Смысл жизни... Что это? Что для вас является смыслом жизни, смыслом существования в этом жестоком мире? Зачем люди вспоминают те дни, когда им было с кем-то хорошо или когда они страдали по определенным причинам? Никто не знает. Порой нам кажется, что вот оно счастье. Черная полоса закончилась, началась лишь белая! А вот оп... и обрыв в черную дыру... Как пламя догорает, так и белая полоса заканчивается, несмотря на то, сколько же она длилась.
Холод в глазах... Ветер в словах... Юнги потерял смысл жизни, потерял Чимина, потерял себя. Да, он пытался отвлечься и уйти с головой в работу. Да, он пил таблетки, что прописывал ему врач. Да, он до сих пор каждые выходные посещает место крушения самолета, в надежде что-либо найти... Хоть маленькую зацепочку... Да, он приходит туда, чтобы поговорить с младшим, рассказать, как прошел его день, как он скучает и ждет его. Ждет.
Друзья... А что друзья? Друзья счастливы со своими парами и пытаются скрыть свои улыбки до ушей при Мине. Стыдно им. За что? За то, что они счастливы в то время, когда их старший товарищ страдает от потери истинного. Да, возможно, многие думают, что он смирился и принял смерть Чимина, но сам Юнги так не считает. Соха, Каха, Шиха, Тоха все так же трудятся в Китае, они прочесали всю местность вокруг от и до. Ни деревень, ни домов, ни людей, ни цивилизации. Ни-че-го вокруг. Кажется, что найти парнишку просто невозможно и все те десять тысяч человек, что ранее стремились помочь, развернулись, плюнув в сторону Мина, что драл волосы от безысходности. А что собственно делать? Он не знает, но принимать смерть любимого так трудно. Так невозможно, невыносимо.
Надоедливые звонки деда, что просит вернуться его в Корею и занять его место. Редчайшие звонки родителей, что опять отдыхают в теплых краях, вообще забыв про сына и его пропавшего мужа. Им это неинтересно, вообще. Ну пропал и пропал... "Юнги молодой парень, найдет нового." — так считает отец, попивая дорогущее вино перед бассейном, в котором на надувном матрасе разлеглась его женушка, что только и знает, как фоткаться на фоне всего дорогого, отмечая сына, чтоб тот все видел, все знал. Знал, как им хорошо в то время, как сам младший в очередной раз приходит домой со студии, где они записывали новый трек, заходит в ванную прямо в одежде, стоит под ледяной водой, все так же роняя горькие слезы, вскрикивая "Чимин~а!", разбивая руки об кафель, зеркала и ломая все в доме, который когда-то был им любим, ведь его ждал его малыш, что вскоре стал носить второго под своим сердцем.
Глупые звонки от родителей Чимина с позитивными вопросами: "Как наш сыночка?! А ты зятек?! Хорошо отдыхаете?". Очень. Мин отшучивается, врет, говорит, что все хорошо, что младший занят и ходит на разные курсы для будущих пап... А после ревет, как школьница, сминая любимую пижамку истинного, которую тот так сильно любил носить дома, завлекая Юнги своей упругой задницей. Засыпает с мыслью о Чимине, просыпается с мыслью о Чимине, работает с мыслью о Чимине, живет лишь Чимином.
— Юнги, что за дичь ты пишешь? Что за депрессивная хрень о очередной любви? Шугарик, ты чего? Жизнь прекрасна! — не унывал Хосок, который, кажется, совсем забыл о недавней потери.
Ну, правильно, ему то что. Кенсу под боком. Родители любят, лелеют, оберегают, содержат. Все счастливы и любят друг друга. К чему бы, собственно, грустить? Правильно, повода грустить нет и, как надеется Хорс, никогда не будет.
