Две кружки и терпкий запах кофе

Юра сидит на скамейке у небольшого гастрономического заведения, что находится подле местного педагогического университета: владелец опять опаздывает, а внутрь без него попасть никак нельзя, ведь старый параноик никому не доверяет ключи от своей «золотой жилы», а распоряжение приходить за час до открытия на него, видимо, сегодня не распространяется. Так и приходится персоналу морозиться на улице, благо хоть лавка стоит удачно рядом. А морозило сейчас, и правда, знатно: начало осеннего сезона не задалось, хотя и прошедшее лето оставляло желать лучшего. Еще с августа затянутое тучами небо, сильные ветры и минусовая температура по ночам застудили город, а его жителей, не прогревшийся за два теплых месяца, довели до амебного состояния. Серые, потухшие и похожие на капусту из-за обилия надетых вещей, они брели сейчас по своим делам. Еще и этот противный моросящий дождь… Прятаться от него совершенно нет смысла, ведь сырость, висящая в воздухе, оседает на лице и одежде, остается только кутаться в шарф, да поглубже пихать руки в карманы, чтобы совсем не озябнуть. В такие дни хочется лежать в постели, кутаться в теплое одеяло и зависать в онлайн-играх да социальных сетях, а не вот это вот все. — Да, было бы круто, — мечтательно отзывается Юра своим мыслям и широко зевает, втягивая голову в плечи от пронизывающего ветра. Позади чиркает колесико зажигалки и его одиночное ожидание прерывает знакомый голос: — Что, Юрка, совсем уже ебнулся? Сам с собой разговариваешь. — Плисецкий поворачивается к Виктору, который улыбается и, в общем как обычно, выглядит на все сто процентов. Ну как депутат прям, порой думается Юре. — Иди в жопу, Никифоров, — отвечает он, но растягивает губы в ответ и кивает в качестве приветствия. Витя затягивается сигаретой, подумывает сесть на скамейку рядом с коллегой, но брезгает ее сыростью и остается стоять. Они молчат какое-то время, смотрят в разные стороны: Юра — на дорогу в ожидании Фельцмана, а Витя — на главный вход в педагогический университет. — Смотри, — привлекает Виктор внимание Юры и кивает в сторону университета, — Вон какие радостные. Юра задумчиво хмыкает, не найдя что ответить и смотрит на компанию ребят у главного входа в заведение. Одна девушка что-то рассказывает, энергично размахивая руками, случайно ударяя одной из них рядом стоящего парня. Компания смеется и, действительно, выглядит достаточно радостной. — Первый курс, походу. Раньше никого из них не видел. — После пар прибегут. Не люблю первые курсы, такие шумные, — Витя улыбается и издает, чуть слышное, «хах», — интересно, будет эта огромная очередь как в прошлом году? — Что за очередь? Они встречаются взглядами, Юра смотрит вопросительно, а Витя удивленно и ему необходимо несколько секунд, чтобы понять к чему этот вопрос. — А-а, ты же не работал еще тогда с нами, — он все же падает на скамейку, закидывая бычок в урну, — ну короче. В прошлом году отсидели они свои положенные три пары и как ломанулись все к нам. Старшие курсы — здороваться, а перваши — по рецензии старших — присматриваться. Выручки тогда много было, конечно, Фельцман даже на премию не соскупился, только заготовок на них еле хватило. Видел бы ты как Милка эти десертики в турбо-режиме хуярила. — он усмехнулся, вспоминая, — Тогда-то мы и взяли второго кондитера с официантом. — Лол, хотел бы я на это посмотреть, — Юра смеется и видит подъезжающего, наконец, Якова. Он провожает машину, едущую на парковку, взглядом и поднимается, коленка отчаянно хрустит. — Это чего это? — удивленно и чуть насмешливо спрашивает Виктор, — голова то хоть не кружиться, Юрий Николаевич? Вон как резко встали, — он смеется своей шутке и тоже поднимается, трет двумя руками переносицу, пряча лицо в ладонях, и измученно зевает. Если Юрка — подросток — не высыпается из-за сериалов и онлайн-игр, которые к черту сбили весь его режим, то Витя представляет из себя другой вид «ночных жителей» — горький пьяница и прожигатель жизни в клубах, как он вообще приходит на смену «огурцом» — остается загадкой даже для Якова. Юра шмыгает носом и молится на то, чтобы Яков Фельцман как можно скорее пришел со стоянки. Они с Витей не друзья, их даже знакомыми назвать очень тяжело — они мало общаются, темы для разговоров можно пересчитать по пальцам одной руки, а помимо работы они нигде больше не пересекаются. Да и просто, Витя — видный молодой мужчина, которого несколько кофейных сетей разорвали бы с руками и ногами, а Юра — мальчик, который бросил учебу и теперь «на побегушках» у посетителей. Они разные люди и от этого общаться с Витей не легче, а остаться с ним наедине — настоящее мучение, полное смущения и напряженной атмосферы. Что до отношений Фельцмана и Никифорова, то они, скорее всего, почти семейные. Лет двадцать назад, Юра не знает точно, Витя пришел работать к Якову в, тогда еще, ночной клуб. Говорят, заведение было очень популярно среди молодых людей того времени, но происки конкурентов и сложившаяся экономическая ситуация в стране внесли тогда свою лепту и привели к истощению клиентской базы. Якову «на попе смирно» не сиделось. Сразу после закрытия клуба он отправил своего самого перспективного бармена — Виктора — на курсы барист, оплатив весь период обучения, а сам начал работать над кофейней. Виктор, будучи студентом дизайнерского, оказывал хорошую помощь и как-то так получилось, что они спелись. А маленький бюджетный ларечек с кофе разросся в знатное такое кафе. — Где