*
У Антона краш, у Арсения каждый день в карманах записки, шоколадки и те жвачки со вкладышами про любовь, а на дворе конец ноября — из нестабильного только месяц. Антону бы гадать на «любит-не любит» — один раз он думает об этом вполне серьёзно, но откуда в ноябре взяться несчастной ромашке? Да и «любит» здесь взяться неоткуда. Первой вообще-то о любовных гаданиях говорит Ира — в шутку, чтобы Антона немного подбодрить. А Дарина вдруг загорается этим и всерьёз предлагает погадать на кофе — она во всех этих штуках вроде как шарит. Ира поддерживает, Дима крутит пальцем у виска, Антон не видит причин отказываться — хуже никому от этого не станет. К завариванию кофе в турке они приступают без лишних разговоров. Если бы Антону несколько месяцев назад сказали, что они будут сидеть вот так вот все вместе и гадать на кофейной гуще, светит ли ему что-то с каким-то там парнем или нет, он бы даже слушать не стал, заржал бы на половине и не дослушал, но сейчас не до смеха. Он пристально вглядывается в кофейный «рисунок» на блюдце, силясь угадать и рассмотреть в нем черты чего-нибудь. Не увидев ничего такого, вздыхает: —И че это? — Если присмотреться, смахивает на петуха, — задумчиво выдаёт Ира, вертя блюдце, и Антон пытается понять по её выражению лица, стебется она так или нет. — Это к хорошей весточке. Тут так написано, — объясняет Дарина, найдя трактовку в интернете. — А ещё на голубя чем-то похоже. Тоже, написано, знак хороший. — Птичий двор, бля, — фыркает Антон. — Клякса какая-то, — ничего такого не разглядев, скептически заявляет Дима и с иронией уточняет: — Это к чему? Антон с ним полностью солидарен. Ни петухов, ни голубей он не видит. Клякса, мазня кофейная, жижа - пустой перевод кофе. На что-то хорошее походит мало. Ну, это же клякса, чего в ней такого хорошего-то есть? Кляксы на полях тетрадки свидетельствуют о небрежности, а кляксы от чего бы там ни было на кофте сулят пиздюли от мамы. Оптимистично. Антон не знает, совпадение ли это, но петух оказывается прав и даёт о себе знать уже вечером. «Весточка» от Арсения прилетает, в виде уведомления о подписке и нескольких лайков от него же в инсте. Антону впервые становится так стремно за собственный профиль. Фоток там мало, в основном мемные и за последние года два штук семь от силы — он не большой любитель фоткаться. Ещё несколько в самом конце профиля с класса эдак седьмого и за них, и за того семиклассника, который забыл вот это вот удалить, ему стремно больше всего. Они тоже, кстати, пролайканы (какой стыд). Он торопливо пишет Диме, прикрепляя к сообщению скрин.19:03. Антон Шастун: ПИЗДЕЦ АХУЕТЬ!!
Не то чтобы лайки и подписка значат для него прям так много, но это — уже хоть какой-то прогресс. Небольшой шажок после двух с половиной месяцев непонятных переглядок и неловких улыбок. Дима поздравляет, просит выслать приглашение на свадьбу и заранее занимает место друга жениха, а Антон пересматривает свои старые публикации и часть из них кидает в архив. Со своей голубой проблемой он возится до самой зимы. Ему хочется скачать симс и, наконец, забить, построив там свои идеальные отношения с таким же идеальным Арсением. А почему нет, если всегда можно да? Но это уже кажется клиникой, и затея откладывается до самого-самого крайнего случая, когда ну совсем будет худо. Спойлер: такого не наступает. Дима предлагает идею получше: случайно швырнуть в Арсения снежком, а потом извиниться и познакомиться; поскользнуться прямо перед ним на худой конец — сделать это Антон, конечно, со своей удачливостью может и ненамеренно. Но ни Ира, ни Дарина эту затею не поддерживают. Времени у него остаётся не так уж и много, потом конец года, экзамены и все, институт, дальше разве что только на встрече выпускников, через год, а то и все три — об этом ему сообщает Дима с целью смотивировать непутевого друга. Антон между тем умудряется подхватить заразу и слечь с простудой на целую неделю. И целую неделю мама пилит его по поводу того, что одеваться нужно теплее и «ну я же тебе говорила!», Антон