— Мин Юнги, очнитесь! Земля вызывает! Прием! — орет Намджун, махая листом бумаги перед глазами альфы, что задумался, снова и снова вспоминая солнечное личико истинного, что так ярко улыбался ему каждое утро. Каждое утро... Теперь оно проходит, словно испытание из 9 кругов ада, проходя каждый по 2 раза. — Юнги, блять! Ты вообще начнешь действовать по нашей тематики нового альбома?! Какой-то ты рассеянный стал... — ворчал Ким, точно так же забив на проблемы друга, что внешне вполне спокоен, а внутри кошки скребут, заставляя альфу лишь редко улыбаться в знак "I'm OK", хотя вообще далеко не "OK". Все просто "Full Fucked".
Тэхен... Тэхен, кажется, вообще не волнуется за друга, ведь тот "в медовом месяце" со своим альфой. А ему, собственно, никто ничего и не рассказывает точно так же, как и Чонгуку, дабы не рушить их идиллию, их счастье. Не нагнетать, не портить психику младшим. Им хорошо, а значит Чимин был бы рад этому, так думает Юнги. Он только и знает, что думает о Чимине. Советуется только с ним, разговаривая у себя в голове, посещая очередного психиатра. Кажется, кто то двинулся умом...
День за днем, ночь за ночью, и снова выходные. Снова то самое место, на котором до сих пор не растет трава, что была сожжена горящим самолетом, а после полностью залита тоннами воды, из-за чего в этой местности, на удивление, земля влажнее, чем где-либо неподалеку.
— Привет, Чимин~а. — улыбался старший ночному небу, завалившись на грязную землю прямо в дорогом костюме, в котором он ездил заказывать новую аппаратуру для себя, дабы работать дома, в полном одиночестве. — Как дела? У меня... у меня все отлично? Хотя кому я вру, Чимин~и, я не могу без тебя. — разговаривал он в глухой тишине, что нарушалась лишь кузнечиками и подобной дичью. — Меня никто не понимает, не думал я, что они все так легко забудут тебя... — начал шмыгать носом альфа, укладывая руки на живот, что истошно урчал. — Не смотри на меня так и не бубни!— усмехнулся он сам себе, представляя типичную реакцию младшего на его урчащий желудок. — Я не хочу есть! Кусок в горло не лезет...
Юнги лезет во внутренний карман пиджака, доставая смартфон, включая приятную мелодию, под которую он готовится что-то зачитать(?).
— Я бы хотел, чтобы ты сидел рядом со мной и слушал это песню, посвященную тебе, но... Ну, ничего, я верю, что когда-нибудь ты вернешься и я исполню тебе ее в живую, с глаза на глаз, губами в губы... — ухмыльнулся он, вспоминая пухлые губешки, что невозможно забыть.
Очередные биты с грустными мотивами разносятся по маленькой опушке, что образовалась, благодаря самолету, что снес множество деревьев. Закрытые глаза, из которых снова и снова льются слезы, лишь вспоминая два слова. Ванилька, Шоколадка. Шепелявый голос зачитывает размеренно, без какой-либо запинки, вкладывая все свою душу, сердце, любовь, что, кажется, никогда не погаснет.
Кстати, о любви. Что такое любовь? Именно этим вопросом задавался Юнги, понимая, что он стал зависим лишь от одного человека, чье имя Пак Чимин, вскоре ставший Мином. Какой-то маленький комочек счастья, что смог вылечиться, только благодаря альфе, смог заставить холодное сердечко, находившееся под сотнями замков, растаять, освобождаясь из оков. Если раньше Юнги был единственной надеждой и опорой для младшего, то теперь именно Чимин так нужен альфе, что заканчивает признаваться в любви, когда музыка издает последние биты, над которыми тот работал неделями, желая подарить своим малышам самую лучшую песню.
— Без тебя так хреново... Чимин, вернись, пожалуйста... — шептал Мин, поворачиваясь на бок, укладывая голову на свою сумку, в которой ранее лежал ноутбук, что сейчас стоит напротив парня.
Альфа лыбится, как влюбленный дурак. А, собственно, почему как, если так оно и есть? Куча папок с фотографиями и видео, сделанными омежкой.
