Мой прекрасный джентльмен

Слэш
R
Завершён
148
Пэйринг и персонажи:
Размер:
22 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
148 Нравится 5 Отзывы 44 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Июльский зной не проникал в хорошо кондиционируемое здание аэропорта, где в этот жаркий день сконцентрировалась живительная прохлада. Аэропорт, как это всегда и бывает, жил своей жизнью: кто-то бегал туда-сюда в поисках нужной стойки регистрации, кто-то, недовольно пыхтя, затаскивал тяжелый чемодан на ленту досмотра, кто чинно попивал кофе, насмешливо глядя на суетящихся вокруг людей, кто-то пытался осушить все бутылки с водой перед таможенным контролем. Но особая атмосфера всегда царила в крыле прилетов. Перед раздвижными дверьми, откуда появлялись прибывшие пассажиры, всегда собиралась разношерстная толпа: семьи со взбудораженными детьми, ожидавшие бабушек и дедушек; родители постарше, встречающие своих детей-студентов; группки молодых парней и девушек, ждущие своих друзей с яркими самодельными плакатами; мужья и жены, приехавшие встретить своих супругов; особая группа людей, которых попросили встреть человека, но которые этого человека никогда прежде не видели и поэтому сейчас они нервно озирались с именными табличками в руках; и много кто еще. Чуть поодаль от этой возбужденной толпы стоял Григорий Островский. Мужчина выделялся не только своим ростом, но и особым изяществом, которым была пронизана вся его фигура, даже когда он не двигался, а просто стоял, замерев на одном месте. Ну а когда он изящно вскидывал кисть руки, чтобы одернуть идеально стоящие манжеты на такой же идеально отглаженной рубашке, то его изяществу мог бы позавидовать ведущий артист балета Большого театра. Мужчина с некой ленцой оглядывал суетящихся рядом людей, ожидая своего друга детства. Механический голос объявил по громкой связи, что нужный рейс совершил посадку, и народ ринулся ближе к ограде, желая первыми увидеть столь долгожданных пассажиров. Григорий не двинулся с места, уверенный, что нужного человека он и так не пропустит. Двери разъехались, пропуская первых и самых прытких пассажиров. С разных сторон стали разноситься радостные оклики, счастливые возгласы встречи и оживленный шум первого долгожданного общения. Двери открылись в очередной раз, пропуская элегантного темноволосого, немного смуглого мужчину, который медленно, с достоинством, вез рядом с собой аккуратный кожаный чемодан, заметно выделяясь на фоне спешащей толпы. Заметив мужчину, Островский улыбнулся, подобрался, немного подаваясь вперед. Темноволосый мужчина тоже увидел Григория и направился к нему, с каждым шагом улыбаясь все шире. – Альберт! – Островский широко распахнул руки, приветствуя друга. – Гриша! – Альберт отпустил ручку чемодана, также широко раскрывая руки, делая последний шаг навстречу мужчине, и крепко обнимая его. Григорий ответил не менее крепкими объятиями, легонько похлопывая друга по спине. – Наконец-то ты добрался до наших краев, – Григорий отстранился от Альберта, заглядывая тому в лицо. – Ну как я мог пропустить эксклюзивный семинар самого Григория Островского, – улыбнулся Альберт, снова берясь за ручку чемодана. – Да и в Китае летом слишком жарко, делать ничего невозможно, вот я и решил посетить родные места, все не так жарко. Мужчины направились на выход из здания аэропорта. Улица, после кондиционируемого помещения, встретила духотой, но никто из мужчин, занятых горячей беседой, этого не заметили. Альберт даже не попытался снять пиджак, взахлеб рассказывая о последних результатах своего исследования. Снял он его только оказавшись на пассажирском сидении автомобиля Григория, аккуратно складывая дорогой материал и кладя его на заднее сидение. Григорий уже вывел автомобиль с парковочного места, направляя его к выезду, где располагались шлагбаумы. Машин сегодня было много, колонна автомобилей продвигалась медленно, особенно все стало плохо, когда один из шлагбаумов вышел из строя и всему ряду пришлось перестраиваться в соседний. – Соскучился, наверное, по нашим пробкам? – усмехнулся Григорий. – Да Китай нисколько не уступает, я бы даже сказал, чем-то опережает нас, – Альберт сидел, расслабленно откинувшись на спинку сидения. – Завтра… Но тут в окно с его стороны кто-то достаточно грубо постучал. Мужчины резко обернулись на этот стук. Рядом с машиной стоял парень, лет семнадцати-восемнадцати на вид, с растрепанными огненно-рыжими волосам, веснушками по всему чумазому лицу и пронзительными зелеными глазами, смотрящими немного задиристо, с вызовом. Парень, поняв, что его заметили, еще раз постучал в стекло пальцем. Григорий нахмурился, переглянулся с Альбертом и нажал на кнопку, опуская пассажирское стекло. – Вам помочь? – услужливо спросил Григорий, немного наклоняясь вперед, чтобы лучше было видно паренька. – Эт вам пмочь? – со странным говором спросил парень. – Тачку там протереть надо? Шкло там протереть? – парень перемялся с ноги на ногу. – Что протереть, простите? – не понял Григорий. – Ну шкло, - парень выпустил из пальцев край выцветшей, местами заляпанной чем-то масленым футболки, тыча пальцем в лобовое стекло. – А-а-а, - понятливо протянул Григорий. – Стекло, – а потом с сомнением покосился на грязную жесткую ветошь, которую парень сжимал в другой руке вместе с бутылкой, в которой плескалась какая-то жидкость кислотно-голубого цвета, и чуть не застонал вслух, представив, как парень будет возить этим по его коллекционному Aston Martin, и даже прикрыл глаза, чтобы немного успокоиться. Верно поняв страдальческий взгляд мужчины, парень продолжил: – Дык я розумею, чё тачка дорогущая. Я осторожно, я ж не хлумной какой, – шмыгнул парень носом. – Глумной? – удивленно подал голос Альберт, до этого просто с интересом наблюдая за другом и парнем. – Если не ошибаюсь, на диалекте это означает «глупый», – отозвался Григорий. – Вообще поразительная смесь языков и говоров. – Как раз по твоей части, - улыбнулся Альберт. – Дык чё? Тачку протереть надо? – парень начинал раздражаться, звуча уже более агрессивно. – Знаете, вот, – Альберт, также понимая нежелание друга, чтобы его дорогую машину терли грязной тряпкой, но при этом искренне жалея парнишку, полез в свой портфель за кошельком. – Возьмите, – Альберт протянул парню купюру в пять евро. – Чё ты мне фантики суешь? – парень набычился, смотря исподлобья на протянутую купюру. – Ты мне нормальные деньги давай. – Но у меня сейчас нет… – растерянно посмотрел Альберт в свой кошелек. – Гриш? – он вопросительно посмотрел на друга. – Да, вот, – Григорий, пребывая в глубокой задумчивости, сунул другу в руки свое портмоне. Альберт выудил оттуда триста рублей двумя бумажками и протянул парню. Парень взял деньги, сунул их в карман джинсов, и деловито начал брызгать ядовитого цвета жидкостью на ветошь. – Хде чистить? – спросил парень, закончив мочить тряпку. – Эм… Нигде, – растерялся Альберт. – Вы деньги так возьмите… – Чё значт так? – взбрыкнулся парнишка, впиваясь взглядом в мужчину. – Я чё тебе урка какой, за так бабло чужое брать? Мне чужохо не надо, я порядочный, – парень суетливо достал из кармана смятые деньги, кидая их обратно Альберту на колени. Еще раз зло посмотрев на Альберта, парень уже собрался уходить, но тут отмер, пребывавший до этого в глубокой задумчивости, Григорий. – Молодой человек! – окликнул он. – Чё надо? – зло буркнул парень. – Скажите, а вы случайно родом не из Брянской области? – Ну да, – смутился парень, но тут же подобрался, насторожившись. – А ты почем знаешь? – Фонетика, только фонетика, – довольно улыбнулся Григорий. – Вот он, Григорий Островский в полной красе, – засмеялся Альберт. – Прям Элиза Дулиттл Брянского уезда… – начал было Георгий, но тут