Лестница и всё, что с ней связано

      Иккинг не любил, когда его поднимали ни свет ни заря. Он предпочитал понежиться в постели, укутавшись теплым одеялом, а ближе к десяти утра выпить горячий кофе, съесть пару витаминок и сесть за ноутбук. Иккинг ложился затемно, без сил падая на кровать.       Пять дней в неделю Иккинг, особенно зимой, просыпался с больной спиной и окоченевшими ногами. Вместо своей девушки он обнимал гусеницу, завернувшуюся в одеяло, как в кокон, а во рту была целая прядь огненно-рыжих волос.       Каждый раз парень хотел возмутиться и распутать этот клубок одеяло-Мерида, но вид сонной девушки заставлял молчать и только получше подоткнуть одеяло под неё. На часах полпятого. Иккинг встаёт со старческим кряхтением, ноющей спиной и абсолютно несоображающей головой.       Мерида не любит ранние подъемы. Каждый раз, вставая около семи утра, девушка чувствовала себя полной сил и энергии. Это чувство она не любила, потому что оно заставляло её идти на работу, но, как только девушка заходила в здание, комок из энергии и жизнерадостности распадался, оставляя после себя лень и апатию. Большего обмана в жизни Мериды не было.       А еще Мерида не любила кофе. На самом деле, любила, но признаться себе не могла. Кофе надо было заварить, а это лишнее телодвижение. Каждое утро кофеварка жужжала так, будто внутри неё работал скрытый механизм, недовольный ранней работой. Может так и было, но эти звуки вызывали у Мериды стойкое желание обматерить создателей. Что она и делала. Такой ежедневный утренний ритуал.       А еще каждый звук отзывался у Мериды в голове церковным набатом. И не потому что девушка пила каждый вечер, а потому что с утра у рыжеволосой была тонкая душевная организация. А гудение микроволновки и кофеварки эту самую организацию нарушали.       Мерида любила Иккинга. Иногда и по утрам, потому что когда она приходила с работы, жутко злая и уставшая, сразу после душа падала в кровать и засыпала. А на утро находила еду в холодильнике, приготовленную с вечера и явно готовую к уничтожению утром. В такие моменты в Мериде появлялась необъяснимая нежность, которую она выражала в легком поцелуе в щеку. Чтобы не дай бог не разбудить её любимого повара.       Зиму Мерида не любила, наверное, больше, чем ранние подъемы. Огромные пуховые куртки превращали людей в забавных существ, передвигающихся крайне медленно, но матерящихся крайне быстро. Бывали редкие исключения в виде шуб, но Мерида их игнорировала с завидным упорством. Скользкие дороги, сугробы снега и стойкий морозец — если и было что-то, что раздражало Мериду больше, то она об этом не знала.       Просыпаясь каждое утро, Мерида проходила весь путь эволюции. Начиная от человека прямоходящего и заканчивая хомо сапиенсом. Поэтому когда девушка шла до остановки, она находилась в состоянии человека пещерного и не придавала значению убранному снегу и подозрительно не скользкой лестнице. Вечером же Мериде был абсолютно по фигу на лестницу, поэтому загадка лестницы оставалась неразгаданной, хотя жить девушке ни сколько не мешала.       Зима действовала на Мериду удручающе. Девушке катастрофически не хватало общения и культурной жизни. Все варианты Иккинга обычно оказывались либо барами, либо кальянными в шаговой доступности от дома. Эти варианты Мерида отклоняла и обещала подумать позже. И когда апатия и несносность девушки переваливала за все допустимые границы, Иккинг устраивал набег на любимую парой пиццерию, тащил девушку в кино или на каток, а потом восполнял потерянные калории пиццей.       Поэтому, когда в очередной раз Иккинг заявил, что не в состоянии двигаться из-за окончательно разболевшейся спины, Мерида обрадовалась. На самом деле, она расстроилась и искренне переживала за парня, но и немного радовалась, потому что путешествие до больницы вносило небольшой диссонанс в размеренное течение дней. В больнице врачом был человек, закончивший военное училище. В связи с этим голос был у него поставлен четко, а небольшая малость, что врач был немного туг на ухо, приводили к тому, что доктора было слышно на пол этажа, а его команда «на выход» приводила в трепетный восторг старших мужей, с теплотой вспоминающих годы в армии, а молодых парней вгоняла в ужас от перспектив службы.       