После

Головная боль резко вонзилась в череп. Ощущения чертовски неприятные. Я обхватила тело руками, пытаясь унять дрожь. Мысли не хотят собираться в достоверные фрагменты. Сложно даже дышать, а дрожь во всем теле нескончаемо бьет по суставам. Под телом чувствуется мягкий матрац, но я до сих пор не понимаю, где нахожусь. Нахлынула резкая и настойчивая усталость. Сознание противилось прояснятся, и я снова погрузилась в сон. Тихий и отдаленный звук заставил раскрыть глаза. Голова уже почти не болела, но была очень тяжёлой. Кое-как оперевшись на локти, я заставила себя сесть. Несколько секунд перед глазами всё плыло, взгляд совершенно не хотел фокусироваться. Я протерла их рукой и, подняв взгляд, наткнулась на тёмную и высокую фигуру. Хардин стоит, облокотившись о дверной косяк. Руки сложены на груди, а взгляд холодный и изучающий. Глаза сузились, челюсть напряглась. Несколько секунд мы тупо пялимся друг на друга. — Как ты себя чувствуешь? — наконец спросил он. — Будто по мне прошлась стая слонов. — пыталась пошутить я. Видимо, получилось не очень, его лицо так и осталось серьезным и непроницаемым. Было, как минимум, непонятно, что произошло и где я нахожусь. Память будто специально не хотела давать ответ. Помню, что была на дне рождения Стеф, дальше — пустота. По крайней мере, комната была незнакомой. — Где я? — В моей квартире. Сердце пропустило удар. — Но…я не помню, чтобы приходила сюда. — Ты и не приходила. После того, как ты отключилась, я долго не мог понять, что с тобой, — он говорил это с нескрываемым раздражением на лице, от этого взгляда хотелось съёжиться. — Ты пришла в себя и начала бормотать какую-то чушь. Твои зрачки были слишком расширены, чтобы не понять причину. Тебя накачали, Янг. — Накачали чем? — вопрос был глупым, но сказанные им слова не укладывались в голове. — Наркотиками, идиотка, — его глаза наполнились яростью, а губы сжались в тонкую линию. — Но я ничего не употребляла. Я практически ничего не помню, но в этом уверена на сто процентов, — я покачала головой, будто уверяя саму себя, что такого даже в теории случиться не могло. — Тебе непонятно слово «накачали»? Да уж, Янг, похоже, твои мозги пострадали в первую очередь, — хмыкнул Хардин. — Всё с моими мозгами в порядке, — огрызнулась я. — Зачем ты привёз меня сюда? Мог бы оставить там и веселиться дальше. — Я не такой монстр, чтобы оставить подыхать человека, которому нужна помощь, — он рвано выдохнул, пытаясь успокоиться. — Оставить тебя у Стеф я не мог. Тебе подсыпали огромную дозу амфетамина, Янг. В глазах потемнело, а руки начали дрожать. Не может быть. Я никогда не принимала наркотики, даже не думала об этом. Сжав руки в кулаки, чтобы унять дрожь, я подняла взгляд на Хардина. Он может врать. Я чувствую себя не так плохо, чтобы быть уверенной в передозировке. По его взгляду невозможно было что-то понять — он был стальным и непробиваемым. Как будто Хардин специально прятал все эмоции за маской безразличия и отчуждения. — Но… — в горле встал ком, и я только сейчас почувствовала, насколько мне хочется пить. Немного прокашлявшись, я попыталась заново сформулировать вопрос. — Но как ты понял, какой это именно наркотик? Как у тебя вообще получилось сохранить мою жизнь без вмешательства врачей? Этот вопрос действительно мне интересен. Я много читала о наркотиках, включая амфетамин. У него сильные побочные действия, а передозировка очень часто приводит к остановке сердцебиения. От этой мысли волосы на затылке встают дыбом. Хардин лишь фыркнул. — Я много знаю об этом, но, признаться честно, мне пришлось неслабо повозиться с тобой, чтобы вывести наркотик из организма. Реальность нахлынула огромной волной. Я могла умереть. Я была так близка к смерти. От полного осознания ситуации внутри все сжалось, а на глаза навернулись слёзы. Поджав ноги к себе, я обхватила их и уткнулась лбом в колени. — Я не знаю, как отблагодарить тебя, — всхлипнув, шепотом пробормотала я. — Честно, не знаю. Ты уже в