райский сад

свежо. – открывай глаза. ёнджо чувствует, как чужие руки медленно сползают с его лица, спускаются вниз, обнимая за живот, а после отпускают, и открывает глаза. перед ним – цветущий благоухающий сад. зелёная трава, широкие деревья, где-то вдали шумит речка. он слышит пение (пока неизвестных ему) птиц и спокойное чужое дыхание рядом. – ты сделал это..? – он поворачивается к создателю с широкой улыбкой на лице. красиво. – для тебя. ты говорил, что у тебя совсем нет места, где ты мог бы побыть один, или где мы могли бы побыть вдвоём, так что я сделал это для тебя. тебе нравится? – у ёнхуна на губах – нежная спокойная улыбка, у ёнджо в сердце – трепещущее чувство привязанности и желание остаться здесь навсегда вместе с ним. ёнджо берёт ёнхуна за руку, мягко сжимает ладонь и осторожно спускается с каменистой дорожки на мягкую свежую траву. холод немного щекочет ступни, и ёнджо усмехается. приятно. – пойдём, я покажу тебе здесь всё, – ёнхун более взбудоражен. он ведёт ёнджо вдоль высаженных голубых и белых цветов, кустов сирени, дубов и клёнов. ёнджо аккуратно приподнимает подол своей одежды, чтобы та не намокла, а после и вовсе скидывает длинную накидку с плеч, вешает на ветку яблони и босыми ногами следует за ёнхуном по холодному ручейку. распускает защищающие спину крылья, позволяя им волочиться по покрытой росой траве. доверяет. – смотри! вон там гнездо аистов, – ёнхун указывает вверх, на дерево акации, где в большом собранном из сучков гнезде покоятся две величественные белые птицы. – классные, правда? я хотел сделать их крылья максимально похожими на ангельские, но я над этим ещё поработаю. ёнджо смеётся. кто бы мог подумать, что создатель всего мироздания, существо, начавшее жизнь всей вселенной, будет так по-детски взволновано из-за птиц, которых само же и создало. будет так заботиться об ангеле, которому само даровало жизнь. пока он ведёт ёнджо по саду, по его саду, сам ёнджо может смотреть только на ёнхуна: он невероятно красив, невероятно умён, добр и честен, всегда искренний в своих намерениях. буквально идеальный. ёнджо чувствует глупый восторг каждый раз, когда видит его, и недоумевает, когда ёнхун раз за разом преподносит ему такие подарки. – это всё для тебя, ангел мой, видишь? – они останавливаются лицом к лицу у малиновых кустов под широким зелёным дубом. ёнхун берёт за руки, ёнджо смотрит в глаза. ищет какие-то вселенские тайны, но не находит ничего, кроме захлёстывающей, бесконечной нежности. – каждый метр этого сада пренадлежит тебе. всё в этой вселенной твоё, понимаешь? я создал для тебя звёзды, чтобы они освещали тебе дорогу в ночи. я создал для тебя небо, чтобы тебе было, где летать. я дал тебе самые красивые и сильные крылья в раю, и никто никогда не посмеет у тебя их отобрать. я дам тебе всё что попросишь, слышишь? – ёнхун мягко оглаживает ёнджо вверх по плечу, а после кладёт руку на его щёку, и ёнджо мягко трётся о неё. ластится. – мне ведь ничего и не надо, – улыбается снова. – зачем мне нужны были бы звёзды, если мне пришлось бы смотреть на них без тебя? зачем мне было бы нужно небо, если бы мне пришлось летать в нём в одиночестве? зачем мне нужны были бы сильные крылья, если бы я не мог с их помощью оберегать твой сон? – крылья не только пригодятся в защите. знаешь, они – главное звено в нашей связи. без них я вряд ли мог бы чувствовать то, что чувствуешь ты. чувствовать тебя. я знаю, в душе ты такой… восхитительный и смелый, что иногда мне кажется, что никто и никогда не превзойдёт тебя. ты действительно ангел. самый что ни на есть настоящий, – ёнхун вздыхает. – ты создал меня таким, – замечает ёнджо. краснеет немного, но