У Иккинга мужчина вызывал стойкие ассоциации с медведем. Поэтому парень старался свести своё общение к минимуму, а обходить больницу старался десятой дорогой. Но Мериду Иккинг никакой дорогой обходить не планировал, поэтому ему пришлось все-таки идти в логово медведя.       На приеме у врача Иккинг понял, почему люди раскалываются на допросах. Сотни каверзных вопросов вводили парня в ступор, заставляя вспоминать, чем он занимался неделю назад, соглашаясь во всех грехах, которые Иккинг даже не совершал. Доктор, склонившись над бланком, что-то в нём упорно писал. Парень думал, что врач пишет не направление, а письмо ненавистной теще, потому что движениями, с которыми буквы появлялись под огромной рукой доктора, можно либо ломать кости молчаливым шпионам на допросе, либо идти в штыковую, но не писать.       Провозгласив, что Иккингу надо лечь на неделю в стационар, врач крикнул «следующий», заставив Хэддока оглохнуть на одно ухо на ближайший час.       Шел третий день отсутствия Иккинга в квартире. На Мериду это действовало удручающе. Всё заключалось в отсутствии ежедневного бубнежа с утра и вечером, готовой еды в холодильнике и теплого тела в кровати. Само собой, девушка любила своего парня до дрожи в коленях и скучала, и волновалась, но именно эти три фактора вызывали наиболее сильное желание взвыть на бедную кофеварку. Все эти дни кофе выходил черным, как ночь, и крепче, чем слово директора о том, что зарплата задержится. В общем, бурда.       И каждое утро Мерида чуть ли не чеканным шагом шла до остановки, потому что энергия требовала выхода. И на третий день, чуть не поскользнувшись на лестнице, девушку озарила страшная по своей причине и удивительная по своей сути догадка. Эволюция, сделав финт ушами, дала ход страшному процессу под названием мыслительный в голове у Мериды, и она пришла к интересным выводам. Как раз тогда, когда девушка дошла до работы.       Все последующие дни кофе становился отвратительнее, мороз крепче, а лестница становилась всё более скользкой. Выводы, до которых дошла мыслительная машина Мериды, обрастали неопровержимыми фактами. Девушка пообещала узнать у Иккинга если не всё, то явно больше, чем он ей скажет. Или не быть ей воительницей. К слову, работница финансовой службы с роду воительницей не была.       Когда Иккинг в выходной день вернулся домой, то его встретил крик Мериды, доносящийся из спальни. Крик был наполнен радостью и злостью одновременно. Поразившись актерским данным своей девушки, Иккинг зашел в спальню и переспросил.       — Лестница!       — Ступеньки, — Напор рыжей сбил парня с толку, поэтому он ответил первое, что пришло в голову ассоциативным мышлением.       — Резонно. Но всё же. Лестница. Ты её чистил каждое утро. — Мерида, взяв Иккинга за руку и усадив на кровать, с выжиданием уставилась в его глаза. В этот момент парень понял суть словосочетания «очная ставка». А еще что женщины — страшные существа. До безумия красивые, но страшные.       — Да.       — Зачем?       Иккинг вздохнул. Разговор ему явно не нравился.       — Потому что тебе приходится спускаться по этой лестнице каждое утро на работу. А лестница скользкая и, не дай бог, ты поскользнёшься, — Мерида, закатив глаза, забралась на Иккинга и уткнулась ему лбом куда-то в ключицу, и замерла. Парень, прекрасно понимая, что девушка так выражает свою любовь, благодарность и то, как она скучала, обнял её и прижал к себе. В этот момент Хэддок ощутил прилив нежности к этой рыжеволосой девушке.       — Давай закажем пиццу? — ласково спросил он, прикрывая глаза.       — О да, мой рыцарь. Убей в мою честь пару кусочков пепперони.