который раз спасаешь мою жизнь, хотя совсем не обязан был этого делать. Я в бесконечном долгу у тебя. Слова были рваными из-за всхлипов и звучали жалко и отчаянно. Мне было плевать. Услышав приближающиеся шаги, я повернула голову в противоположную от Хардина сторону. Слёзы лились нескончаемым потоком, а дрожь усиливалась после каждого вдоха. Матрац прогнулся от веса Хардина, он сел рядом со мной. — Всего лишь второй раз, — усмехнулся он. — Ты притягиваешь к себе проблемы намного лучше, чем можно было ожидать. Хардин положил руку мне на спину и начал поглаживать её едва заметными движениями. Я повернула голову в его сторону и прикрыла глаза. Слёзы продолжали скатываться, но дрожь понемногу начала отступать. — Ты бы знал, насколько мне это уже надоело, — голос стал сухим и безжизненным. — С тобой всё будет в порядке. Сейчас я рядом, и тебе ничего не угрожает. Раскрыв глаза, я взглянула на Хардина. Вблизи он был невероятно красив, сложно было отрицать это. Острые темные брови идеально подчеркивали глубокие изумрудные глаза. Все его черты лица были заострёнными, будто высеченными из мрамора. Я медленно подняла ладонь к его лицу, немного помедлив в нерешительности, и коснулась его щеки кончиками пальцев. Легко, еле касавшись, подушечки пальцев очертили форму выпуклой скулы. Он прикрыл глаза, и только сейчас стала заметна ярко выраженная усталость. Синяки под глазами давали понять, что Хардин не отдыхал долгое время. Ну, конечно, он наверняка провозился со мной всю ночь. — Как долго ты не спал? — еле слышно спросила я. Он медленно открыл глаза и отстранился. Рука мгновение висела в воздухе, пока я ее не опустила. — Это неважно, я отлично себя чувствую, — ответил он, вставая с кровати и заново натянув маску отстраненности. — Тебе нужно отдохнуть, а я пойду к Стеф, она, наверное, уже ищет меня, — сказала я, опустив ноги с кровати. И только сейчас до меня дошло, что я не в своей одежде. Черт. На мне висела чёрная мужская футболка. Она доходила до середины бедра и вполне прикрывала все нужные места, но я всё равно одернула ее еще ниже. — Ты что, переодел меня? — я буквально вытаращилась на Хардина в неверии. Если так и есть, то он видел меня голой. Приехали, твою мать. — Вообще-то ты сама разделась, я лишь надел на тебя свою футболку, чтобы ты не валялась тут голой, — он ухмыльнулся, и уголок его рта ненадолго подскочил вверх. — Ты мог бы меня остановить, — отчаяние и стыд подступили к горлу. Я чувствовала, как щеки начали гореть. — Успокойся, Тереза. Ничего нового я вчера не увидел, тем более, если не заметила, ты осталась в нижнем белье, — его взгляд прошёлся снизу вверх по моему телу. — И, да, я выходил за водой, а когда вернулся, ты уже сама успела раздеться. Ох уж эти побочки от амфетамина. Поражённая его ухмылкой, я начала чувствовать, как щеки заливаются румянцем и отвернула голову. Чёрт. — Эм… ладно, ясно. Думаю, мне нужно идти. Где моя одежда? Подойдя к прикроватной тумбочке, Хардин наклонился и достал аккуратно свернутое платье, кинул его на кровать. — Спасибо, — буркнула я под нос, все еще чувствуя смущение от его рассказа о моих вчерашних закидонах. Он вышел из комнаты, громко захлопнув дверь и даже не взглянув на меня. Я быстро натянула платье, нашла под кроватью разбросанные каблуки и засунула в них ноги. Лодыжки заныли, чувствуя привычный дискомфорт, я болезненно выдохнула. Решив, что оставлять комнату в беспорядке будет некрасиво, я заправила кровать и красиво уложила подушки. В голове бились нескончаемые вопросы о вчерашнем вечере, ответов на которые у меня не было. Постепенно возвращаясь, память начала подкидывать рваные отрывки прошедших событий. Виски, БирПонг, Молли с ее кривой ухмылкой, задание Хардина с поцелуем, такие, уже привычные, слёзы в ванной… СТОП, ЧТО?! Поцелуй…я совсем забыла об этом. Звук отчаяния вырывается из горла, и я сажусь на край кровати, упираясь руками в колени и закрывая ими лицо. В принципе, ничего страшного ведь не произошло, верно? Это