— Юнги~я! — раздается заливистый смех по ту сторону экрана. — Котя, повернись! — хихикал младший, снимая сонного Юнги на камеру.
— М~? — тянет старший, подтягиваясь и зевая. — Ты давно встал? — расспрашивал альфа, помогая омежке раскрыть конфетку, над которой тот пыхтел уже минуту, пытаясь развернуть ее с помощью одной руки и маленьких пальчиков, на которых красовалось колечко, которое Мин подарил ему, делая предложение. — Открывай ротик. — улыбался Юнги на камеру, поднося конфетку к влажным губкам Чимина, что истерзал их, облизываясь.
— А~. — протянулись они одновременно, усмехаясь.
Конфетка так и не соприкасается с губками омежки, оказываясь на половину в полости альфы, что рывком прижимается к приоткрытым губам, что хотели возразить и, возможно, послать куда подальше за сворованную конфетку. Полностью протолкнув сладость в ротик омежки, Юнги отстраняется, наблюдая за красным Паком, что все время держал камеру, которая все засняла досконально.
На спидометре снова и снова за сотню, сранный Китай, который Юнги ненавидит еще больше, мелькает, а он смотрит на свою новую квартиру, что купил специально для выходных, и снова роняет слезы на панель машины. Его бесят слезы. "Ты сильный! Перестань реветь, ты альфа!" — твердит себе Мин, ударяя по рулю со всей силы, из-за чего машина сигналит на всю улицу, а в ответ слышны китайские оры, на которые Юнги плевал с Джомолунгма (Эверест). Белые, голые стены и одинокий матрас в углу комнаты встречают альфу каждую субботу-воскресенье. Холодно. Внутри. Очень холодно.
***
— Е Шу Вей, почему он до сих пор не может придти в себя? — обиженно шептала Сяомин, что продолжает навещать омежку, помогая и ухаживая за ним.
— Организм очень слаб... — шепчет бета, мужчина лет 60. — Он мог бы давно очнуться, но сам же отдает все силы своему ребенку, что развивается значительно хорошо. — утверждал он, щупая живот, ощущая недовольное пинание буйного ребенка в животе парнишки. Не нравятся тому все эти прикосновения. Ему нужен собственный отец, а не шершавые руки шаманов и народных целителей.
***
Я без тебя продолжу путь,
Сколь отвела судьба не знаю.
Я так хочу тебя вернуть,
Но невозможно, понимаю...
***
— Что делать будешь? — не унималась девчонка, поглаживая ручку парня. — Сроки поджимают, скоро рожать. Два с половиной месяца и то не факт... — переживала Сяомин за состояние беременного. — Как он рожать то будет в таком состоянии? В нашей глуши нет ни больниц, ни каких-либо станций, ничего...
— Нормально родит. — утвердил мужчина, после добавив тихое "наверно". — Будем надеяться, что его организм к тому времени полностью окрепнет, и он спокойно родит, без последствий.
— Последствий?
— А ты то думаешь, все так легко? Твой отец их из могилы вытащил! С такими травмами невозможно взрослому выжить, а тут еще и ребенка спасли. — бубнил Шу Вей, заваривая очередной отвар. — Все бы ничего, главное избежать летальных исходов!
— Ну, вот как так можно? — ругалась младшая, приподнимая голову омежки, укладывая себе на колени. — За целый месяц, даже больше, очнуться всего 5 раз и то на минуту-две! — бубнила она, перебирая отросшие волосы парня. — Бука. Даже слова не произнес!
— Был бы его альфа рядом, было легче... — вздыхал бета, пытаясь напоить пострадавшего.
— Ты уверен, что у него есть альфа? Может он его бросил... с ребенком.
— Метку видишь? Истинный, значит тоже страдает... И кулон... — перечислял Е, сжав в кулаке полусердце. — "Я люблю тебя, пирожок | Юнги"... — читал он с кулона, заметив реакцию парня, что стал вошкаться и недовольно мычать, моментально успокоившись, когда кулон вернулся на его грудь.— Юнги значит... Ну ладно.