сзади раздался недовольный гудок автомобиля, намекающий, что пора двигаться дальше. Григорий завел двигатель, а рыжий парень уже вовсю улепетывал от них… *** Григорий Островский был личностью широко известной в узких кругах. Аристократ, по линии матери, немного англичанин, также по линии матери, в прошлом профессор кафедры русского языка и теории словесности, а теперь знаменитый риторик и основатель школы ораторского мастерства. Григорий выступал за то, что культура речи имеет большое значение, как в повседневной, так и в профессиональной жизни. Его школу посещали топ-менеджеры среднего бизнеса, управленцы крупных компаний, владельцы собственного бизнеса, профессиональные ораторы: заведующие кафедрой и профессора университетов, актеры, ведущие, чиновники. Все они ценили высокий профессионализм команды Григория, его новаторскую программу и индивидуальный подход. Вот и сейчас довольные посетители нового многочасового семинара и мастер-класса Григория выходили из здания бизнес-центра наперебой делясь впечатлениями. Сам Григорий, также весьма довольный сегодняшним днем, выходил из центра в сопровождении Альберта, обсуждая прошедший семинар. Еще на подходе к парковке перед бизнес-центром мужчины заметили рыжую макушку, а потом и самого вчерашнего парня, отирающегося у машины Григория. – Здравствуйте. Чему обязан? – Григорий изящно изогнул светлую бровь, глядя на парня. – Все-таки ты, – с облегчением выдохнул парень. Сегодня он выглядел не таким грязным и растрепанным. Футболка, хоть и была не новой, но была чистой, как и джинсы. Лицо парень отмыл, даже, кажется, отмыл шею, а по волосам видно даже прошелся расчёской. – А то я уже труханул, чё не ты это. Долхо же вас ждать пришлось, – недовольно пробурчал парень. – А зачем вы нас ждали, простите? – заинтересовано спросил Альберт. – И как вы нас нашли? – Дык ты вчера ховорил, як евонное имя, – парень кивнул в сторону Григория. – Я в инете потом нашел, хто он, про сегодняшнее сборище прочитал, вот и нашел, – пробубнил парень. Видно, он чего-то смущался, поэтому говорил тихо, почти себе под нос, отчего его невнятная речь становилась еще более трудноразличимой. Григорий нахмурился и немного наклонился вперед, силясь понять, что говорит молодой человек. – Так, а зачем вы нас искали? – не отступал Альберт. – Я прачытаў, чё ты, - он снова обратился к Григорию. – Людей ховорить правильно учишь. – В целом, да – согласно кивнул Григорий, сложив руки на груди, надеясь, что он правильно понимает парня. – Дык мне это и надо, - парень громко шмыгнул носом, подтер его тыльной стороной ладони, а потом вытер ее об штаны. Григорий брезгливо поморщился на эти действия. – Я ж кохда с деревни приехал, в автомастерскую пошел, механиком хотел быть. Я тачки с детства чиню, у нас ж, кохда в деревне трактор какой ломался, сразу все ко мне бежали, я ж их все с закрытыми хлазами починить моху. Приехал в хород и сразу в мастерскую, а тут владелец этот, морда армянская, ховорит, чё меня клиенты не розумиють, а у них, видите ли, елитный салон, клиенты типа все убехнут. Взял, сука, ток помощником. А бабла в два раза меньше платит, а за хату знаешь сколько, бля, дерут? – парень снова зло шмыгнул носом. – Мне, короче, ховорить нормально надо, – заключил он. – Что ж, это похвально, – подытожил Григорий. – Ток я розумию, чё все вы бабла немерено за свои уроки дерете, – вдруг встрепенулся парень, злобно поглядывая на Григория. У последнего от удивления вытянулось лицо. – Один слесарь у нас за анхлийский отдает две тыщи! Ты же ж за мой родной язык стока брать не можешь, и денех таких у меня нет, дам тыщу за урок, и не больше! Пока Григорий искал, что ответить на такое условие, к ним подошел еще один мужчина. Выглядел он постарше и в талии был поплотнее. – Общаетесь? – спросил вновь подошедший мужчина. – А? Да, – обернулся Григорий, чье настроение при виде мужчины стремительно поползло вниз. – Анатолий, вы, значит, сегодня тоже присутствовали? – А как же без меня? – ухмыльнулся мужчина. Анатолий Голдман был конкурентом и ярым оппонентом Григория, не раз восставая против идей и методик последнего. Он, как повелось, не пропускал ни одного семинара Островского. – И как вам? – с сарказмом спросил Григорий. – Мило, очень мило, - без энтузиазма отозвался мужчина, тем временем рассматривая рыжего паренька, который явно выбивался из компании мужчин в дорогих костюмах. Видимо, парню надоело, что его так беззастенчиво рассматривают, и он как рявкнул: – Чё зеньки вылупил? Григорий закатил глаза, а Альберт прыснул в кулак. – Очаровательно, просто очаровательно, – пробубнил Анатолий, уже растерянно смотря на паренька. – А вы, простите, кто? – Филипп я. Вон у нехо учиться ховорить буду, – кинул насупившийся Филипп на Григория, который в этот момент поперхнулся воздухом. – Механиком хочу быть, а не на побехушках… – Да-а-а? – задумчиво протянул Анатолий, продолжая бегать глазами по парню. Тут в его голову пришла гениальная идея, и он, хищно улыбнувшись, повернулся к Григорию. – Это правда? – мужчина сощурил глаза. – Это еще не окончательное решение, – помотал головой Григорий. – Вы, Григорий, ведь всегда утверждали, что речь – это важный инструмент достижения целей, прям-таки пусковой механизм социального лифта. Так почему бы не проверить ваши слова на практике? Я оценил масштаб бедствий и предлагаю пари: если через полгода, на новогоднем вечере, организуемым «Форбс», все поверят, что это парень, – он ткнул большим пальцем себе за плечо, где стоял Филипп. – Находится в первой двадцатке рейтинга, как молодой предприниматель, то я публично признаюсь, что ваша методология лучшая и даже размещу эту информацию на официальном сайте моей школы. Ну а если все поймут, что это просто ряженый паренек с окраины нашей страны, то это сделаете вы, – Анатолий заискивающе посмотрел на Григория, ожидая реакции. – Или вы трусите? Не уверены в своих методах? – Более, чем уверен, – нахмурился Григорий. – По рукам! Он протянул ладонь, и мужчины крепко пожали руки. – Через полгода его можно будет отправлять на прием к английской королеве, – гордо сообщил Григорий. – Ну-ну, – усмехнулся Анатолий. – Удачи! – пожелал он, уже отходя. – Дык чё? – отозвался Филипп, который до этого стоял молча и только переводил взгляд с одного мужчины на другого. – Чё, учить-то будете? – Буду, – Григорий повернулся к парню и достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот и ручку. – Пожалуйста, запишите свой номер, и я напишу вам, куда и во сколько завтра подходить, – Григорий передал блокнот с ручкой Филиппу, и тот быстро застрочил в нем. – Я тохда пойду? А то дел до хера, – он вернул блокнот Григорию. – Бывайте, – парень махнул рукой и быстро пошел в сторону автобусной остановки. Григорий издал мученический вздох. – Это будет трудно. – Эм… Я бы сказал: это будет очень трудно, – отозвался Альберт, который заглядывал через плечо Григория в блокнот, где был написан номер, а внизу приписка «Филип». – Он даже свое имя не может написать правильно… – Полный пи-п-пи… Пигмалион… Григорий тяжело вздохнул, но тем не менее, отправил на указанный номер обещанные адрес и время. *** На следующий день в указанное время Филипп стоял под дверью одной из квартир элитного клубного дома, сомневаясь, стоит ли вообще туда идти. Но вспомнив, каких трудов ему стоило пройти через охрану и консьержа, которые решили, что он пришел, чтобы воспользоваться лифтом в качестве туалета, решительно нажал на кнопку звонка. Через пару мгновений дверь открыл седовласый мужчина в темной жилетке и голубой рубашке со стоячим воротничком. Филипп удивился, но виду решил не подавать. – Я эт, к Островскому, – сообщил он. – Ах, да. Меня о вас предупреждали, – мужчина