было всего лишь задание, которое нужно было выполнить. Всего лишь задание в глупой игре. Но тело с таким трепетом отзывалось на его прикосновения, будто это были не просто его руки, блуждающие по телу, а нечто намного более значительное. Вкус мяты и табака предательски появляется на языке, но я быстро сглатываю его. Нет, все эти ощущения были вызваны алкоголем и эта мысль кажется очевидной и правильной. Я отчаянно хватаюсь за неё, будто пытаясь успокоить саму себя. Вряд ли кто-то видел этот абсурд, кроме Лэндона и Молли. А если видела Молли — видели все. Несложно догадаться, что слухи поползут быстро, и это ещё больше привлечёт ко мне ненужное и нежеланное внимание. Вздохнув, я встаю с кровати, беру с тумбочки телефон и выхожу из комнаты. Квартира достаточно скромная, но для обычного старшеклассника она даже лучше, чем надо. Выполнена, в основном, только в светлых тонах: белые обои с мелкими узорами, такие же белые классические двери, светлый ламинат. Проходя по длинному коридору, я невольно провожу рукой по обоям, чувствуя под кончиками пальцев еле заметную шероховатость узоров. Всё очень гармонично, только темная фигура Хардина явно выбивается. Он стоит лицом к окну, оперевшись одной рукой о край столешницы. В другой руке, возле уха, зажат телефон. Вот прям зажат. Костяшки пальцев побелели, выдавая небольшие шрамы на бугорках. Ощущение такое, что телефон под его нажимом вот-вот треснет и разлетится по кухне на мелкие осколки. Кажется, он совсем меня не замечает, потому что орет в трубку так, что я резко подскакиваю от неожиданности: — Старость совсем отбивает у тебя мозги, а? Мне не нужны твои чертовы подачки, я ясно выразился. Лучшее, что ты можешь сделать — это оставить мою чёртову жизнь, блять, в покое, — кричит он в трубку, и я понимаю, что стою с открытым ртом и вытаращенными глазами. Хардин сбрасывает вызов, с грохотом кидает телефон на мраморную столешницу и запускает руку в волосы. Он продолжает стоять у окна, неровно дыша, а я мнусь у входа на кухню и даже не знаю, что делать. — Ты так и будешь там стоять? Или уйдёшь уже отсюда, к чертовой матери? — он все ещё стоит лицом к окну и произносит это с неприкрытой яростью. — Я всего лишь хотела узнать, не знаешь ли ты, кто подсыпал нар…- я стараюсь говорить спокойным голосом, но он предательски подрагивает. — Мне плевать, кто это сделал. Ты уже успела найти врагов, так что ройся в своём говне сама, — он поворачивает голову так, что становится виден только его профиль и буквально выплёвывает эти слова через плечо. Мне становится интересно, кто и зачем вызвал у него такую ярость. Думаю, кто-то из близких людей, возможно один из родителей. Я подавляю интерес и стараюсь выкинуть его из головы. Мы с ним далеко не друзья, нас и знакомыми назвать сложно. Я абсолютно ничего не знаю о его жизни — чем он любит заниматься в свободное время, кто его родители, почему он живет один. Единственное, что нас хоть как-то объединяет — это учёба. Да, он несколько раз помог мне, и я безмерно ему благодарна, но вряд ли подобные ситуации повторятся ещё раз. Общаться мы никогда не будем, а друзьями не станем и подавно. Поэтому, нужно постараться убраться отсюда побыстрее. — Спасибо ещё раз за помощь, буду должна, — с этими словами я быстро выхожу из квартиры, не давая ему ответить. Хотя, по большей части, я уверена, что отвечать он и так не собирался. Достав телефон, я с отчаянием понимаю, что он почти разрядился и живет на последнем издыхании. Быстро открываю карту и понимаю, что дом Стеф в паре кварталов отсюда, также, как и мой, собственно. Направляясь в нужном направлении, я невольно начинаю размышлять о матери. Может быть я была не права? Может быть слова о том, что я нежеланный и ненужный ребёнок, выскользнули из ее рта непроизвольно? Не может же мать сказать такое своему единственному ребенку. Всё это до сих пор не укладывается в голове, и я продолжаю забивать её оправданиями, пока не подхожу к нужному дому. Дверь