кашляет, печально вздыхает, согласно кивая в ответ каждый раз, пьет горячее молоко с медом и противной пенкой сверху и засыпает с горчичниками на спине. И целую неделю думает об Арсении и о том, что делать-то что-то нужно. Срочно. К выходным он уже как огурчик и в плане Арсения Попова настроен решительно и серьезно. Антон долго сканирует его страничку в ВК взглядом и так же долго рассуждает насчёт того, как начать. Не сказать, что он из числа нерешительных и застенчивых. С девочками, к примеру, всегда знакомился без всяких томлений длиною в несколько месяцев и в ВК, и в реальности, но с Арсением уже дело другое. Он уверенно кликает «написать сообщение» на страничке Арсения и уже менее уверенно пялится на набор букв на клавиатуре. Ничего сверхъестественного он писать ему не планирует, просто обыкновенное «привет». Но и набрать «привет» — уже целая наука. Можно капсом, а можно маленькими буквами, с восклицательным знаком в конце или с вычурной и строгой точкой, дурацкими скобочками, со смайлами, а можно вообще отправить один только стикер и ждать погоды с моря, по-разному можно. О том, как диалог будет продолжаться дальше, он старается не думать — и без того забот хватает. Может, спросит у него типичное «как дела?» и «что делаешь?», может, скинет тупой мем с попугаями, а, может, вообще удалиться, выставив себя полным придурком, и будет делать вид, что ничего не было. Может, может, может. Вариантов много, выбирай — не хочу. Да и вообще, нет никакой гарантии, что Арсению вдруг захочется ответить. (Не думать об этом выходит плохо.) Антон нерешительно набирает, перечитывает и решительно стирает, потом набирает вновь. Так продолжается несколько минут, до тех пор, пока он не замечает значок карандаша и надпись «Арсений набирает сообщение…» Ситуация страшная, и шутка совсем не смешная, даже если это всего лишь очередной лаг. За одну только минуту Антон бледнеет, ловит несколько мини-приступов и, наконец, получает уведомление о сообщении. 18:00. Арсений Попов: Шоколадки это, конечно, хорошо и вкусно, спасибо. А просто подойти и познакомиться тебе слабо?) Следом за сообщением прилетает и заявка в друзья. Антон растерянно жмёт «принять», долго смотрит на текст, нервозно барабанит пальцами по столу и уверенно решает все отрицать:18:03. Антон Шастун: А почему ты решил, что это все я?
— и одним единственным сообщением выдает себя с потрохами. Тянет шепотом «бля», в жесте «рукалицо» с досадой хлопает себя по лбу ладонью. Редактировать поздно — Арсений уже прочитал и «набирает сообщение». Хуже уже быть не должно, а за сараем следом обязана гореть и хата.18:03. Антон Шастун: Ладно, это я. И че?
Нападение — самая лучшая защита, да? В конце концов, если дальше все пойдет не по маслу, то у него как минимум есть надежда на ближайшие зимние каникулы. Там, глядишь, Арсению и всё равно станет. Антон ожидает вообще всего-всего самого ужасного, но ничего такого не происходит. Тон у Арсения вполне дружелюбный — Антон надеется, что это на самом деле так. Он не стебется и «педиком» не называет, берется рассказывать о том, как Антона застукали едва ли не с поличным, а дальше диалог продолжается сам, неожиданно легко. Его анонимные записки, как оказалось, перестали быть анонимными ещё в конце ноября — тот самый Серёжа случайно спалил его и в этот же день о своём тайном воздыхателе узнал и Арсений. Неловко. Беседа, впрочем, на этом не обрывается. Дальше разговор идёт своим чередом. Говорят о фильмах, о музыке, потом о футболе. В последнем Арсений не смыслит от слова «совсем», но беседу охотно поддерживает и между тем пытается выдать что-то наподобие флирта и заигрываний. Антон намеки слепо не видит, широко улыбается, как какой-то дурак, счастливо пялясь в экран, и чувствует себя на седьмом небе. Арсению приходится брать все в свои руки, поэтому предложение о свидании поступает прямо посреди беседы о каком-то там матче и о Роналду. Прямым текстом, в лоб, уже без намеков и чего-то еще: «пойдёшь со мной на свидание, завтра?» Не «погулять», а