отступил, пропуская парня в квартиру. – Разувайтесь, вот вам тапочки, – мужчина поставил перед Филиппом пару мужских коричневых тапок. – А чё тапки-то? Я ваще-то носки без дырок одел, – возмутился Филипп. Мужчина слегка приподнял бровь на такое заявление, но внешне остался спокойным. – Дело не в ваших носках, просто так будет удобнее, – пояснил он. – Ну ок, – Филипп пожал плечами и сунул ноги в тапки. – Хде Островский-то? – Григорий и Альберт сейчас в кабинете, пойдемте, я вас провожу. Мужчина пошел вглубь квартиры, Филипп засеменил следом. – А вы чё, батя Островского? – поинтересовался Филипп в свойственной ему манере. – Нет, я камердинер. – А я Филипп, приятно, – серьезно кивнул парень. Мужчина попытался сохранить беспристрастное лицо, но все же легкий смешок сорвался с его губ. – Это не мое имя. Зовут меня Константин, а камердинер – это… Вы знаете, кто такой дворецкий? – Константин повернулся к Филиппу. – Дык да, эт ну, типа, как пахан среди слуг, да? – Эм… ну да, – согласился озадаченный Константин. – Фигасе! – с восторгом воскликнул Филипп. – Я думал, такое ток в фильмах бывает! А чё, Островский шишка большая? Чё ему дворецкий нужен? Сам жопу себе подтереть не может? – Молодой человек! – Константин побагровел от возмущения. Но, к счастью, они уже дошли до кабинета, дверь которого открыл Альберт, услышав приближающиеся голоса. – Филипп, по вам часы сверять можно, – улыбнулся белозубой улыбкой Альберт. – Проходите, – Альберт сделал приглашающий жест. Филипп вошел в кабинет с интересом озираясь по сторонам. За ним следом прошел Константин, огибая парня и подходя к рабочему столу, за которым сидел Григорий. – Григорий, я хотел бы серьезно с вами двумя, – он выразительно посмотрел на Альберта, – поговорить. Не знаю, что вы затеваете, но это очень плохая идея. Что бы то ни было! – Константин, не беспокойся. Все хорошо, – примирительно сказал Григорий, почти ласково смотря на трепещущего от праведного гнева камердинера. – Принеси нам пока… Филипп, вы хотели бы чай или кофе? – обратился Григорий к парню, который в этот момент пытался отколупать фѝговый листочек с мраморной статуэтки Давида, которому скульптор этим самым листочком целомудренно прикрыл детородный орган. – А? – встрепенулся Филипп, оборачиваясь. – Кофе давай. С молоком и сахаром. И я бы пожрал ваще… – Константин? – Григорий умоляюще посмотрел на мужчину. Константин прикрыл глаза на пару секунд, потом открыл и кивнул: – Конечно, сейчас принесу, – и вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь. – Филипп, вы присаживайтесь, – предложил парню Альберт, который сам уже сидел на зеленом диване-канапе. Филипп оглядел комнату, тоже подошел к дивану и осторожно присел на краешек, словно боясь, что его сейчас прогонят. – Филипп, нам бы хотелось, чтобы вы подробнее рассказали о себе, – Григорий взял стул, поставил его напротив Альберта и Филиппа, и присел, собираясь слушать. – Дык чё рассказывать? – Филипп отчего-то занервничал и начал нервно теребить прорезь на джинсах на коленке. Сегодня он был в том же, в чем и вчера. – Начните с того, откуда вы, – подсказал Григорий. – Мы выяснили, что вы из Брянской области, но хотелось бы поточнее. – Я сам родился в деревне Ореховка, – начал Филипп. – Я так понимаю, это где-то на границе с Украиной и Беларусью? – уточнил Григорий. – Аха, рядом Хомель и Чернихов, – кинул Филипп, продолжая теребить прорезь на коленке. – Родился и там же жил, пока денех не накопил на билет и сюда не приехал. – Угу, – подбадривающе кивнул Григорий. – А семья? Расскажи про свою семью? – Дык чё семья? Обычная семья. Матушка дояркой в колхозе соседнем работает, батя помер, сука. Он бухал, как чёрт, мать бил и мне прилетало, но я мелкий тохда был, не помню особо. Та потом этот ублюдок так нажрался, чё в сугробе заснул и да смерци замерз, хрен собачий. От него ток одна польза была, чё мне за то, чё он сдох деньхи платят. – А сколько тебе лет? – вкрадчиво уточнил Альберт. – Сяемнаццаць, – после небольшой паузы ответил Филипп. Мужчины переглянулись. – Ладно, хорошо, – сказал Григорий. – А что потом? Вы остались с мамой вдвоем? – Та не, – отмахнулся Филипп. – Матушка скоро снова замуж вышла. Дядя Коля классный мужик был, как батя настоящий, ток честный залишне был. На мясном заводе охранником работал, а мужики тащили с завода все, вот он их начальству и сдал, а те его потом в подворотне забили, он так там и помер. Хороший мужик был, – на рассказе об отчиме Филипп погрустнел, опуская глаза в пол и тяжело вздыхая. Желая его немного подбодрить и отвлечь от посторонних мыслей Григорий снова спросил: – И вы остались с мамой? – Не, потом третий хахаль был. Тот еще козлина. Заделал матушке дитину, деньхи слямзил и свинтил куда-то. Матушке работать надо было, деньхи-то эта скотина стырила, а я тохда с Анькой мелкой сидел, сеструхой моей. – Ага, и вы остались втроем, – понятливо покивал Григорий. – Да какой там, - снова отмахнулся Филипп. – А чё? Знаете, як в деревне без мужика сложно? – занял он оборонительную позицию, неверно истолковав удивленный взгляд мужчин. – Да мы ничего… – оправдываясь, протянул Григорий. – Значит, у вас снова появился…мм-м-м… мамин друг? – Дык чё друг? – пожал плечами Филипп. – Они одружилися, еще одного пацана заделали. Серега здаецца нормальный мужик. Мать не бьет, к Аньке с Сашкой хорошо относится, даже деньхи нормальные зарабатывает, комбайнер он. А я, щоб на шее не висляться, в большой хород поехал, как девятый класс закончил, – шмыгнул носом Филипп, как бы ставя точку в своем рассказе. – Девять классов! – раздался полный ужаса голос Константина, который под конец рассказа, как раз принес большой поднос с кофе и закусками. Григорий и Альберт недовольно шикнули на камердинера. Константин, бурча что-то себе под нос, прошел в кабинет, и поставил поднос на столик, стоящий сбоку от дивана. – О, бутеры, ништяк! – обрадовался Филипп, утаскивая тарелку с небольшими бутербродами к себе на колени и сразу запихивая в рот два бутерброда. – А фё такие мафенькие? Захали фё ли? – пытался донести свою мысль Филипп с набитым ртом. У Константина от этого задергался глаз и он, трясясь от гнева, начал отчитывать Филиппа. – Во-первых, молодой человек, не говорите с набитым ртом. Во-вторых, бутерброды – это закуска, а не еда. В-третьих, эта тарелка была рассчитана на всех… – Константин, пусть ест, – Григорий остановил речь камердинера взмахом руки. – Филипп, а что было дальше, после того, как вы приехали сюда? Филипп сделал большой глоток кофе, запивая бутерброды и сыто откинулся на спинку дивана. – Дык чё? – повторил он свое любимое. – Пришел в автомастерскую, хотел механиком пойти, а чурка этот… – Господи ты боже мой, – протараторил Константин, возводя глаза к потолку. Филипп покосился на него, но кажется, понял причину недовольства мужчины. – Так вот этот армянин, – он сделал ударение на последнем слове, глядя в упор на Константина. – Сказал, чё пока ховорить нормально не буду, не даст друхую работу, кроме как помохать всем и подчищать за всеми. Ну а потом ты и тот тип со спором… – Какой тип, с каким спором? – подобрался Константин, подходя ближе к Григорию. – Голдман опять? – Да, он, – покорно ответил Григорий. – Мы с ним поспорили, что я смогу за полгода изменить речь Филиппа, прививая попутно соответствующие манеры. – Григорий! – неподдельно ужаснулся Константин. – Как можно спорить на живого человека? – Мы спорим не на человека, а на методологию. Человек здесь просто, как дополнение. По-моему, от этого спора все только выигрывают: я получаю признание от своего главного оппонента, а Филипп получает бесплатно новую речь и билет в лучшую жизнь. Кстати, на время спора Филипп будет жить у нас… – Как жить у