в подъезд кто-то открывает с обратной стороны, и я успеваю проскочить внутрь, пока она не захлопнулась. Стеф была абсолютно не удивлена моей пропажей. Пришлось придумать историю о симпатичном парне, с которым я ушла, грубо говоря, на перепих. Не хотелось рассказывать истинную причину моего исчезновения, а потом отвечать на бесконечные вопросы и слушать нотации. Подруга спрашивала об имени счастливчика, но я спихнула всё на забывчивость, вызванную алкоголем. Стеф лишь хихикнула, сказав что-то вроде: «Надеюсь, хотя бы о контрацепции ты не забыла». Конечно, выставлять себя в таком свете было неприятно, особенно учитывая то, что рассказанное мною было ложью. Хотя и присутствовала доля правды — я действительно ночевала у парня, но совсем этим не гордилась. Из-за, до сих пор переполнявшего мысли, стыда, хотелось ударить себя по лбу. Такое безрассудство никогда не было мне свойственно — я всегда следила за количеством алкоголя, которое вливала себе в организм. Может, как раз из-за опьянения, я и не заметила присутствия наркотика в стаканчике с виски. Оказав однокласснице помощь с уборкой и собрав все вещи, я поблагодарила её за гостеприимство, но пользоваться им и дальше я не могла. Во-первых, скоро вернутся родители подруги, а во-вторых, нельзя забрасывать в дальний ящик ситуацию с Кэрол. Я в безвыходной ситуации, поэтому мне нужно каким-то образом наладить с ней отношения. Да, ставлю свои последние пять долларов на то, что это будет непросто, но, опять же, выбора у меня нет. Зайдя в небольшую, но очень милую и атмосферную кофейню, находящуюся рядом с моим домом, я взяла себе небольшой перекус — излюбленный латте, с невероятно пахнущим круассаном. От его вида живот предательски заурчал, напоминая о том, что его всё-таки нужно периодически наполнять едой. За время, проведённое вне дома, я успела скинуть пару килограмм просто из-за того, что ела максимум раз в день, не считая незначительных перекусов между уроками. Кофейня баловала относительно низкими ценами, поэтому мне не составило труда уложиться в свой скудный бюджет. Сидя за маленьким круглым столиком, я думала о предстоящем разговоре с матерью. Благо, сегодня суббота, а значит — она дома. Также, как и её благоверный муженёк, а эта перспектива вгоняет в ярость, не менее. Я быстро поглотила свой завтрак и направилась к дому. Стоя перед дверью, ведущей в квартиру, я громко выдохнула и потёрла виски руками, пытаясь собраться с силами. Будто во мне ещё остались какие-то силы, смешно. Тихо открыв дверь и зайдя в квартиру, я обвела её взглядом. Ничто не предвещало о наличии в квартире хоть кого-то живого. Я громко прокашлялась, оповещая о своём присутствии. Тишина давила на перепонки, и желание развернуться и уйти росло в груди с каждым выдохом. Подумав о том, что стоять и мяться у входа, как минимум, тупо, я скинула с плеча рюкзак и прошла по коридору. Дома никого не было, очевидно. Поэтому я зашла в свою комнату и уселась на кровать. Это ведь и мой дом тоже, я имею полное право тут находиться. Хотя это самая крайняя мера, был бы другой вариант — меня бы тут больше не увидели. Прошло два часа, никто так и не явился. Возможно, у Кэрол возникли какие-то неотложные дела, кто знает. За это время я успела перекусить, принять душ, и даже начать делать домашнюю работу. Только через час я услышала, как кто-то вставил ключ в замок, и взмолилась, чтобы это был не Марк. Мои молитвы были услышаны только наполовину, я неловко вышла из комнаты и встала в коридоре, переминаясь с ноги на ногу. Марк и Кэрол, с огромным количеством пакетов в руках, зашли в квартиру. — Боже, мои руки просто отваливаются, — выдохнула Кэрол, садясь на невысокий комод, стоящий рядом с входной дверью. Увидев раздражение и непонимание на лице своего «избранника», она резко повернула голову в мою сторону. — Тереза? Что ты здесь делаешь? — на лице написано непонимание и удивление. — Мам, я…- было сложно выдавить из себя такое обращение к ней, поэтому я