именно «на свидание». Ответ Антона ожидаемо положительный. На следующий день ему приходится едва ли не клятвенно заверять маму, что уже точно здоров и больше не простынет — постарается это сделать как минимум. Он слишком торопится и сердится из-за большого количества её вопросов: куда? когда? на сколько? с кем? Отмахивается впопыхах, обещает объяснить и рассказать все когда-нибудь потом и вылетает из квартиры пулей, забив и на шарф, и на шапку, что так настойчиво ему пихали в руки. У него есть время, даже целый вагон и маленькая тележка, но все равно кажется, что теперь упустить даже одну секунду будет непозволительной роскошью. Их свидание он представляет себе смутно. Кажется, что все будет неловко, и оба будут также неловко молчать. Арсений опаздывает всего на несколько минут, и Антону в конце концов кажется, что он вообще не придёт. Забыл, не смог, перехотел, всякое в жизни бывает. — Бу! — слышится за спиной, и Антон дёргается, оборачиваясь. Вот он, Арсений. Смог, не забыл и не перехотел. Запыхавшийся, улыбающийся. — Бабушка, блин, пока не вытрясла с меня обещание познакомить потом с «невестой», не пускала. Еле вырвался, — объясняется он, не прекращая улыбаться. Антон зачем-то представляет себя этой самой «невестой», в вуалевой фате и в каком-нибудь пышном платье, зачем-то улыбается тоже, по-дурацки так. И всё, неловкости больше нет. С Арсением вообще оказывается легче, чем с кем-либо другим. Они, бездумно бродя по парку, дурачатся и, выдыхая, пускают пар кольцами изо рта, пытаясь соревноваться у кого лучше получится — в этом Попов лидирует. Болтают обо всякой ерунде. Арсений говорит много, интересно, но не слишком заумно, и много слушает — именно слушает, а не делает вид. Много каламбурит, иногда несёт какую-то дичь — Антон местами мало его понимает, но ему все равно интересно. По итогу оказывается, что он — не единственный такой лох, в пустую проебавший три месяца. — Ты мне понравился сразу, ну и я как-то не решался. Думал, есть кто, а я со своей симпатией буду вообще не к месту, — повествует Арсений. Антон неспешно идет с ним рядом, слушает и кивает. Он не решается брать его за руку, потому что на людях — рисково, да и хочет ли этого сам Арсений прямо сейчас вопрос спорный. Проводит как бы случайно и невзначай мизинцем по тыльной стороне его ладони, тот вздрагивает, не одёргивая руки, взгляд поднимает и улыбается, ему одному. — Ну и вот все вышло, как вышло. — Три с половиной месяца зазря проебали, прикинь? — сетует Антон, вновь касаясь его руки мизинцем — понравилось. — Три! С половиной! Месяца! — Зато шоколадки были вкусными, — с оптимизмом заявляет Арсений. — И все эти записки настроение поднимали. Антон качает головой, улыбается с нежностью и треплет его ладонью по волосам, бережно смахивая со лба чёлку — жест случайный и, наверное, не к месту совсем, но Арсений ни разу этому не смущается. Ведёт себя Антон, по совету друзей, естественно и старается быть самим собой на максималках. Обыденно много жестикулирует, когда рассказывает о чем-то, что очень волнует (Арсению кажется, что с такой активной жестикуляцией тот скоро взлетит — так сильно руками размахивает), смеётся с каждой шутки — умеет Арсений так рассказывать, что смешно становится (даже если шутку про повешенного колобка расскажет, тоже смешно будет — Антон уверен). Он не упускает и шанса в своей обыденной манере поскользнуться на ровном месте. Пытается удержать равновесие, запинается нога об ногу, падает, успевая при этом машинально схватиться за рукав куртки Арсения и потянуть его следом за собой. Упс. Зато все максимально естественно, а что естественно — не безобразно. Антон, кажется, отбил себе копчик, а Арсений лежит на нем, умудрившись приземлиться удачно, на мягкое место — прямо на него, и тихо ржет. Он так близко. Антон не уверен, уместна ли вообще такая близость на первом свидании, но Арсения это, кажется, совсем не беспокоит. У него же самого внутри скоро что-то вспыхнёт — Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца. Антон, будучи