не особо лёгким путём. Мать умерла, бабушка пропала, а отец… Я пытаюсь забыть о нём, как о страшном сне. Энза дала мне то, чего у меня почти никогда не была: более-менее нормальную пищу, крышу над головой, а к пятнадцатилетию ещё и устроила работать себе в корчу. Здесь я сплю, ем, работаю, убираюсь в свои перерывы и читаю книги, пока у меня есть свободное время, ещё и деньги зарабатываю. За прошлым моим домом ухаживает сестра Энзы. Ну как ухаживает? Она наняла служанку, которая всё за неё делает, но сестре этого не стоит знать. Хоть они и родные, но такие разные… Энза довольно крупная, лицо её покрыто морщинами, волосы всегда запутанны, грязные и вечно находятся в шишке, я уверена, что она и спит с ней. В некоторых местах виднеется седина. Глаза чёрные как смоль, а ресниц почти не видно, как и бровей. Больше всего на себя внимание перехватывают три свисших подбородка, которые трясутся каждый раз, когда она медленно куда-то бежит. Носит она только большие рубашки и такого же размера юбки. А её сестра Гера хоть и старше её на пять лет и волосы её полностью седые, она выглядит намного моложе и свежее. Худая, на лице виднеются морщинки, глаза всегда накрашены. Её невозможно увидеть в чём-то кроме платьев и настолько элегантны, что удивительно, что такой человек смог променять дворянскую жизнь, на жизнь в этом посёлке…       -Слушай, девочка моя, дорогуша, я не хочу, чтоб сюда прибежали злые после похмелья мужики и запачкали мне тут всё кровью этим бедолагой! Уже пять часов утра, и я тоже хочу лечь в свою тёплую постель. Закончи с ним, вымой полы и можешь быть свободна. Или тебе придётся отскрёбывать его внутренности со стен без меня!       От неё пахло водкой так часто, что казалось, будто этот запах впитался в неё полностью. Отпустив мой рукав, она взяла трубку и ушла на улицу. Вздохнув я поправила рукав платья, затянула хвост на голове покрепче и натянув улыбку, пошла к столику, за которым сидел чужак, всё это время он сидел ко мне спиной и его лицо я не видела. Волосы сбриты почти под ноль, тёмные. Одет в желтый короткий камзол с синими полосками на плечах и манжетах, желтоватую рубаху, полы которой вылезают из-под верхней одежды, кожаный потертый капюшон, кожаные перчатки без пальцев, синие штаны с небольшими разрезами и буфами на коленях, сапоги. Две торбы, перекинутые через оба плеча, в левой хранятся какие-то свитки, возможно он какой-то писатель или учёный. В наше время мало грамотных людей. Подпоясан двумя узкими ремнями, справа на одном из них висит небольшой нож. Нашим мужикам подобный нож в зубочистки годится. Он его точно здесь не спасёт. В руке он вертел ложку. Странно что он не подошёл к стойке или не позвал меня. Самое интересное, что за весь день, пока я здесь находилась, я не увидела, как он зашёл. Точно раньше двух часов, потому что, если бы его увидели. Даже не знаю, что с ним бы сделали. У нас так давно не было незваных гостей… Интересно откуда он? Как только я подошла почти к его столу и решила обойти на другую сторону, чтобы увидеть лицо гостя, его рука, которой он крутил ложку, замерла. Через пару секунд я поняла, что я замерла вместе с ложкой. В корчме никого не было, даже звуков. Окна были открыты, но такое чувство, будто всё везде вымерло.       -Не нужно меня пугаться, я ждал, когда ты подойдёшь — растягивая предложение, сказал незнакомец.