Мила? — вместо «здрасьте» проворчал подошедший Фельцман. — В поликлинике, придет к двум, но она заготовок вчера побольше сделала, так что все нормально будет, — ответил Витя недовольно цокнувшему и бренчащему ключами мужчине. — Гоше звоните, — выплюнул он, заходя. Из помещения сразу же повеяло бодрящим, резким и совершенно неповторимым ароматом, таким, который бывает только в кофейнях. Описать его невозможно, здесь и спокойный уверенный запах цельного обжаренного зерна, запах масел, оседающих на вентиляции; пряности, карамели и еще чего-то уютного и теплого, не имеющего аналогов в реальном мире. Такого «букета» никогда не добиться дома, так пахнут только помещения, где кофе готовят в больших количествах. Запах въедается в стены, мебель, шлейфом тянется за выходящими людьми и Юра любит этот запах больше, чем лежать в постели. Именно поэтому он пришел к Якову, и именно поэтому встает по утрам. А Витя знает это и всегда в шутливом тоне спрашивает, проходя за свою стойку: «будут пожелания?» и только за это Юра его любит. Он просит фраппе с шоколадом, несмотря на то, что в такую погоду хочется чего-нибудь согревающего и идет переодеваться в свою форму, пока Витя шебуршит бумажными пакетами и возится с машинкой. В раздевалке настоящий дубарь, сырость подвального помещения гоняет по спине мурашки, а кафель бесчеловечно «кусает» разутые ступни, и Юра душу готов продать Фельцману, только бы он установил теплый пол и наладил отопление. Гоша с Витей тоже ворчат, переодеваясь, но они не столь наивны и не ждут подачек от владельца, скорее уж их кофейню профинансирует Путин Владимир Владимирович, заглянув на досуге, чем Яков выделит долю из своих честно заработанных финансов и плевать, что персонал в их накоплении играл немаловажную роль. Все нормальное, что Яков сделал для своих работников, думал Юра каждый раз, спускаясь в раздевалку, — это форма. Форму он любил, хоть она и не представляла из себя ничего особенного: рубашка орехово-коричневого цвета, простые зауженные черные брюки со стрелкой и такого же цвета фартук с красной, вышитой каллиграфичным шрифтом, эмблемой заведения на груди. Просто, но удобно и эстетично. И шла такая форма всем работникам, может, за исключением Гоши. Хотя, по мнению Юры, с гошиной-то рожей ему ничего не шло, так что суждение это крайне объективно. К слову о Гоше, надо ему позвонить, хотя нет, пусть Витя звонит, они с ним вроде как друзья. Никифоров переодеваться в рабочую форму не спешил, первостепенно уделяя время проверке кофейной машины и, уже традиционно, первой порции кофе для Юры. — Гоше позвони, — окликнул Плисецкий, поднявшись из подвального помещения раздевалки. — Когда переодеваться пойду, позвоню, — Витя все еще зевал, прикрывая рот ладонью и сонно щуря глаза. Себе он тоже делал кофе утром, крепкий эспрессо без сахара и добавок. Погода явно не придавала бодрости. Пасмурный пейзаж в больших окнах кофейни, темно-серое от сырости здание педагогического университета, торопящиеся по своим делам люди в темной и серой одежде, с мокрыми волосами и наверняка хлюпающей обувью, маленькие капельки, рассыпанные по поверхности оконного стекла мотивировали явно не на работу, а на сладкие потягивания всем телом и скорейшее возвращение домой, в теплую постель. Юра мечтал сейчас о кровати, да, но вместо этого, он готовился к открытию, протирал столы, поправлял стулья, шторы и выкладывал на витрину заранее приготовленные десерты. До окончания первых вводных пар в университете посетители, скорее всего, не придут. Поэтому он и не подгонял Виктора со с звонком второму официанту, да и сам не особо торопился: забрал со стойки свой фраппе и таскал его с собой от стола к столу, на котором «наводил порядок». Вдоль стены с окнами стояли столы не со стульями, а с мягкими диванами приятного светло-коричневого оттенка. Это, конечно, увеличивало траты Якоба на их чистку, но любые деньги, считал Юра, оправданы. Хотя бы потому, что сейчас так здорово завалиться на один из этих диванов, отставить фраппе, поднять руки вверх, потягиваясь и спрятать лицо в плече правой руки, смачно зевая. Глаза немного слезились, сильно хотелось спать, но, в целом, состояние было довольно умиротворительно-приятным. Студенты уже спрятались в здании, все, что сейчас осталась — ждать их, поэтому Юра позволил себе вытащить из фартука рабочей формы телефон и проверить социальные сети, собрать ежедневные подарки в игрушках и отписаться Миле: «без тебя паршиво». Она ответила почти сразу, сказала, чтобы не грустил и взял в холодильнике пироженку со вчерашних остатков. И Юра бы с радостью, только больше сладкого не хотелось. В стакане с кофе остался только лед, отчего он покрылся влажной испариной, Юра немного залип, наблюдая, как крупная капля стекает по стенке стакана на стол и почти сразу вытер ее, лежавшей рядом тряпкой, чтобы не осталось разводов. Ожидание тянулось медленно, Юра не мог примерно прикинуть, во сколько закончатся первые пары у студентов, поэтому просто ожидал. Обслуживать никого не надо было, изредка заходящие люди стремительно шагали к баристе и брали заказ «на вынос», настроение было вялым и Юра думать забыл о «огромной очереди», рассказ о которой в начале дня он слышал от Вити. Плисецкий расслабился и думал, что это будет очередной ленивый день с несколькими «волнами» клиентов, уже возвращающихся домой после трудового дня. Однако, это было лишь затишье перед бурей, ведь через время двери университета стали открываться, выпуская студентов.