Змееуст

Кроули берет в рот сразу и целиком, на всю длину. Утыкается лицом в белесый пушок в паху и поднимает на ангела свои медовые очи. Смеётся. Азирафель понятия не имеет, как можно смеяться одними глазами, тем более змеиными, но демону это удается. — Кроули... — голос у Азирафеля дрожит, срывается на стон. Пальцы путаются в жёстких густых волосах, прижимают чужую голову ещё теснее, ещё ближе. А Кроули и не возражает. И спустя время чуть отстраняется только для того, чтобы снова насадиться горлом на член. А потом начать вытворять уже что-то совершенно невообразимое, словно втягивая его ещё глубже, заглатывая, скользя по головке влажно, горячо, невыносимо. — Кроу-у-у... — Азирафель сдавленно скулит, запрокидывает голову, зажмуривается до боли. Дверной косяк, о который он опёрся, врезается в спину. Ноги подкашиваются — но Кроули ловит его под бедра, то ли поддерживая, то ли бессовестно лапая, и продолжает свое чёрное дело. Доводит до исступления, до разноцветных звёзд перед глазами, до бессвязных путаных просьб. И позволяет кончить — прямо туда, в жаркую глубину, не отстраняясь и не разжимая губ, пока судорога, пробегающая по всему телу, не отступит, оставив за собой только блаженную опустошенность. Когда Азирафель сам решается на фелляцию — по-другому он не мог называть это явление даже мысленно, полагая все любимые демоном современные синонимы чересчур грубыми для такого интимного занятия, — это выглядит совсем по-другому. Кроули сидит, раскинувшись в кресле, в одной из своих привычных поз. Совершенно обнаженный: он, в отличие от ангела, никогда не стеснялся человеческого естества, и все его бесчисленные костюмы были лишь обрамлением, украшением для тела — но не укрытием для него. Он так же хорош раздетый, как и в своих узких пиджаках и брюках. И Азирафель стоит на коленях между его разведенных ног — прямо как в тех глупых низкопробных фильмах, которые люди смотрят, чтобы возбудить свою похоть. Где все всегда безлико-красивы, жадны до чужих тел и умелы в обращении с ними. Но остальное происходит вовсе не как в фильмах. Азирафель старается, но не может принять член глубже, чем до половины. Давится, всхлипывает, берет паузу, чтобы отдышаться, и пробует снова. Пытается возместить недостаток способностей усердием — но по лицу Кроули сложно прочесть, как именно ему нравится больше, и даже тут, похоже, выходят сплошные промахи. Ему так ни разу и не удавалось довести Кроули до пика таким способом. Тот просто утягивает его на ближайшую горизонтальную поверхность, и там происходит то, что приносит гораздо больше радости обоим. Азирафель не может не пробовать. Не может не пытаться вернуть то удовольствие, что достается ему. Но откровенно не любит этот процесс. За что любить их, эти бессмысленные, бесплодные усилия? До того дня, когда они, пригревшись в постели демона, отдыхали после очередной близости. Кроули прижимался со спины и лениво, разнеженно покусывал ангела за загривок; Азирафель поводил плечами в жесте явного довольства — но то и дело невольно хмурился. Сегодня у него не получилось. Опять. — Вероятно, я никогда не научусь, — пробормотал он, в первую секунду даже не осознав, что сделал это вслух. — Чему, ангел? — мурлыкнул Кроули из-за плеча, скорее машинально, чем заинтересованно. Отступать было некуда. Зная, что Кроули потешается над его лексикой, Азирафель хмыкнул и ответил расплывчато: — Тому, в чем тебе нет равных. Нет, не то чтобы у меня была возможность сравнивать… Просто согласно источникам, в которых я мог ознакомиться с реакцией партнеров, практиковавших подобные ласки… — Ты про минет что ли? — голос демона зазвучал уже куда веселей. Азирафель нахмурился сильнее. Еще не хватало позволять Кроули сбивать себя с толку в момент такого признания. — Про него, — отозвался он с нажимом и вызовом. И даже повернулся, оказываясь с Кроули лицом к лицу, приподнявшись на локте. — Мне представляется, что сложившаяся сейчас в отношении этого процесса ситуация не вполне справедлива. Я получаю все, а ты ничего. Но у меня не выходит что-либо с этим поделать. — Ничего? — зрачки Кроули расширились, а хищная улыбка растеклась от уха до