Любит

      Локи его любил. Что бы кто не думал, а за брата душа — малая цена, которую он был готов отдать. Тор всегда был для него объектом подражания, живой целью, достичь идеала которой было практически невозможно, потому что сам Громовержец на месте тоже не стоял, развивался. И пусть они были противоположностями, двумя сторонами одной монеты, инь и ян, это не мешало стремиться к достижению уровня Тора. И даже если у Локи это никогда не получалось, он не унывал, не позволял отчаянию или злости затмить разум, оттого что они — плохие советчики. Он искоренял в себе даже заростки этих чувств, но пропустил другое, ещё более ядовитое, страшное и порочное — зависть.       А зависть — болезнь народов, для кого-то смысл жизни и существа. Она из людей делает уродов, при этом утверждая, что, будто, любя…       Бог лжи всеми силами доказывал себе, что не завидует. Оттачивал искусство владения магией до совершенства, зарывался в книги, проводил как можно меньше времени с братом, старался не думать о том, что Тор — асгардец, которого любит весь Золотой город, ас, который обязательно однажды взойдёт на трон, без сомнений.       Трикстер старался, но зависть не давала покоя, воскрешая всё больше воспоминаний, где отец хвалит Тора, где друзья есть только у Тора, где Асгард восхваляет Тора, где на Локи всем плевать в то время как всё внимание уделено Тору…       И Локи утонул в ней, в этой зависти, а когда понял всю горькую и страшную суть своих чувств, делать что-либо было поздно — он погряз слишком глубоко.       Зависть, чувство обделённости и страх — то, с чем он жил более пяти сотен лет. Слишком ужасно, чтобы думать об этом, но и слишком правдиво, чтобы не думать.       Теперь можно легко признаться: он завидовал Тору, но при этом никогда не переставал любить. Ни-ког-да.       Ты знаешь, не рвутся между братьями узы. Они навсегда…       И да, они действительно братья. Пусть и не родные, как выяснилось в последствии. Не по крови, но по духу. Естественно, Локи сорвал коронацию из лучших побуждений — хотел спасти Асгард от неготового к царствованию Громовержца. Единственным недочётом его плана была реакция самого Тора, и именно она всё испортила, погубила и заставила развалиться. Именно из-за буйного нрава Громовержца всё пошло под откос. И именно из-за всего навалившегося, давящей на плечи ответственности, гложащей вины и разъедающей нутро горечи, Локи отпустил кончик Гунгира, попадая в объятия Бездны, не слыша крик брата и не видя потерянный взгляд отца.       А потом, после падения с моста, после черноты и почти сумасшествия появилась мутная пелена, скрывающая всё вокруг: и окружающий мир, и чувства, и даже мысли. Какие-то звуки, короткие фразы, размытые видения… Это заставляло теряться, хвататься за голову и кричать, но и этого у него не получалось — контроль над телом тоже был утерян.       — Испугался молний, Северный олень?       — Не в восторге от того, что за ними последует…       (Нет, молнии — это Тор, а его он любит! Любит…)       Крики, необъяснимый ужас, полёт, удар и вновь размытые образы. Всё это пугало, запутывало до невозможности.       — Ты монстр.       — Нет, вы сами привели сюда монстра.       (Он… Он не монстр…)       Неужели, кто-то узнал о его настоящей сущности? О сущности йотуна? О, вот это действительно выбивало землю из-под ног, пугало до крайности и дрожи в руках.       — Остановись, брат! Зачем? Зачем ты это делаешь?! Неужели, трон…       — Мне не нужен был трон, я лишь хотел быть тебе равным!       И все его чувства прорвались наружу, сквозь мутную пелену, впрочем, тут же угаснув. А потом последовал удар. Настолько сильный, что пелена рассеялась, позволяя видеть и слышать всё. Наконец-то…       Запах гари, крови и выхлопных газов. А потом ярко загорелась Она. Боль. В переломанных костях, в повреждённых внутренностях, но самое главное и болезненное — в душе. В душе, которую он клялся себе отдать за жизнь брата, и которая сейчас разрывалась от осознания — он пытался убить Тора. Пусть неосознанно, пусть под принуждением, но пытался.       — Тор, — малоразборчивый хрип прорезал тишину, но ответа не последовало, и Локи поднял опущенную голову, вставая на колени.       Комната была пуста. Только крошенный бетон, большие куски строительного камня, сломанная мебель и он сам.       Зверь знатно его приложил. Трикстер понимает это, замечая вмятину на полу.       Пошатываясь, сплёвывая кровь, он ковыляет к разбитому окну, смутно вспоминая, что лично выбросил через него невинного человека. От этого становится тошно, но Локи только кривится, из-за чего глубокие царапины на лице начинают кровоточить. Но сейчас это не главное. Главное — убедиться, что с Тором всё в порядке.       Трикстер падает на колени и пристально осматривает разрушенный город, выглядывая знакомый ярко-красный плащ. И находит.       Тор стоит в окружении огромного количества читаури и явно не справляется, не смотря на Мьёлнир и агрессивный настрой. Лафейсон, не думая, спускается вниз. Его брату нужна помощь. И неважно, что ведёт он себя странно — сейчас в разгаре битвы, с адреналином в крови и усталостью в каждой клетке это кажется такой мелочью       Локи бежит со всех ног, спотыкаясь, падая, но всё равно не успевает.       Громовержец растянувшись лежит без сознания на земле, молот в нескольких метрах от него, но самое страшное — это кровь. Её слишком много, как кажется богу лжи. Слишком много. А вокруг брата копошатся читаури. Их не больше двух десятков, но сейчас они легко могли загрызть Тора, который не способен сопротивляться.       Лафейсон судорожно вздыхает и чувствует в руках привычную тяжесть кинжалов.       Он любит своего брата. И не позволит тварям Таноса его убить.