— Знакомое имя. — задумалась Сяомин, помогая напоить омежку.
— Согласен.
***
Неделя за неделей, день за днем, час за часом, минута за минутой, секунда за секундой... Три! Три чертовых месяца, как Юнги не общается со своей семьей, полностью игнорируя их звонки, включая деда. В Сеул он возвращается лишь, чтобы отдать готовую аранжировку для парней, что пыхтят над текстами, отстранив от них депрессивное существо — Мин Юнги.
— Юнги, мразь ты такая! — начал орать отец на сына, как только тот впервые взял трубку, ответив на звонок.
— Очень приятно, идите на хуй. — прыснул младший, стремясь нажать на кнопку сброса.
— Стой, эгоиста кусок!
— От эгоистов, что бросили своего ребенка на дедушку, слышу... — злился Юнги, не жалея продолжать разговор.
— Дед помер. — утвердил старший, а Мин даже не вслушивался.
— Похуй мне, кто там у тебя умер. Не звони мне больше. — рявкнул альфа, заваливаясь на очередной матрас в окружении белых стен, как в психушке, ей-богу.
— ТЫ ГЛУХОЙ ИЛИ ДА?! — злобно отвечал отец. — Дед "твой любимый" умер. — повторил он с некой завистью к своему отцу, ибо сын только и знал, как пропадать вместе с дедом на работе, не смея даже сунуться в фирму отца, которой нужны были молодые руки, готовые творить. Тот творил, только у деда, принеся старшему огромный доход, благодаря чему дедушка еще года два назад переписал все на внука, ни гроша не оставив родителям, что бросали маленького альфу на произвол судьбы или подсовывали ему.
— Ч-то? Дед? К-как?! ЕСЛИ ЭТО ШУТКА, Я СЕЙЧАС ЖЕ ПРИЕДУ И ПРИСТРЕЛЮ ТЕБЯ К ЧЕРТЯМ СОБАЧЬИМ, ПАПОЧКА!
— Это правда. Эти месяца у него было слабое здоровье, а, между прочим, он тебе, эгоисту, звонил! Три дня назад дедок окочурился, едь оформляй наследство и перечисляй половину нам.
— А вы не прихуели ли, дорогие родители?! — потерял дар речи Мин, вскакивая с холодного матраса. — Отец, посмотри-ка между ног, можешь в штаны заглянуть. Видишь "хуй"? Это вам. — цедил младший, не боясь каких-либо последствий. — Хуй вам, а не наследство. Я обещал продолжать его дело, я продолжу, а вас я не знал и знать не хочу! Раньше думал, мол по-человечески поступить, познакомить вас со своим мужем, наладить отношения, а вы что?! Снова и снова укатывали в свои Эмираты, даже пропустив свадьбу сына! СВАДЬБУ! Что вы сказали? Проблемы у вас в бизнесе были, поэтому не смогли приехать?! ВИДЕЛ Я ВАШИ ПРОБЛЕМЫ В ИСТОРИЯХ! НИЧЕГО СЕБЕ, НОРМАЛЬНАЯ ТАКАЯ ПРОБЛЕМКА В ВИДЕ ДОРОГУЩЕГО ВИНА И ОТДЫХА НА МОРЕ! СПАСИБО, СУКИ! ВИДЕТЬ ВАС НЕ ЖЕЛАЮ! — вспылил Юнги, разбивая уже третий телефон в дребезги об стену за прошедшие месяца.
***
— Е ШУ ВЕЙ! ОН, КАЖЕТСЯ, РОЖАЕТ! — заорала Сяомин, вторгаясь в покои мужчины. — Вся постель в какой-то жидкости, а он крючится и стонет!
— Черт! Неси из комнаты коробку, там все приготовлено, и мать позови! — вихлял по комнате бета, ища очки и нужные инструменты. — Быстрее, для него каждая секунда важна!