нас? Мы ведь не можем подобрать мальчика, как щенка с улицы! – негодовал Константин. – Почему нет? – удивился Альберт. – Почему нет?! Вы же ничего о нем не знаете. Вдруг мы утром проснемся, а он нам всю квартиру вынесет! – Эй-эй, не гони, - Филипп даже на ноги подскочил. – Я чё зек какой вас обносить. Я порядочный! – и шмыгнул носом, снова подтирая его рукой, а руку вытирая о футболку. Константин не выдержал этого действия, стремительно подошел к парню, доставая белый платок из кармана жилетки. – Вот, возьмите, – он протянул платок Филиппу. – Зачем? – Филипп подозрительно косился на слишком буйного камердинера. – Затем, что вот платок, – Константин схватил Филиппа за запястье, вкладывая в его ладонь платок. – А вот это футболка! – он двумя пальцами, брезгливо поддел край футболки парня. – Постарайтесь их не путать, если хотите стать членом высшего общества. Только Константин отвернулся, Филипп звучно высморкался в предложенный платок. Камердинер глубоко вдохнул и выдохнул, а затем снова обратился к друзьям: – Хорошо, но вы подумали, что вы будете делать с мальчиком после того, как обучение закончится? Мы в ответе за тех, кого приручили, – не сдавался Константин. – Ладно он, ему всего семнадцать, но ты-то Григорий, дожил до тридцати пяти лет, у тебя-то мозг должен быть! – А ты представь, что с ним будет, если мы не возьмемся за его обучение? Так всю жизнь и будет непонятно кем работать просто потому, что никто не разберет его речь. Решено! Филипп останется у нас и пройдет обучение. Я от него ничего не скрывал и он в курсе всего. Так ведь, Филипп? – уточнил Григорий, поднимаясь со своего места. – Угу, – кивнул Филипп и снова смачно высморкался. – И начнем мы преображение, пожалуй, с ванной, – оглядел парня с ног до головы Григорий. – Константин, помогите, пожалуйста нашему гостю принять ванну. Особое внимание уделите грязи под ногтями. – Я чё сам не помоюсь? – озлобленно глянул на Григория Филипп. – Конечно, вымоетесь, – примирительно поднял ладони вверх Григорий. – Константин просто вам покажет, как пользоваться душем. – А с одеждой его, что делать? – смирившись, спросил Константин. – Сжечь? – предложил Альберт. *** – Филипп, сосредоточьтесь! – просил Григорий, ходя из одного угла кабинета в другой. Филипп при этом сидел на стуле рядом со статуэткой Давида и наблюдал глазами за мужчиной. – Давайте еще раз: гэ. Тверже «гэ». – Хэ. – Гэ! – Хэ! – ГЭ! – ХЭ! – Да что ж это такое! – Григорий бессильно всплеснул руками, а потом резко развернулся и остановился прямо перед Филиппом. – Значит так! Или ты сегодня научишься произносить этот чертов звук или останешься без завтрака, обеда, ужина и колбасы! На словах о колбасе глаза Филиппа расширились в непритворном ужасе, а Григорий уже стремительно вышел из кабинета, громко хлопнув дверью. – Вот попросишь вызвать врача, а я возьму и забуду, как телефоном пользоваться! – крикнул ему вдогонку Филипп. Шла вторая неделя обучения. После самого первого разговора в кабинете и после того, как из ванной вышел Константин, сообщая, что блохастого котенка, которого в детстве принес Григорий, было искупать легче, чем этого мальчишку. Далее Константин снял с него мерки и заказал новую одежду. Затем снова Константин съездил вместе с Филиппом в его квартиру, которую он снимал с тремя другими парнями, и забрал оттуда все необходимое, а также сообщил, что Филипп отказывается от аренды. Так Филипп и перебрался в квартиру Григория, неустанно занимаясь постановкой речи с переменным успехом. *** – Итак, внимание, Филипп, повторяйте за мной: Гроза гремит, гремит гроза, гроза, гремит пока гроза. – Хремит хроза, пока коза… А-а-а-а-а! – Филипп уронил голову на стол. – Нет, не так, Филипп! Нам нужен взрывной, заднеязычный звук, а вы выдаете гортанный украинский звук! – А що ти маєш проти української мови? – Филипп оторвал голову от стола, посмотрев на Григория, сощурив один глаз. – Нічого не маю, – передразнил его Григорий. – Твоя проблема в том, что ты мешаешь три языка и коверкаешь все три. А от этого твоя речь становится вульгарной. Я, кстати, очень удивлен тому, что ты не шокаешь. – Дык я шокал, – ответил Филипп, ерзая на стуле и постоянно оттягивая бок новой рубашки. – Ток у нас пацаны в сервисе «чё» ховорят, вот и я, як ихнее «чё» услыхал, тоже потом чёкать стал. – Во-о-от, – протянул Григорий, потрясая указательным пальце в воздухе. – Значит, ты вполне способен улавливать фонетические различия на слух и можешь их легко воспроизводить, получается, ты сейчас просто ленишься. И прекрати ерзать! – прикрикнул в конце Григорий на парня. – Та не моху. Тут кыляется чё-то, – Филипп снова оттянул бок рубашки. – Что делает? – уточнил Григорий. – Ну, кыляется, – в подтверждение своих слов Филипп встал и вытащил рубашку из-за пояса брюк, выворачивая правый бок наизнанку, где оказалась фирменная этикетка. Григорий тяжело вздохнул. – Колется, Филипп, колется, – и отошел к своему рабочему столу. – Ну пускай колется, но лехче не стало, – буркнул недовольный Филипп. – Вот, возьми и аккуратно отрежь этикетку, – передал ему ножницы Григорий. Филипп быстро справился с ненавистной этикеткой и сел обратно на стул. – Заправь рубашку, – напомнил Григорий. Филипп открыл было рот, чтобы ответить какой-нибудь колкостью, но, поняв, что эта битва им уже заранее проиграна, встал, надув губы и запихнул рубашку в брюки. – А теперь продолжим, – Григорий вернулся на свое место рядом с Филиппом, поддернул домашние кашемировые брюки, присаживаясь рядом и кладя на столик диктофон. – В этот раз мы тебя запишем, чтобы ты мог себя послушать. Давай: гроза гремит, гремит гроза, гроза, гремит пока гроза. *** – Гуси, гуси! - Га-га-га, – у Григория уже саднило горло от многочасового монотонного повторения, но звук «гэ» все никак не сдавался Филиппу. – Хуси, хуси. Блин. Хуси, хуси! Ха… Не. Хуси-ебуси, – простонал Филипп, соскальзывая на пол с дивана в гостиной, в которую они с Григорием переместились после ужина в ожидании Альберта. – Так, подходи ближе к столику, – скомандовал Григорий, достав из старинного серванта белую свечу в прозрачном подсвечнике, поджег ее и поставил на стол прям напротив Филиппа. – Если ты будешь произносить звук правильно, пламя не погаснет, а если нет, то ты его задуешь. Твоя задача – огонек не погасить. Начали! – Хуси… Бля-а-а. Григорий сжал пальмами переносицу: после первого же звука огонек свечи задрожал и погас. – Вот спички, – он кинул коробок на стол. – А за каждое матерное слово я буду лишать тебя сладкого. – Э-э-эй! Как без сладкого? Я вон на ужин ток картохи трохи съел, чёб потом торта еще съесть, – неподдельно возмутился Филипп. – Во-первых, картофель, картошка. Во-вторых, немного, чуть-чуть, мало… – начинал закипать Григорий. – Занимаетесь? – в гостиную тихонько проскользнул Альберт приветливо улыбаясь. – Не буду отвлекать. Пойду пока загляну в холодильник и с Константином поболтаю, а ты как освободишься, подходи, я тебе первую статью покажу. Филя, старайся! – Альберт, смеясь, погрозил ему пальцем и вышел из гостиной. – А чё, Альберт тоже, как ты людей учит? – Филипп проводил мужчину задумчивым взглядом. – Не совсем. Он лингвист, исследует феномен билингвов и трилингвов. Это люди, у которых несколько родных языков, – быстро пояснил Григорий, заметив недоуменный взгляд Филиппа. – Сейчас он работает в Китае, исследует английский язык… – Он чё, хлумной чё ли? – перебил Филипп. – Что? – Григорий строго посмотрел на Филиппа. – Простите, – потупился парень. – Он ч-то х-глумной? – с усилием выдавил из себя Филипп. Григорий так обрадовался прогрессу ученика, что даже забыл, что изначально хотел его отчитать за обзывание. – Почему ты так решил? – заинтересовался мужчина. – Так кто анхлийский в Китае учит? Даже я понимаю, чё не там надо… Григорий заливисто рассмеялся на такие рассуждения. – Просто в Китае сейчас модно с самого детства учить детей английскому языку, объем работы – немерный, – пояснил он. – Но вернемся к нашим баранам, точнее гусям. Гуси, гуси! Га-га-га. *** – Четыре, пять, шесть, – вслух считал Григорий, кладя в широко раскрытый рот Филиппа специальные камешки для дикции. – А теперь четко повторяй за мной, как будто у тебя ничего нет во рту. Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла кларнет. – Кал у Клалы уклал колаллы, а Клала у Кала укала калнет. – Нет, Филипп, ничего не понимаю! – Кал у Клалы укал… – Гриш, так ли необходимы эти камешки? – поинтересовался Альберт, отвлекшись от ноутбука, за которым вел рабочую переписку с коллегами, сидя в большом кресле в кабинете, пока Григорий и Филипп работали над произношением. – Да! Мне от него нужно добиться четкости произношения, и камешки здесь точно не помешают, – уже начал заводиться Григорий. – Филипп, еще раз! – Кал у Квалы увал калаллы… – замученным голосом продолжил Филипп. – Ну может фразу полегче дать… – заметил Альберт. – Альберт! Из-за твоей болтовни я не слышу, что он говорит, – взорвался Григорий. – Ой! – пискнул Филипп. – Что «ой»? Почему ты замолчал? – зло буравил глазами парня Григорий. – Я камешек проглотил, – пролепетал Филипп. – Ничего, у меня их много! – Григорий встал со стула, обошел рабочий стол и выдвинул из него ящик, в котором лежала коробочка с подобными камешками. *** – Еще раз: стоит поп на копне, колпак на попе, копна под попом, поп под колпаком, – без сил в который раз проговорил Григорий. Он сидел в кресле, прижимая холодную бутылку минералки ко лбу. Рядом, раскинув руки и ноги сидел Альберт, смотря перед собой пустым взглядом. Филипп лежал на животе на диване, уткнувшись лицом в обивку. Услышав приказ Григория, он немного приподнял голову и еле ворочая языком заговорил: – Поп на попе, попа на копе… Я уста-а-ал! – застонал он, снова утыкаясь лбом в диван. – Гриш, мы все устали, уже одиннадцать вечера. У всех голова болит, – простонал Альберт. – Да-а-а-а, – захныкал Филипп в диван. Григорий тяжело вздохнул, отставил на стол бутылку и поднялся, чтобы присесть на диван к Филиппу. Григорий положил руку ему на затылок, нежно поглаживая его рыжие волосы, наклоняясь близко, почти к самому уху. – Филипп, я знаю, что ты устал, что у тебя болит голова, нервы напряжены до предела. Но ты только вспомни, для чего мы всем эти занимаемся: нам нужен билет в лучшую жизнь. А, чтобы его получить ты должен овладеть хорошим русским языком. И ты обязательно им овладеешь. Филипп приподнял голову. – Стоит поп на копне, колпак на попе, копна под попом, поп под колпаком, – четко проговорил он. – Еще раз, – ошеломленно попросил Григорий, с изумлением смотря на парня. – Стоит поп на копне, колпак на попе, копна под попом, поп под колпаком, – еще раз, уже более уверенно произнес Филипп, выворачиваясь, чтобы при этом видеть Григория. – Молодец, Филипп! – в полном восторге воскликнул Григорий, вскакивая на ноги в избытке чувств. – Гуси-гуси! Га-га-га! – продолжал восторженно Филипп, поднимаясь вслед за Григорием. – Он схватил! Он поймал! – Григорий от радости бросился к Альберту, который уже сидел на краешке кресла, готовясь присоединиться к всеобщему веселью. *** – Главное не забывай артикулировать. Четче произноси звуки и не добавляй их там, где их нет, – инструктировал Филиппа Григорий, когда они вместе с Альбертом ехали в лимузине на скачки – крупное светское мероприятие, которое должно было стать неким промежуточным экзаменом для Филиппа. – Не «чё», а «что», – напомнил Альберт, сидящий слева от Филиппа. – Не «хэ», а «гэ»! – навис справа Григорий. Филипп заскулил, прикрываясь программкой скачек и пытаясь соскользнуть с кресла. – Выпрямись! – резко приказал Григорий. – Костюм помнешь, – и сам одернул лацканы своего смокинга. – Главное помни, – подхватил наставления друга Альберт. – Есть три темы, которые можно обсуждать в приличном обществе: погода, светские новости и литература. – О! – оживился Филипп. – Литература – моя слабость. В смысле я в ней слаб. Гы-гы-гы-гы, – рассмеялся он. Но мужчин эта шутка не впечатлила. – Ладно, – пошел на попятную парень. – Я смогу поговорить про «Сенбернар шоу», вы его постоянно упоминаете. – Бернард Шоу, Филипп, – устало пояснил Григорий. – Это писатель. – Гы-гы-гы-гы, – снова рассмеялся парень. – А я думал – это шоу про собак. – Филипп, закрой рот, – также устало попросил Альберт. Парень обиженно замолчал. – Вот так и оставайся, – тяжело выдохнул Григорий. *** – Неужели мы сейчас поедим! – Филипп разве что не подпрыгивал от радости, когда они втроем подходили к залу, где проводили званный ужин после скачек. – Филипп, пожалуйста, контролируй себя, – почти моля попросил Григорий прежде, чем швейцары распахнули перед ними дверь. Ужин проходил в формате фуршета, поэтому мужчины выбрали один из высоких столиков, рядом с окном, выходящим на веранду, и расположились там. – Когда уже начнется эта ваша тусовка? – спросил Филипп, со скучающим видом рассматривая зал. – Вечеринка. «Тусовка» - это жаргон прессы, – поправил его Альберт. – Скоро начнется, а пока выпей что-нибудь. – А чего они минералку в такой странной посуде подают? – Филипп покрутил в руках прозрачную миску, в которой плавал кусочек лимона, и сделал большой глоток. – Это для рук… – вскинул руку Альберт, пытаясь остановить парня, но не успел. – Фэ, – скривился Филипп. – Для рук? Зачем это? – Чтобы можно было ополоснуть руки, если будем есть морепродукты, например, креветки, – пояснил Альберт. – Что, в сортир трудно сгонять? – пробурчал Филипп. – Филипп! – зло рявкнул Григорий, который до этого рассматривал гостей, выискивая своих знакомых. – Смотри, – он наклонился ближе к парню. – Вон к нам идет Федор Овчинников, пятая строчка мирового рейтинга «Форбс». Кроме того, он устроитель сегодняшнего вечера. Хочет поздороваться со мной. Он учился у меня в школе, у него была жуткая боязнь публичных выступлений. Идет он с мамой – дамой почтенного возраста. И с женой. Так что следи за языком, – успел прошипеть последнее предложение Григорий. – Григорий! – раздался радостный бас Овчинникова. – Рад тебя видеть! – мужчина, бывший на полголовы выше Григория и в полтора раза шире, крепко обнял его. – Федор Романович, большое спасибо за приглашение, – ответил, искренне улыбаясь, Григорий. – Позволь мне представить моих очаровательных спутниц, – Овчинников повернулся к своим дамам. – Это моя супруга, Ольга, – он указал рукой в сторону высокой статной брюнетки в изящном атласном платье. – Очень приятно, – Григорий аккуратно пожал протянутую хрупкую руку. – А это моя мама, Надежда Ивановна, – мужчина нежно сжал плечо невысокой пожилой дамы в темно-бордовом юбочном костюме и игривой шляпке с сеткой. – Очень, очень приятно, – Григорий наклонился, целуя тыльную сторону протянутой руки, от чего Надежда Ивановна зарделась и кокетливо отмахнулась от мужчины. – Ну а это, – теперь Федор уже обратился к свои женщинам, представляя Григория. – Григорий Островский – просто-таки ломовой конь фонетики… – Чё ты сказал? – вдруг встрепенулся притихший до этого Филипп. – Сам ты конь педальный! У Григория на этих словах екнуло сердце, а резко вспотевший Альберт попытался оттащить воинственно настроенного Филиппа от столика. – Простите? – Овчинников удивленно изогнул бровь. – Простите, он просто не разобрался, что в данном контексте «ломовой конь» - это комплимент, – затараторил Григорий оправдываясь. Филипп все же вырвался из рук Альберта, одернул пиджак и гордо выпрямил спину. – Да, приношу свои глубочайшие извинения, – выдал