***

      Портал закрыт, последние читаури убиты и Мстители переговариваются с помощью специальных наушников, спрашивая, все ли в порядке и где им стоит встретиться. Локи слышит всё это, потому что у Тора в ухе такой же наушник, а голова Громовержца не так уж и далеко от его собственной. С трудом перекинув тяжёлое, бессознательное тело брата через плечо и покрепче перехватив его правой рукой, Лафейсон неуверенно посмотрел на молот и медленно, с осторожностью схватился за короткую ручку, слегка присев и дрожа от напряжения. К его удивлению оружие легко поддались, не принеся, впрочем, того триумфа, которого бог лжи когда-то жаждал. Локи взял молот поудобнее и маленькими шагами начал продвигаться вперёд, сгорбившись и скривившись от усталости и боли. Он хотел найти хоть кого-нибудь. Даже кто-то из Мстителей был бы прекрасным вариантом. И пусть его вновь посадят в клетку — зато Тор окажется в надёжных руках.       Он шёл семь минут, но казалось прошла вечность.       Сквозь бетонную пыль и прочий мелкий мусор, всё ещё порящий в воздухе, стали видны размытые силуэты. Точнее — пять, один из которых неестественно большой.       Локи грустно усмехается, смотря на потрясённых героев, что довольно быстро оказались рядом, и обессиленно падает на колени, аккуратно кладя Тора на землю и прикрепляя Мьёлнир к специальному ремню на поясе брата. Он молча кидает взгляд на Мстителей, что уже навели на него оружие, и обречённо вздыхает.       Он знает, что его просто так не отпустят. Знает, что никто не поверит его оправданиям — он бог лжи.       Наверное, именно поэтому он просто поднимает руки и смотрит на потрескавшийся, а кое-где и расплавленный асфальт.       А когда на его запястья одевают наручники, едва слышно бормочет так, чтобы его услышал только Старк:       — Позаботьтесь о нём.       Железный человек кидает удивлённый взгляд на неудавшегося захватчика Земли и кивает. Как бы странно это ни было, он понимает.