уха. — Считаешь, недостаточно того, что мне отсасывает ангел? Вот этим вот непорочным ртом, созданным исключительно для произнесения молитв?.. Палец демона очертил означенный рот от одного уголка нижней губы до другого. Азирафель вздохнул. — Послушай, я очень рад, если мои усилия имеют для тебя какую-либо ценность. Просто видишь ли… Я не знаю, сколько практики потребовалось тебе, — против воли эти слова прозвучали ощутимо желчно, — чтобы добиться результатов, которые ты демонстрируешь сейчас. Но подозреваю, что в ближайшие столетия мне столько не накопить. Я продолжу, если это будет целесообразно и оправдано, но… — Ангел, — снова перебил его Кроули. На сей раз почти задумчиво. Этот тон заставил Азирафеля осечься и вслушаться. А Кроули откинулся на спину, заведя за голову одну руку, и прикрыл глаза. — Я открою тебе одну тайну. Тебе совершенно необязательно со мной соревноваться. Свободной рукой он щелкнул пальцами, материализовав из воздуха вазу с фруктами. Хрустальную, изукрашенную аляповатыми херувимчиками. Она зависла в воздухе в паре футов от поверхности кровати, медленно вращаясь. — Угощайся. И смотри. В свою очередь привстав на локте, Кроули оторвал от виноградной грозди налитую изжелта-зеленую ягоду. И забросил ее в рот, не жуя. Спустя секунду раздвоенный язык демона показался из раскрытого рта, демонстрируя, что никакого винограда там уже нет. — Впечатляет, — после паузы отозвался Азирафель, бездумно тоже утянувший из вазы пару виноградин, и сейчас дожевывавший вторую. — Примерно об этом я и говорил. Но не понимаю, как это должно помогать мне мириться с моими неуспехами. — Азирафель, я Змий. Пресмыкающееся. — Поздравляю. И все же… — Ты когда-нибудь интересовался тем, как поглощают еду змеи? Азирафель замолчал и задумался. Постепенно сведенные было брови поползли в стороны и вверх. И сам он как-то разом расслабился, оседая обратно на кровать, опуская голову на сгиб локтя. — Целиком?.. — Именно, — Кроули протянул руку и вынул из вазы средних размеров сливу. Покрутил ее в пальцах и отправил следом за виноградиной. С замиранием сердца Азирафель следил, как внушительный комок плавно прокатывается по горлу демона. — Косточка… — он робко поднял палец. — Плевать, — махнул рукой Кроули. — Переваривали и не такое. — То есть… — медленно проговорил Азирафель, глядя в пространство, — такие вещи не причиняют тебе дискомфорта?.. — Ни малейшего, — подтвердил Кроули, снова щелкнул пальцами, и ваза исчезла. Он устроился удобнее, подмяв под локоть подушку и слегка приблизившись к лицу ангела, самодовольно улыбаясь. — Теперь понимаешь? Азирафель так же медленно кивнул, фокусируя взгляд на лице Кроули. И несмело расплылся в улыбке. — Ты рассказал мне. Хотя мог бы молчать и дальше, и смотреть, как я переживаю. Лоб Кроули внезапно прорезала складка. Он снова улегся на спину, на сей раз выставляя в стороны оба острых локтя. — Ну, во первых, я надеялся, что ты догадаешься сам. Рано или поздно, — начал он привычным ворчливым тоном. — А во-вторых, если и нет… то очень скоро ты бы разочаровался окончательно. И я бы остался вообще без минетов. — Без возможности осквернять грехом святые уста, — Азирафель усмехнулся хитро и понимающе. Потянулся, чтобы коснуться щекой плеча Кроули. И замер, когда услышал ответ, на который не рассчитывал. — Не только. Кроули произнес это с таким лицом, как будто сам себе зачитывал приговор от Вельзевул. Азирафель помолчал. И осторожно уточнил: — А без чего еще? — Да какая разница? — Кроули неожиданно вспылил, и рванулся прочь с кровати, гибко поднимаясь. — Ты — это ты. Думаешь, если бы мне нужен был просто ангел, я бы себе не завел целую пачку за шесть тысяч лет? Не задавай идиотских вопросов. Он устремился прочь из спальни, прямо в чем был. А улыбка Азирафеля расцвела — настолько, что, кажется, согрела собой жилистую спину, и заставила немного расправить вечно ссутуленные плечи. «Я тоже люблю тебя, Кроули», — вертелось во рту. И хотя устройство этого самого рта было абсолютно человеческим, а язык — обыкновенным, а вовсе не змеиным, у него имелось одно важное преимущество. Ангел по имени Азирафель умел держать язык за зубами.