он, слегка склонив голову. – А кто эти молодые люди? – подслеповато щурясь спросила Надежда Ивановна. – Это Альберт – мой друг детства, а это Филипп – мой… эм… воспитанник, – спохватился Григорий, представляя своих спутников. – Прелестно, – восхитилась женщина и подобралась ближе к Филиппу. Видимо он ей понравился. – Чудная сегодня выдалась погода, не правда ли? – спросила она у Филиппа, беря того под руку. – Правда, я слышала, что на следующей неделе уже обещали грозу, а это так плохо для моих суставов. Как вы думаете, будет ли гроза? – Гроза гремит, гремит гроза, гроза, гремит пока гроза, – выдал Филипп, видно немного опешивший от чрезмерного внимания к своей персоне. – Того и жди пойдут дожди в Испании. – Ох уж эти дожди! Эта сырость! Это все очень плохо на меня влияет, – посетовала дама. – Вы представляете, в прошлом году в дождь я чуть не упала с лестницы! Сейчас все покрыли плиткой, но никто даже не подумал, что в дождь по ней невозможно ходить! – возмущалась женщина. – У меня вот тетка умерла, упав с лестницы, череп пробила, – сумрачно сообщил Филипп. Надежда Ивановна сочувствующе покачала головой, прищелкивая языком. – А я так думаю – просто кокнули ее, – продолжил Филипп. Альберт подавился воздухом, а Григорий прикрыл лицо ладонью, качая головой в отчаянье. – Кокнули? – озадаченно переспросила дама. – Конеч-но. Чего бы ей падать с лестницы? Думаю, толкнули за пенсию. Чего бы ей падать? Она даже после трех бутылок самогонки любые лестницы брала, а тут раз, и упала. Говорю вам, кто деньги стыбрил, тот и тетку кокнул. – Боже мой! – ужаснулась Надежда Ивановна. – Вы говорите, что она пила. Так может, она упала из-за опьянения? – Да какой там пила, – отмахнулся Филипп. – Лакала! Вместо воды просто. Точно говорю – кокнули ее! Григорий жалостливо заскулил, а Альберт ободряюще похлопал его по спине, вручая бокал с шампанским, который взял с подноса у официанта. – Простите, я видно, не совсем понимаю, что значит «кокнули», – смутилась Надежда Ивановна. – Это новое молодежное слово, означающее «убить кого-то», – поспешно влез Григорий. – Я убью тебя! – прошипел он уже Филиппу, сдерживаемый при этом Альбертом. – О, я совершенно не воспринимаю эту современную манеру общаться, – расстроенно поведала Надежда Ивановна. – Ну что вы… – Мама, мне совершенно не хочется прерывать вашу милую беседу, но нам нужно поприветствовать и других гостей, – тактично вмешался Федор. – Ах, конечно. Было очень приятно пообщаться с вами, молодой человек, – Надежда Ивановна отпустила руку Филиппа. – И мне тоже это доставило колоссальное удовольствие, – растянулся в улыбке Филипп и, копируя манеру Григория, наклонился и поцеловал руку Надежды Ивановны. Она снова покраснела, захихикала по девичьи, и помахала всем на прощание. У столика, нервно выщипав все листы у маленькой фиалки в горшочке, поставленной для украшения, стояли красные, с испариной на лбу Григорий и Альберт. – Филипушка, подойди-ка сюда, – ласково позвал Григорий. *** – Филипп, уже слишком поздно, – в комнату зашел Константин. – Что бы не говорил Григорий, убирай книгу и ложись спать, – Константин попытался забрать книгу у Филиппа, который сидел на кровати в пижаме и читал при свете настольной лампы. – Нет, я не смогу уснуть, если не узнаю, чем закончится эта глава! – Филипп крепко держал книгу, не давая вытащить ее из рук. – Филипп, ты портишь глаза при таком освещении! – строго сказал Константин. – Но это же любимая книга Григория, если я ее сегодня прочитаю, то завтра уже смогу с ним обсудить, – не сдавался Филипп, пытаясь судорожно дочитать страницу. – Ой, Филипп, Филипп, – покачал головой Константин. – Ты бы не засматривался на Григория… – Чего это я засматриваюсь? – смутился Филипп, закрывая книгу. – Ничего я не засматриваюсь. Книга просто интересная. И вообще я буду спать, – он положил книгу на тумбочку, погасил лампу и рухнул на подушку, накрывшись одеялом почти по самую макушку. *** – Григорий, ты хоть иногда думаешь головой? – с порога спросил Константин, проходя в кабинет, где Григорий разбирался с бумагами. – Обычно ей и стараюсь, а что? – мужчина удивленно посмотрел на камердинера. – Только, кажется, твоя голова совершенно не работает, когда дело касается этого мальчишки, – грозно посмотрел на мужчину Константин. – А что не так? – все никак не могу понять Григорий причину недовольства мужчины. – Начнем с того, что он живет с вами, но совершенно не понятно на каком положении… – Он мой воспитанник, это не возбраняется, – взъелся Григорий. – Хорошо, но декабрь уже близко, а ты совершенно не задумывался о дальнейшей судьбе мальчика, – Константин начала нервно ходить туда-сюда перед столом. – Что ты сделаешь? Снова выкинешь его на улицу? Какой был тогда смысл учить его всем этим манерам, красиво одевать, приучать жить в богатом доме, чтобы потом он снова вернулся в тот клоповник, откуда его забрали? Ты не ездил тогда с ним на съемную квартиру, я ездил. Я видел это убогое жилье, которое ему приходилось делить еще с несколькими людьми. А он же еще совсем ребенок! Ему всего семнадцать! Да, он многое в жизни повидал, но жизни не видел. Он мне рассказал, что он сделает первым делом, когда получит свою первую зарплату автомеханика. Знаешь, что? Он накупит огромный пакет разных вкусностей и сладостей и отвезет это своим брату и сестре. Он же размышляет еще по-детски. А вы с Альбертом просто нашли себе живую куклу. Ты совсем не думаешь о Филиппе! – Да я только о нем и думаю, – взорвался в конце отповеди Григорий, откидывая бумаги и подскакивая с места. – Что о нем самом, что о его проклятом произношении. Даже устал - сколько мне приходится о нем думать. И не только думать, но и изучать каждое движение его губ, челюстей, языка, не говоря уж о его душе, - а это самое сложное. – Но это все равно не отменяет моего вопроса о том, что он будет делать после окончания вашего спора, – не отступал Константин. – Не волнуйся, я его не брошу. И первое время буду помогать освоиться в новом для него обществе, пока он сам твердо не встанет на ноги. *** – Обязательно было надевать эту удавку? – спросил громким шепотом Филипп, пытаясь ослабить галстук-бабочку на своей шеи. – Обязательно. Мы же в опере, – также шепотом ответил Григорий, стараясь не мешать соседям по ложе. – А что без этого бы не пустили? – удрученно уточнил Филипп, для которого костюмы до сих пор были чужды. – Оглянись, – посоветовал Григорий. – Есть определенные нормы, которых нужно придерживаться. А теперь помолчи, сейчас будет моя любимая ария. На сцене появилась Царица ночи – крупная дама в сияющем черном платье, с подобием шипастой короны на голове, от которой отходила длинная, до самого пола, черная вуаль. Женщина запела знаменитую арию, от которой по коже забегали мурашки. Филипп ткнул Григорий в бок и наклонился к его уху: – И ты еще мне говорил, что я плохо говорю. Здесь же ни слова не разобрать! *** – Филипп, Константин взял отгул на сегодняшний вечер, поэтому готовим сегодня сами. Ну как готовим… Собирайся, мы едем в ресторан, – сообщил Григорий, заходя в гостиную, где Филипп играл в какую-то компьютерную игру на ноутбуке. – Опять костюм? – с видом великомученика поинтересовался он, отрываясь от экрана. – Нет, брюк и рубашки будет достаточно. *** – Гриша, кажется, мне забыли положить еду, – Филипп озадаченно вертел свою тарелку. – Почему же? – невозмутимо поинтересовался Григорий, выкладывая морковный мусс на тарталетку. – Тут только зелень и какой-то оранжевый плевок, – Филипп подозрительно потыкал вилкой в мусс. – А тарелка вон какая здоровущая, значит должно быть что-то еще… – Филипп, это такое блюдо: морковный мусс с куркумой на подушке из шпината. – А мало чего так? – продолжал бухтеть