не от стыда – от приятного чувства внутри. – и я вложил в тебя всю любовь, которая во мне была. ёнхун аккуратно приближается, оставляет на лбу ангела невесомый поцелуй, и тот чувствует такую невероятную ласку и, пожалуй, любовь, что хочется прямо сейчас вдвоём запереться в этом саду и больше никогда не возвращаться в рай. ёнджо несмело поднимает голову, заглядывая создателю в глаза снова, а после немного становится на носочки и робко целует: в щёки, в высокие скулы, в уголок рта. ёнхун берёт его лицо обеими руками и целует его уже в губы. ёнджо, если честно, не знает, чем заслужил такое отношение к себе. он ничем не лучше остальных ангелов, он не был первым ангелом в раю, и не будет последним. что такого ёнхун нашёл в собственном творении, чего нет в остальных? – ты – моё самое лучшее творение, – шепчет ёнхун, будто читая мысли. он медленно дышит в губы ангелу, прислоняясь своим лбом к его, прежде чем снова поцеловать. сердце замирает. ёнджо рад, что ёнхун дал ему такие большие крылья, потому что сейчас они позволяют ему обнять их тела, закрыть их от лишних глаз и солнечного света, защитить от всего плохого, что сейчас может случиться. губы у ёнхуна мягкие и тёплые, поцелуи – лёгкие и совсем-совсем невинные. ему такому не хочется прислуживать, хочется только оберегать его, обнимать его и держать его ладонь так крепко, чтобы он, сам господь, чувствовал себя в безопасности. – ты никогда меня не оставишь, правда? – спрашивает ёнджо. он кладёт голову на плечо ёнхуну, перьями крыльев щекочет его щёки. – никогда. это навсегда твоё место, и я, слышишь, я навсегда твой. ёнджо задерживает дыхание. это очень сильные и громкие слова, и ему хочется верить что всё так и будет до конца времён. он видит их двоих сквозь времена, бог и ангел плечом к плечу, подающие пример любви всему живому, что они смогут создать вместе. он хочет верить, что всё так и будет. они молчат некоторое время, просто обнимаясь, пока ёнджо не говорит: – знаешь, – он делает паузу, немного опускает крылья, оглядывая сад. он всё такой же приятный и цветущий, каким был буквально полчаса назад. ёнджо снова смотрит на ёнхуна и продолжает: – когда будешь создавать человека, пожалуйста, сделай так, чтобы он мог испытывать то же самое. пообещай мне, что дашь ему возможность испытывать такую же сильную и чистую любовь, какую я испытываю к тебе. – что ж, – ёнхун усмехается, – тогда мне придётся дать ему крылья. – пусть так, – ёнджо закрывает глаза и доверчиво опускает оба крыла.

***

трава пожелтевшая и слабая. в саду – первая и, кажется, далеко не последняя гроза. ёнхун бежит через весь сад, падает на колени у шумящей грязной реки, которую помнит совсем спокойной и чистой, и опускает руки в ледяную воду. холод покалывает кожу. неприятно. в голове эхом раздаются чужие рыдания и мольбы, в глазах – пустота и вместе с ней гнев, в спине – ужасная режущая боль. как будто это он виноват. как будто это он лишился крыльев. – давай же, давай, – шипит от под нос, обтирая руки в воде друг о друга. он видит, как вода обретает грязные красные оттенки, кусает шершавые губы. одежда тоже запачкана. – господь, – он слышит тихий голос хёнгу за спиной. – уйди, – шипит он, понимая, что ещё слово – и он расплачется. чужая кровь не желает смываться с ладоней и некогда белых тканей одежды, некогда белоснежно-белый, а теперь уже грязный чёрный пух с трудом снимается с рук, и ёнхун боится. он боится, что это было ошибкой. что он погорячился. – господь, – тем не менее повторяет хёнгу. он в ужасе, а оттого его голос надламливается. ёнхун знает – сейчас он прижимает свои крылья так близко к спине, как никогда ранее. – где архангел ёнджо?