вообще человеком не литературным, начинает как никогда понимать Маяковского. В фильмах про любовь такие моменты обычно оборачиваются поцелуями — не то чтобы он смотрел их в большом количестве. Ну, знаете, эти вот эти вот долгие взгляды, с искрой, бурей и безумием, неведомая сила притяжения тянет двух людей друг к другу магнитом, а дальше поцелуй и все в этом роде. Он даже нервничать начинает, когда Арсений прекращает смеяться, не ёрзает, замерев, и смотрит на него каким-то…таким взглядом. Антон вдруг понимает, что вообще к поцелую не готов. К этому вообще можно быть готовым? На помидорах учиться ему не доводилось и зря, наверное. Он нервно облизывает губы несколько раз, вытягивает их в трубочку, жмурится и ждёт, ругает себя мысленно за то, что забыл жвачку, попутно вспоминая, как все это происходит в этих дурацких, любимых Ирой (!), фильмах. Проходит секунда, три, пять. И слышится звонкий смех: — Ты бы видел своё лицо! У Антона — дар тупить и падать где ни попадя, у Арсения — уверенно класть на весь клишированный романтик из фильмов и рушить атмосферу. Антон выдыхает облегчённо, но несколько разочарованно. — Да иди ты, — глупо лыбится он и спихивает с себя Арсения, наваливаясь на него сверху и подминая под себя — теперь его черед лежать на мягком и теплом. Тот протестует, пихая Антона на спину обратно в снег. Это оборачивается вознёй в сугробах, громким смехом и дурачествами. Снег в волосах, за шиворотом и в ботинках, на ресницах. Чудо, что нет во рту. Антон успевает пожалеть несколько раз о забытом шарфе и шапке, и даже о перчатках, которые мама грозилась пришить ему на резинки, если он ещё раз их не возьмёт. Оба озябшие и раскрасневшиеся решают идти греться в ближайшей кафешке. Там вкусный кофе, вкусные пончики и картофель фри с сырным соусом тоже вкусный — Арсений все это, оказывается, любит. После разговора о предпочтениях в еде, они оба приходят к выводу, что пара из них вышла бы идеальная. Дарина бы сказала, что они — настоящие соулмейты, родственные души и все-все в этом роде. Антон с аллергией на рис, плюс Арсений, имеющий к рыбе отношение резкое и негативное — идеальный концепт. Сложив, уже понятно, что нелюбовь к роллам у них будет обоюдной. В кафе тепло и уютно, а ещё можно смотреть на людей за стеклом, на холоде и тихо злорадствовать — им-то наверняка там холодно и морозно. Но сейчас им вообще не до этого. Антон пьёт свой кофе, случайно пачкает нос, подбородок и щеки в посыпку от пончика. Арсений смеётся с него — уже в который раз — и стирает её большим пальцем, а после безо всякого стеснения тырит у него из пачки картофель-фри, несмотря на то, что у самого лежит ещё половина порции. — Э! Так дела не делаются, — возмущается Антон и легко щелкает его по носу, на что тот очаровательно морщит нос, фырчит и украдкой ворует ещё одну картофелину, сразу же запихивая её в рот, как будто бы в ином случае отберут. — Это у тебя не делаются, а у меня — да, — заявляет Арсений с лисьей улыбкой и чувствует себя самым настоящим победителем, когда Антон безо всякого боя сдаётся и сам кормит его своей же картошкой. Арсений нащупывает под столом его ладонь — «хватит мацать меня за коленку!» (Антон не против на самом деле) — и накрывает её своей, переплетая с ним пальцы. Теперь в мире становится на одного счастливого Антона Шастуна больше. Арсению как будто хочется его трогать - Антон никогда не думал, что человек может быть настолько тактильным. Случайно касаться своей рукой его, прижиматься плечом к плечу, так, словно места ну вообще не хватает, обнимать за плечи, елозить носом по шее, гладить ладонью по щеке, трогать, трогать, трогать, нарушая его личное пространство. За все время Арсений позволяет себе только первые два пункта, остальные решает отложить на потом (в том, что это самое «потом» будет, он даже не сомневается). По итогу Антон оказывается зажат в самый угол дивана и это при том, что рассчитан он на трёх, а то и на четырёх человек. Возражать ему, конечно, не в пору. Антон, если честно, совершенно