Филипп. – Это называется высокой кухней, – Григорий отпил вина из высокого бокала. – А дай-ка мне меню, – протянул руку Филипп. – Зачем? – напрягся Григорий. – Хочу посмотреть цену. – Это неприлично, Филипп. – Дай! – настаивал парень. Григорий вздохнул и сдался, протягивая кожаную папку Филиппу. – Так, так, – Филипп перелистывал страницы, ища нужное блюдо. – Ага, вот, морковный мусс… Ни х-х-хы… хиго себе! *** – Ты наелся? – озабоченное поинтересовался Григорий у Филиппа, когда они возвращались домой после ужина, решив не брать такси, а прогуляться пешком. – Шавуху бы я сейчас захавал, – мечтательно закатил глаза Филипп. – Так, понятно. От голода в тебе просыпается старый Филипп, который напрочь забывает все нормы языка. Пошли, еще куда-нибудь зайдем, – Григорий заозирался в поисках заведения, где можно было бы поесть. – А вон, туда пошли, – Филипп ткнул указательным пальцем на вывеску Макдональдса, приветливо переливающуюся красно-желтыми цветами. – Ну-у-у, – неуверенно протянул Григорий с сомнением посматривая на Макдональдс. – Пошли-пошли, – подтолкнул его Филипп. – Это же пища богов, и тем более там я точно наемся. *** Филипп с Григорием удобно расположились на диване в гостиной, смотря развлекательную передачу по телевизору, которая сейчас прервалась на рекламу. На экране крутилась миловидная девушка, рекламируя очередной онлайн-магазин одежды. – Вот какой лук она просит заценить?! – с негодованием воскликнул Филипп, даже подбирая под себя ноги и вытягиваясь в сторону телевизора, чтобы лучше рассмотреть рекламу. – Где тут лук? – негодование Филиппа росло. – Эх, Филя, – рассмеялся Григорий и потрепал его по голове, взлохматив рыжие вихры. – Здесь не имеется в виду овощ. «Лук» - это английское слово, которое означает «образ», «имидж», «стиль». – А-а-а, – протянул парень. – А я-то думал, почему в интернете всякие блогерки постоянно пишут про какой-то лук или лучок, а лука там и вовсе нет… Вон оно что, им просто русские слова не нравятся, – задумался Филипп. – И ты еще мне говорил, что я языки мешаю. А сами-то? Или что английские слова вплетать – круто? – К сожалению, да, – серьезно кивнул Григорий. – Сейчас в русском языке используется очень много англицизмов, то есть английских слов, при этом совершенно не оправдано. Почему-то сейчас очень стыдно не знать английский, а вот не знать свой родной русский – это нет, это не стыдно. Я выступаю за чистоту языка, поэтому я против англицизмов. И, кстати, вот еще: ты часто употребляешь феминитивы… – Вот не надо! – возмутился Филипп. – Никаких феминитивов я не употребляю. Когда-то курил, да, пока мамин Серега не застукал меня и по шее за это не надавал, а феминитывы всякие никогда не употреблял! – Филипп, от гордости за себя, даже выпятил вперед нижнюю губу. Но Григорий только снова рассмеялся на это. – Филя, феминитивы – это слова женского рода, парные понятиям мужского рода. Например, учитель-учительница… – А что в них плохого? – Филипп немного покраснел, поняв, что его возмущение было совсем не по делу. – Я ничего не имею против уже устоявшихся пар, таких как учитель-учительница, но я абсолютно против этих конвульсий новояза в виде таких слов, как авторка, блогерка, йогиня. Во-первых, это жутко режет слух, это звучит не по-русски, а во-вторых, зачем намеренно подчеркивать пол, говоря о профессии? Кстати, многие поэтессы наоборот против того, чтобы их так называли, они – поэты. Да и как скажи образовать женский род такого слова, как «врач»? Она кто? Врачиха, врачица, врачиня? Поэтому я против, но выбирать тебе… *** – Трудно быть умным, – заявил Филипп, проходя в кабинет Григория с картонной коробкой интернет-магазина. – Почему? – Григорий оторвался от экрана ноутбука, в котором редактировал статью Альберта, и заинтересовано посмотрел на парня, который уже присел на диван и поставил коробку себе на колени. – Курьер сейчас попросил поставить роспись, а я спросил, ему гжель или хохлому, а он и не понял, зато на меня, как на идиота посмотрел, – грустно вздохнул Филипп, пытаясь ногтем поддернуть скотч, чтобы открыть посылку. Григорий мягкой засмеялся. – Филя, люди, которые не знают правил русского языка будут постоянно встречаться на твоем пути. Главное, чтобы ты знал правила. Кстати, что у тебя там? – Григорий вытянул шею, чтобы было лучше видно коробку. Филипп как раз наконец-то подцепил скотч и распаковал посылку. – Учебники английского языка, – гордо сообщил он, по очереди доставая книги разной толщины и расцветок. – Мне кажется, русский я уже освоил. Григорий снова рассмеялся. *** – Это было грандиозно! Нет, просто невероятно! Фантастически! – не переставал восхищаться Григорий. – Нет, ты видел лицо Голдмана, а? Видел, как его перекосило? – развернулся Григорий к Альберту, радуясь совсем по-детски. Новогодний вечер прошел успешно. Филипп не выдал себя ни словом, ни действием, и все, действительно, поверили, что он молодой предприниматель – владелец стартапа-единорога*. Григорий выиграл пари и отстоял честь своей школы, именно поэтому сейчас он так веселился. – Как я рад, что все это закончилось! Наконец-то можно просто уснуть и не думать о завтрашнем дне, – продолжал веселиться Григорий, передавая свою радость и Альберту, пока они втроем поднимались по лестнице. Филипп плелся последним, совершенно не разделяя радости мужчин. Парень, действительно, достойно выдержал сегодняшнее испытание, даже подтянул столовый этикет для сегодняшнего вечера, только эта победа его совершенно не радовала. Он молча шел за веселящимися друзьями, становясь все мрачнее с каждым словом Григория. Они уже дошли до квартиры, и Григорий старался открыть дверь как можно тише, чтобы не разбудить Константина. – Спокойно ночи, – попрощался Альберт, который жил в том же доме, но на два этажа выше. – Пойду я. – Спокойной ночи! – радостно отозвался Григорий. – А я боюсь сегодня не уснуть от переизбытка чувств. Я так рад, что выиграл этот спор! Альберт еще раз кивнул ему и попрощался с Филиппом. – Спокойно ночи, – угрюмо ответил Филипп, шагнул к двери и на раз открыл замок, который не поддавался Григорию. – Как я рад, как я рад! – продолжал весело напевать Григорий, на ходу скидывая обувь и верхнюю одежду. – А где мои тапки? – он зашел в гостиную, оглядываясь в поиске своих домашних тапок. – Констан!.. – начал было он, но тут же осекся. – Тш-ш-ш, он уже спит, – отругал сам себя Григорий. – Но где же эти тапки?! – он наклонился, чтобы посмотреть под креслом. В гостиную прошел Филипп, уже без пальто и пиджака, в руках у него были домашние тапки Григория. – Вот они, – он кинул их Григорию прям промеж лопаток. – Что за черт?! – подорвался последний, выпрямляясь и хватаясь за спину. – Что такое? Что случилось? – он с удивлением посмотрел на парня. – Ничего, – бесцветным голосом отозвался Филипп. – Я выиграл тебе пари и тебе этого довольно. На меня тебе плевать. – Ты выиграл для меня пари? Ты?! – засмеялся Григорий. – Это я выиграл его! И зачем ты запустил в меня тапками? – спросил Григорий, собирая тапки и надевая их на ноги. – Затем, что ты бесчувственный чурбан! Я значу для тебе меньше твоих тапков! – в сердцах выкрикнул Филипп, сжимая кулаки. – Тапок, Филипп, тапок, – поправил его Григорий. – Пусть тапок, – Филипп прикрыл глаза, проглатывая обиду. – Теперь уже все равно. – Ладно, Филипп, – примирительно сказал Григорий, ероша его уложенные волосы. – Чего ты ни с того ни с сего взорвался? Уже не о чем беспокоиться. А теперь давай, иди спать, все мы сегодня устали, – он подтолкнул Филиппа в сторону его комнаты. Филипп съежился. – Да, тебе уже не о чем беспокоиться. *** Утром Григория ждало совсем не приятное пробуждение, на которое он рассчитывал. В соседней комнате кто-то очень