замялась. — Я должна с тобой поговорить. Наедине. — Дорогой, занеси пакеты на кухню, я ненадолго, — обратилась Кэрол к мужу. Тот лишь ещё раз одарил меня мерзким взглядом, взял пакеты и потащил их на кухню. — Что ты хотела, Тереза? Даже не думай снова скармливать мне свою ложь, я никогда в жизни в неё не поверю. — Я хочу вернуться домой, — выдавила я из себя, еле сдержавшись, чтобы не закатить глаза и не наорать на Кэрол за то, что она не верит своей единственной дочери. — С чего бы это? Насколько я помню, ты так яростно выбежала из квартиры, будто мечтала об этом очень давно, — с усмешкой ответила Кэрол. — Это, действительно, так. Но лишь потому, что ты прекрасно дала мне понять, как ты меня ненавидишь. — Я не ненавижу тебя, Тесса, — вздохнула она. — Я пыталась быть для тебя хорошей матерью всё это время. Но ты доставляешь мне немало проблем своим ужасным поведением и несносным характером. Вся в отца. — Какие проблемы? Ты себя слышишь? Да когда ты вообще вела себя как мать, а не как абсолютно чужая для меня женщина? Тебе совершенно плевать на мою жизнь, ты не интересуешься моими проблемами, не спрашиваешь, как дела в школе или на тренировках. Ты не веришь ни единому моему слову, связанному с Марком, хотя я никогда не врала тебе. Никогда, ты слышишь?! Черт возьми, да плевала я на него с высокой колокольни, пока он не позволил себе распускать руки. А ты видишь только то, что хочешь видеть. Твою дочь несколько раз пытался изнасиловать её отчим, а ты просто закрываешь на это глаза? И после этого ты смеешь называть себя хорошей матерью? Не смеши, — слова льются потоком, я почти срываюсь на крик, но не жалею о сказанном. Слёзы обиды уже давно начали скатываться по щекам. Остаётся надеяться, что до неё дойдёт хоть часть сказанного мною. — Он — моя единственная возможность справиться со смертью твоего отца, — Кэрол выглядит поражённой моими словами, по её щеке скатывается слеза. Она прикрывает лицо руками и садится на диван. — С Марком мне легче, я не чувствую себя одиноко с ним. Я потеряла любимого человека, всё, что мне оставалось — это найти того, кто смог бы хоть немного усмирить эту горечь потери. Тебе не понять этого. — Мам, пожалуйста, послушай, — я сажусь рядом с ней и кладу руку ей на спину. — Я тоже потеряла дорогого мне человека и прекрасно тебя понимаю. Но мы всё ещё есть друг у друга. Ты в любое время можешь положиться на меня, рассказать о проблемах и излить душу. Я всегда готова поддержать тебя. Ты — мой единственный родной человек, и я хотела бы быть для тебя самой лучшей дочерью. Потому что я люблю тебя, и всегда любила, не смотря ни на что, — видя плачущую мать, где-то в груди зарождается огромный комок печали и обиды на всю ситуацию. — Нам нужно держаться друг за друга, вместе мы справимся со всеми проблемами. Пожалуйста, давай попробуем заново. Мы сидели в молчании несколько минут, но я ждала ответа, надеялась, что она услышит меня. Раньше меня устраивали такие отстраненные отношения с матерью. Тогда я вбивала себе в голову мысль о том, что я не нуждаюсь в её любви и заботе, потому что в Вашингтоне меня всегда окружали друзья, готовые помочь и поддержать. Но сравнивать друзей и семью нельзя, поэтому сейчас ко мне пришло осознание, что я никогда так сильно ещё не желала быть близка с мамой. — Прости меня, Тесса. Ты права, я всегда была слишком отстраненной и незаинтересованной. Не знаю, что управляло мною в тот день, когда ты ушла из дома, но я наговорила тебе кучу глупостей. Я не желала этого. Всё, что я сказала, было неправдой, прости меня за это, — она ещё раз всхлипнула и посмотрела на меня. Тушь растеклась, а глаза застилали непролитые слёзы. — Я знаю, мам, знаю. Мы обе наговорили друг другу кучу глупостей, — я потянулась к ней и стёрла скатывающиеся слёзы большими пальцами. — Это правда, — она хмыкнула. — Я тоже люблю тебя и хочу, чтобы ты это знала. Я обняла её и поняла, что последний раз она была в моих объятиях слишком давно, чтобы это вспомнить.