не против происходящего. Все это кажется ему таким невозможным, дурацкой фантазией, красивым сном. Но Арсений вполне себе осязаемый и щипается больно — не сон. Они долго спорят, кто кого будет провожать. Чтобы не ссориться, кидают монетку — выпадает орёл. Антон торжествует своей неожиданной удаче и провожает Арсения до самого подъезда. Вот тут-то становится неловко. Арсений обнимает его перед уходом крепко, даже позволяет себе, привстав чуть на носочки, целомудренный поцелуй в щеку. Антон молчит, держит его за талию двумя руками, улыбается. Арсений снова так близко. У него холодный нос, красные от мороза и смущения вместе щеки и глаза красивые, очень-очень. Свет фонаря тусклый, но Антону все равно удается разглядеть черты его лица детальнее. Они стоят буквально нос к носу. Арсений все ещё на носочках, Антон чуть к нему наклонившись. Момент кажется слишком интимным для первого свидания, слишком сокровенным. Воздух морозный и слишком наэлектризованный, сердце в груди стучит о ребра оглушительно громко, Антон даже дыхание задерживает, боясь сделать один лишний выдох и всю атмосферу спугнуть. Арсений нерешительно подаётся вперёд, прижимается своими губами к его, целует и зарывается пальцами в чужие волосы, а холодным кончиком носа случайно сталкивается с такой же холодной щекой. Губы у него сухие, чуть потрескавшиеся от мороза. У самого Антона также, и он отвечает неумело — опыта в этом плане немного. У него были невинные и быстрые «чмок» в губы — без языка, да и не дольше секунды, были засосы по приколу и интереса ради. Но с Арсением-то все не так. С ним хочется медленно и чувственно, хочется растягивать и смаковать момент, а торопиться не хочется. Рука Арсения сползает на шею, ближе к загривку, и Антон прижимает его ближе к себе, а поцелуй выходит жутко неуклюжим и со стороны, наверное, смешным: оба не знают, куда деть языки, а зубы представляют собой огромную помеху. Даже большую, чем носы. Антон решает больше не верить фильмам про подростковую любовь — ну не могут быть первые поцелуи такими супер-пупер идеальными, как там. Арсений хихикает, когда они случайно сталкиваются носами, и приходится чуть отстраниться. У Антона нелепо растрёпаны волосы, у Арсения на нижней губе чуть заметны следы от случайных шастуновских укусов. Он молчит, глупо улыбается, смотрит на Антона, руки в карман прячет — пальцы на морозе коченеют быстро. Тот думает, что он, Арсений, такой красивый, что просто пиздец, невыносимо же с ним таким быть рядом, а ещё о том, что мама звонит всегда очень не вовремя. Телефон настойчиво вибрирует в кармане уже который раз и прекращает только спустя пятнадцать секунд. —Меня дома прибьют, — оправдывается Антон, топчась на одном месте. Он не знает, на сколько просрочил своё возвращение домой — на час, полтора, на два или больше. Не знает, сколько пропущенных висит от родителей. Арсений понятливо кивает, вздыхает, а Антону напоследок удаётся урвать ещё один поцелуй и мазнуть губами по его щеке. И для того, чтобы окончательно закрепить за этим свиданием статус идеального, этого хватает сполна. Уже дома Антон виновато улыбается родителям, шмыгая носом — не улыбаться у него попросту не выходит. Оправдывается за пропущенные звонки, за то, что явился так поздно, что волноваться заставил и после, как кот накормленный досыта сметаной, довольный шлепает в свою комнату, под одеяло — отогреваться. В телефоне у него висит около десяти сообщений, одно из них от Арсения с вопросом о том, дошел ли он домой, и пожеланием хорошего сна, остальные от Димы, Иры и Дарины. Последних много и отвечать на них прямо сейчас – занятие утомительное. Он отвечает на первое, Арсению, отложив остальное до завтра. Подумав, уточняет на всякий о статусе их теперешних отношений. 23:35. Арсений Попов: Друзья с привилегиями, конечно. О чем вообще речь? Целовались же мы как друзья;) И в следующий раз это делать будем тоже по-дружески))23:36. Антон Шастун: Дурак
23:36. Арсений Попов: Сам дурак И на этой ноте разговор можно считать закрытым.