громко выяснял отношения, и эти крики не давали спать. Со злость откинув одеяло, он натянул пижамные штаны и вышел из комнаты, идя по направлению криков. В гостиной оказались Филипп и Константин, которые перетягивали брюки, как канат, при этом громко крича. – Что здесь происходит? – громко спросил Григорий, перекрикивая спорщиков. – Не пущу! – кричал Константин. – Я не какой-то там вор! – кричал Филипп. – Тихо! – зычно рявкнул Григорий, от чего мужчины сразу замолчали и прекратили свое перетягивание брюк. – Повторяю, что здесь происходит? По одному! – строго сказал он, подняв руку в упреждающем жесте, заметив, что они снова собрались загалдеть одновременно. – Я пришел узнать у Константина, какие вещи из купленных принадлежат мне, ведь те вещи, в которых я пришел… сожгли? – опередил камердинера Филипп. – А зачем это тебе? – не понял Григорий. – Затем, что он собрался уходить! – с отчаяньем выкрикнул Константин, выходя вперед. – И когда? Три дня до Нового года осталось, три дня! – он потряс тремя пальцами в воздухе. – И куда? В тот клоповник? Не пущу! – и дернул брюки на себя, вырывая их из рук расслабившегося Филиппа. – Что ты такое придумал? – разозлился Григорий. – Куда это ты собрался уходить? – он шагнул ближе к Филиппу, нависая своей высокой фигурой над ним. – Я больше ни минуты не хочу находиться в этом доме! – Филипп демонстративно отвернулся от мужчины. – Ты маленький, неблагодарный!.. – начал Григорий. – Что же вы остановились? – ехидно спросил Филипп, прищуриваясь. – Слова подсказать? – Филипп, что же он тебе вчера такого сказал? – слезливо спросил Константин, прижимая к себе отвоеванные брюки. – Ничего! Ничего не сказал. Ни слова! – Что, они тебя даже не похвалили за то, что ты справился с таким сложным экспериментом? Слова доброго не сказали? – глаза камердинера округлились от удивления, и он переводил их с Филиппа на Григория и обратно. – Нет! – отчаянно крикнул Филипп, шмыгая носом. – Это возмутительно! На твоем месте я бы запустил в него не тапками, а чугунной сковородкой. Принести? – с готовностью посмотрел он на парня. – Константин! – рявкнул Григорий. – У тебя что-то горит. – Ой, индейка! – Константин всплеснул руками и убежал на кухню. – Что ж, раз ты решил уйти – твое право, – смягчился Григорий, отступая на шаг назад и складывая руки на груди. – Только как же ты деньги зарабатывать будешь? Ты ведь мне говорил, что ты хочешь пойти учиться дальше, а? Только где на это деньги взять? – А я работать пойду, – выпятил вперед нижнюю губу Филипп, он так делал, когда был особенно горд собой. – Не ты ли мне говорил, что тебя больше не привлекает работа в мастерской? – Григорий говорил спокойно, но крылья его тонкого носа раздувались от сдерживаемого гнева. – Я буду зарабатывать единственным доступным мне сейчас способом, – тоже сложил руки на груди Филипп, отзеркаливая жест Григория. – Каким же это интересно? – Фо-не-ти-кой! – на распев произнес Филип. – Ты сам меня этому обучил. Пойду ассистентом к Голдману. – Что?! К Голдману? К этому!.. Ах ты паразит!.. – Григорий попытался поймать Филиппа, но тот увернулся. – Видишь, я могу обойтись без тебя! – выкрикнул Филипп, отпрыгивая от Григория. – Да, и тебе никогда не приходило в голову, что я не смогу без тебя! Боже мой, ты единственный, кто способен вывести меня из себя, – Григорий с отчаяньем запустил пальцы в волосы, садясь с размаху на диван. – Что ж, профессор Островский, придется вам как-то жить без меня, – напустил на себя светскую холодность Филипп. – А я выдам все ваши секреты Голдману, хоть и не намерено, но в процессе работы… – Знаешь, что я сейчас с тобой сделаю?! – зло прошипел Григорий, поднимая голову. – Да сделай уже хоть что-нибудь, – устало отозвался Филипп. Григорий порывисто встал, сильным движением притягивая к себе Филиппа, впиваясь в его приоткрытые губы жадным поцелуем. Григорий еще никогда так не целовался – с сумасшедшим желанием, глубоко, жадно, в нетерпении стискивая бока партнера. Филипп тоже не отставал: у него явно ранее не было опыта поцелуев, но он с готовностью подставлялся Григорию, также крепко сжимал его шею, жмурился от удовольствия и приветливо раскрывал мягкие губы, требуя углубить поцелуй. Григорий юрким движением проник в приоткрытый рот парня, вырывая из него тихий стон. Филипп еще ближе притянул к себе мужчину и, немного отстранившись, чувственно укусил его за нижнюю губу от избытка чувств. Григорий не прекратил своих действий, оглаживая худенькую спину парня, он спустился ниже на подбородок, языком прошелся по шее, втягивая нежную тонкую кожу, оставляя после себя красноватые следы. Филипп снова не выдержал и застонал, потираясь уже вставшим членом о бедро мужчины. Это немного отрезвило Григория. Он оторвался от ключицы Филиппа и обхватил его за щеки, заставляя посмотреть себе в лицо. Филипп с трудом сфокусировался на мужчине, все также стараясь притереться возбужденным естеством к нему. – Филипп, ты понимаешь вообще, что мы сейчас делаем? – прерывисто дыша, спросил Григорий. – Конечно. Я может и деревенщина, но точно не дурак, – ответил парень, обхватывая руки Григория на своих щеках и спуская их ниже себе на талию. Диван, стоявший рядом, оказался очень кстати. Филипп упал на него, увлекая за собой мужчину. Крепко зажимая между колен Григория, Филипп выгнулся и стянул с себя свитер вместе с футболкой. Григорий проследил за этим движением, за тем, как оголяется бледная кожа, а потом припал ко впадинке на груди, где россыпь веснушек, была подобна россыпи звезд на ночном небе. Филипп шумно выдохнул, положил руку на оголенную спину Григория, заскользил вверх-вниз, оглаживая прохладными пальцами выступающие лопатки, бережно спустился вниз по позвонкам и замер, дойдя до кромки штанов. Григорий оторвался от груди Филиппа и снова серьезно посмотрел ему в глаза. – Спрошу последний раз: ты уверен? – Да, – выдохнул Филипп, смотря прямо в глаза мужчине, поддерживая свои слова утвердительным кивком. Последние преграды рухнули. Штаны вместе с бельем были отброшены куда-то в сторону, короткая подготовка и вот Григорий уже закидывает худенькие ноги Филиппа в пушистых белых носках себе на плечи и входит одним слитным движением в расслабленное тело, цепляясь рукой за спинку дивана и стискивая обивку что есть сил, чтобы не сорваться на бешенный темп. Филипп выгибался, издавая хриплый стон на каждое сильное уверенное движение, цеплялся за предплечья Григория, как утопающий за спасательный круг, притягивал его ближе, ища теплые губы. Гостиная наполнилась тихими, сдерживаемыми стонами и всхлипами, когда было особенно хорошо. Все это длилось так долго и так бесконечно мало… *** – Секс – это как ораторское искусство, – выдал Филипп, перебирая пальцы Григория, когда они после лежали расслабленные на диване. – Почему? – прыснул Григорий. – Потому что сначала непонятно и больно, потом начинает нравится, а потом становится вообще хорошо, – Филипп изогнулся и сладко потянулся, постанывая. Григорий рассмеялся, притянул Филиппа ближе к себе, целуя в растрепанную макушку, пахнущую сладковатым шампунем. – Давай вставать, – сказал Григорий, поднимаясь с дивана и подбирая разбросанные штаны. – А то Константин как-то подозрительно громко смотрит новости на кухне. Да и Альберт скоро придет, не хорошо его так встречать, – улыбнулся он, протягивая штаны Филиппу. – Это значит, что я могу остаться у тебя? Даже несмотря на то, что пари закончилось? – Филипп осторожно поднял на Григория глаза. – Да, пожалуйста, останься, несмотря ни на что. *Единорог (экономика) — компания-стартап, быстро получившая рыночную оценку стоимости в размере свыше 1 миллиарда долларов США. ​
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.